3. Оперы Вагнера 40х годов. Форм. муз. драмы

Оперы 40-х годов

С 1842 года Вагнер в Дрездене, где состоялись премьеры «Риенци» и «Летучего голландца». Постановка «Риенци» имела шумный успех, следствием которого стало приглашение Вагнера на должность дирижера Дрезденского оперного театра. «Летучий голландец», где композитор впервые «стал самим собой», наоборот был встречен холодно (именно по причине своей новизны). Но Вагнер не пошел на поводу у публики, и следующие дрезденские оперы – «Тангейзер» и «Лоэнгрин» продолжили линию, начатую «Летучим Голландцем».

Оперы 40-х годов составляют своего рода триаду, значительно отличаясь от трех ранних опер. Все они написаны на основе национальных немецких сюжетов, все примыкают к немецкой романтической опере в различных ее разновидностях. Во всех трех операх дрезденского периода композитор переносит смысл древних сказаний на современный ему мир капиталистических отношений, стремясь воплотить проблему художника в современном обществе:

• в «Летучем Голландце» – художник, который ищет пути к сердцам людей;

• в «Тангейзере» – две возможности, которые открываются перед худож­ником – путь внешней славы и тернистый путь истинного творца;

• в «Лоэнгрине» – враждебность современного общества по отношению к творческой, незаурядной личности.

Главное же, что объединяет эти три оперы в творческом развитии Вагнера – то, что они постепенно готовили его оперную реформу. 40-е годы, таким образом, явились исключительно важным этапом творческого пути композитора – периодом обретения творческой зрелости (после подражательности ранних опер). Кроме того, это было время наиболее активной политической деятельности Вагнера.

Вагнер всегда горячо откликался на события общественной жизни. Известно его сочувствие польским повстанцам, симпатия к участникам июльской революции 1830 года во Франции. Революционная настроенность закономерно привела его на баррикады в период майского восстания в Дрездене в 1849 году. Этому во многом способствовало постоянное общение с коллегой-дирижером Августом Рекелем, будущим руководителем Дрезденского восстания. Другим руководителем восстания был русский революционер Михаил Бакунин, анархические идеи которого произвели на Вагнера неизгладимое впечатление. Жестокое подавление восстания в Дрездене вынудило композитора бежать за границу.

Вагнер задумал «Голландца» еще в Риге, где летом 1838 года познакомился с новеллой Гейне. «Этот сюжет привел меня в восторг и неизгладимо запечатлелся в душе,— писал позднее композитор,— но во мне не было еще необходимых для его воспроизведения сил». Он хотел создать нечто вроде драматической баллады, единой по духу и складу взволнованного повествования. Литературный текст драмы был набросан в 1840 году, а в 1841 — закончена музыка. «Я начал с хора матросов и песни за прялкой,— вспоминал Вагнер.— В семь недель была сочинена вся опера». Увертюра же написана позже, спустя два месяца. Опера была поставлена в Дрездене в 1843 году.

Поэтические образы и сюжет «Голландца» во многом типичны для немецких романтических «драм рока», где в переплетении фантастического и реального обнажались демонические страсти, показывались необычные происшествия, ужасные события.

Вагнер обновил эти, ставшие к его времени трафаретными характеры и ситуации. Он прежде всего приблизил к байроновскому Манфреду страдальческий образ Летучего голландца, но одновременно дал оригинальную трактовку — очеловечил его *,

* Характерно, что в том же направлении шло переосмысление байроновского обаза в шумановской увертюре «Манфред».

наделил чувствами душевной смятенности, страстного томления. Романтическая тоска по идеальному выразительно запечатлена в образе Голландца.

Эта идея, которую Вагнер вкратце определил: «сквозь бури жизни тоска о покое», переплетается с другой — с идеей искупления. Вслед за Фейербахом он утверждал, что в личном эгоизме, в своекорыстии индивидуальных интересов наглядно раскрывается звериная сущность буржуазных отношений. Лишь всепоглощающее чувство любви может помочь преодолеть этот эгоизм, способствовать расцвету человеческого начала. Поэтому если вместе с прощением Астарты Манфред найдет желанное успокоение в смерти, то Голландцу для достижения покоя потребуется жертва самоотречения: Сента, дочь норвежского моряка Даланда, чтобы обрести счастье с роковым Скитальцем, бросается со скалы в море и тем самым освобождает его от «пытки бессмертием».

Несмотря на печальный исход драмы, музыка лишена черт обреченности, пассивной созерцательности. В ней звучит бурная романтика протеста; она прославляет не успокоение в небытии, но деятельное беззаветное стремление к счастью. Таков идейный смысл программной по замыслу увертюры, в которой музыкально-драматургическая концепция оперы решена симфоническими средствами. Три сферы выразительности характеризуют определенные стороны содержания произведения.

