Cherepanova_Zagovor_naroda / И. Черепанова Заговор народа

51

проблему самостоятельно, купив себе квартиру, нет смысла: проживают в них в основном люди малоимущие, пенсионеры.

Как сообщила начальник отдела по приватизации жилой площади, учету и распределению жилья администрации города Лилия Половодова, сегодня в Перми числится 437 ветхих муниципальных домов, требующих сноса. В них живут 5366 семей, 1653 из которых стоят в районных администрациях в очередях на получение нового, современного жилья. Остальные в очередь не спешат, надеясь, что их дома рано или поздно попадут под снос. В противном случае, уверены они, квартиры все равно не дождаться — уж слишком медленно движется очередь.

Приведенные цифры характеризуют состояние дел на первое января 2000 года. За истекшие 10 месяцев ситуация почти не изменилась — муниципального жилья в этом году еще не сдавалось. Лишь к концу года будет готов к заселению дом по улице Пушкарской, 90. Квартиры в нем получат 80 семей, обитающих ныне в ветхом жилье и состоящих на учете. В городе существует программа сноса аварийных домов. 29 семей из 120, проживающих в 20 таких зданиях, уже выселены, да 41 семью расселили предприятия, строящие так называемое ведомственное жилье. Но, к сожалению эти цифры погоды не делают, с такими темпами процесс растянется не на одно десятилетие.

Было время, город строил жилье массово, застраивались целые микрорайоны — Парковый, Садовый. Увы, все это осталось в прошлом. В середине 90-х годов не было сдано ни одного муниципального дома, и лишь в 1998 году строительство жилья для очередников возобновилось. Но, как уже говорилось, темпы его крайне неудовлетворительны. Причина известна — недостаток средств, выделяемых на эти цели из городского бюджета.

В управлении капитального строительства администрации города сообщили: под застройку в 2000 году выделены несколько площадок в отдаленных районах — три в Орджоникидзевском и одна в Кировском. На площадках Орджоникидзевского района — на Гайве, в Левшино и на КамГЭСе — могут быть построены около 130 тысяч квадратных метров жилья, которое получат очередники, в том числе

иживущие в ветхих домах. Все площадки выставлены на конкурс, и его победители смогут приступить к проектно-изыскательским работам. Но, как говорят сами сотрудники управления, дома могут получиться «золотыми», то есть будут иметь непомерную цену — например, дом на Гайве. В стоимость квадратного метра войдет и стоимость инженерных сетей — водопровода, канализации, газопровода

ипрочих коммуникаций. На Гайве их надо строить, что называется, «с нуля», на площадках других микрорайонов они нуждаются в реконструкции. И это — одна из причин того, почему потенциальные застройщики не «идут» в отдаленные районы.

Впрочем, в реконструкции нуждаются и сети в центральных районах города — имеющиеся работают на пределе возможностей. А значит, скоро и в центре не останется площадок, где можно строить жилье с минимальными затратами. Не зайдет ли процесс жилищного строительства в тупик? Наверное, в погоне за решением текущих задач — расселением ветхого жилья, — не нужно забывать и о перспективе. Надо строить новые и реконструировать существующие сети. Да, это стоит денег, и немалых. А о том, где их взять, должна позаботиться городская администрация, нового главу которой нам вскоре предстоит выбирать».

Фоносемантика текста: устрашающий (18,32), зловещий (14,77), тяжелый (13,81), угрюмый (10,39). Ориентация на жесткое кодирование. Средняя длина слова в слогах: 2,71. Ритмичность низкая. Доля высоких звуков: 52,80%.

Цветовые ассоциации: голубой (30,41), белый (8,33), синий (4,05). Золотое сечение: «Причина известна — недостаток средств, выделяемых на эти цели».

Как видим, случай прямо противоположный первому — клинический. Боевой настрой автора совершенно неуместен для решения поставленных целей. Такой текст бесполезно править, его следует просто забраковать.

Обратимся к анализу непосредственно политических материалов.

Если выше речь шла о так называемых «фоновых» сообщениях, то сейчас рассмотрим варианты «цензуры» материалов собственно агитационных. Так, обратимся к одной из предвыборных газет и проанализируем включенные в нее материалы.

1) Достаток — людям, порядок — власти!

Дорогие земляки!

Я, Павел Викторович Анохин, кандидат в губернаторы Пермской области предлагаю Программу развития Прикамья.

Поручите мне выполнить ее — и область сможет в полной мере воспользоваться богатствами своих недр и возможностями хозяйства.

52

Что я сделаю в первую очередь?

1. Наведу порядок во власти.

Союзу власти и олигархов — не быть!

2.Все природные ресурсы Прикамья — должны принадлежать пермякам!

