поражение (осень 1045 г.). Второй поход императорской армии на эмира оказался не более удачным, чем первый, и от рук мусульман погиб князь Ваграм Пахлавуни, сражавшийся в рядах византийской армии (1047). Деморализацию среди армян усиливало то, что после аннексии Ани греческое духовенство, ставшее теперь хозяином в этих краях, могло безнаказанно преследовать тех, кто оставался верен национальной монофизитской церкви, и силой загонять их в ортодоксию.

2. Сельджукское нашествие

Тюркские набеги при Тогрул-беке

Византийское отвоевание Малой Азии совпало с закатом мусульманского могущества. Упадок, в который в X в. впала династия халифов Аббасидов, и раздел их империи между многочисленными местными династиями арабского или персидского происхождения сильно облегчил великим василевсам Македонской династии их территориальные завоевания.

И вдруг в середине XI в. ислам приобрел новую силу благодаря выходу на сцену молодого воинственного народа тюркского происхождения, который сменил в качестве доминирующего в мусульманском мире слишком цивилизованных арабов и персов. Речь идет о турках-сельджуках.

Сельджуки входили в племя гузов, кочевавшее в районе Аральского моря[130]. Их предводитель Тогрул-бек в 1038–1040 гг. отвоевал у других тюрок (Газневидов) Хорасан, потом отнял у иранской династии Буидов Персидский Ирак и Арабский Ирак. В 1051 г. он вступил в Исфахан, а в 1055-м — в Багдад. Аббасидский халиф альКаим признал его своим светским наместником. С этого дня сельджукский султан дублировал арабского халифа, от имени которого возобновил в своих собственных интересах мусульманскую священную войну, несколько подзабытую на протяжении почти целого столетия.

Византийская империя и особенно ее новая пограничная территория Армении очень скоро ощутили эффект прихода сельджуков на арабо-персидские земли. С 1048 г. византийскому губернатору Ани,

Катакалону Кекавмену, и губернатору Васпуракана Аарону пришлось отражать тюркский набег на юго-восточные границы этой провинции, у истоков Большого Заба. В 1049 г. тюркские банды под командованием родственника Тогрул-бека по имени Ибрагим Инал опустошили Васпуракан, Басеан и окрестности Феодосиополя, или Карина (Эрзерума) на западе. На северо-западе они дошли до Тайка, на югозападе до Тарона. Тюрки захватили и сожгли Арзн, который одни считают самим Эрзерумом, а другие — соседним, менее крупным городом, расположенным чуть дальше на север, современным КараАрсом. 18 сентября 1049 г. в Капетру, или Капутру, в провинции Басеан, они встретили византийскую армию под командованием Катакалона и были отброшены, но грузинский князь Липарит III Орбелиан, командовавший вспомогательным корпусом, попал в плен и отвезен к султану Тогрул-беку, который, впрочем, позволил ему освободиться, заплатив выкуп.

С этого времени турки-сельджуки не прекращали разорять Армению. В 1052 г. банда одного из их предводителей, Кутулмыша, опустошила маленькое Карское царство — последнее еще не аннексированное Византией армянское царство, в котором правил Багратид Гагик[131]. В 1054–1055 гг. султан Тогрул-бек лично взял крепости Беркри и Арцес, или Арджеш (у северо-западной оконечности озера Ван), и осадил Манцикерт, имперский губернатор которого, армянин Васил, оказал ему упорное сопротивление. Оттуда Тогрул отправил два отряда: один на северо-запад, через Тайк, в направлении Западной Грузии, Абхазии и Лазики, другой — прямо на запад, к Антитавру. Турки захватили Вананд и разгромили армию карского царя Гагика. Однако Тогрул-бек не смог взять ни Карс, ни Авник в Басеане. Он ограничился тем, что разграбил долину Басеана и районы к северу от Эрзерума. На обратном пути он вновь неудачно пытался овладеть Манцикертом.

Эмир Двина и Гянджи Абуль-Усвар, которого византийцы не сместили, пока у них была такая возможность (что стало их ошибкой), объявил себя вассалом Тогрул-бека и совершил поход к Ани, разорив предместья города (1055–1056).

В царствование императора Исаака Комнина (1057–1059) тюркские вторжения продолжились. В 1057 г. сельджуки захватили и сожгли византийский открытый город Мелитену. В 1058 г. опустошили Тарон,

откуда все-таки были выбиты имперским губернатором армянином Торником Мамиконяном. В царствование императора Константина X Дуки (1059–1067) тюркское вторжение приняло катастрофический размах. Армия тюрок, дойдя до Каппадокии, разграбила Севастию (июль 1059 г.). Атом и Абусал, несчастные армянские принцы из династии Арцруни, получившие Севастию от византийцев в удел в качестве компенсации за уступку своего Васпураканского царства, едва успели убежать.

Тюркское вторжение при Алп-Арслане

Сельджукский султан Алп-Арслан, племянник и преемник Тогрулбека, придал новый импульс тюркскому завоеванию (1063–1072). В 1063 г. он захватил Южную Грузию, то есть провинции Кангарк и Гугарк, Джавахетия и Кларджетия. Оттуда он дошел до византийской провинции Тайк, или Тао. Царь Аговании (Лори), Багратид Кюрике, признал себя его вассалом и отдал ему в жены дочь.

Летом того же 1064 г. Алп-Арслан осадил древнюю столицу Армении Ани, в то время — владение Византии. Крепость, защищаемая армянином и грузином на византийской службе, Григором и Багратом, продержалась довольно долго. Кажется, Алп-Арслан уже готов был снять осаду, когда Григор и Баграт, бросив сам город, отступили в цитадель, из которой через некоторое время бежали. Тюрки устроили страшную резню армянского населения Ани (16 августа 1064 г.).

Воображение современников поразил один эпизод: Алп-Арслан приказал снести большой серебряный крест, украшавший купол Анийского кафедрального собора, отправил его в Нахичевань, чтобы сделать порогом большой мечети. Между прочим, как рассказывает нам Матфей Эдесский, в момент вторжения тюрок армянские нотабли распростерлись на могилах древних царей Армении, со слезами моля их: «Встаньте, защитите этот город, бывший некогда вашей вотчиной!» Фактически армянский народ, передавший свою судьбу в руки Византии, считал себя преданным «подлыми ромейскими вождями».

Исчез последний свидетель армянской независимости. Армения стала не более чем полем боя, которое, среди страшных бед, оспаривали друг у друга тюрки и византийцы. «Так, — патетически

восклицает Матфей Эдесский, — армянский народ попал в рабство. Вся наша страна была залита кровью. Дом наших отцов разорен и разрушен до основания. Наши головы склонились под игом пришедших издалека орд неверных».

