
книги / Самоубийство Социолог. этюд
.pdfвоспитания, развивая не только умы, но и характеры, не толь ко идеи, но и убеждения», — отвечает он.88
Но это значит — приписывать воспитанию власть, кото рой оно не имеет. Оно не больше как образ и подобие общест ва. Оно подражает ему, воспроизводит его, но не создает его. Воспитание бывает здоровым, когда сами народы в здоро вом состоянии. Но оно портится вместе с ними и не может измениться собственной силой. Если моральная среда испор чена, то и сами воспитатели, живущие в этой среде, не могут не быть пропитаны той же порчей. Как же они могут дать тем характерам, которые они формируют, иное направле ние, отличное от того, которое сами получили? Каждое новое поколение воспитывается предшествующим. Следовательно, данному поколению надо самому исправиться, чтобы испра вить следующее поколение. Это заколдованный круг. Возмож но, конечно, что время от времени появляется человек, кото рый по своим идеям и стремлениям опережает современни ков, но не при помощи отдельных личностей пересоздается моральный строй народов. Нам, конечно, хотелось бы верить, что одного красноречивого голоса может быть достаточно, чтобы перетворить как бы чудом социальную материю, но здесь, как и повсюду, ничто не выходит из ничего. Самая великая энергия не может извлечь из небытия силы, кото рых нет, и неудачи опыта всякий раз рассеивают эти дет ские иллюзии. Впрочем, если бы даже путем немыслимого чуда и удалось создать какую-нибудь педагогическую систему, которая расходилась бы с социальной системой, то она была бы бесплодна, и именно по причине этого расхождения. Если коллективная организация, создающая моральную атмосферу, которую хотят рассеять, продолжает существовать по-прехс- нему, то ребенок не может не подпасть под ее влияние с той минуты, когда он придет с ней в соприкосновение. Искусст венная школьная среда не может предохранить его надолго. По мере того, как реальная жизнь охватывает его все больше и больше, она разрушит работу воспитателя. Итак, воспита ние может реформироваться лишь тогда, когда реформиру ется само общество. А для этого необходимо уничтожить сами причины того зла, которым оно страдает.
Мы знаем эти причины. Мы определили их, когда указа ли, какими источниками питаются течения, несущие с собой самоубийства. Среди этих течений есть, однако, одно, кото рое, несомненно, ничем не повинно в современном усилении числа самоубийств: это течение альтруистическое. В настоя щее время оно, скорее, теряет силу, чем выигрывает, и наблю дать его можно, главным образом, в низших обществах. Если оно еще удерживается в армии, то и там его интенсивность не представляет ничего аномального. До известной степени оно необходимо для поддержания военного духа, но даже и там все больше и больше идет на убыль. Остается только эгоисти ческое самоубийство и самоубийство аномичное, развитие которых можно считать ненормальным, и только на этих двух формах нам необходимо сосредоточить свое внимание.
Эгоистическое самоубийство является результатом того, что общество не сохранило достаточной цельности во всех своих частях, чтобы удержать всех членов под своей влас тью. Если этот разряд самоубийств слишком усилился, это значит, что и то состояние общества, которым он вызывает ся, чересчур усилилось, что слишком много членов слишком полно ускользают из-под власти расстроенного и ослабевше го общества. А потому единственное средство помочь злу — сделать социальные группы снова достаточно сплоченными, чтобы они крепче держали индивида и чтобы индивид креп че держался за них. Нужно, чтобы он сильнее чувствовал свою солидарность с коллективным существом, которое пред шествует ему по времени, которое переживет его, которое окружает его со всех сторон. При этом условии он переста нет искать в себе самом единственную цель своей деятельно сти и, поняв, что он — орудие для достижения цели, которая находится выше его, он поймет также, что он имеет извест ное значение. Жизнь снова приобретет смысл в его глазах, потому что она вновь найдет свою естественную цель и свое естественное направление. Но какие группы более всего спо собны непрерывно толкать человека к этому спасительному чувству солидарности?
