Тупоконечники и остроконечники

Однако рецессии все же происходят. Почему же? В 1970-х годах ведущий на тот момент «пресноводный» экономист, Нобелевский лауреат Роберт Лукас, утверждал, что причинами рецессий становилась временная путаница: рабочие и компании не могли сразу осознать глобальные изменения в уровне цен в их конкретном бизнес-контексте из-за инфляции или дефляции. И Лукас предупреждал о том, что любая попытка борьбы с деловым циклом будет контрпродуктивной: политика активизации экономики только приведет к большему хаосу. При этом в 1980-х годах даже очень ограниченное согласие с идеей, что рецессии – это плохо, было отвергнуто большинством «пресноводных» экономистов. Вместо этого новые лидеры движения, особенно Эдвард Прескотт, тогда работавший в университете Миннесоты (на территории этого штата более 10 000 пресных озер), говорил, что колебания цен и уровня спроса на самом деле никак не были связаны с деловым циклом. Более того, деловой цикл отражает колебания в уровне технологического прогресса, которые усилены рациональной реакцией работающих, так как они склонны работать больше, когда условия работы благоприятны, и меньше – когда они неблагоприятны. Безработица, в рамках этой концепции, – добровольное решение рабочих сделать перерыв. В таких терминах вся идея кажется идиотской – получается, что Великая депрессия на самом деле была Великим отгулом? По правде говоря, мне кажется, что идея действительно глупая. Но основная предпосылка «реального делового цикла» Прескотта была обоснована сложными математическими моделями, наложенными на реальные данные с помощью сложных техник из арсенала статистики, поэтому теория стала самой влиятельной в преподавании экономики во многих университетах страны. В 2004 году вследствие популярности теории Прескотт получил свою Нобелевскую премию вместе с Финном Кидландом из Университета Карнеги-Меллона. Когда «пресноводные» экономисты были пуристами, «приморские» склонялись к прагматике. Такие экономисты, как Грегори Мэнкью из Гарварда, Оливье Бланшар из MIT и Дэвид Ромер из Университета Калифорнии в Беркли признавали, что сложно примирить с неоклассической теорией кейнсианский подход к рецессиям. Им слишком сложно было отвергнуть доводы в пользу того, что рецессии на самом деле являются следствием изменения спроса. Поэтому они были готовы отказаться от гипотезы о совершенных рынках или о совершенной рациональности, или от обеих гипотез. И добавить достаточно несовершенства, чтобы получить более или менее кейнсианский взгляд на рецессии. С точки зрения «приморских» экономистов, активный подход к борьбе с рецессиями был желателен. Но все же те, кто называли себя неокейнсианцами, подверглись обаянию теории про рациональных индивидов и совершенные рынки. Они старались сделать так, чтобы их отклонения от ортодоксальной неоклассической теории были минимальны. Это означало, что в лидирующих моделях экономики не было места для таких понятий, как «пузыри» и «крах банковской системы». Тот факт, что подобные вещи в реальном мире все же происходят (к примеру, в большей части Азии в 1997 – 1998 гг. был ужасный финансовый и макроэкономический кризис, и в Аргентине в 2002 году был экономический спад масштаба депрессии), никак не отражался в мэйнстриме неокейнсианской экономической мысли. Можно подумать, что из-за различий в воззрениях между «пресноводными» и «приморскими» экономистами, они должны были бы постоянно «бодаться» друг с другом относительно экономической политики. Однако, удивительно, но в период между 1985 и 2007 годами споры между ними, в основном, были теоретическими и никак не отражались на принятии решений. Причина, как мне кажется, была в том, что неокейнсианцы, в отличие от реальных кейнсианцев, не считали, что фискальная политика – изменения в государственных расходах или налогах – может применяться для борьбы с рецессиями. Они считали, что монетарная политика, управляемая технократами из Федерального резерва, может обеспечить здоровье экономики. На праздновании 90-летнего юбилея Милтона Фридмана Бен Бернанке, который ранее был профессором в Принстоне (и в целом неокейнсианцем по взглядам), а к тому времени ставший членом правления Федеральной резервной системы, заявил о Великой депрессии следующее: «Вы правы. Это мы ее допустили. Мы очень виноваты. Но, благодаря вам, ничего подобного никогда не повторится». С его точки зрения, все, что нужно, чтобы избежать депрессий, – мудрый Федеральный резерв. И до тех пор, пока руль макроэкономики был в руках маэстро Гринспена – без кейнсианских программ стимулирования – «пресноводным» экономистам не на что было жаловаться. (Они не верили, что монетарная политика приносит какую-то пользу, но и не считали, что от нее может быть серьезный вред.) Понадобилось случиться кризису, чтобы вскрылось, как мало общего во взглядах обеих школ.