Религиозная вражда между византийцами и армянами парализовала оборону. В этом смысле характерны инсинуации византийских хронистов против армянских военачальников и армянских хронистов в отношении военачальников византийских. Истребляемые тюрками на своей родине, армяне эмигрировали на земли империи, где более чем где и когда бы то ни было подвергались преследованиям со стороны греческого духовенства, стремившегося принудить их к отречению от монофизитства. Армянский патриарх Хачик II[132], вызванный в Константинопль, был там подвергнут сильному давлению с целью добиться его перехода в ортодоксию (православие). Он упрямо отказывался и через три года (1054–1057) был сослан в монастырь Тавблур, или Тавплур, возле Кокуса (Гёксун) в Каппадокии. Император Константин Дука (1059–1067) с той же целью вызвал в Константинополь из Сиваса двух принцев дома Арцруни — Атома и Абусахла. Те ответили, что не могут принять решения Халкидонского собора без позволения бывшего «царя царей» Ани, Багратида Гагика II. Тот в свою очередь был вызван в Константинополь

исоставил, в качестве ответа византийским теологам, длинный христологический доклад, донесенный до нас Матфеем Эдесским, в котором он оправдывал позицию армянской церкви. Армянский синод, созванный по инициативе патриарха Хачика II, подтвердил эту позицию

инедвусмысленно оказался признавать установления греческой ортодоксии (православия). Юго-восточная часть Каппадокии, где обосновался Хачик, стала в то время местом сосредоточения армянских беженцев. Он стал душой религиозного сопротивления и центром сбора соотечественников, но умер от огорчения, узнав о разорениях, совершенных турками в Великой Армении.

Византийская Сирия, как и Армения, периодически подвергалась нападениям сельджуков. Начиная с 1065 г. Эдессе и Антиохии почти ежегодно приходилось защищаться и спасать, когда это было возможно, урожай со своих полей: сельские районы Азазп, Артаха и Антиохии были опустошены в 1065, 1067, 1068, 1071 гг. Вторжение 1067–1068 гг.

было особенно страшным. Сельджуки осадили Дулук (Долихе) и

совершенно разорили окрестности Антиохии. В 1068 г. они осадили саму Антиохию. Византийский «дука» Антиохии был бессилен против мобильной тюркской кавалерии, внезапно появлявшейся с разных сторон. И здесь тоже играли роль религиозные раздоры между христианами. В разделе за 1065–1066 гг. Матфей Эдесский показывает, как оборона этого города была парализована взаимной ненавистью двух имперских военачальников, «дуки» Антиохии и губернатора Эдессы: первый был армянином, второй греком — губернатор Эдессы пытается победить своего антиохийского коллегу руками тюрок. «О, клятвопреступники ромеи, — восклицает здесь армянский хронист, — вот одно из ваших обычных предательств!»

Отношение к сирийским монофизитам было таким же, как к армянам. Михаил Сириец[133] пишет о религиозной политике Константина Дуки: «Гонения были начаты халкидонянами (то есть византийцами) не только против нас, но также и против армян, живших в империи ромеев. Вышел указ, предписывающий преследовать их, если они не примут ересь (= халкидонский символ веры о двух природах Христа). И вот, помимо того что истинных христиан терзали грабежи и разбои турок, их еще больше притесняли халкидоняне!»

Тем временем набеги тюрок, пронзая Армению и византийскую Сирию, достигли Малой Азии. В 1067 г. одной из их банд была разрушена Кесария Каппадокийская. В 1068 г. настал черед Неокесарии и Амория, в 1069 г. — Икония, в 1070 г. — Хон. Однако на этом этапе турецких вторжений речь шла лишь об опустошительных набегах, но пока еще не об оккупации: невозможно было найти большое различие между автономными тюркскими бандами и сельджукским султаном, когда они ежегодно внезапно вторгались на греческую территорию и опустошали ее, тогда как греки не желали ничего иного, кроме установления мирных отношений между обеими империями… После каждого рейда банда возвращалась восвояси спрятать в надежное место награбленную добычу.

Император Роман Диоген. Катастрофа при Манцикерте

В 1067 г. на константинопольский престол взошел настоящий император-воин — Роман IV Диоген. После долгих лет правления

столичной бюрократии и придворных клик все приходилось начинать сначала. Чтобы противостоять сельджукским набегам, Византийской империи необходимо было восстановить твердую дисциплину, как при Василии II. Роман Диоген взялся за это дело. Он пытался возродить армию, в которой, к сожалению, недисциплинированные новобранцы и ненадежные наемники — норманны из Италии и узы-куманы из Южной Руси — все больше и больше заменяли прежние анатолийские легионы. С этими разнородными формированиями Роман предпринял попытку очистить от тюркских банд Малую Азию до Евфрата. После ряда трудных кампаний ему это почти удалось, несмотря на то что мобильность тюркских наездников сильно затрудняла борьбу с ними.

В 1068 г. Роман Диоген осуществил на востоке Каппадокии поход через Севастию (Сивас), Колонею, Ликанд и Кесарию, чтобы достичь Мараша на сирийско-килийской границе. В конце этого года он овладел

вСирии Иераполем (Мембиджем) на западном берегу Евфрата и оставил гарнизон в Артахе к востоку от Антиохии. Но в это время, как мы видели, тюркские всадники грабили Неокесарию в Понте и блокировали Цамандос в феме Ликанд; их разорительные набеги достигли даже Амория в сердце Фригии, который, в свою очередь, был разграблен. Однако здесь следует заметить, что, хотя тюрки в своих внезапных грабительских рейдах добирались до самых удаленных городов, они избегали меряться силами с императорской армией и на обратном пути очень часто несли большие потери и бывали вынуждены бросить добычу. В 1069 г., несмотря на неожиданный мятеж нормандского наемника Криспена, опустошившего в собственных выгодах фему Месопотамию (на юго-западе Эрзинджана, к северозападу от Харпута), Роман Диоген изгнал турок из окрестностей Кесарии Каппадокийской и вступил в Западную Армению, но его полководец Филарет, управлявший Мелитеной, позволил противнику разгромить его возле этого города. Другие тюрки разграбили Иконий в центре Малой Азии, а Роман Диоген не сумел их остановить на их обратном пути в Киликии. В 1070 г. тюрки дошли до Хон, древнего города Колоссы, на самом западе Фригии, который разграбили. В том же году византийский военачальник Мануил Комнин был разбит и взят

вплен тюрками возле Севастии (Сиваса). Но Эдесса, чье положение было очень сложным, в это время отражала все атаки.

Попутно отметим, что антагонизм между византийцами и их армянскими подданными сохранялся до конца. После разграбления Севастии (Сиваса) тюрками греческое население возложило вину за это на армянских иммигрантов, в том числе на арцрунидских принцев Атома и Абусахла, обвиненных в предательстве Мануила Комнина и сговоре с тюрками. Когда в 1071 г. император Роман Диоген приехал в Севастию, он (если верить Матфею Эдесскому) приказал разорить армянские дома и церкви и выгнал обоих принцев Арцрунидов. Тот же источник сообщает, что Роман якобы заявил, что после того, как покончит с тюрками, он уничтожит армянскую веру.

