
- •2. Проблемы философии и методологии науки в позитивизме и неопозитивизме. Дискуссии относительно роли опыта и статуса логико-математического знания.
- •3. Постпозитивизм и его особенности. Фаллибилизм к. Поппера, его концепции роста науки и мира научных знаний как «третьего мира».
- •4. История науки как конкуренция научно-исследовательских программ (и. Лакатос). Смысл концепций эволюционной эпистемологии (к. Поппер, и. Лакатос и др.).
- •6. Антропологические сдвиги в философии науки конца хх века. Знание как понимание (с. Тулмин). М. Полани о личностном характере научного знания.
- •8. Рациональность как мировоззренческая установка. Основные культурно-исторические типы рациональности.
- •10. Философия и наука. Особенности предметов их исследования, историческая взаимосвязь и «теоретическое родство» в современности. Пограничность и рефлексивность философского знания.
- •12. Научная революция конца XVI-XVII вв. Основоположники новоевропейской науки: г.Галилей, н.Коперник, и.Кеплер, и.Ньютон. Формирование идеалов опытного и математизированного знания.
- •1). Совокупность технического знания, правил и понятий.
- •16. Особенности развития науки в россии. Проблемы самобытности российской науки. Русский космизм и концепция ноосферы вернадского.
- •17. Знание в символическом мире культуры, специфика науки как знания, дискуссия об ее онтологическом статусе. Идеальность знания (образов, понятий, абстракций науки) как способ ее бытия в культуре.
- •18. Знание и сознание: роль языка, предметной деятельности и общения (коммуникаций) в их формировании и функционировании.
- •20. Научные теории как формы упорядочения знания. Структуры научной теории, ее идеальные объекты и законы. Ядро, периферия, эмпирический базис.
- •22. Научное знание как система. Научная картина мира. Структура научного знания и классификация наук. Социокультурные функции науки.
- •23. Методология научного познания. Уровни методологии, основные общетеоретические методы современных научных исследований.
- •25. Научное и вненаучное знание, проблемы их взаимодействия и разграничения (демаркации). Философия науки о критериях научности.
- •26. Рациональность как ценность культуры, особенности ее классического идеала. Классический и неклассический образы научной рациональности в хх веке, антропная гипотеза в современном естествознании.
- •27. Объект и субъект познания. Проблема истины в науке. Разновидности научной рациональности: классическая, неклассическая, постнеклассическая. Классическая и неклассические концепции научной истины.
- •28.Наука как социальный институт. Научные сообщества и их исторические типы. Научные школы. Институциализация науки в хх веке и проблемы государственного регулирования научной деятельностью.
- •29. Современное научное развитие в свете глобальных проблем человечества. Причины кризиса классического идеала рациональности, отчуждение как проблема философии науки.
- •30. Особенности постнеклассической науки. Антропологические сдвиги в самосознании научного сообщества. XXI век в поисках нового культурно-исторического типа рациональности.
- •31. Физика как фундамент естествознания: онтологические, эпистемологические и методические основания.Физика – фундамент естествознания.
- •32. Понятие физической картины мира. Исторические формы физической картины мира: механическая, электродинамическая, квантово-релятивисткая.
- •33. Современная научная картина мира. Роль принципов системности, детерминизма, развития.
- •"Естественнонаучную" и "социально-научную", "специальную научную" картины мира.
- •36. Проблема пространства и времени в современном естествознании. Субстанциальная и реляционная концепции пространства и времени.
- •37. Принцип детерминизма и его роль в естественно-научном познании. Дилемма «детерминизм – индетерминизм» в современной философии науки.
- •38. Принцип развития в современной научной картине мира. Концепции универсального эволюционизма и коэволюции.
4. История науки как конкуренция научно-исследовательских программ (и. Лакатос). Смысл концепций эволюционной эпистемологии (к. Поппер, и. Лакатос и др.).
Рост научного знания осуществляется посредством нашего взаимодействия с третьим миром. Это эволюция человека, но эволюционным фактором становится не сам человек с его телесностью, как у животных, а знание и его технологические результаты. Тем самым человек получает преимущество: в процессах изменчивости, отбора и закрепления благоприобретенных признаков он участвует не собой, своей телесностью, а – знаниями, притом научными, ибо именно наука пополняет третий мир объективным содержанием. Схема такого пополнения: P1 – TT – EE – P2, где от некоторой проблемы P1мы переходим к пробной, предположительной теории TT, которая может быть частично или полностью ошибочной. Она подвергается экспериментальной и логической критике с целью устранения ошибок (EE0, что приводит к переходу к новой проблеме P2 , и этот процесс не прекращается.
