
книги из ГПНТБ / Кокин Л.М. В поиске истины
.pdfзочного» дня по випе дурного ветра шамала это тем бллее необходимо. У археологов профессионально хорошая намять. Невзначай кто-то вспомнил о закопанной в шурфе про запас картошке. Ее бы с мясом... Жаркое, согласилась Горпслава Николаевна, справедливо. Как возмещение вчерашних чаев. В полевых условиях не приходится рассчитывать на разносолы. В обед готовят два блюда, одно из них чай (разумеется, зеленый). Дру гое же — будь то макароны с консервированным мясом или наваристые щи, или суп-шурпа, или ожидаемое на сей раз жаркое — и вкусно, и обильно. Ешь — но хочу. За что и чтят мужчины — охотники из племени архео логов сестру-хозяйку и мать-кормилицу. Когда бы ктонибудь из них отличался способностями к скульптуре, то, подобно жителю первобытного Алтына, непременно слепил бы статуэтку Женского Божества, придав ей черты Бориславы Николаевны.
Обязанности Богини экспедиционного очага Бори слава Николаевна Лиспцина совмещает с редкой спе циальностью палеогеографа. То есть географа древности. ЮТАКЭ не случайно называется комплексной экспеди цией. Вместе с археологами работают востоковеды, этно графы и, вот, географ. На протяжении тысячелетий ледники, землетрясения, даже само вращение планеты заметно меняют облик Земли. Скажем, дельта реки Тёджен за 10 тысяч лет переместилась на 20 километров к западу. В районе древней дельты Теджена (километрах в восьмидесяти севернее Алтына) Лисициной с помощью аэрофотосъемки удалось обнаружить оросительную си стему, прокопанную почти пять тысяч лет назад. Еще никто не находил столь древних ирригационных соору жений. А ведь по ним ученые могут судить и о технике, и об обществе того времени. БІервобытные люди сумели организовать коллективную работу по рытью и очистке каналов трехкилометровой длины, распределять и регу
150
лировать подачу воды на поля. Опыт древних ирригато ров, по-видимому, небесполезен и для нынешних инже неров, о чем свидетельствует опубликование статьи Лисициной в специальном журнале «Гидротехника н ме лиорация». Древние каналы она надеется отыскать и в окрестностях Алтына.
Жаркое булькает под крышкой на сковороде разме ром с автомобильное колесо. Закипает батарея похожих па кофейники высоких закопченных чайников-кумга- нов. Студентки вместе с Гориславой Николаевной во зятся у очага, выкопанного в земле «по-чабански» — ряд узких мелких траншеек, связанных поперечным ходом. Смыв с себя трудовую пыль (сосок умывальника подни мается с помощью четвертого позвонка), мужчины ко ротают время перед обедом. Кто пишет домой, кто днев ник работ, кто латает какую-нибудь дырку, а молодой московский археолог Сергей, забравшись в палатку, чи тает книжку о Шлимане. Я тоже в душной палатке при нимаюсь за свои записи. В моем пользовании хозяйст венная палатка, где хранится экспедиционное имуще ство — всякие там ящики, свертки, рулон вощеной бу маги для упаковки находок.
Не успеваю сосредоточиться, как во входную прорезь просовывает длинноволосую и длиннобородую голову Робинзон, он же лешіпградский аспирант Володя. В лет ней матросской робе (полотняные брюки и застиранная белая рубаха навыпуск), с морковным от солнца носом, он вполне может также сойти за моиаха-отшелышка, пи тающегося кузнечиками.
—Посмотрите, пожалуйста, нет ли в палатке ве ника,— вежливо просит голова Робинзона.
Перекладываю свертки и ящики, осматриваю углы.
—Может быть, в большом ларе? — предполагает голова.
Послушно подняв фанерную крышку, под листом во
щеной бумаги сбоку у стенки вместо веника вижу узор чатый ремешок. Я вижу его сразу и так же мгновенно его узнаю, захлопываю крышку, оборачиваюсь к голове:
—Там змея.
—Да что вы, вам почудилось.
Может, и впрямь показалось? Осторожно приподни маем крышку и сквозь расширяющуюся щель теперь уже оба заглядываем внутрь ларя. Ремешок в попереч ных неровных светлых и темно-серых полосках на месте.
— Змея!