Не политическое общество. Особенно в настоящее время в наших огромных новейших государствах оно слишком да
леко стоит от личности, чтобы с достаточной последователь ностью серьезно влиять на нее. Какова бы ни была связь между нашей повседневной работой и совокупностью обществен ной жизни, она слишком косвенного свойства, чтобы ощу щаться нами непрерывно и отчетливо. Лишь в тех случаях, когда затронуты крупные интересы, мы живо чувствуем свою зависимость от политического коллектива. Конечно, у тех, кто составляет моральный цвет населения, редко бывает, что бы совершенно отсутствовала идея отечества, но в обычное время она остается в полумраке, в состоянии смутного пред ставления, а бывает, что она и совсем затмевается. Нужны исключительные обстоятельства, какой-нибудь крупный по литический или социальный кризис, чтобы она выступила на первый план, овладела умами и стала направляющим двига телем поведения. Но не такое редко проявляющееся воздей ствие может сыграть роль постоянного тормоза для склонно сти к самоубийству. Необходимо, чтобы не только изредка, но в каждый момент своей жизни индивид сознавал, что его деятельность имеет цель. Чтобы его существование не каза лось ему пустым, он постоянно должен видеть, что жизнь его служит цели, которая непосредственно его касается. Но это возможно лишь в том случае, когда более простая и менее обширная социальная среда теснее окружает его и предлага ет более близкую цель его деятельности.
Религиозное общество также непригодно для этой функ ции. Мы не хотим, конечно, сказать, что оно в известных условиях не могло оказывать благодетельного влияния; но дело в том, что условий, необходимых для этого влияния, нет теперь в наличии. В самом деле, оно предохраняет от само убийства лишь в том случае, когда оно, это религиозное об щество, обладает могучей организацией, плотно охватываю щей индивида. Так как католическая религия налагает на верующих обширную систему догматов и обрядов и прони кает таким образом во все подробности их существования, даже их мирской жизни, она сильнее привязывает их к жиз ни, чем протестантизм. Католик меньше подвергается воз можности забыть о своей связи с вероисповедной группой, потому что эта группа ежеминутно ему напоминает о себе в
форме императивных предписаний, которые касаются самых различных сторон жизни. Ему не приходится с тоской спра шивать себя, куда ведут его поступки; он все их относит к Богу, потому что они большей частью регулируются Бо гом, т. е. его воплощением — церковью. И так как считается, что эти предписания исходят от власти сверхчеловеческой, человеческий разум не имеет права их касаться. Было бы грубым противоречием приписывать им подобное происхож дение и в то же время разрешить свободную критику. Итак, религия ослабляет склонность к самоубийству лишь в той мере, в какой она мешает человеку свободно мыслить. Но подобное ограничение индивидуального разума в настоящее время дело трудное и с каждым днем становится труднее. Оно оскорбляет наши самые дорогие чувства. Мы все боль ше и больше отказываемся допускать, что можно было ука зать границы разуму и сказать ему: «Дальше ты не пойдешь». И движение это началось не со вчерашнего дня: история че ловеческого духа есть в то же время история развития сво бодной мысли. Было бы ребячеством пытаться остановить движение, явно неудержимое. Если только современные об ширные общества не разложатся безвозвратно и мы не воз вратимся к маленьким социальным группам былых времен,85 т. е. если только человечество не возвратится к своему от правному пункту, религии больше не в силах будут оказы вать очень обширного или очень глубокого влияния на умы. Это не значит, что не будут основывать новые религии. Но единственно жизненными будут те, которые отведут свобод ному исследованию и индивидуальной инициативе еще боль ше места, чем даже самыр либеральные протестантские сек ты. И именно поэтому они не будут оказывать на своих чле нов того сильного давления, которое необходимо, чтобы поставить преграду самоубийству.