3.Покончу с диктатом монополий, эксплуатирующих ресурсы Прикамья. Это значит:

•честная конкуренция в добывающих отраслях хозяйства;

•жесткий контроль за балансом ввоза и вывоза нефтепродуктов в области и ростом цен на ГСМ;

•установление барьеров на пути вывоза капитала из области;

•расследование нефтегазовых махинаций и наказание виновных.

4.Экономике Прикамья — выгодные инвестиции, приток денежных ресурсов.

Я знаю, как наполнить хозяйство области необходимыми финансовыми средствами.

5.Бюджетникам — уровень зарплаты работников добывающих отраслей!

6.Отменю налог с продаж для предприятий малого бизнеса, предоставлю доступные кредиты.

7.Добьюсь подъема коллективных хозяйств на селе.

8.Главная задача — обеспечить достойную жизнь пермякам!

Для этого нужно:

•дешевое муниципальное жилье — каждой семье со средним достатком.

•нет — росту всех тарифов на коммунально-бытовые услуги.

•признать статус малоимущих.

•оказать всемерную поддержку культуре, в том числе и на селе.

•все льготы в области — под жесткий контроль!

•дотации учреждениям образования.

•молодежи и всем нуждающимся — рабочие места

•ликвидировать уличную преступность.

•начать настоящую борьбу с наркоманией; наркоторговцев — за решетку!

•судьбу каждого призывника из Прикамья — под личный контроль губернатора.

•принять и реализовать Программу экологической безопасности Пермской области.

Прикамье — наша Родина! Мы все разные, но у нас общая земля и общее небо! Только вместе мы сможем изменить жизнь к лучшему!

Ваш Павел Анохин

Фоносемантический анализ: Текст суггестивно нейтральный.

Средняя длина слова в слогах: 2,79. Ритмичность низкая. Доля высоких звуков: 51,84%.

Цветовые ассоциации: голубой (12,93), сиреневый (5,73), зеленый (2,25), красный (1,94), серый

(1,55), синий (1,52), желтый (1,07).

Золотое сечение: «для этого нужно».

Как видим, этот текст суггестивно нейтральный, с преобладанием жестких признаков. Есть серьезные замечания и к стилевым особенностям данного текста. С позиции редактора, заинтересованного в победе, следовало бы отправить этот текст на «радикальную переработку», либо просто забраковать. В приведенном виде это скорее антиреклама, чем реклама.

2) Дорогие мои земляки!

Обращение Павла Анохина к жителям Прикамья

Прежде всего, я благодарю всех своих земляков, которые поставили подписи в поддержку моего выдвижения кандидатом в губернаторы нашей области. Я очень дорожу вашим доверием и ни при каких обстоятельствах не предам интересов пермяков.

Почему я принял решение стать губернатором?

Жизнь показала, что у нас сегодня нет сильного объединяющего лидера, которой ставит интересы региона выше выгоды узких групп и кланов. Идет «перетягивание каната» между городским и областным бюджетами — ив итоге страдают оба. Руководители города и области наперебой предлагают нефтяным, газовым и прочим олигархам особо выгодные условия выкачивания пермских ресурсов в обмен на их политическую поддержку.

Мы все устали от скандалов с «семьей» и череды уголовных дел против людей, облеченных властью.

У нас есть таланты и трудолюбие, у нас есть драгоценные недра — но мало порядка во власти. Кор-

54

Хочу еще раз обратить ваше внимание на то, что форма и содержание текста неразрывно связаны. Слабый в смысловом содержании текст имеет, как правило, нейтральные или жесткие фоносемантические признаки. И наоборот. По мере совершенствования, текст приобретает мягкую суггестивную энергию. Поэтому «порождение» мягких текстов — более сложный процесс, чем «отписки» в виде нейтральных текстов или «злопыхания» в виде жестких. Но и влияние «мягкого кодирования» на изменение установок несоизмеримо больше.

Повторю, что на этапе общей экспертизы не имеет смысла производить анализ показателей более сложных уровней языка. Такой анализ уместен при проведении специальных исследований (например, сравнительного анализа массивов текстов конкурирующих между собой политиков).

Программа «Экспертиза текстов внушения» также имеет следующие функции (не рассмотренные в этой главе):

•расчет индексов Мистрика (см. главу 1),

•моделирование слов по заранее заданной программе;

• частотный словарь языка творческого бессознательного (постоянно дополняется);

•сравнение показателей с аналогичными показателями универсальных суггестивных текстов и личных мифов;

•анализ воздействия текста и слова на ритмы мозга.

Вы можете сравнить результаты анализа своих текстов с аналогичными параметрами универсальных суггестивных текстов и личных мифов. Для справки предлагаю воспользоваться следующими таблицами.

Индексы лексических единиц и средняя длина слова в слогах

Грамматический состав славянских универсальных суггестивных текстов и личных мифов (в % )

55

ГЛАВА 3.

