П.Зырянов. Российская Государственность в XIX – начале XX века. // Свободная мысль. 1995. №8

…Великие реформы коснулись не всех сторон российской государственности. В неприкосновенности сохранилась сословная система местного управления. Губернское управление было по преимуществу бюрократическим. В уездном управлении главной фигурой оставался предводитель дворянства (в пореформенный период значение предводителя даже возросло). Нижнее звено (волость и сельское общество) было сословно-крестьянским. Местное управление пореформенной России состояло как бы из трех этажей - сословно-крестьянского, сословно-дворянского и бюрократического. При этом нижний этаж был изолирован от двух последующих и придавлен ими… Зато между вторым и третьим этажами - и дальше наверх - существовал широкий обмен людьми и идеями.

Не коснулись реформы и верхних этажей власти. Не был реформирован Сенат - высшая судебно-административная инстанция, толкователь законов. Но главное, на чем споткнулся Александр II, - был вопрос о конституции.

В начале XIX века дворянство со свистом прогнало Сперанского с его конституционным проектом. К 1861 году высшее сословие в значительной мере изменило свою позицию… Конечно, полного единства взглядов в высшем сословии не было. Помещики южных и юго-восточных губерний (периферийная и наименее просвещенная часть дворянства) к вопросу о конституции относились довольно равнодушно и, в конечном счете, удовлетворились расширением своего участия в местных делах. Но дворянство столичных и примыкающих к ним губерний было настроено решительно в пользу конституции.

В феврале 1862 года тверские дворяне на своем губернском собрании подвергли острой критике деятельность правительства и заявили о полной его несостоятельности. В адресе на имя царя подчеркивалось: “Созвание выборных от всей земли русской представляет единственное средство к удовлетворительному разрешению вопросов, возбужденных, но не разрешенных положением 19 февраля”. Через несколько дней собралось совещание мировых посредников Тверской губернии. В еще более резкой форме они повторили основные пункты резолюции дворянского собрания. Все 13 участников совещания были посажены в Петропавловскую крепость. После пятимесячного заключения их отдали под суд, который приговорил их к лишению свободы на срок от двух до двух с половиной лет. Самые суровые наказания были определены главным “зачинщикам” - Алексею и Николаю Бакуниным, братьям известного революционера. Правда, вскоре они были помилованы, но с запрещением участвовать в каких-либо выборах.

В январе 1865 года московское дворянство обратилось к царю с адресом: “Довершите, государь, основанное вами государственное здание созванием общего собрания выборных людей от земли русской для обсуждения нужд, общих всему государству”. Принятию адреса предшествовало бурное собрание, на котором произносились запальчивые речи против окружающих царя “опричников”. Александр II был очень недоволен этим адресом, но, не желая портить отношений с влиятельным московским дворянством, не стал прибегать к репрессиям. Он ограничился тем, что в рескрипте на имя министра внутренних дел объявил: “Никто не призван принимать на себя предо мною ходатайства об общих пользах и нуждах государства”. В частной же беседе с одним из московских дворян он сказал, что охотно дал бы “какую угодно конституцию, если бы не боялся, что Россия на другой день после этого распадется на куски”.

В октябре того же года Петербургское губернское земское собрание возбудило ходатайство о созыве “центрального земского собрания для обсуждения хозяйственных польз и нужд, общих всему государству”. На этот раз власти ответили репрессиями. Председатель земской управы Н.Ф.Крузе был выслан из столицы. Петербургское земство было закрыто и около года не действовало.

По-видимому, Александр II думал, что продолжение реформ становится опасным. Об этом же твердили и окружавшие его министры и сановники, но по мере того, как царь останавливал реформы, в стране росло недовольство, усиливались леворадикальные группировки. Царствование Александра II показало, насколько трудно начать реформы и насколько опасно остановиться на полпути, ибо страна, следующая за реформатором, набравшая инерцию движения, не может вдруг остановиться. Когда события стали приобретать драматический характер, Александр II согласился на создание некоторого прообраза представительного собрания. Но это решение уже не смогло предотвратить трагическую развязку…

Освобождение крестьян было построено на тяжелых компромиссах. Реформа слишком односторонне учитывала интересы помещиков и потому, выражаясь техническим языком, обладала очень коротким “ресурсом времени”. Ее хватило не более чем на 20 лет. Затем надо было проводить новые реформы, расширяя гражданские права крестьян и возвращая отрезанные у них в ходе освобождения земли. Однако Александр III после некоторых колебаний повел политику в противоположном направлении…

Задание 7. Проследите формирование теории официальной народности в Российском государстве на протяжении XIX- начале XX вв. Какие компоненты являлись ее составляющей? Как пропагандировалась эта теория?