Если многие писатели видели в восстановлении религии единственное лекарство против зла, то это объясняется тем, что они ошибались насчет источников ее власти. Они сводят почти всю религию к известному числу высоких мыслей и бла городных правил, с которыми, в конце концов, мог бы при мириться и рационализм, и думают, что достаточно было бы
укрепить их в сердце и уме людей, чтобы предупредить их моральное падение. Но они ошибаются как относительно того, что составляет сущность религии, так — в особенности — и относительно причин иммунитета, который религия иногда давала против самоубийства. Она достигала этого не тем, что поддерживала в человеке какое-то смутное чувство чегото таинственного и непостижимого, но тем, что подвергала его поведение и мысль суровой дисциплине во всех мелочах. Когда же она является только символическим идеализмом, только философией, переданной по традиции, но которую мож но оспоривать и которая более или менее чужда нашим по вседневным занятиям, ей трудно иметь на нас большое влия ние. Божество, которое своим величием поставлено вне мира и всего мирского, не может служить целью нашей мирской деятельности, и она оказывается без цели. Слишком много вещей стоят в этом случае вне связи с божеством, для того чтобы оно могло дать смысл жизни. Предоставив нам мир, как не достойный его, оно тем самым предоставило нас самим себе во всем, что касается жизни мира. Не при помощи раз мышлений об окружающих нас тайнах и даже не при помощи веры в существо, всемогущее, но бесконечно от нас далекое и требующее от нас отчета лишь в неопределенном будущем, можно помешать людям кончать с жизнью. Словом, мы пре дохранены от самоубийства лишь в той мере, в какой мы социализированы. Религии могут нас социализировать лишь в той мере, в какой они лишают нас права свободного исследо вания. Но они больше не имеют и, по всей вероятности, ни когда больше не будут иметь в наших глазах достаточно авто ритета, чтобы добиться от нас подобной жертвы. Не на них, следовательно, надо рассчитывать в борьбе с самоубийством. Впрочем, если бы те, кто видят в восстановлении религии единственное средство излечить нас, были последовательны, они должны были бы требовать восстановления самых архаи ческих религий. Ведь иудаизм лучше предохраняет от само убийства, чем католичество, и католичество — лучше, чем протестантизм. И однако, протестантская религия наиболее свободна от материальных обрядов, следовательно — наибо лее идеалистична. Напротив, иудаизм, несмотря на свою ве
ликую историческую роль, многими сторонами связан с наи более первобытными религиозными формами. Уже из этого видно, что моральное и интеллектуальное превосходство дог мы не имеет никакого отношения к тому влиянию, которое она в состоянии оказать на самоубийство.
Остается семья, профилактическая роль которой не подле жит сомнению. Но было бы иллюзией думать, что достаточ но уменьшить число холостяков, чтобы остановить развитие самоубийств. В самом деле, если женатые имеадт меньшую тенденцию убивать себя, то сама эта тенденция усиливается
стой же последовательностью и в той же пропорции, что и
ухолостых. С 1880 до 1887 г. число самоубийств среди жена тых возросло на 35% (с 2.735 до 3.706); среди холостых — только на 13% (с 2.554 до 2.894). По вычислениям Бертильона, в 1863—1868 гг. относительное число первых было 154 на 1 млн.; в 1887 г. оно было 242, т. е. возросло на 57%. В тече ние того же промежутка времени пропорция самоубийц-хо- лостяков возросла не намного больше: с 173 до 289, т. е. на 67%. Увеличение числа самоубийц в течение века не зави сит от их семейного положения.
Надо заметить, что в семейном строе совершились измене ния, которые мешают семье оказывать прежнее предохрани тельное влияние. Тогда как в прежнее время она удерживала в своей орбите большую часть своих членов от рождения до смерти и представляла компактную, неделимую массу, ода ренную своего рода вечностью, в настоящее время ее сущест вование очень эфемерно. Едва образовавшись, семья уже рассыпается. Лишь только дети подросли, они чаще всего продолжают свое воспитание вне дома; как тоЛысо они стали взрослыми, они устраиваются вдали от родителей, и семей ный очаг пустует. Это почти общее правило. Можно сказать, что в настоящее время семья в течение большей части своего существования состоит только из мужа и жены, а мы знаем, как это мало противодействует самоубийству. Занимая, та ким образом, малое место в жизни, семья не может больше служить ей достаточной целью. Не то чтобы мы меньше лю били своих детей, но они не так тесно, не так неразрывно связаны с нашим существованием, и наша жизнь поэтому
должна найти для себя другой смысл. Так как наши дети меньше живут с нами, нам необходимо связать свои мысли и поступки с другими объектами.