ПОДВИЖНИКИ СРЕДИ НАС. ВЕРБАЛЬНАЯ МИФОЛОГИЗАЦИЯ ЛИЧНОСТИ (ВМЛ)

Подвижник — доблестный делатель.

Чье правое дело, тот говори смело.

Затянул песню, так веди до конца.

Смело веди: куда-нибудь да доведешь.

В. Даль. Толковый словарь

Согласно «Толковому словарю живого великорусского языка», «обстоятельство» есть «побочный случай, происшествие и отношения, совместные с каким-либо делом, связь или сцепление постороннего дела с тем, о коем идет речь». И здесь же примеры: «Обстоятельства не дали мне свободы действий»; «Это обстоятельство вынудило меня изменить свои намерения». Такова позиция большинства

— побочные случаи творят нашу жизнь.

Но есть и другое мнение. «Не обстоятельства творят человека, а человек творит обстоятельства», — говорил британский политик и писатель Бенджамин Дизраэли. Иными словами, главное обстоятельство победы — это сам человек. И в самом сердце (корне) слова «обстоятельства» эта мысль затаилась. Потому что «обстоять» значит «отстаивать, заступаться и защищать, оправдывать, править». «Обстаивать права свои, дело свое» способен только настоящий «обстойщик» (заступник) и «самоотверженец».

Наверное, в каждом обыденном слове есть своя тайна, в каждом тексте — потенциальная суггестивность, в каждой личности — способность стать героем и вождем. Но не каждая песчинка становится жемчужиной, не каждый человек обретает свой миф и становится лидером. Побеждает лишь тот, кто сможет вобрать в себя всю скрытую силу массы — красную энергию, измененное состояние сознания и, наконец, невероятную целеустремленность и самоотверженность. «Каждый мог бы стать таковым, но почти никто таковым не является», — сказал Гофмансталь.

Как уже отмечалось в главе 1, по результатам теста Майерс — Бриггс только 12% людей обладает так называемым Прометеевским темпераментом. Эти люди обладают холистическим мышлением, будучи в силах использовать ресурсы левого полушария (ответственного за речевые, вычислительные, логические и микро-ориентационные операции), в то же время загружая правое (ответственное за невербальные, зрительно-пространственные, макро-ориентационные интуитивные операции и перцепцию — восприятие).

Прометеи используют левое полушарие для осознания объективного и количественного, а правым осмысливают субъективное и качественное. Великие творцы в состоянии подавить свою размеренную, аналитическую «левую» натуру, чтобы дать волю натуре творческой, где доминирует правое полушарие.

Забегая вперед, обратимся к массам. «Толпы обладают веществом и формой. Они состоят из людей внушаемых и поляризованных, податливых и изменчивых, подверженных случайностям внешнего мира. Их форма — прочные верования, догматические по своей природе, по необходимости утопические, сходные с религией. Толпы соединяют, таким образом, то, что есть наиболее примитивного в человеке, с тем, что есть наиболее постоянного в обществе. Именно здесь и кроется проблема: каким образом форма воздействует на вещество? ...Согласно схеме Аристотеля, необходим третий член силлогизма — демиург, творец, способный соединить их вместе и сделать из них произведение искусства: столяр, превращающий дерево в стол; скульптор, отливающий из бронзы статую, музыкант, который переводит звук в мелодию.

Таким демиургом и является вождь. Он превращает внушаемую толпу в коллективное движение, сплоченное одной верой, направляемое одной целью. Он — художник общественной жизни, и его искусство — это правление, как столярное мастерство — искусство столяра, а ваяние — искусство скульптора. Именно он формирует массу, готовит ее к идее, которая наполняет эту массу плотью и кровью. В чем секрет искусства вождя? В глазах массы он воплощает идею, а по отношению к идее — массу, и в этом обе искры его власти.

56

Он осуществляет власть, опираясь не на насилие, имеющее вспомогательное значение, а на верования, которые составляют главное. Ведь и скульптор проявляет свой талант не тем, что с помощью молотка и стамески разбивает камень, а тем, что создает из него статую».

Иными словами, для толпы вера является тем, чем атомная энергия — для материи: наиболее значительной и едва ли не самой ужасающей силой, которой мог бы располагать человек. Вера активно действует, и тот, кто ею владеет, обладает возможностью превратить множество скептически настроенных людей в массу убежденных индивидов, легко поддающихся мобилизации и управляемых.

Согласно словарю В. Даля, первое значение слова «вера» — «уверенность, убеждение, твердое сознание, понятие о чем-либо, особенно о предметах высших, невещественных, духовных». Недаром в русском народе говорят: «С верой нигде не пропадешь.// Вера спасает.// Вера и гору с места сдвинет.// Веру к делу применяй, а дело к вере.// Не та вера правее, которая мучит, а та, которую мучат.// Мера всякому делу вера».