Однако сельджукский султан Алп-Арслан лично прибыл на византийскую границу, чтобы вести войну. В 1070 г. он взял Манцикерт, к северу от озера Ван, одну из последних армянских крепостей, еще удерживаемых византийцами, блокировал Амиду (Диярбакыр) и в очередной раз опустошил провинцию Мелитену. Далее он дошел до Эдессы, которую осадил 10 марта 1070 г. Византийским губернатором крепости был некий Василий (болгарский принц, «сын Алусиана», или Василий, сын Абухаба?). После пятидесяти дней бесплодных усилий султан снял осаду и обратился против эмира Алеппо, Мирдасида Рашид ад-Даулы Махмуда, отказавшегося предоставить в его распоряжение свои воинские контингенты. Он принудил Алеппо к сдаче, но оставил Мирдасида править в качестве своего вассала. Внезапно вести из Армении заставили его покинуть Сирию (май 1070 г.).

Действительно: император Роман Диоген предпринял новый поход для отвоевания Армении (весна 1071 г.). В его распоряжении была армия численностью от 200 тысяч до 300 тысяч человек, впрочем представлявшая собой смесь самых разнородных элементов: недавно мобилизованных неопытных бойцов и плохо дисциплинированных франкских (нормандских) и куманских наемников. Прибыв в Арзн (Эрзерум), он отправил на разведку отряды куманов и франков (последних под командованием нормандского авантюриста Русселя де Байоля) в район Ахдата, или Келата, к юго-востоку от Манцикерта и к северо-западу от озера Ван. Алп-Арслан находился в Мосуле, когда кади Манцикерта и другие беглецы из этого города обратились к нему с мольбами о помощи. Он выступил навстречу василевсу тотчас же, как собрал свои войска — 14 тысяч человек, тюрок и курдов.

В этот момент Роман Диоген направил в подкрепление отряду Русселя де Байоля, двигавшемуся на Келат, второй отряд, под командованием грузина Иосифа Траханиота. Эти войска подошли к Келату, тогда как сам Роман осадил и принудил к капитуляции Манцикерт. У императора, после того как он распылил свои силы, к моменту появления Алп-Арслана оставалось не более 100 тысяч человек.

Сражение произошло возле Манцикерта в пятницу, 19 августа 1071 г. Предположительно тюрки притворным отступлением заманили византийцев в засаду, где те были разгромлены. Ходили слухи о предательстве: вспомогательные войска — куманы (узы) и печенеги, тюрки по происхождению, будто бы оставили ряды византийской армии и перешли на сторону Алп-Арслана. С другой стороны, обвиняли одного из византийских военачальников, Андроника Дуку, командовавшего резервом, что он, из ненависти к Роману, способствовал поражению. Что же касается Никифора Вриенния и Русселя де Байоля, они будто бы забыли про свой долг и бежали в направлении фемы Месопотамия и Константинополя. Однако, вероятно, военной хитрости Алп-Арслана вполне достаточно, чтобы объяснить исход сражения. Роман, оставшийся один с горсткой верных воинов, геройски дрался до того момента, когда под ним была убита лошадь, а сам он ранен и взят в плен Алп-Арсланом.

Разгром при Манцикерте, возможно, стал крупнейшим военным поражением за всю историю Византии. Хронисты Латинского Востока, такие как Гийом Тирский, не ошиблись, увидев в этом событии потерю Византийской империей роли главного защитника христианства от ислама и оправдание выхода на сцену франков в качестве замены Византии во главе крестового похода. В глазах западных европейцев роковой день Манцикерта означал следующее: Византия вышла из игры и должна уступить место латинянам, что стало оправданием, как фактическим, так и юридическим, франкского крестового похода: 1071 г. породил 1095 г.

Но здесь уместно заметить, что если битва при Манцикерте повлекла за собой важные исторические последствия, то произошло это потому, что религиозные раздоры в византийском обществе усилили размеры катастрофы. В глазах самих победителей их успех (масштаб которого, возможно, оказался для них неожиданным) узаконивал лишь

овладение ими Арменией в перспективе со скорым падением Эдессы и Антиохии. Именно в этом смысле султан Алп-Арслан заключил договор с пленным императором. Надо сказать, что тюркский завоеватель общался с попавшим в его руки наследником цезарей с самой изысканной обходительностью. После короткого плена он отправил его, нагруженного подарками, на византийскую территорию и, вместо того чтобы использовать свой успех, вторгшись в Малую Азию, в которой не осталось войск, или хотя бы попытаться захватить Эдессу и Антиохию, он отправился на противоположный конец своей империи покорять Трансоксиану, где умер, а ему наследовал сын, Малик-шах (1072). Сами византийцы своими безумными распрями не позволили минимизировать последствия разгрома и, после Армении, отдали тюркам всю Малую Азию. Во время пребывания Романа Диогена в плену императорской короной в Константинополе завладел ставленник гражданской и придворной партии Михаил VII Дука[134]. Когда несчастный герой вернулся на византийскую землю, его объявили низложенным. Побежденный при Амасии полководцами Михаила VII, он был пленен в Адане, ослеплен и умер от этой пытки.

Согласно замечанию Ж. Лорана, с этой гражданской войны между Михаилом Дукой и Романом Диогеном, а не с катастрофы при Манцикерте начинается крушение византийского могущества перед лицом тюрок. Действительно, византийские войска, истреблявшие друг друга, забросили охрану границ, через которые сельджукские банды проникали, не встречая преград.

Первая франкская попытка в Леванте: Руссель де Байоль

Руссель де Байоль был нормандским авантюристом на византийской службе, которого мы видели в роли командира отряда в армии Романа Диогена в Манцикертской кампании. Прибывший с Двух Сицилий, где его земляки выкраивали себе королевство из византийских и арабских владений[135], он придумал план, как воспользоваться войной византийцев с тюрками, чтобы выкроить себе в Малой Азии королевство, независимое и от тех и от других. В 1073 г., сопровождая в походе византийского военачальника Исаака Комнина, он поднял мятеж и принялся завоевывать для себя самого Ликаонию

(район Икония) и Галатию (район Анкары), нападая и на византийцев, и на тюрок. Исаак Комнин, оказавшийся между двух огней, был взят в плен сельджуками возле Кесарии (Кайсери) (1073). Император Михаил VII отправил в Азию новую армию под командованием своего дяди, кесаря Иоанна Дуки. Иоанн Дука встретил Русселя на мосту Зомпи, на верхней Сакарье, к югу от Амория (Аммурийе). Он был, в свою очередь, разбит и взят в плен. Руссель победителем прошел через всю Вифинию и сжег Хризополь (Скутари) напротив Константинополя. Чтобы прикрыть нормандское завоевание вуалью легитимности, он провозгласил Иоанна Дуку императором.