Мы с Робинзоном-Володей выскакиваем из па латки. На крик сбегается все население лагеря. Сна чала — расспросы, но мы с Володей не знаем, что за змея. Объясняю, как было, Володя поддакивает, и лишь одно непонятно — как она в закрытый ларь забралась. Мысль о подвохе не приходит мне в голову, даже когда Володин приятель москвич Юра решительно входит в палатку и через минуту появляется с «ремешком» в руке. У Юры вид Цезаря. Или Ирины Бугримовой после коронного номера. Но неожиданно ремешок в руке изворачивается. Юра роняет его и, сунув в рот палец, сплевывает розовую слюну. На подушечке пальца два красных пятнышка, как двоеточие. Через несколько дней до меня дойдет слух, что до этого момента все ра зыгрывалось по нотам. Но тут сценарий нарушился, и это окончательно усыпило мои непроснувшиеся подо зрения.
Все сбились вокруг обессилевшей змеи. После укуса даже ядовитая змея не опасна, знатоки же уверены, что эта не ядовита. От кого-то я слышал, будто у Гориславы Николаевны есть с собой книжка — определитель змей. Ну, давайте посмотрим, убедимся, что не ошиблись, прошу ее. Но готово жаркое! Отложим-ка это до после обеда, ко всеобщему удовольствию предлагает
152
она. А змея тем временем мало-помалу уползает с солнцепека обратно в палатку. Змеи плохо переносят жару.
Большая восьмиугольная палатка в стороне от жилья напоминает средних размеров цирк Шапито. Брезенто вые боковины закатаны кверху, как шторы, под шатро вым навесом постоянно дует легонький ветерок. Здесь столовая, гостиная, зал заседаний и кают-кампания. Ве теран экспедиции, эта палатка давно уже списана, но, несмотря на многочисленные заплаты, продолжает верно служить, поскольку ничего взамен археологам не пред лагают. Если требовать понастойчивее, вероятно, можно добиться новой, но Массону жаль тратить на это время и силы. Чтобы вчерашний шамал окончательно не пре вратил палатку в клочья, пришлось ее снять, а сегодня, затянув новые трещины, опять поставить.
За едой похвалы жаркому перемежаются возвраще ниями к теме змеи. Неприятно, конечно, с такой тварью встретиться, но ничего страшного нет! А если б и было? Единственного надежного средства против змеи ного яда — сыворотки археологам в экспедицию не дают. В поселковой больничке в Меана ее тоже нет. А до Ашхабада, не дай бог понадобится, едва ли успеют до везти... Разумеется, это до первого случая, но пока что волей-неволей остается сохранять спокойствие и чув ство юмора. Над отчаянным Юрой подшучивают. Когда Юру укусила фаланга, лечили его спиртом (внутрь). Пусть признается, не захотелось ли ему повторить? Тут же Юру и утешают. Уроженец Меана шейх Абу Саид почти тысячу лет назад говорил: «Героя, который стре мится получить венец мученический на поле брани, пре восходит тот, кто ищет мученичества за любовь...»
Наконец в разгар чаепития Горислава Николаевна приносит солидный том «Пресмыкающиеся Туркме нии», заменяющий противозмеиную сыворотку. Какой
153
только нечисти нот в пустыне... Листаем книжку. Для страховки начинаем все же с ядовитых змей. Не эфа и не гюрза. Не гадюка. И уж конечно не кобра. Нако нец находим похожий «портрет» и возвращаемся к хозпалатке. Практикантка Ира бодро извлекает из-под па латки змею и кидает ее в банную шайку, откуда я перед этим доставал древние статуэтки. Толя Щетенко нарас пев зачитывает над ней описание удавчика песчаного. Приметы сходятся. Ира с подругой своею Леной торже ственно выносит шайку с полумертвым удавчиком мет ров за сто в пустыню. Не хватает только оркестра.
Но тут раздается голос шофера Мамеда:
— Ну, кто за водо-ой?!
Дружная, как всегда, погрузка пустых челеков.
— Зачем змею не убили? — недоумевает Мамед.— Ядовитая — неядовитая. Она Юру не пожалела, да?
Мамед не злой человек, но змей он не любит. Вна чале он даже забрал свою раскладушку из общего ряда перед палатками и на ночь расставил ее на платформе грузовика,— как на всякого новичка, на Мамеда вылили ушат экспедиционных историй, что на сей раз подей ствовало безотказно. Своей находчивостью Мамед был страшно доволен и несколько дней вербовал последова телей: приходи ко мне спать, кто желает, места всем хватит! Ни змея, пи фаланга не придет ночью, да? Но затем, не выдержав одиночества, тихо вернул свою рас кладушку в общий ряд. Расставляй, складывай, я не хуяш других, других не кусает, да?