Идеи управляют массами, но масса с идеями неуправляема. Чтобы сделать идею материальной, преобразовать рациональные взгляды отдельных людей в действие всеобщей страсти, необходима особая категория людей: выходцев из толпы, захваченных верой, более и ранее других загипнотизированных общей идеей; Составляя единое целое со своей идеей, они превращают ее в страсть. (Напомню, что по другой теории — В. М. Бехетерева, — герои не выходят из толпы, а сами ее создают).

Ле Бон пишет: «Вождь чаще всего сам был загипнотизированным идеей, ее последователем, апостолом которой он становится позже. Она им овладевает до такой степени, что все, помимо нее, утрачивается, и что любое противоположное мнение кажется ему ошибкой и суеверием. Таков Робеспьер, загипнотизированный своими химерическими идеями и использовавший методы Инквизиции, чтобы их пропагандировать».

Подобные люди, больные страстью, полные сознания своей миссии, аномальные, с психическими отклонениями. Они утратили контакт с реальным миром и порвали со своими близкими. Значительное число вождей набирается среди невротизированных, перевозбужденных, полусумасшедших, которые находятся на грани безумия. Какой бы абсурдной ни была идея, которую они защищают, любое рациональное суждение блекнет перед их убежденностью. Презрение и гонения лишь еще больше возбуждают их. Личный интерес, семья — все приносится в жертву. Инстинкт самосохранения у них утрачивается до такой степени, что единственная награда, которой они домогаются, — это страдание. О том же пишет Ле Бон: «Полусумасшедшие, как Пьер Лермит и Лютер, потрясли мир». Вторит ему американский актер Питер Устинов: «Будь у героев время подумать, героизма вовсе бы не было».

Лидеры — своеобразный сгусток (центр) толпы. Но они также и радикально от нее отличаются своей несравненной энергией, своим упорством и твердостью. Именно это безмерное упрямство, это стремление идти к цели можно считать признаком их «безумия». Здоровый, нормальный человек относительно легко идет на компромиссы ради безопасности (своей и близких). Вождю же необходимо быть человеком веры до крайностей, до коварства. Поскольку большинство людей непостоянны в своих убеждениях, то с появлением такого вождя всякая неуверенность исчезает. Любое его действие нацелено на достижение триумфа — доктрины, религии, нации — любой ценой. Другие люди покоряются ему и выполняют свой долг.

Любой великий вождь — фанатик. Массы заражаются фанатизмом с поразительной легкостью. Несокрушимая уверенность в себе фанатиков порождает безмерное доверие других. Они говорят себе: «Он знает, куда идет, тогда пойдем туда, куда он знает». Громкие раскаты его речи непреодолимо влекут их. Когда он говорит языком силы, озаренной светом веры, все его слушатели покоряются. «Религиозный человек думает только о себе», — утверждает Ницше. — В «Я» заложена его идея».

Контраст между вождем и просто политическим деятелем блестяще описан историком Французской революции Фюре: «Тогда как Мирабо или Дантон, другой виртуоз революционного слова выглядят ораторами-лицедеями, мастерами двуязычия, Робеспьер — это пророк. Он верит во все, что говорит, и выражает это языком Революции; ни один современник не пронес через себя такого, как он, идеологического воплощения революционного феномена. Можно сказать, что у него нет никакой дистанции между борьбой за власть и борьбой за интересы народа, которые совпадают по определению».

Таким образом, здесь можно видеть слияние индивидуальной судьбы и судьбы толпы, идеи и общества, власти и веры. Смысл властной миссии, призвания, первое качество вождя — амбиция, его непреодолимая жажда вырваться вперед. Вождь, загипнотизированный верой, идет навстречу толпам открыто, лицом к лицу. Ему не чужды закулисные махинации, силовые компромиссы, коварство власти. Но самая большая его уловка состоит в том, чтобы делать то, что он говорит, следовать своим путем до конца, когда никто на это не надеется, не считая его таким безрассудным, каким он на самом деле является.

Второе качество вождя проявляется в преобладании смелости над интеллектом. Людей, способных

57

поразмыслить над задачей, рассмотреть проблему со всех точек зрения, дать объяснения и предложить решение в политике, как и везде, достаточно много. Они представляют собой прекрасных советников, строгих экспертов и грозных исполнителей. Но верная теория ничего не значит без воли к действию, умения увлечь людей. В решающие моменты смелость, а значит, характер берет верх над интеллектом. Слова Ле Бона: «Вождь может быть порой умным и образованным, но в целом это ему скорее бесполезно, чем полезно. Обнаруживая сложность вещей, позволяя объяснить и понять их, ум проявляет снисходительность и существенно ослабляет интенсивность и действенность убеждения, необходимого проповеднику. Великие вожди всех эпох, главным образом, революционных были людьми ограниченными и, однако, совершали великие деяния».