Тогда Михаил VII, дабы помешать нормандцам завоевать Малую Азию, как они завоевали Великую Грецию, обратился к сельджукам — поступок, чреватый серьезными последствиями, ибо именно с него начинается окончательное поселение тюрок на полуострове. Младший отпрыск династии Сельджуков, Сулейман ибн Кутулмыш, с согласия нового султана Малик-шаха заключил с Михаилом VII желанный для того договор. Он брал на себя обязательство послать на помощь василевсу вспомогательные войска, а взамен получил официальную уступку уже захваченных византийских провинций (1074).

Тогда сильная сельджукская армия вторглась в Каппадокию. Сто тысяч тюрок дошли до района Никомедии, до Босфора, где их опорным пунктом станет Хризополь. Руссель де Байоль, у которого было не более трех тысяч человек, был раздавлен числом в битве на горе Софон и взят в плен. Однако он сумел заплатить за себя выкуп и попытался возобновить борьбу в горах фемы Армениак, в районе Сиваса, вновь сражаясь с тюрками и имперцами и угрожая портам Понта. Наконец, новый византийский военачальник, Алексей Комнин, будущий император, добился успеха там, где потерпели неудачу другие. Направленный в район Амасии, опустошаемый Русселем, он собрал верные войска и укрепил договор с сельджуками. В Малую Азию как раз вторгся новый тюркский предводитель по имени Тутах. Руссель и Алексей соперничали за право заключить с ним союз. Тот сделал выбор в пользу Алексея, заманил Русселя на встречу, захватил и выдал Алексею Комнину. Лишившись командира, нормандцы сложили оружие.

Так растаяла перспектива возникновения в Малой Азии нормандского государства, опередившего бы на два десятилетия

образование нормандского Антиохийского княжества… Нормандцы на какое-то время ушли с азиатской земли. Зато тюрки

окончательно обосновались в Каппадокии.

Оккупация Малой Азии турками-сельджуками

Новая гражданская война в Византии отдала в руки туроксельджуков Фригию и Вифинию до Мраморного моря, Лидию и Ионию до Эгейского.

В начале 1078 г. бездарный император Михаил VII Дука был свергнут Никифором III Вотаниатом, стратегом[136] фемы Анатолик (район Амория во Фригии)[137]. Чтобы победить своего соперника, Вотаниат вербовал во множестве тюркские банды. Эти тюрки захватывали с ним и для него города Геллеспонта, Пропонтиды и Босфора: Кизик, Никею, Никомедию, Халкидон, Хризополь. Так они впервые обосновались в Никее: в качестве императорского гарнизона, как наемники Вотаниата (1078). Но эти странные стражники очень скоро превратились в хозяев. Их банды, сновавшие по стране, нападали на мелкие мирные вифинские городки, облагали данью деревни, перерезали коммуникации между Константинополем и внутренними районами Малой Азии. В Хризополе, куда тюрки вошли чуть ранее, они еще в 1078–1079 гг. жили в лагере и в шатрах. Оттуда они через равнину дошли до Никеи. В Никее, куда они вступили, как друзья, без борьбы, они уничтожили либо изгнали почти все христианское население. С конца 1078 г. командование тюркского гарнизона Никеи начало оказывать сопротивление так бездумно впустившему их в город Вотаниату. Вскоре нашелся благовидный предлог для мятежа против него: в Ионии появился новый претендент на византийский престол, Никифор Мелиссен. Никейские тюрки выступили на его стороне против Вотаниата и, прикрываясь его именем, продолжили борьбу против Византии (1081).

Как и Вотаниат тремя годами раньше, Мелиссен без колебаний обратился за помощью к сельджукам. Он заключил с их предводителем Сулейманом ибн Кутулмышем договор, который, с учетом общей ситуации, представлял собой настоящую измену христианству. По утверждениям некоторых хронистов, в то время как Сулейман обещал

Мелиссену предоставить войска для захвата Константинополя, Мелиссен якобы уже заранее уступал Сельджукиду половину городов и провинций, которые предстояло отвоевать у Вотаниата. В действительности нам неизвестно, существовало ли в договоре данное условие. Но реальность оказалась еще хуже. Мелиссен, выступив из района Кос с новыми сельджукскими бандами, повел их захватывать — на этот раз окончательно — Никею и все побережье Вифинии от Хризополя до Кизика, где на их сторону, естественно, перешли размещенные Вотаниатом тюркские гарнизоны (1081).

В это время тюрки Сулеймана еще действовали, по крайней мере теоретически, как союзники византийского претендента. Но когда несколько недель спустя Мелиссен покорился Алексею Комнину, ставшему единственным василевсом, Сулейман и его тюрки отказались признать нового императора и, не став прикрываться именем какогонибудь нового претендента, оставили себе Никею и все города Вифинии, куда Мелиссен так неосторожно впустил их следом за Вотаниатом. Вероятно, именно тогда Сулейман официально сделал своей резиденцией Никею, которая, таким образом, около 1081 г. стала первой столицей будущего малоазийского тюркского султаната, который просуществует более двух веков (1081–1302). В это же время византийцы потеряли Никомедию (Измит), которую император Алексей Комнин сумеет возвратить лишь после смерти Сулеймана (ум. 1086). На Эгейском море тюрки захватили Смирну, в которой в 1081 г. правил эмир Чакан, дерзкий авантюрист, который построил свой флот и завладел островами у азиатского берега[138].

Действительно, члены династии Сельджукидов были не единственными тюркскими вождями, воспользовавшимися этим общим развалом. Так, на северо-востоке полуострова, в Каппадокии, вокруг Кайсари, Сиваса и Амасии сложился могущественный эмират другого тюркского дома — Данишмендидов — первоначально независимый от Никейского государства Сельджукидов. Возникновение множества местных эмиратов, одновременно созданных различными тюркскими бандами, которые, присоединившись к нашествию сельджуков и прикрываясь именем Сельджукидов, действовали каждая в своих собственных интересах, крайне затрудняло христианское контрнаступление: во времена крестовых походов анатолийские крестоносцы Раймона де Сен-Жиля, графа де Невера, Гийома IX

Аквитанского и Вельфа IV Баварского в 1101 г. потерпели поражение от этого тюркского феодального муравейника в Галатии, Пафлагонии и Каппадокии[139].