Из концепций третьего мира и эволюционной эпистемологии имеется очень существенное положительное следствие. «Новые проблемыP2 всегда возникают из нашей творческой деятельности, но они не создаются преднамеренно, онивозникают автономнов области новых отношений, появлению которых мы не в состоянии помешать никакими действиями, как бы активно к этому ни стремились». Иначе говоря, в современной философии науки показано, что процесс научно-технического развития, в первую очередь роста научного знания, имея социокультурную природу, в значительной степени автономен исопротивляется жесткой регламентации, контролю. Ученому невозможно приказывать, предписывать, ибо его исследования, открытия, изобретения мотивированывнутренней логикой развития научных знаний.
Имре Лакатос(Лакатоша, 1922-1974). критиковал фаллибилизм с его концепцией фальсификации в редакции Поппера, указывая на «дурную бесконечность» гипотез и опровержений, когда утрачены старые и не указаны новые основания научных знаний. Он видит решение во введении понятияконкурирующих научно-исследовательских программ. Работая на материале математики, он утверждает, что работа методом проб и ошибок (методология позитивизма и отчасти – попперовского фальсификационизма) – это признак незрелой науки. Зрелой можно признать лишь науку, состоящую из исследовательских программ. Это основные единицы научного знания. Они представляют собой совокупность теорий, связанных единым развивающимся основанием, набором основополагающих идей и принципов. Таковы программы механики, оптики, термодинамики, неорганической или органической химии, теории относительности и др. Самой успешной из существовавших в истории науки программ Лакатос считал теорию тяготения И. Ньютона: с течением времени сторонники превратили опровергающие примеры в примеры, подкрепляющие теорию.
В каждой программе имеются свои разрешения и запреты (как, скажем, запрет «вечного двигателя» в термодинамике; то, что говорит о запрещениях, о том, каких путей следует избегать). К запретам программы относится и недопустимость пересмотра ее онтологических допущений (т.е. принятой картины мира). Теория, входящая в программу или разрабатываемая в ее рамках, имеет ядро и периферию, которую Лакатос называет «предохранительным поясом». Наука приобретает зрелость, когда теоретически оформлена, имеет жесткое ядро и поддерживающую периферию, автономна (ср. с третьим миром Поппера), обладает предсказательной силой в отношении неизвестных фактов и логической силой предположения новых теоретических объяснений и концепций. Исследовательская программа должна обладать запасом мировоззренческой прочности, которую Лакатос характеризует как догматическую верность сторонников. Это придает им уверенности даже при получении временно отрицательных результатов.
В развитии любой научно-исследовательской программы имеются две стадии, названные Лакатосом «прогрессивной» и «вырожденческой» соответственно. На первой стадии подтверждений обычно больше, чем опровержений, господствует установка на положительную эвристику – то, что не вписывается в установки ядра теории, обычно игнорируется, например, как следствие ошибки измерений или случайность; конструируются только такие модели, которые соответствуют уже имеющимся правилам и предписаниям. На второй стадии (регрессии, или вырождения) теория не в состоянии ассимилировать новые факты, но уже и не может их отбрасывать. Для самооправдания изобретаются искусственные теоретические конструкции, вводятся гипотезы «по случаю», или ad hoc, но в итоге всегда рядом возникает новая исследовательская программа, вытесняющая старую благодаря более высоким эвристическим возможностям.
Заслуга Лакатоса состоит прежде всего в разработке приемов логического и методологического анализа научного знания. Будучи продолжателем Поппера, он более гибок. Для него противоречие между теорией и новыми фактами не влечет отказ от теории, а включает механизмы поиска новых гипотез, превращающих факты в подтверждение, и это свидетельствует о прогрессивной стадии развития теории, а не о необходимости от нее отказаться. Факты ведь теоретически нагружены, интерпретированы, поэтому Лакатос прав, когда призывает акцент делать на содержательном улучшении теории, способности объяснять новые факты, и в этом состоит прогресс («прогрессивный сдвиг») в развитии программы. Хотя в целом эти выводы вписываются в концепцию эволюционной эпистемологии.