Первая из них служит обрисовке грозно ревущего океана: на его фоне выделяется мрачно-величавая фигура Скитальца с его демонически-загадочным кораблем, бесцельно несущимся по волнам. Мятежная природа словно перекликается с бурей, бушующей в душе Голландца. В музыке, характеризующей его, нетрудно усмотреть сходстно с основным мотивом главной партии первой части Девятой симфонии Бетховена. И не только потому, что бетховенская тема предстает обращенной в кличе Голландца (этот клич пронизывает арию-монолог Скитальца, являющийся кульминацией I акта), но и благодаря самому складу музыки, сурово-возвышенной, горделивой:

Иной музыкально-драматический пласт — задушевной, подчас восторженной лирики — связан с образом Сенты. Наиболее полное выражение этой лирики содержится в теме баллады из II акта. В начале баллады проходит мотив искупления *:

* Это также один из излюбленных оборотов Бетховена: см. начало фортепианной сонаты № 26 ор, 81а, увертюру «Леонора» № 3 и другие.

В приведенной мелодии важное значение имеет заключительный секундовый «вздох». Он далее развивается в мотиве предчувствий или томлений:

Наконец, с помощью третьей музыкально-драматургической сферы даны зарисовки жанрово-бытовых моментов, обстановки действия — эта жизненно-полнокровная сфера противостоит образам зловещей фантастики. Так в романтическую драму привносятся реалистические штрихи. Показателен в данном плане лихой хор норвежских матросов, в мелодике которого явственно слышны отзвуки освободительных песен Вебера, а также известного хора охотников, из «Волшебного стрелка» *:

* Вообще, принципы драматургии «Фрейшютца» с типичным для него «двоемирием» в противопоставлении образа фантастики и реальности оказали влияние на «Летучего голландца» Вагнера.

К числу сочных народно-жанровых эпизодов относится и песня-прях (II акт). Любопытно, что в этой песне интонационно развит тот же «вздох» мелодии из баллады Сенты:

Тем самым еще более подчеркивается музыкально-драматургическое значение этой баллады, в которой сконцентрирован важнейший тематизм оперы.

Вагнер особое внимание уделяет теперь выработке тематизма, обладающего многосторонними образно-интонационными связями. Таким путем он добивается единства драматического выражения. Это послужит основанием для создания свойственной ему лейтмотивной системы, которая полностью оформится в произведениях следующего периода творчества. Пока же, в операх 40-х годов, намечаются лишь подступы к такой системе, и приведенные мотивы еще не пронизывают собой всю ткань оперы — они возникают, как и у других композиторов-романтиков (в первую очередь Вебера), лишь в наиболее важные драматургические моменты. Но устанавливая интонационно-смысловую взаимосвязь между основными мотивами, Вагнер открывает возможности для симфонизации оперы. Это — первая, основная особенность его музыкальной драматургии *.

* По сути дела, Вагнер привнес в оперу методы симфонического развития. В произведениях послелоэнгриновского периода он еще последовательнее будет проводить эти методы, наделяя оперные формы закономерностями форм инструментальных.

Новые пути намечены и в трактовке оперных форм. Стремясь к созданию непрерывно развивающегося музыкально-сценического действия — этого добивался и Вебер! — Вагнер преодолевает архитектоническую расчлененность так называемого «номерного принципа». В «Голландце» он смело отбрасывает громоздкую пятиактную структуру «большой» оперы и обращается к целеустремленному развитию в рамках трехактного членения — такое деление сохранится во всех его последующих сочинениях. Акты в свою очередь распадаются на сцены, в которых растворяются ранее раздельно существовавшие номера.

Эта вторая особенность вагнеровской драматургии отчетливо выявлена уже в «Голландце», особенно в центральном, II акте *.

* Принципы сквозного музыкального развития также полностью выявятся в произведениях, написанных после «Лоэнгрина».

Начиная с баллады Сенты, все номера друг с другом тесно связаны, грани между ними стираются. Так, баллада прерывается возгласом Эрика; хор разбегающихся девушек переходит в беседу Сенты и Эрика; рассказ последнего о вещем сне подготавливает выход Голландца; кульминационный пункт не только этого акта, но всей оперы — свободно решенная диалогическая сцена Сенты и Голландца. Точно так же и последний акт состоит из ряда взаимосвязанных эпизодов, которые, в свою очередь, образуют две большие сцены: народные хоры и лирический финал.

В целом музыка «Голландца» привлекает необычным балладным складом, волнующим драматизмом, яркостью народного колорита. Естественно, в первом зрелом произведении двадцатисемилетнего композитора не все находится на одинаково высоком уровне. Так, стилистически выпадает образ Даланда, выписанный в манере французской комической оперы; лишен характерности жених Сенты — лесничий Эрик (в нем немало черт, свойственных Максу из «Волшебного стрелка»); непреодоленные «итальянизмы» придают тривиальный оттенок музыке финального терцета II акта и т. д. Но это не может заслонить главного: глубокого проникновения в национальную природу немецкого народного искусства, жизненной правдивости в обрисовке драматических переживаний и ситуаций.