Отметим, однако, вместе с Ж. Лораном, что, если на момент вступления на престол Алексея Комнина в 1081 г. тюрки были фактическими хозяевами Малой Азии от Евфрата до Мраморного моря, это вовсе не было результатом методичного, политического, организованного завоевания. Ничего общего с тем, как Сельджукский султанат действовал в Иране при Тогрул-беке, Алп-Арслане и Маликшахе. Местные эмиры, такие как Чакан в Смирне или Данишмендиды в Каппадокии, похоже, не подчинялись Сельджукиду Сулейману ибн Кутулмышу, эмиру Никеи: «Румский султанат» с родом Сулеймана на троне будет создан его сыном Кылыч-Арсланом после 1092 г. «А в 1081 г., — как пишет Ж. Лоран, — тюрки были еще лишь бродягамиграбителями; их поселение в окрестностях Никеи было результатом не целенаправленной и продуманной политики, а счастливой случайности, вызванной слабостью и внутренними раздорами византийцев. За этим случайным исключением, они еще занимались тем, что пересекали во всех направлениях и грабили Западную Азию, христианское население которой либо договаривалось с ними, либо спасалось за стенами своих городов, но почти всюду оказывало сопротивление вторжениям»[140]. Вероятно, большая часть побережья Черного моря с Трапезундом[141] и южный берег Малой Азии до Киликии по-прежнему оставались под властью Византии. Более того, в то время как расположенная близ Мраморного моря Никея с 1081 г. была захвачена турками, на севере Сирии и даже на противоположном берегу Евфрата Антиохия и Эдесса по-прежнему находились в руках византийских гарнизонов или армянских вождей, номинально являвшихся подданными Византии; Антиохия — до 1084 г., Эдесса — приблизительно до 1087 г. В самом сердце Анатолийского плато, в то время, когда предательство Мелиссена отдало Сулейману ибн Кутулмышу остров Мармару, еще держались многие крепости. Точно неизвестно, когда капитулировала Конья (древний Иконий), будущая столица малоазийских Сельджукидов: между 1072 и 1081 гг. или, как утверждает Казвини[142] в «Тарих-и гузидэ», только около 1087 г.

Однако очень скоро даже самые хорошо укрепленные города вынуждены были капитулировать, потому что местность вокруг них

была опустошена частыми набегами тюркских банд. «Страна опустела. С уходом тюрок жители разбегались, опасаясь их возвращения. За несколько лет Каппадокия, Фригия, Вифиния и Пафлагония потеряли бо́льшую часть своего греческого населения. Долины и поля, протянувшиеся от Кесарии и Севастии до Никеи и Сард, почти опустели, и счастливые тюрки разгуливали по ним со своими стадами и шатрами, как в пустынях, из которых они пришли»[143]. Добавим к этому, что некоторые тюркские вожди, похоже, научились ловко использовать социальные проблемы анатолийского населения. Значительная часть жителей деревень попала в зависимость от богачей, и многие поместья обрабатывались рабами. Сулейман ибн Кутулмыш объявил их свободными при условии уплаты незначительной подати, чем завоевал их горячие симпатии.

Эти детали объясняют последующую судьбу византийской реконкисты при Комнинах. В оставшихся земледельческими и городскими районах побережья, в Вифинии, Мизии, Ионии, Лидии, греческое население выжило, испытав шок тюркской оккупации, которая, впрочем, уже носила характер правильной политической организации. По двум этим причинам и реконкиста Комнинов, и Первый крестовый поход, ставший ее оружием, смогли изгнать оттуда захватчиков. Напротив, на плато Фригии и Каппадокии ни проход крестоносцев от Годфруа Буйонского до Фридриха Барбароссы, ни периодические кампании Иоанна и Мануила Комнинов никак не помогут отвоевать эту землю, поскольку сама земля изменилась; Фригия и Каппадокия превратились в то, чем они являются по сей день, — в новый Туркестан (страну турок), продолжение киргизской степи.

Армяне и византийский разгром

Посреди общего разгрома досада армян на Византию усилилась. Византийская империя принудила армянские династии одну за другой уступить ей свои владения: васпураканских Арцрунидов в 1022 г., анийских Багратидов в 1045 г., карских Багратидов в 1064 г. Уступая византийскому давлению и принося в жертву свою независимость, армяне по меньшей мере имели право надеяться, что могущественная

«ромейская» империя защитит их от тюркских вторжений лучше, чем могли это сделать они сами. Однако распад большой византийской армии вследствие гражданских войн 1057–1081 гг. оставил армян беззащитными перед тюркским вторжением. Взятие Ани (1064) и катастрофа под Манцикертом (1071) повлекли за собой завоевание всей их страны сельджуками[144].

Армяне были вне себя. Раньше, в IX–X вв., они, то временно склоняясь, то героически сопротивляясь, сумели сохранить свою автономию от арабского могущества. Сегодня Византийская империя, вопреки их желанию, взяла на себя задачу защитить их от тюрок, но при первой же неудаче бросила на милость мусульманским завоевателям. И те же самые византийцы, которые, не сумев их защитить, заставляли их массами эмигрировать и почти всех депортировали в Каппадокию, продолжали их преследовать за их монофизитскую веру. «Кто смог бы, — восклицает Матфей Эдесский, — описать бедствия армянского народа, его боль и слезы, всё, что пришлось ему претерпеть от турок во времена, когда наше царство потеряло своих законных владык, похищенных этими лживыми защитниками, бессильной, женоподобной, подлой греческой нацией! Они рассеяли самых отважных сынов Армении, отняв у них очаг, их родину. Они сломали наш национальный трон, разрушили защитную стену, каковую составляло наше храброе войско и наши бесстрашные воины, — эти греки, известные и славные лишь быстротой, с которой они убегают, подобные трусливому пастуху, спасающемуся, едва завидя волка. Они не знали отдыха до того дня, как разрушили крепость Армению… Когда турки покорили Армению, греки вообразили, будто могут возобновить войну против нее в другой форме: они стали выставлять вперед религиозные расхождения. Полные отвращения и презрения к военному делу и воинской доблести, они отказались от них, чтобы попытаться внести в церковь споры и смуты, поспешно оставив всякое сопротивление персам [то есть сельджукам]. Их усилия ограничивались отвращением истинно верующих [то есть монофизитов] от их веры и их истреблением… Их постоянной заботой было непрестанно удалять с Востока отважных и доблестных военачальников армянского происхождения, принуждая тех оставаться среди них».

Действительно, армянская эмиграция в Каппадокию, эмиграция, поощряемая и даже навязываемая византийцами, проходила в обстановке той же враждебности между двумя народами или, точнее, между двумя конфессиями, продолжавшей проявляться на новой сцене. Как мы знаем, после в той или иной степени вынужденной уступки своих государств Византии армянские цари получили обширные вотчины на каппадокийской земле. Бывший васпураканский царь Сенекерим-Ованес и два его сына, Атом и Абусахл, получили район Севастии, или Сиваса (1021); бывший анийский «царь царей» Гагик II

— вотчину в феме Ликанд, к юговостоку от Кесарии (Кайсери) (1045), а бывший карский царь Гагик-Абас — Амасию и Коману на севере Каппадокии (1064). За ними началась массовая армянская иммиграция в эти районы, еще более усилившаяся после катастрофы при Манцикерте. Но те же византийцы, которые таким образом превратили Каппадокию в Новую Армению, очень скоро возмутились этим, если не с этнической точки зрения (их империя по определению была всемирной и интернациональной), то по крайней мере с конфессиональной. Бывший царь Ани Гагик II, как рассказывает Матфей Эдесский, «проживал, как изгнанник, в окружении жестокой и вероломной греческой нации. Он не переставал питать в своем сердце глубокую скорбь, порожденную воспоминаниями о троне предков, потерянном по вине вероотступников (армян, перешедших в греческую ортодоксию), предавших его, и вероломной породы еретиков (греческой церкви)».