Вот неизменный постулат: не бывает слишком много характера, то есть силы, но можно обладать избыточно большим умом, то есть слабостью, которая обескровливает отвагу и рассеивает ослепление, необходимое, чтобы действовать. Вспомним Грибоедова «Горе от ума», известную поговорку «Все понять — значит все простить» или библейское «Во многой мудрости много печали»...

Так, по сравнению с другими руководителями, великими ораторами как Зиновьев и Троцкий, блестящим теоретиком Бухариным, Сталин слыл за личность неприметную, с посредственным интеллектом. Он обладал только элементарными познаниями в области истории, литературы и марксизма. Его тексты были совсем не оригинальны, выдавая ограниченность ума, к тому же ему недоставало полемического дара. Врачи даже считали его психически больным: диагностировали паранойю.

Но блеск ума и обширность знаний стали ограничениями не для Сталина, которому их недоставало, а для Троцкого, который был ими щедро наделен; они сделали его нерешительным в критические моменты, склонным к компромиссам и к ложным расчетам. Один из сторонников Троцкого, Иоффе, признавался ему в этом перед самоубийством в одном из писем: «Я всегда думал, что вам недостает ленинского характера, непреклонного и неуступчивого, этой способности, которой обладал Ленин, держаться одному, оставаться одному на пути, который он считал верным... Вы часто отказывались от вашего собственного правильного взгляда, чтобы прийти к соглашению или к компромиссу, значимость которых вы переоценивали».

История подтверждает теорию: идеальный для психологии толп вождь идет в своем «безумии» до конца. Он взбирается на вершину. Он выполняет миссию. В нем толпа признает единственного Героя и покоряется его околдовывающей личности: Робеспьеру, Наполеону или Магомету. Что же привлекает массу и отличает вождя от обычного человека? «Это, конечно, не дар слова, не физическая сила, не ум, не красота или молодость. Многие вожди лишены этих качеств. Да, несмотря на неприятную внешность, корявую речь, посредственный ум, они властвуют и очаровывают. Ведь должен существовать некий знак избранности, особый стигмат, делающий из человека повелителя толп.

Признак, который светится через веру и мужество, неопределимую, но действенную черту вождя С. Московичи называет авторитетом. Речь идет о «таинственной силе, некоем колдовстве, наполняющей восхищением и уважением, парализующей критические способности». Человек, обладающий ею, осуществляет неотразимое воздействие, естественное влияние. Одного его жеста или одного слова достаточно, чтобы заставить повиноваться, добиться того, для чего другим бы потребовалась армия в состоянии войны, бюрократия в полном составе. Ганди достаточно было произнести короткую речь перед вооруженной и перевозбужденной толпой, за которой стояли миллионы людей, чтобы успокоить и разоружить ее.

Этот дар — основное преимущество вождя, а власть, которую он ему дает, кажется демонической. Гете видел этот демонический элемент «в Наполеоне настолько действенным, как может быть в Последнее время ни в ком другом». Авторитет объясняет господство, которое тот имеет над своим окружением, и его влияние на Движение мнений. Он придает ему ореол: каждый жест восхищает его приверженцев, каждое слово околдовывает аудиторию. Толпа магнетизируется его присутствием, напуганная и очарованная одновременно, загипнотизированная его взглядом. Она замирает, она послушна. Как и гипнотизер, вождь является мастером взгляда и художником глаз, инструментов воздействия.

Глаза самого Гете, говорил Гейне, были «спокойны, как глаза бога. Впрочем, признаком богов является именно взгляд, он тверд, и глаза их не мигают с неуверенностью». Это, конечно, не случайно, замечает он также, что Наполеон и Гете равны в этом смысле. «Глаза Наполеона тоже обладали этим качеством. Именно поэтому я и убежден, что он был богом».

Авторитет у вождя становится гипнотической силой, способностью воздействовать на толпу: диктовать ей свою волю и передавать свой идефикс. Он заставляет ее делать то, что она не желала и не думала делать, остановиться или идти, разрушать или сражаться. И он делает это абсолютно один, нужно добавить, голыми руками, без видимой внешней помощи. Он не опирается ни на какую силу физического подавления».