И прежде всего это периодическое разъяснение сводит на нет семью как коллектив. Некогда семейное общество пред ставляло не простое собрание лиц, объединенных узами вза имной привязанности. Это была в то же время группа в ее абстрактном и безличном единстве. Это было наследствен ное имя, связанное с целым рядом воспоминаний, с фамиль ным домом, с землей предков, с исстари установившимся положением и репутацией. Все это исчезает понемногу. Об щество, которое каждую минуту распадается, чтобы вновь образоваться в другом месте, в совершенно новых условиях и из совершенно иных элементов, не имеет достаточно пре емственности, чтобы приобрести собственную физиономию, чтобы создать собственную историю, к которой его члены могли бы быть привязаны. Если люди не заменят чем-нибудь эту старую цель своей деятельности по мере того, как она от них уходит, то необходимо образуется большая пустота в их жизни.
Эта причина усиливает самоубийство не только женатых, но и холостяков, так как подобное состояние семьи заставля ет молодых людей покидать родную семью раньше, чем они в состоянии основать собственную. Отчасти по этой причи не все больше растет число одиноких людей, и мы видели, что подобное одиночество усиливает склонность к самоубий ству. И однако, ничто не может остановить этого движения. В старое время, когда каждая местная среда была более или менее замкнута для других, благодаря обычаям, традициям, отсутствию путей сообщения, каждое поколение поневоле оставалось на родных местах или, в крайнем случае, не дале ко от них уходило. Но по мере того, как эти барьеры пада ют, как отдельные среды нивелируются и перемешиваются, индивиды неизбежно рассыпаются на огромные открытые им пространства, преследуя свои личные цеди или, вернее, интересы. Никакими искусственными мерами нельзя поме шать этому необходимому распылению и возвратить семье ту цельность, которая составляла ее силу.
Итак, это зло неизлечимое? Так поначалу можно было бц подумать, поскольку из всех обществ, которые, как мы пок* зали выше, оказывают благотворное влияние, нет ни одного^ которое могло бы теперь принести действительное исцеле ние. Мы показали в то же время, что если религия, семья, отечество предохраняют от эгоистического самоубийства, то причину тому надо искать не в особенном характере чувству которые они развивают. Напротив, они обязаны этим своин свойством тому общему факту, что являются обществами, я обладают им в той мере, в которой являются обществами, правильно сплоченными, т. е. без односторонних излишеств. Поэтому всякая другая группа может оказывать подобное же влияние, если только она отличается подобной же спло ченностью. Кроме общества религиозного, семейного, поли тического, существует еще одно, о котором до сих пор у нас еще не было речи: это общество, которое образуют, соеди нившись между собой, все работники одного порядка, все сотрудники в одной функции — это профессиональная груп па, или корпорация.