В своих новых каппадокийских вотчинах Гагик постоянно конфликтовал с греческим митрополитом Кесарии Марком, который непрерывно притеснял армянских иммигрантов, чтобы понудить их перейти в православие. Ненависть Марка к ним дошла до того, что он назвал свою собаку Арменом. Гагик II, проинформированный об этом оскорблении, приказал зашить митрополита с собакой в мешок, после чего колотить по нему палками до тех пор, пока взбесившаяся собака не загрызла незадачливого прелата насмерть. Позднее византийцы отомстили Гагику II. В 1079 г., когда он проезжал мимо Кизистры (Джусаструн), крепости, принадлежавшей трем византийским вождям, трем братьям, известным нам лишь как «сыновья Мандала» (то есть Панталеона), те схватили его. Прочие армянские принцы, эмигрировавшие в Каппадокию, то есть Гагик-Абас, бывший царь

Карса, и бывшие васпураканские принцы Атом и Абусахл, осадили Кизистру, пытаясь освободить Гагика II, но безуспешно. Крепость устояла, а три византийских предводителя удавили пленника и повесили его тело на крепостной стене. Так закончил жизнь последний багратидский «царь царей» Армении. В свою очередь, арцрунидские принцы Атом и Абусахл, так же как Гагик-Абас, бывший царь Карса, были убиты по приказу византийцев в царствование императора Никифора III Вотаниата, около 1079–1080 гг.

Убийство византийцами последних представителей трех армянских царских династий произошло через очень небольшой промежуток времени после завоевания Каппадокии тюрками. Армянское население, недавно эмигрировавшее в эту провинцию из Великой Армении, отправилось в новое изгнание. Оно массами двинулось к городам Антитавра или к Киликийской равнине, к Марашу и Тарсу, даже к Дулуку и Эдессе. Там армянские иммигранты сорганизовались под руководством новых вождей: Рубена, Ошина и Филарета.

Первое армянское государство Антитавра: Филарет

Когда последний багратидский «царь царей» Гагик II был в 1079 г. убит византийцами в Кизистре, один из его приближенных, по имени Рубен или Рупен[145], поднял против Византии восстание и утвердился в Верхней Киликии, на севере округа Кобилар, где захватил замок Бардзрберд («верхний замок»)[146], между Тианом (рядом с современным Нигде) и Сисом. Прочно закрепившись в этом орлином гнезде, он дал начало блестящей династии, названной по его имени Рубенидами (Рубенянами). Впоследствии официальная армянская историография захочет привязать Рубена к династии Багратидов, сделать его родственником, даже прямым наследником несчастного Гагика II. На самое деле следует признать, что ранняя биография этого основателя династии неизвестна и ничего конкретного о его происхождении мы сказать не можем.

Другой армянский вождь, по имени Ошин, в то же время и в том же регионе основал такое же княжество. Предположительно он был родом из окрестностей Гандзака (ныне Гянджа), на северо-востоке

Армении, где располагались владения его семьи. Вероятно, около 1073 г. он прибыл в Верхнюю Киликию и вместе со своим братом Базуни получил Ламброн (Нимрун), крепость, расположенную в верхнем течении реки Тарс (Тарсу-Чай) у выхода из Киликийских Пил. Ошин станет основателем другой блистательной армянской царствующей фамилии — Хетумидов (Хетумянов).

А пока что оба этих дома, которым суждено было славное будущее, находились в тени дерзкого авантюриста Филарета Врахамия, или Врахамиоса, как его называли византийцы; последнее имя было лишь эллинизированой формой известной армянской фамилии Варажнуни. Действительно, это был армянин, долгое время служивший в византийской армии и даже отрекшийся от монофизитской веры своего народа в пользу греческого православия, что навлекло на него хор проклятий со стороны не только сирийских хронистов, но и некоторых армянских писателей — его соплеменников. Он служил в царствование императора Романа Диогена и во время Манцикертской кампании командовал византийским армейским соединением, расквартированным в крепости Романополь (Палу) (1071). После свержения в том же 1071 г. Романа с престола он отказался признать нового императора Михаила VII Дуку и нанял на службу отряд франкских наемников в 8000 человек под командованием некоего Рэмбо, очевидно бывшего соратника и земляка нормандца Русселя де Байоля. Надежно закрепившись в горном районе Мараша, города, оборону которого ему в свое время доверил Роман Диоген, он создал в районе вокруг этого города, Рабана и Абласты, на обоих берегах Верхнего Джейхуна, крепкое княжество, из которого изгнал византийских чиновников, поскольку сам умел воевать против тюрок. Впрочем, в экстренных случаях он не смущался обращаться к ним за помощью против своих же соотечественников. Он потребовал принесения вассальной присяги от другого армянского вождя, Торника, сына Мушега, который в разгар тюркского нашествия закрепился в Санассунке, или Сасуне[147]. После отказа Торника он атаковал его со своими наемниками-нормандцами, но был разбит, а их командир Рэмбо убит в округе Ханзит. Затем он спровоцировал против Торника (по крайней мере если верить сведениям Матфея Эдесского) нападение тюрок, которые убили того возле Ашмушата (Арсамосаты, Шимшата): череп Торника был

привезен Филарету, который разделил наследство покойного с эмиром Майяфарикина (1073–1074).

Вне зависимости от конфессиональной ненависти, которую его соплеменники питали к «вероотступнику», перешедшему в греческую ортодоксию, Филарет, очевидно, был беспринципным авантюристом, не останавливавшимся ни перед какой подлостью ради укрепления своей власти на фоне разгрома Византии и тюркского завоевания. А это завоевание не могло быть успешным везде. Несмотря на мобильность тюркских банд и энергичность командовавших ими эмиров, они не могли оказаться повсюду, чтобы завладеть всеми областями, ставшими бесхозными в результате поражения Византийской империи. Филарет просачивался между двумя империями, представляясь византийцам своим человеком, их представителем (разве не был он прежде военачальником Романа Диогена?), а одновременно преподносил себя тюркам как человека сговорчивого, лишенного фанатизма, способного договариваться с ними точно так, как и с христианами. Греки и армяне

— нравился он им или нет — находили в его владениях убежище от тюркского завоевания. Впрочем, дипломатическую гибкость он дополнял военной силой, состоявшей как из армяно-греческих контингентов, так и восьмитысячного наемного корпуса из нормандцев и других «франков». Наконец, хоть сам он и был авантюристом, его власть была законной, основанной на византийском праве. Поскольку из всех византийских военачальников, назначенных императором, он единственный остался в стране после разгрома греков в 1071 г., лица и города, верные империи, предались ему. В конце концов, он стал командиром 30 тысяч войска и властителем настоящего княжества, в котором мог подавать себя в качестве официального представителя византийских властей.