Такой демонстрацией авторитета можно считать возвращение Наполеона с острова Эльба. Вот оди-

58

нокий и побежденный человек, лишенный союзников и средств, который с горсткой верных ему людей высаживается в стране, где мир восстановлен, где король привлек к себе значительную часть буржуазии, полиции и армии. Ему достаточно показаться и быть услышанным, чтобы все перед ним отступили. Перед ореолом Наполеона пушки короля умолкли, его войска рассеялись. Шатобриан следующим образом описывает возвращение вождя: ошеломленный народ, исчезнувшая полиция, пустота вокруг его гигантской тени: «Его очарованные враги ищут его и не видят, он прячется в своей славе, как лев в Сахаре прячется в солнечных лучах, чтобы скрыться от взоров ослепленных охотников. В горячем смерче кровавые фантомы Арколя, Маренго, Аустерлица, Йены, Фридлянда, Эйлау, Москвы, Лютцена, Бау-цена составляют его кортеж из миллиона мертвецов. Из недр этой колонны огня и дыма при входе в города раздаются звуки трубы, смешанные с трехцветными императорскими штандартами — и ворота городов открываются. Когда Наполеон перешел Неман во главе четырехсот тысяч пехотинцев и ста тысяч лошадей, чтобы подорвать царский дворец в Москве, он был менее удивителен, чем когда, прервав ссылку, бросив свои цепи в лицо королям, он пришел один из Канн в Париж, чтобы мирно почивать в Тюильри».

Итак, в авторитете слиты два качества вождя: его сияющая убежденность и упрямая отвага.

С. Московичи так же, как и генерал Де Голль, разграничивает авторитет должности (передаваемый по традиции) и авторитет личности (независимый от всяких внешних признаков власти или места). В стабильных и жестко иерархизированных рангами, титулами и т. п. обществах прошлого преобладал должностной авторитет. Все, в прямом смысле слова, склонялись перед фамилией с частицей, перед армейским или церковным званием, наградами или униформой. Сейчас ситуация изменилась. Единственным авторитетом, которым можно воздействовать на массы, становится авторитет личности. Он целиком исходит от личности, которая с первого слова, с первого жеста или даже самим своим появлением очаровывает, притягивает, внушает.

Авторитет основан на даре — способности, которой некоторые люди наделены, как другие способностями рисовать, петь или разводить сады. Но дар — это не наследство, над ним нужно работать, направлять его, разрабатывать, пока он не станет истинным талантом, социально полезным и применимым.

«Это ремесло заключает в себе несколько простых правил: осанка, точный и повелительный стиль речи, простота суждения и быстрота решений — вот главные составляющие воспитания вождей. Поскольку речь идет о толпах, нужно добавить способность уловить и передать эмоцию, привлекательность манер, дар формулировки, которая производит эффект, вкус к театральной инсценировке — все, что предназначено для разжигания воображения. Примененные разумно, эти правила порождают подражание, возбуждают восхищение, без которого нет управления.

Кроме того, авторитет, понятый таким образом, нуждается в сохрании определенной дистанции, покрова тайны. Расстояние, отделяющее его от толпы, пробуждает в ней чувство уважения, покорной скромности и возводит вождя на пьедестал, воспрещая делать обсуждения и оценки. Даже если он представляет социалистическую власть, то и тогда заботится о том, чтобы не было фамильярности: «Тито, — пишет один старый соратник руководителя югославской коммунистической партии, — заботливо оберегал свою репутацию. Он держал на расстоянии самых близких своих товарищей, даже в состоянии возбуждения, которое на войне дает близость смерти или победы».

Понятно, что это желание отдалиться от своих приближенных у вождя, вышедшего из толпы, соответствует желанию порвать с прошлым. Отделяясь от своих соратников, он превращает отношения взаимности в подчинение, отношения равенства в неравенство. Став властителем, будь то Наполеон или Сталин, он не знает больше друзей, у него есть только подчиненные или соперники. Огромная пропасть, которую он создает, способствует этому изменению. В противном случае он не будет свободен в своих решениях, не сможет руководить по своему усмотрению.

«Я был вынужден, — признался однажды Наполеон своему биографу Лас Казу, — создать вокруг себя ореол страха, иначе, выйдя из толпы, я имел бы много желающих есть у меня из рук или хлопать меня по плечу».

Одиночество человека у власти проистекает, без сомнения, из этого разрыва и отказа от взаимности в мире, где ему больше нет равных. На вершине пирамиды есть место только для одного. Одиночество, необходимо, чтобы подчеркнуть авторитет вождя, создать вокруг него атмосферу тайны, питающей все иллюзии. Так, массы могут награждать его всеми желаемыми качествами. Поддерживать ощущение загадочности, возбуждать любопытство по поводу своих намерений особенно необходимо вождю в решающие моменты. Шарль де Голь возводит это в принцип: «Авторитет не может обходиться без тайны, поскольку то, что слишком хорошо известно, мало почитается». Проще говоря, не существует великого человека для его камердинера.