К археологам шофер Мамед относится несколько свысока, хотя дипломат, старается этого не показы вать. Ученые люди, а копают землю... Зачем учиться, чтобы рыться в земле... как свинья, да? Когда его дочка выучится, Мамед не позволит ей портить руки. Мамед мечтает купить дочке пианино и в пустыню поехал под работать... Какой дурак станет здесь мотаться, да? За
154
водой на скважины — Мамед, за письмами в Меана — Мамед, за продуктами в Тсджен — Мамед, Мамед туда, Мамед сюда. Без Мамеда вся экспедиция разбежалась бы через неделю... через два дня! Как ни говорите, ма шина есть машина... Сознавая свою важность в судьбах науки, Мамед при этом добросовестен и заботлив, как нянька. Единственное, чего он требует взамен,— чтобы с ним играли в шенш-беиш. Кажется, он так охотно пускает Сариаииди за руль именно потому, что тот ему самый верный партнер.
На меня Мамед в обиде. «Почему не хотите в шешибешн играть? У вас время есть. У них время нету, а у вас есть,— говорит он.— Может, с шофером играть не интересно, да? Вы скажите». Уверяю Мамеда, что он ошибается. Не умею я в шеши-беінп, да и не люблю та ких игр. Ни шашек, ни шахмат. «Вы бы книжку почи тали, Мамед».— «Глаза устают. Дорога есть дорога, как пи говорите, да?» Мамед ие молод, ему за сорок, но в действительности не в глазах дело. Он чересчур впе чатлителен, шофер Мамед. Его тут как-то уговорили взять книжку, а потом застали в слезах: Мамед оплаки вал смерть героя.
О таком читателе можно только мечтать!.. Собственную роль в экспедиции Мамед отнюдь не
преувеличивает. Вокруг его грузовика собрались два от ряда — Ленинград и Москва, не считая одинокого аш хабадца Ганялина. Раздобудь Сариаииди другую ма шину, Мамеду, возможно, и не с кем было бы играть в шеши-беши — москвич охотился бы за черепами в дру гом месте... В своем нынешнем составе экспедиция, по мнению старших ее участников, великовата. Еще Прже вальский понимал, что экспедиция должна быть малень кой, три сотрудника, больше не надо...
Между тем, подбрасывая и пошвыривая пассажиров то вперед, то назад, то в бока, Сариаииди по дороге к
155
скважинам заворачивает в аул, на почту. Пышное об лако пыли за машиной оседает на плосковерхие кубики глинобитных домов, на жестяные серые листья деревьев, на прячущихся в их скупой тени ишаков, полоскающих морды, и ребятишек, полоскающих ноги в мутных ары ках. В голых дворах возвышаются, как порожние пьеде сталы, глиняные круглые печи для выпечки лепешек — тандыры. Пропуская машину, по складам, неловко, как на ходули, поднимает из пыли свой горб, сперва зад, потом перед, разлегшийся на дороге верблюд.
Вот и почта. Сарианиди возвращается к машине, набычась, морщит лоб под туркменской папахой волос. Молча протягивает бумагу, которая затем переходит из рук в руки, вызывая оживленные возгласы. Долгождан ная телеграмма Массона. Написанный от руки текст гла сит: «Буду первого сарым автубуза пос. Вадим».
Уодного Мамеда не возникает вопросов.
—Когда уезжал, Вадим Михайлович говорил, встре чайте в Душаке, постараюсь вторым автобусом. Так и пишет: «Буду первого со вторым автобусом. Вадим».
Укого-то все же остаются сомнения:
—А что значит «пос», Мамед?
—Пос. Вадим! Это значит: подпись Вадим,— не за думываясь, объясняет Мамед.— Ученый, а не пони маешь, да?
3
Подземный толчок, положивший начало ташкент скому землетрясению, долгому и разрушительному, раз будил жителей города в 5.23 утра 26 апреля. Профессор Массон проснулся несколько раньше; не без труда вы работанная привычка рано вставать с годами преврати лась в потребность. В 5.24 профессор поднял с постелей
156
своих домашних и приказал им одеться. Деловито со общил о слышанном непосредственно перед толчком под земном гуле и велел, в случае, если гул повторится, всем немедля вставать в дверные проемы, указав, кому куда становиться.
Самый факт землетрясения в зоне сейсмической ак тивности не вызвал у профессора особого удивления. Для специалистов-сейсмологов, возможно, оно и оказа лось неожиданностью, поскольку они не знали истории. Зинзиля здесь были и будут, в том числе и такие, очаг которых в Каржантауском разломе под центром Таш кента. На память профессору приходили слышанные и читанные когда-то описания зинзиля столетней дав ности.