В царствование Романа Диогена (1070–1071) византийское правительство поручило Филарету управление городами Мелитеной (Малатьей) и Марашем, бывшей Германикеей, которые стали отправной точкой его могущества. Правда, византийцы в дальнейшем отняли у него губернаторство Мелитены, которое в 1074 г. отдали одному из своих военачальников, Никифору Мелиссену, но Филарет вскоре вновь стал хозяином города. Тогда он поставил управлять Мелитеной другого армянского вождя, Тороса, сына Хетума[148] (в дальнейшем Мелитеной управляли другие офицеры Филарета: армянин Хареб, Балатианос и,

наконец, знаменитый Гавриил). Вскоре Филарет стал правителем территории от Романополя (Палу) и Харперта (Харпута) за Евфратом до Мопсуестии (Мамистры, Мисиса), Аназарба и Тарса в Киликии, включавшей в себя также Мелитену, Гаргар, Абласту, Рабан, Кесун и Мараш. В 1077 г. он направил в Эдессу одного из своих офицеров, Василия, сына Абухаба, человека армяно-грузинского происхождения, который во времена Романа Диогена, как мы видели, уже управлял этим городом от имени императора. Эдесса в то время, рассказывает Матфей, находилась под властью некоего Льва (Левона) Даватаноса (или, скорее, Левона, брата Даватаноса), управлявшего ею от имени Византийской империи. Левон попытался оказать сопротивление, но жители, среди которых, должно быть, было много армян, восстали, убили его и отдали город в руки Василия. После смерти Василия (в 1083 г.) жители Эдессы привели к власти другого армянина, по имени Смбат, которого, как и Василия, Матфей осыпает похвалами за его доблесть и благочестие, что доказывает, что тот был монофизитом. Но через шесть месяцев Смбат был низложен в результате подстрекательств Филарета, который напрямую присоединил Эдессу к своим владениям (23 сентября 1083 г.). Матфей, который ненавидел Филарета по религиозным мотивам, показывает нам его жестокую месть местной армянской аристократии (читай — армянам-монофизитам). Несомненно, что также Филарет владел Самосатой, которая была отбита у него харранским эмиром Шараф ад-Даулой лишь в 1085 г.

Среди турецкого завоевания, повсюду, между прочим, успешного, Антиохия, как мы видели, оставалась во власти византийцев. В 1078 г. императорским «дукой» Антиохии был еще Исаак Комнин, которого в том же году сменил армянский аристократ Васак Пахлавуни, сын знаменитого Григора Магистра. Однако зимой 1078/79 г. Васак «был убит на антиохийском рынке, — сообщает нам Матфей, — вероломными греками», то есть он был убит заговорщиками греческой национальности или православного обряда. Его войска и городские нотабли Антиохии, явно опасаясь, что тюрки, воспользовавшись обстоятельствами, попытаются овладеть городом, призвали Филарета и передались ему. Михаил Сириец добавляет, что Филарет тут же покарал убийц Васака, что доказывает, что, несмотря на его переход в православие, авантюрист не совсем оторвался от соплеменников. Разумеется, этот захват власти в городе произошел под знаменем

сохранения византийского суверенитета. Зато другая византийская крепость в Сирии, Шайзар на Оронте, была захвачена мусульманами. 19 декабря 1081 г. арабский эмир Али ибн Мункид овладел цитаделью Шайзара, откуда местный епископ управлял городом именем Византийской империи.

В Антиохии, как в Эдессе, как в других византийских городах региона, христианское население обратилось к Филарету, к этому энергичному и ловкому армянину, как к спасителю. Им, отрезанным с момента захвата Малой Азии сельджуками от всякой возможности получить помощь из Византии, не оставалось ничего другого, кроме как создавать автономные княжества под руководством недавно иммигрировавших армянских элементов — единственных военных элементов среди них. В эти решающие годы, разделяющие разгром при Манцикерте и Первый крестовый поход, Филарет фактически закладывал основы Новой Армении. Он вырабатывал план будущего королевства Рубенидов и Хетумидов XIII в. Точнее, этот умный авантюрист, импровизируя, создавал феодальное государство более обширное, чем то, каким должно было позднее стать правильно устроенное государство Рубенидов и Хетумидов, поскольку, опираясь на многочисленную и прочно осевшую в Антитавре армянскую иммиграцию, оно охватывало Киликию, Мелитену, Эдессу и Антиохию.

Несмотря на то что Филарет фактически систематически грабил Византийскую империю, за счет которой строил свое странное княжество, император Никифор III Вотаниат ему в этом способствовал. Очевидно, отчаявшемуся отвоевать дальние области или понявшему полезность такого христианского бастиона, сохранившегося посреди завоеванных сельджуками земель, Никифору хватило мудрости восстановить дружеские отношения с удачливым авантюристом. Филарет, со своей стороны, поспешил признать номинальный сюзеренитет василевса, которого коронация сделала в глазах населения законным. Но в это же самое время Филарет, как уже было сказано, считал необходимым подстраховаться и со стороны мусульман. Около 1080 г. он признал себя за Антиохию вассалом правившей в Мосуле арабской династии Укайлидов. Если верить Матфею Эдесскому и Михаилу Сирийцу, он будто бы пытался заручиться гарантиями неприкосновенности своих владений у сельджукского султана Маликшаха и для этого без колебаний внешне перешел в ислам.

Номинально принадлежа к греческой ортодоксии (православию), Филарет, как правитель Новой Армении, должен был поддерживать постоянные контакты с григорианской, то есть монофизитской, церковью. Он хотел привязать к себе армянского патриарха Григора II. Во время ссоры с Торником Сасунским он поручил ему дипломатическую миссию, которую прелат отклонил. Позднее он позвал Григора вернуться и устроить свою резиденцию рядом с ним. Патриарх снова отказался. Тогда Филарет назначил патриархом — или антипатриархом — Саркиса Хоници[149], который был посвящен в сан в Хони, Хонионе византийских географов, нынешнем Хуну, на севере Гёксуна, во владениях авантюриста (1076). Со своей стороны Григор отправился в Ани, в Великую Армению, в то время покоренную сельджуками, и там посвятил в сан коадъютора своего племянника Барсега (Василия) I, называемого Анеци (1081). Тем временем в государстве Филарета преемником антипатриарха Саркиса Хоници, умершего в 1077 г., стал Торос Алахозик (1077–1090). После того как в 1085 г. тюрки захватили район Хони, Филарет пригласил Тороса перенести патриарший престол к нему, в Мараш. Торос, видимо приспособившийся к тюркскому протекторату, отказался. Тогда Филарет назначил патриархом Погоса Варагци, который покорно поселился в Мараше, возле него (1086). Таким образом, в армянской диаспоре наступил раскол: один патриарх пребывал в Ани, второй в Хони, а третий в Мараше.