Лакатос ближе к классике: учитывает роль различных способов обоснования знаний на их соответствие реальности, увеличение степени этого соответствия (истинности теорий); обязательность общих понятий вроде необходимости или причинности; мировоззренческое значение общих принципов и др.
Томаса Сэмюэла Куна(р. 1922), сверстника Лакатоса и автора ставшей знаменитой концепции научнойпарадигмы – рассматривать науку не как систему знаний, а какдеятельность по получению нового знания, т.е. в соответствии с принятым нами основным определением науки. В этом он ближе к Лакатосу, чем к Попперу. Но тогда подход должен бытьисторическим, т.е. материалом для анализа должна стать история науки. Не для ссылок или примеров, а для понимания того, чтоу науки и научной рациональности нет особой неизменной нормативности,а логика и эпистемология науки зависимы от внутринаучных условий работы ученого, а также от социального контекста его работы. 1962 г основная работа Куна«Структура научных революций».
Научное сообщество (до Куна для обозначения такого сообщества использовались также термины «невидимый колледж», «научная школа», «республика ученых»), Это группа исследователей, у которой имеетсяобщее понимание задачих научной дисциплины, скажем, физики металлов, или теоретических основ электротехники, или социологии. У нихсходные критерии оценкиполучаемых результатов, правила обоснования и доказательства, понимание опыта, истины. Они по-своему организуюткоммуникацию (конференции, электронная переписка, требования к диссертациям и процедурам защиты и др.). Издаются свои журналы и др. «своя» периодика, научная литература. Вырабатываются даже свои способы словоупотребления, ударений (напр., атомный вместо атомный или добыча вместо добыча), свои способы интерпретации. У них есть признанныеавторитеты, которые поддерживают систему внутреннихнорм, ценностей, внутринаучной этики(это может быть, к примеру, основатель научной школы). В совокупности этим задается некийобразецпостановки и решения научных проблем, то, что Кун назвалпарадигмой. Парадигма задает модель работы научного сообщества.
Выводы Куна:
Во-1), в парадигме нет никакой фундаментальности, это исторически преходящая модель, принцип фундаментализма следует отвергнуть. Этот вывод относит Куна к релятивизму, в отличие от его предшественников - фаллибилистов.
Во-2), Кун утверждает, что не существует универсальных критериев научной рациональности.
Слабым местом в концепции Куна многие философы науки считают его анализ научных революций.Слабость концепции многие усматривают в том, что переходы он рассматривает каканомалии, не имеющие рационального объяснения, а только психологическое. Позднее Кун оставил это утверждение.
5. П. Фейерабенд о рациональных и внерациональных компонентах научного поиска. Концепция роста научного знания как «размножения теорий» (принцип пролиферации). Теоретико-методологический плюрализм («методологический анархизм») Фейерабенда.
Пол Карл Фейерабенд(р. 1924 в Вене) – американец австрийского происхождения, философ и методолог науки, относится к антропологическомунаправлению в философии науки. Это означает, чточеловеческие ценности, цели и смыслыв построении научных теорийявляются не чем-то вторичным и подлежащим устранениюпосле достижения теорией зрелости,а, напротив, фундаментальным и неустранимым фактором любой научной деятельности. Важную роль в становлении концепции Фейерабенда сыграло понимание им рациональности, особенно научной рациональности. Здесь нужно сказать, что ужеМ. Вебер разделил рациональность на целевую(целерациональность), которая ориентируется на характер достижения цели как образа будущего результата через соотношение цели и путей ее достижения,и на ценностную, для которой существен не результат, а личные качества рационально мыслящего человека – «долг, достоинство, красота, религиозное наставление, благочестие или важность «дела» какого бы то ни было рода». Научная рациональность, как видим, связана в рациональностью первого рода. Но первое без второго в действительности не существует. Обращая на это внимание, Фейерабенд выступил против узко рационального мышления, отмечая «опасные и деструктивные тенденции догматизации научной рациональности».
Фейерабенд задается вопросом – всесилен ли разум? Его ответ отрицателен.
По мнению Фейерабенда, «расплывчатость», «хаотичность», «отклонения и ошибки» внеразумного, иррационального характера присущи самой изучаемой реальности и являются нормальными предпосылками научного развития. Вполне обоснованно Фейерабенд пишет: «Разум допускает, что идеи, вводимые нами для расширения и улучшения нашего познания, могут возникать самыми разными путями, и что источник отдельной точки зрения может зависеть от классовых предрассудков, страстей, личных склонностей, вопросов стиля и даже от явной и простой ошибки» (Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки.