В воспоминаниях профессора Массона не было и следа старческого брюзжания. Отнюдь. Все, что он при помнил, имело, по его мнению, прямое касательство к обсуждавшимся планам восстановления Ташкента. Со бранные профессором факты могли помочь верно отве тить на главный вопрос — где и как строить город. Про фессор отправляется к секретарю ЦК. Люди, знающие археолога Массона, едва ли усмотрят в этом поступке что-либо необычное.
За долгую жизнь в науке, с того знойного самарканд ского лета, когда пятнадцатилетним мальчишкой при шел он к Василию Лавровичу Вяткину на раскопки Афрасиаба, профессору археологии Массону приходи лось заниматься самыми разнообразными делами.
Как подобает истинному археологу, он копал ан тичные и средневековые памятники на Афрасиабе и в Термезе, на Нисе и в Мерве... В начале 30-х годов, когда приступали к реставрации самаркандского Регистаиа, в яму под падающим, как Пизанская башня, се веро-восточным минаретом медресе Улугбека, который решено было выпрямить, фанатик-мулла спустил на
157
«осквернителя» огромный камень. Массона спасло лишь чудо. В начале 40-х годов он вскрывал в Гур-Эмире мо гилы, дабы убедиться в их подлинности. Под черным нефритовым намогильным камнем, в гробу из арчевых досок, сколоченных коваными гвоздями, под истлевшими темно-синими парчовыми лоскутами он обнаружил ске лет Тамерлана с вытянутыми, сведенными в кистях ру ками и головой, обращенной в сторону Мекки. В общем, все это было в порядке вещей, не преступало границ профессии.
Йо помимо того он писал для медиков об истории люиса и зобной болезни. Для географов — о колебаниях поверхности горного озера Иссык-Куль на протяжении веков. Для военных — историю переправ через АмуДарыо. Для метеорологов — историю климата в Средней Азин за 700 лет, используя для этого массу источни ков — от житий святых до дендрологических срезов. На сессии института коневодства Массон докладывает о про исхождении локайской породы лошадей. Такая лошадь была у него под седлом в экспедиции и две недели ла зала по горам раскованной как нп в чем не бывало. В 30-х годах археолог Массон указал геологу Наследову, где искать золото в Средней Азии,— он вычитал об этом в старых книгах. В 1942-м, когда ртутные рудники в Донбассе оказались за линией фронта, профессор-архео лог вспомнил, что ему встречались упоминания о древ них разработках, и после трех недель розысков подал в Геолком докладную: ищите ртуть под Бухарой.
Не разбрасывался ли он? Не метался ли, как щепка, чье движение в потоке определяется моментальным со отношением сил? Не разменивал ли драгоценный багаж энциклопедических своих познаний на мелкую, хотя по рой и звонкую, монету повседневных практических на добностей?.. Теперь, когда наступила неизбежная пора подведения итогов, он отвечает: нет. Нет и нет. Никогда
158
он не считал археологию наукой, замкнутой в прошед шем. Изучая следы давней деятельности человека, ар хеолог добывает знание; и сам он не был скрягой, скорее мотом. Не прикрывался панцирем личных интересов. Не мог себе позволить такой роскоши. Возможно, многое из того, что ему удавалось сделать, следовало бы назы вать прикладной археологией! Пусть снобы от пауки именуют его теперь «образованным краеведом», со своим «разбросом» он был сыном, продуктом и жертвой своей эпохи. Недавно профессор писал своему ученику в Аф ганистан: «Вы первый афганский археолог, и Вы обя заны быть такою же «жертвой», как я».
Когда до революции Массон начинал у Вяткина на Лфраснабе, в Средней Азии насчитывалось пять архео логов. Теперь количество среднеазиатских археологов определяется трехзначным числом, большинство из них— ученики М. Е. Массона. Нужно лп требовать от учеников, чтобы они унаследовали разносторонность учителя, когда они вправе позволить себе роскошь вы бора? Теперь, когда наступило время специалистов, для учителя главное, чтобы его ученики не стали «выход цами из пыльного шкафа». Пускай музеи ищут вещи, археологи должны изучать землю! — этого взгляда ар хеолог Массон держался даже в ту пору, когда был в Самарканде директором музея...
«Читая» землю, грамотный натуралист многое уви дит там, где «пыльный» археолог ровным счетом ничего не заметит.
При раскопках древнего городища был обнаружен необычный «пирог» — мощные культурные слои разде лялись прослойкою естественных наносов. В прослойке, па глубине сантиметров пятнадцати, профессор заметил характерную «двухкомнатную» норку крупного жука копра. Этот житель жаркого пояса не раз ему встре чался. В одной из давних экспедиций придумали даже
159