С.П.Шевырев. Взгляд русского на современное состояние Европы. (1841) // История России. Учебное пособие. Под ред. Л.И.Семенниковой. М. 2003

Мы сохранили в себе чистыми три коренных чувства, в которых имя и залог нашему будущему развитию.

Мы сохранили наше древнее чувство религиозное. Крест христианский положил свое знамение на всем первоначальном нашем образовании, на всей русской жизни…

Второе чувство, которым крепка Россия и обеспечено ее будущее благоденствие, есть чувство ее государственного единства, вынесенное нами также из всей нашей истории… Конечно, нет страны в Европе, которая могла бы гордиться такою гармониею своего политического бытия, как наше отечество. На Западе почти всюду раздор признан законом жизни и в тяжкой борьбе совершается все существование народов. У нас только царь и народ составляют одно неразрывное целое, не терпящее никакой между ними преграды, эта связь утверждена на взаимном чувстве любви и веры и на бесконечной преданности народа царю своему. Вот сокровище, вынесенное нами из нашей древней жизни, на которое с особой завистью смотрит разделенный в себе Запад, видя в нем неиссякаемый источник государственного могущества…

Третье коренное чувство наше есть осознание нашей народности и уверенности в том, что всякое образование может у нас только тогда пустить прочный корень, когда усвоится нашим народным чувством и скажется народною мыслью и словом. В этом чувстве таится причина нашей нерешимости продолжать литературное развитие вместе с изнемогающим Западом; в этом чувстве мощная преграда всем его искушениям, об это чувство разбиваются все частные бесплодные усилия наших соотечественников привить нам то, что нейдет к русскому уму и русскому сердцу…

Задание 8. Сравните позиции западников и славянофилов на основании выдержек из их произведений, а также дополнительной литературы. Найдите общее и особенное в их мнениях.

А.И.Кошелев. “Записки” // А.С.Орлов, В.А.Георгиев, Н.Г.Георгиева, Т.А.Сивохина. Хрестоматия по истории России: С древнейших времен до наших дней. М. 1999

... Этот кружок, как и многие другие ему подобные, исчез бы бесследно с лица земли, если бы в числе его участников не было одного человека замечательного по своему уму и характеру… - Алексея Степановича Хомякова... Все товарищи Хомякова проходили через эпоху сомнения, маловерия, даже неверия и увлекались то французскою, то английскою, то немецкою философиею; все перебывали более или менее тем, что впоследствии называлось западниками. Хомяков, глубоко изучивший творения… почти всех св.отцов,.. всегда держался по убеждению учения нашей православной церкви... Безусловная преданность православию…, любовь к народу русскому…- составляли главные и отличительные основы и свойства образа мыслей Хомякова <...>

…Хомяков первый проникся истинным духом русского народа и его истории и указал нам насущие наши нужды и потребности, наши народные свойства и ту цель, к которой мы должны стремиться. Он действительно был источником нового у нас умственного направления, которое прозвано нашими противниками славянофильским, - но которое много объемистее и существеннее того, что под этим словом обыкновенно понимается...

Вторым деятелем в нашем кружке был Иван Васильевич Киреевский… Деятельность И.В.Киреевского по разработке с православной точки зрения разных философских вопросов была весьма полезна и значительна. Его последние статьи, помещенные в “Русский беседе”, явили в нем высокого и глубокого русского мыслителя, равно чуждого как ограниченности и сухости рационалиста, так и мечтательности и туманности мистика.

Другими собеседниками нашими были М.П.Погодин, С.П.Шевырев, П.В.Киреевский и некоторые другие лица. Первые двое никогда вполне не разделяли мнений Хомякова, находивши, особенно в первые годы, что по духовным делам он слишком протестантствовал и что русскую историю он переделывал по-своему, находил в ней то, чего там не было, и влагал в нее свои измышления. Впрочем, впоследствии времени произошло некоторое сближение в мнениях Погодина и Шевырева с убеждениями так называемых славянофилов. П.В.Киреевский весь был предан изучению русского коренного быта, с любовью и жаром собирал русские народные песни, не щадил на это ни трудов, ни издержек и принимал деятельное участие в прениях только тогда, когда они касались любимых его предметов.