Что она может играть подобную роль, вытекает уже из самого ее определения. Так как она состоит из индивидов, которые занимаются одинаковым трудом и которых интере сы солидарны и даже сливаются, то она представляет самую благодатную почву для развития социальных идей и чувств. Одинаковость происхождения, культуры и занятий приво дит к тому, что профессиональная деятельность представля ет самый богатый материал для современной жизни. Впро чем, корпорация уже показала в прошлом, что она может являться коллективной личностью, ревниво, даже чересчур ревниво, оберегающей свою автономию и власть над своими членами; поэтому нет сомнения, что она может являться для них моральной средой. Нет основания, чтобы корпоратив ный интерес не приобрел в глазах работников того высшего характера, которым всегда обладает интерес социальный срав нительно с частными интересами во всяком хорошо органи зованном обществе. С другой стороны, профессиональная
группа имеет над всеми другими тройное преимущество: ее власть проявляет себя ежеминутно, повсеместно и охваты вает почти всю жизнь. Эта группа влияет на индивидов не с перерывами, как политическое общество, она никогда с ними не расстается уже в силу того, что никогда не прекращается функция, органом которой она является и в отправлении которой участвуют работники. Она следует за работниками всюду, куда бы они ни переместились, чего не может делать семья. Где бы они ни были, они находят ее, она окружает их, напоминает им об их обязанностях, поддерживает их, когда надо. Наконец, так как профессиональная жизнь есть почти вся жизнь, то влияние корпорации дает себя чувство вать в каждой мелочи наших занятий, которые таким обра зом направляются в сторону коллективной цели. Так что корпорация обладает всем, что нужно, чтобы охватить инди вида и вырвать его из состояния реального одиночества, а ввиду нынешней слабости других групп только она одна мо жет исполнять эту необходимую службу.
Но для того чтобы она имела подобное влияние, необхо димо организовать ее на совершенно других основаниях, чем в настоящее время. Прежде всего, существенно важно, что бы она перестала быть частной группой, которую закон раз решает, но государство игнорирует, и чтобы она стала опре деленным и признанным органом нашей общественной жиз ни. Нет необходимости сделать ее обязательной, но важно организовать ее так, чтобы она могла играть социальную роль, а не просто выражать различные комбинации частных инте ресов. Это не все. Чтобы группа не была пустой формой, надо заронить в нее семена жизни, которые могут в ней раз виваться. Чтобы она не была простой этикеткой, нужно воз ложить на нее определенные функции, которые она может выполнять лучше всякой другой группы.
В настоящее время европейские общества стоят перед аль тернативой: оставить профессиональную жизнь без регла ментации или же регламентировать ее при помощи государст ва, так как нет другой законной власти, которая могла бы играть роль регулятора. Но государство стоит слишком далеко от этих сложных явлений, чтобы оно умело найти для каждо
го из них соответственную специальную форму. Это тяхселая машина, которая годится только для общих и простых работ. Ее всегда однообразная деятельность не может при спосабливаться к бесконечному разнообразию частных об стоятельств. Она поневоле все придавливает и нивелирует. С другой стороны, мы живо чувствуем, что нельзя оставлять в неорганизованном виде всю ту жизнь, которая проложила себе путь в профессиональных союзах. Вот почему путем бесконечных колебаний мы по очереди переходим от автори тарной регламентации, которая бессильна вследствие своей чрезвычайной прямолинейности, к систематическому невме шательству, которое не может долго продолжаться ввиду порождаемой им анархии. Идет ли речь о длине рабочего дня, о гигиене, о заработной плате, о сберегательных, стра ховых или филантропических учреждениях, повсюду добрая воля наталкивается на то же затруднение. Как только пыта ются установить какие-нибудь правила, они оказываются неприменимыми на практике, вследствие отсутствия гибко сти, или же их можно применить, лишь совершая насилие над делом, которому они должны служить.
Единственный способ выйти из этой альтернативы — орга низовать вне государства, хотя и под его ведением, пучок коллективных сил, регулирующее влияние которых могло бы проявляться с большим разнообразием. Бозродившиеся кор порации вполне отвечают этому условию, и мы не видим даже, какие другие группы могли бы ему соответствовать. Корпо рации стоят достаточно близко к фактам, достаточно непо средственно и достаточно постоянно приходят в соприкос новение с ними, чтобы чувствовать все их оттенки, и они должны быть достаточно автономны, чтобы не подавлять этого разнообразия. Они должны были бы заведовать кассами стра хования, помощи, пенсий, потребность в которых чувствует ся многими светлыми умами, но которые они не решаются, и вполне основательно, отдать в руки государства, и без то го столь могущественные и столь неловкие. Корпорации же должны были бы разрешать конфликты, которые так час то возникают между различными отраслями одной и той же профессии, устанавливать для различных разрядов предприя