Наследие Филарета и Первый крестовый поход

Однако Сельджукиды не могли долго терпеть укрепление Армянского княжества, которое, вклиниваясь в их владения, перекрывало им путь в Сирию. Сельджукид Сулейман ибн Кутулмыш, завоеватель Малой Азии, воспользовался отлучкой Филарета и семейными раздорами последнего (родной сын армянского лидера организовал заговор совместно с тюрками). 1 декабря 1084 г. он внезапно осадил Антиохию и три дня спустя овладел ею[150]. Итак, Антиохия попала в руки тюрок, но ненадолго: в 1098 г., как мы увидим, она будет освобождена в ходе Первого крестового похода.

Вскоре после падения Антиохии армянский патриарх Барсег (Василий) I, отчаявшись добиться политического освобождения своего народа, решился на важный демарш. Столкнувшись с «преследованиями, устроенными тюрками против верующих, налогами, давящими церкви и монастыри, бесчинствами в отношении духовенства», он отправился молить о милости «владыку Вселенной», сельджукского султана Малик-шаха. Привезя крупные суммы в золоте и серебре, он преподнес их султану и добился от него грамот, «гарантирующих его покровительство армянской церкви и освобождение от податей церковных зданий, священников и монахов». Как видим, это было настоящим присоединением армянской церкви в Тюркской империи. Похвалы, которые Матфей Эдесский расточает по этому поводу Малик-шаху, пожалуй, подтверждают, что сельджукидский двор ответил на данную демонстрацию лояльности обещанием более либерального отношения.

Что же касается Эдессы, Филарет в свое отсутствие доверил ее охрану некоему паракимонену[151], но тот был убит одним из своих офицеров, возможно, сирийцем, по имени Барсама (Барсаума?). Филарет обратился за помощью к Малик-шаху. Один из полководцев Малик-шаха, эмир Бузан, подступил к Эдессе и после шестимесячной осады овладел ею: население в конце концов восстало против Барсамы и открыло ворота тюркам (1086–1087).

Разумеется, Малик-шах не вернул Эдессу Филарету, а отдал ее во фьеф Бузану. Филарету пришлось довольствоваться оставшимися у него Марашем[152] и, вероятно, Малатьей. Он умер вскоре после распада своего эфемерного княжества. Тем не менее мы не должны забывать, что именно благодаря ему армянский народ пустил прочные корни в районах Антитавра и Эдессы.

В Эдессе эмир Бузан пообещал уважать права собственности армянского населения, которое, в общем-то, и сдало ему город. Однако по доносам враждебных элементов он казнил, очевидно, чтобы завладеть их имуществом, двенадцать армянских нотаблей. Эдесса принадлежала Бузану до того дня, когда этот эмир был побежден и убит младшим отпрыском династии Сельджукидов Тутушем (1091). Когда Тутуш, в свою очередь, погиб в очередной войне между Сельджукидами (1095), ловкий армянин по имени Торос (Торос, сын Хетума), бывший офицер Филарета, сумел уничтожить небольшой

тюркский гарнизон цитадели и с помощью армянского населения стать правителем города. Соседние туркоманские властители, Сокман ибн Орток, эмир Саруда, и Балдукья, эмир Самосаты, осадили Эдессу. Торос устоял не только против них, но и против сельджукидского султана Алеппо, Ридвана, осадившего город в свою очередь (1095– 1096). Мы еще увидим Тороса встречающим в 1098 г. в Эдессе одного из вождей Первого крестового похода, Бодуэна де Булонь (Булонского), и что из этого получилось: трансформация армянского княжества во франкское графство Эдесса.

Еще один армянский вождь, Гох Васил, в то же время стал правителем Кайсуна и Рабана[153]. Он продержался там приблизительно с 1082 г. до своей смерти в 1112 г. и играл активную роль в войнах эдесских франков против тюрок. Как и Филарет до него, он был — о чем напоминает его прозвище Гох, то есть «вор» (территорий), — авантюристом, не имевшим четких принципов. Однако, в отличие от «халкидонянина» Филарета, из-за непоколебимой приверженности армянской церкви он пользовался симпатиями хронистов — своих соплеменников. Матфей Эдесский величает его «прославленным воителем, вокруг которого объединились остатки нашего национального войска».

Что же касается Мараша, который, как мы видели, Филарет удержал после потери других своих владений, он после его смерти попал в руки тюрок. Однако вскоре был отнят у них участниками Первого крестового похода (около 13 октября 1097 г.). В соответствии с взятыми на себя ранее обязательствами крестоносцы передали его византийскому императору Алексею Комнину. Тот поставил в городе губернатором с титулом «князя князей» (поармянски ишхан ишханац) армянина Татула, который правил в нем до 1104 г. Армянская иммиграция в этих краях стала столь многочисленной, что и греки, и турки вынуждены были с ней считаться и зачастую выбирали именно из этого элемента местных представителей своей власти.

То же самое происходило в Мелитене, или Малатье. Город, как мы знаем, некоторое время принадлежал Филарету, последним наместником которого там был некто Хорил, или Гавриил. Этот ловкий малый был, как и Филарет, армянином по рождению и грекоправославным по вероисповеданию. Являясь формально подданным Византийской империи, он отправил свою жену в Багдад, чтобы

получить от аббасидского халифа и сельджукского султана подтверждение своих прав на Малатью. Тюрки неоднократно осаждали его в этом городе, но ему, благодаря ловкой дипломатии, долгое время удавалось отделываться от них. В первый раз — прибегнув к посредничеству туркоманского вождя Гюмюштекина ибн Данишменда, эмира Сиваса. Во второй раз, когда в 1097 г. он был осажден сельджукским султаном Малой Азии Кылыч-Арсланом I, его спасли весьма кстати подошедшие рыцари Первого крестового похода. Он умел, как мы увидим далее, ладить с франкскими баронами, которые неоднократно помогали ему против эмира Гюмюштекина. Особенно он сблизился со вторым франкским графом Эдессы Бодуэном II дю Бур, будущим королем Иерусалимским, за которого выдал замуж свою дочь Морфию. Это был один из франко-армянских браков, количество которых в эпоху крестовых походов будет расти. Тем не менее натиск тюрок в конце концов возьмет верх. В 1103 г. Малатья будет взята Данишмендидами, а Гавриил погибнет.

Если мы попробуем резюмировать изложенные события, при всей их внешней запутанности, то констатируем важное явление: в виде множества мелких армянских княжеств, в большинстве своем непрочных, основанных в последней четверти XI в. в Антитавре и при большом рукаве Евфрата, армянская диаспора начала политически организовываться в этом регионе. Под руководством либо национальных вождей, либо заменивших их предводителей крестоносцев эта многочисленная армянская иммиграция сыграет значительную роль в истории латинского Востока.