Завеса тайны, скрывающая его, всегда украшена какими-то представлениями, как театральный занавес масками и драматическими сценами. Все это позволяет показать его в благоприятном свете. Его

59

внешность, личность, жизнь защищены экраном незнания, искусно камуфлирующим его предпочтения, действительные увлечения, чувства, болезни. Вильсон, близкий к безумию, и Помпиду при смерти продолжали, однако, управлять: один — Соединенными Штатами, другой Францией. Своей связностью, иллюзорной силой эти образы, распространяемые таким способом, внушают страх, пресекают любую дискуссию. Это условие авторитета. Поскольку «оспариваемый авторитет — это уже больше не авторитет. Боги и люди, которым удалось надолго сохранить свой авторитет, никогда не допускали спора».

Властители толп пользуются Тайной, чтобы создать впечатление, что они наделены тем, чего масса лишена. Тайна выводит их за рамки обычного, позволяет им делать сюрпризы и устраивать представления, вплоть до инсценировки собственного конца. Вера толпы вынашивает эту тайну, приукрашивает образ, который она хочет себе создать. Загипнотизированная иллюзией, толпа сопротивляется вторжению реальности. Массы и вожди, постоянные сообщники, вместе создают мир видимостей, святая святых их общих верований. Потребность в надежде довершает остальное.

«Сущность авторитета, — заявляет Ле Бон, — состоит в том, чтобы помешать видеть вещи такими, какие они есть, и парализовать суждения. Толпы всегда, да и сами люди чаще всего, нуждаются в готовых мнениях».

Итак, можно сказать, что авторитет по своей сути есть разделяемая иллюзия. Мы захвачены ею, как волшебством чародея. Зная, что это трюк, мы, однако, верим в его магию и позволяем себя покорить.

Добавим: единственные вожди, сохраняющие свой безупречный авторитет и вызывающие безграничное восхищение толп, — это мертвые вожди. Живых боготворят и питают к ним отвращение, любят и ненавидят. «Но мертвым создается безграничный культ, так как они составляют одно целое с коллективной идеей и иллюзией. Они — боги. Именно поэтому мертвые вожди опаснее живых: невозможно бесконечно править в их тени, разрушать их легенду, обожествлять, не ранив самой толпы».

Если сила исключается, а разум неэффективен, настоящему вождю остается третий путь: обольщение. Авторитет обольщает, а вождь — обольститель. Обольщать — значит переносить толпу из разумного мира в мир иллюзорный, где всемогущество идей и слов пробуждает одно за другим воспоминания, внушает сильные чувства. Как это делать подробно рассматривается в книге «Ангельский огонь».

«Поразительный спектакль, несмотря на его банальность: наверху вождь, щедро изливающий свои обещания на толпу, находящуюся внизу, она же дружным хором возвращает ему потоки похвал и клятв, уверяя его, что он уникален, и что давно уже земля не рождала деятеля такого масштаба».

Вождь стремится господствовать над людьми в такой же мере, в какой над ним властвует идея: это первое звено подлинной власти. Это человек, охваченный единственной страстью — ясновидец, упрямец, однобожец, самоотверженец.

Но что же ищут вожди в толпе? Психология масс открывает нам единственную причину, которая господствует над всеми другими: желание авторитета, пробужденного в них всемогуществом верований, которые в итоге их изменяют. Если речь идет о личностях, это могут быть имена Наполеона или Сталина, Иисуса Христа или Карла Маркса, если о функциях, то это будут титулы: генерал, профессор, император или президент. Желание авторитета проявляется в желании известности, от которого никакой человек не застрахован. Отсюда у вождя навязчивая идея присваивать свое имя людям, партии, городам, наукам и т. д. Их число измеряется его влиянием. Отсюда опять же этот вальс имен, когда вождь меняется, отстраняется или умирает.

Ни один вождь не обладает подлинной властью, если никто его самого не ассоциирует с его именем, быть именем и сделать себе имя ничего не значит для разума, но значит все для эмоций. Масса безымянна.

Лидер — зеркало толпы. Восхищаясь им, массы восхищаются собой. Каждый в глубине души чувствует, как он становится маленьким Наполеоном или Эйнштейном. Поэтому сила лидера в том, «чтобы быть правдивым и действовать правдиво. Если он действует по правде, не являясь сам по себе правдивым, его сила утрачивается. Он впадает в иллюзию, что является владыкой, не будучи им в действительности. Таким образом, он теряет силу своего обаяния, весь тот капитал доверия, которое оказала ему толпа.

Восхищайся собой, и тобой будет восхищаться толпа — приблизительно такой совет нужно дать вождю».

В. Даль определяет слово «авторитет» как «свидетельство или мнение известного человека в деле науки, принимаемое слепо, на веру, без поверки и рассуждений».

Термин «авторитет» с точки зрения политического значения соотносится с модным в настоящее время термином «харизма» (по мнению С. Московичи, они взаимозаменяемы с небольшой разницей). В толковом словаре Даля такого слова нет, но есть близкое фоносемантически слово «харица» (один из

60

вариантов слова «харя»).