Впоследствии вступили в наш кружок две замечательные личности - Константин Сергеевич Аксаков и Юрий Федорович Самарин... В первом преобладали чувство и воображение; он страстно любил русский народ, русскую историю и русский язык и делал в двух последних поразительные, светоносные открытия... Ю.Ф. Самарин действовал совершенно иными орудиями: у него по преимуществу преобладали критика, логика и диалектика... Он действовал сильно и в литературе, и в общественной, даже политической, жизни... Не могу здесь не упомянуть об Иване Сергеевиче Аксакове, поселившемся в Москве и начинавшем с нами все более и более сближаться. Тогда он был чистым и ярым западником, и брат его Константин постоянно жаловался на его западничество...

Сообщая сведения об этом кружке, нельзя не упомянуть о людях, более или менее принимавших участие в наших беседах, хотя они вовсе не разделяли наших общих убеждений. Такими были - Чаадаев, Грановский, Герцен, Н.Ф.Павлов и некоторые другие умные и замечательные люди… Чаадаев постоянно доказывал превосходство католичества над вероисповеданиями и неминуемое и близкое его над ними торжество. Не менее настойчиво Чаадаев утверждал, что русская история пуста и бессмысленна и что единственный путь спасения для нас есть безусловное и полнейшее приобщение к европейской цивилизации. Легко себе вообразить, что такие мнения не оставались без сильных возражений со стороны Хомякова, и споры были столь же жаркие, сколько и продолжительные. С Герценом прения более философские и политические. Начинались они всегда очень дружелюбно и спокойно, но часто кончались настоящими словесными дуэлями: борцы горячились и расставались с неприятными чувствами друг против друга. Грановский, Н.Ф.Павлов и другие усердно поддерживали Герцена. <...>

Нас всех и в особенности Хомякова и К.Аксакова прозвали “славянофилами”; но это прозвище вовсе не выражает сущности нашего направления. Правда, мы всегда были расположены к славянам, старались быть с ними я сношениях, изучали их историю и нынешнее их положение, помогали им, чем могли, но это вовсе не составляло главного, существенного отличия нашего кружка от противоположного кружка западников. Между нами и ими были разногласия несравненно более существенные. Они отводили религии местечко в жизни и понимании только малообразованного человека и допускали ее владычество в России только на время, - пока народ не просвещен и малограмотен; мы же на учении Христовом, хранящемся в нашей православной церкви основывали весь наш быт, все наше любомудрие и убеждены были, что только на этом основании мы должны и можем развиваться, совершенствоваться и занять подобающие место в мировом ходе человечества. Они ожидали света только с Запада, превозносили все там существующее, старались подражать всему там установившемуся и забывали, что есть у нас свой ум, свои местные, временные, духовные и физические особенности и потребности. Мы вовсе не отвергали великих открытий и усовершенствований, сделанных на Западе, - считали необходимым узнавать все там выработанное, пользоваться от него весьма многим; но мы находили необходимым все пропускать через критику нашего собственного разума и развивать себя с помощью, а не посредством позаимствований от народов, опередивших нас на пути образования. Западники с ужасом и смехом слушали, когда мы говорили о действии народности в областях науки и искусства; они считали последние чем-то совершенно отвлеченным, не подлежащим в своих проявлениях изменению согласно с духом и способностями народа, с его временными и местными обстоятельствами, и требовали деспотически от всех беспрекословного подчинения догматам, добытым или по Франции, или в Англии, или в Германии. Мы, конечно, никогда не отвергали ни единства, ни безусловности науки и искусства вообще (in idea); но мы говорили, что никогда и нигде они не проявлялись и не проявятся в единой безусловной форме; что везде они развиваются согласно местным и временным требованиям и свойствам народного духа; и что нет догматов в общественной науке и нет непременных, повсеместных и всегдашних законов для творений искусства. Мы признавали первою, самою существенною нашею задачею - изучение самих себя в истории и в настоящем быте; и как мы находили себя и окружающих нас цивилизованных людей утратившими много свойств русского человека, то мы считали долгом изучать его преимущественно в допетровской его истории и в крестьянском быте. Мы вовсе не желали воскресить древнюю Русь, не ставили на пьедестал крестьянина, не поклонялись ему и отнюдь не имели в виду себя и других в него преобразовать. Все это - клеветы, ни на чем не основанные. Но в этом первобытном русском человеке мы искали, что именно свойственно русскому человеку, в чем он нуждается и что следует в нем развивать. Вот почему мы так дорожили собиранием народных песен и сказок, узнаванием народных обычаев, поверий, пословиц и пр. <...>