Фейерабенд известен идеями «теоретического реализма»и размножения теорий (т.н.пролиферации). Это его ответ на вопросо механизме роста научного знания.Рост знания осуществляется в результате размножения теорий,дедуктивно не связанных единым логическим основанием, т.е. логически несоизмеримых. У них разные понятия и методы.
Фейерабенд дает свой ответ на вопрос Куна о природе научных революций: они есть следствие пролиферации. И это нормально, а не аномально, в этом – основной механизм развития науки. Аномально как раз господство парадигмы, сопутствуемое методологическим принуждением.
Как и Кун, Фейерабенд исходит из истории науки. В итоге он выявляет странные вещи: в основе принимаемых рациональных норм и стандартов научного мышления всегда обнаруживаются внерациональные компоненты.
ученый считает, что причины – в технологической успешности. А это ослепляет, заставляет воспринимать науку почти религиозно, что и выражено в сциентизме. В результате и философию стремятся превратить в сциентистскую дисциплину, а философию науки готовы свести к позитивизму. Между тем эмпиризм и логический эмпиризм не учитывают, что «опыт возникает вместе с теоретическими допущениями, а не до них, и опыт без теории столь же немыслим, как и ... теория без опыта».
Более сначала мы создаем понятия, наполняем их смыслом, а затем они становятся мерой и масштабом нашего понимания, нашей разумной речи и нравственного поведения.
Для Фейерабенда третий мир науки – живой продукт индивидуального творчества, несущий на себе печать не только разума, но и чувств, желаний, волевых устремлений человека. И ученый делает вывод: в истории развития науки никакой «чистой» либо критической рациональности просто нет. Природа научного открытия – в получении нового знания, ломающего многие или даже все привычные стереотипы. «Направление исследований, которое противоречит наиболее фундаментальным принципам мышления определенного времени, – пишет Фейерабенд, –– может дать исследователю новую идею разума и таким образом, в конце концов, может оказаться вполне разумным». А уже потом мы задним числом корректируем критерии рациональности, приспосабливая их к новой ситуации.
Рациональность научного поиска критически оценивается автором еще по одной причине. В научных дискуссиях, публикациях и т.п. огромную роль играют авторитет, убеждение и даже подавление оппонентов. «Наука действует с помощью силы, а не с помощью аргументов», считает Фейерабенд. Это сближает ее с мифологией, отчасти религией. Есть постулаты, не подлежащие изменению, т.е. табуированные. Это, по мнению Фейерабенда, по своей сути верования, на основании которых непонятное часто объявляется несуществующим (как, мог бы я сказать, происходит сегодня с представлениями о «темной материи» или «темной энергии», которые «темны» именно в том смысле, что допускаются в ранг научных гипотез в качестве верований по аналогии).
В итоге Фейерабенд приходит к выводам о несостоятельности сциентизма и кумулятивизма, об отсутствии строгих разделительных линий между наукой и ненаукой (отрицательно решает проблему демаркацииПоппера). Выделенные нами сквозные проблемы соответствия и истины, природы общих понятий и законов науки автор концепции оставляет открытыми, не оставляя тем не менее сомнений, что для него это вопросы, на которые невозможно ответить без глубокого антропологического анализа. Вместе с тем хочу подчеркнуть, что «методологический анархизм» Фейерабенда (сам он эпатажно говорил об эпистемологическом анархизме своей концепции) не отрицает научные методы, а только уточняет их возможности. Они не должны быть только рациональными в строгом смысле, и они не неизменны. Они носят конкретно-исторический характер, как и весь массив научного знания. Поэтому правильнее говорить не об анархизме, а отеоретико-методологическом плюрализмеФейерабенда. Его правило«Все дозволено»означает лишь, что история науки развивалась не согласно строго фиксированным правилам, а большей частью вопреки им. Он выступает за свободу научного творчества, демократизм в науке, а его программная работа называется «Против методологического принуждения. Очерк анархистской теории познания» (1970). Без этого демократизма и плюрализма научного творчества, уважительного отношения научного сообщества к продуктивному воображению выдающихся ученых, скажу я в подтверждение словам Фейерабенда, не было бы теорий ни Альберта Эйнштейна, ни Нильса Бора. Как и всего здания современной науки. Ибо идеи становятся теориями только тогда, когда они признаны.