Для психологии толп авторитет составляет условие всякого могущества, тогда как понятие харизмы, взятое в историческом аспекте, выделяется как его особая форма. Теория авторитета предшествовала, даже вдохновила теорию харизмы. У харизмы больше выражена пророческая сторона, а у автори-

тета — эмоциональная.

В переводе с греческого «харизма» — это милость, благодать, божественная сила, ниспосланная человеку для преодоления греховности и достижения спасения. В традиционном смысле, слово «харизма» относится к священной личности (власть пророка).

Оно определяет догмы религии, связано с благодарностью, которая облегчает страдание; со светом, который исходит на измученное сознание верующего; с живым словом пророка, которое трогает сердца; с внутренней гармонией учителя и его учеников.

Однако выдающийся немецкий социолог Макс Вебер, исследуя в начале нашего века феномен харизмы в общественной жизни, придал ему несколько иное значение. По Веберу, «харизмой следует называть качество личности, признаваемое необычайным, благодаря которому она оценивается как одаренная сверхъестественными, сверхчеловеческими или, по меньшей мере, специфически особыми силами и свойствами, недоступными другим людям». По мнению Вебера, эта благодать присуща вождям, которые очаровывают массы и становятся объектом их обожания. Черчилль обладал ею так же, как и Мао Цзэдун, Сталин, Де Голль, Тито.

Сегодня слово «харизма» стало столь популярным, что его используют даже газеты с большим тиражом и политические рекламисты (например, лозунг «Кто сказал, что харизма — это ерунда?»), наивно полагая, что массовый читатель понимает его значение. Эта востребованность слова «харизма» во многом обязана неясности и неточности термина, который будит в нас таинственные отзвуки слов «харя» и «маразм». Идея Макса Вебера гораздо яснее: этот тип власти «особым образом отличен от экономической. Он представляет собой «призвание свыше», в высоком смысле слова, как миссию».

Иначе говоря, воздействие харизматического лидера на массы не зависит ни от богатства, ни от промышленности, ни от армии — они представляются всего лишь вспомогательными средствами повседневного управления. Харизма означает дар, некое качество отношений между последователями и учителем, в которого они верят, которому подчиняются. Этот дар (качество) — например, способность излечивать, которую раньше приписывали королям, — определяется верой, обыденными представлениями.

Будучи однажды признанным, этот дар действует, как символическое плацебо. Он производит желаемый эффект на того, кто входит в контакт с его носителем. В точности, как безобидное лекарство, которое гасит боль, лечит потому, что оно прописано врачом, в то время как реально не обладает ни соответствующими физическими, ни химическими свойствами. Несмотря на прогресс науки, лекарст-

вом для одного человека является другой человек, это самый универсальный наркотик

Несомненно, харизма основывается в большей степени на верованиях массы, нежели на личных талантах человека.

«Вера вообще играет особенную роль как фактор, способствующий внушению, — отмечает В. М. Бехтерев. — Поэтому во все времена являлись целители, которые одним взглядом, словом и даже простым мановением руки или жестом ...заставляли прозревать слепых, ходить параличных или немощных, исцелять прокаженных и «бесноватых» и даже воскрешать умерших. Само собою разумеется, что дело идет здесь о слепоте и параличах функционального происхождения, о слепоте нервного происхождения, об истерической одержимости и о так называемых мнимо умерших».

В качестве яркого примера подобного влияния веры Бехтерев приводит «недавние подвиги в Америке немецкого эмигранта Шлятера, который, начав башмачником в Данвере, вообразил, что его призвание заключается в том, чтобы просветить всю Америку евангельским учением. С этих пор он закрывает свою торговлю и, превращаясь в странника, выдает себя за Мессию и исцеляет многих наложением своей руки. Вскоре молва о проводимых им чудесах повлекла за ним толпы приверженцев, на глазах которых совершались чудесные исцеления. Репортер того времени так описывает свои впечатления: «со всех сторон были видны мужчины, женщины и дети с печатью душевного страдания на лице; с каждой минутой толпа увеличивалась и скоро вся местность представляла море голов, насколько можно было охватить взглядом. Потом внезапное движение прошло по собранию, и всякий даже малейший шепот затих... пришел Шлятер. Когда я приблизился к нему, мной овладел сверхъестественный страх, который было трудно проанализировать. Моя вера в этого человека росла вопреки моему разуму. Бодрствующее, контролирующее, мыслящее, рассуждающее «я» стало колебаться, терять свою силу, а рефлекторное, подбодрствующее начало укрепляться. Когда он отпустил мои руки, моя душа признала какую-то силу в этом человеке, чему, по-видимому, противились мой ум и мой мозг. Когда он раскрыл мои руки, я почувствовал, что мог бы упасть перед ним на колени и назвать его владыкой». Сразу вспоминается фильм «Праздник святого Иоргена» или деятельность бывшего ком-