Русская религиозная философия
Религиозность – одна из основных черт русской философии. Взаимосвязь, вплоть до единства, философского и религиозного сознания наиболее полно раскрыли в своем творчестве в ХХ веке русские мыслители С.Л. Франк, П.А. Флоренский, С.Н. Булгаков, Л.И. Шестов и др.
Философия С.Н. Булгакова (1871 – 1944) являет собой сложность и противоречивость путей развития русской философской мысли, реализацию самых разнообразных возможностей, в том числе и нетрадиционных для нее.
Булгаков пережил увлечение марксизмом. Но испытание марксизмом он преодолел довольно рано, и у него возникает идея: использовать то, что он считал положительным и истинным в марксизме, отбросить философское обоснование научности социалистической идеи и создать нечто новое, в котором бы были синтезированы все достижения европейской философии.
Он считает, что главная заслуга Маркса состоит в выдвижении и обосновании подхода к миру с точки зрения человека как производителя. Именно в труде видит Булгаков фундаментальный феномен, в котором заключается суть и мира, и человека. Полагая, что в основе каждой подлинной философской системы лежит набор интуитивных и недоказуемых аксиом, он предлагает рассматривать мир как хозяйство. Необходимо отметить, что эта концепция, по мнению самого Булгакова, не претендует на абсолютную истину, а является одной из возможных и в чем-то необходимых систем. Такая терпимость к другим мнениям, к другим философским системам, думается, лежит в русле отечественной философской традиции. По-видимому, в чисто теоретическом плане здесь сказалась идея соборности человеческой мысли.
Булгакова не удовлетворяет ни материализм, в том числе Маркса, ни идеализм. Что касается материализма, то он, по Булгакову, неприемлем потому, что неизбежно ведет к механицизму и утилитарному прагматизму. Материализм неспособен понять человека как свободное творческое существо, а прагматизм неизбежно заканчивается уничтожением духовности вообще, и нравственности в частности. По Булгакову, следование материалистическому мировоззрению неизбежно ведет к потере индивидуальности, человеческой личности.
Но столь же неприемлем для Булгакова и идеализм, по причине «наследственного греха бесприродности и акосмизма».8 Поэтому-то он и добивается «хозяйственного реализма» как единства лучших черт материализма и идеализма.
С такой точки зрения и «основной вопрос философии», сформулированный Энгельсом, трансформируется из абстрактного в более конкретный: «Основной вопрос, который не исследовался, хотя и предрешался в экономическом материализме, таков: является ли хозяйство функцией человека или же человек есть функция хозяйства?»9
Такая формулировка основной философской проблемы и определяет своеобразное понимание философии. Философия, по Булгакову, не наука, а искусство. Если наука имеет ответы на вполне определенные и строго сформулированные вопросы, то философия исследует связь явлений с общим и целым. Она рассматривает любое явление с точки зрения мира как целого.
Высшим достижением философской мысли, по Булгакову, является принцип тождества мышления и бытия, который он понимает как утверждение неразрывной связи материального и идеального и недопустимости их разрыва. Точно так же, как едины объект и субъект, должна быть единой и система философствования. И это единство давно уже достигнуто человечеством в христианстве.
Итак, Булгаков осуществляет синтез материализма и идеализма, философии и религии. На этом синтезе православного христианства и философии и строится оригинальная философская система.
Для Булгакова фундаментальным философским понятием является понятие жизни, причем с развитием общества выясняется, что жизнь есть процесс прежде всего хозяйственный. Но у Булгакова это вовсе не означает, что жизнь сводится, как у Маркса, к «общественному бытию». Жизнь, с его точки зрения, неопределима. Жизнь, по Булгакову, – предельное понятие, первоначало, она не выводится из причин и в этом смысле является чудом, она есть свобода. Не существует бытия вообще, существует всегда лишь конкретное бытие, самополагающаяся жизнь. В соответствии с принятым им за основу хозяйственным разумом мысль родится из жизни, более того, жизнь есть то материнство, в котором рождаются все ее проявления. Она противоречива, в ней алогичное неразрывно связано с логичным, как свет, например, предполагает тьму.
Жизнь – процесс непрерывной борьбы между живой и мертвой материей. Весь материальный мир – лишь продолжение нашего тела, условие существования целого как организма. С точки зрения Булгакова, макрокосм и микрокосм, вселенная и человек неразрывно связаны друг с другом, переходят друг в друга, становятся тождественными. Так реализуется идея о космическом предназначении человека. Наличие материи, смерти – свидетельство падшести мира, его болезненного состояния.
На концепции тождества бытия и мышления формируется Булгаковым и концепция тождества учения о бытии и учения о познании. Доказательство тому – концепция истины. «Истина есть состояние бытия...», то есть тождество объекта и субъекта находит выражение в тождестве жизни и истины. Все частные истины, добываемые наукой, которые, наоборот, свидетельствуют о различии объекта и субъекта, в конце концов сольются в единой истине.
Последовательно провести идею тождества жизни и истины ему помогает понятие софии. Так, истина есть состояние бытия потому, что именно софия, мировая душа, занимает срединное положение и в сознании, и в бытии, делая возможным это тождество. Он согласен с Кантом, что мировая душа есть потусторонний объект.
Опираясь на понятие софии, Булгаков характеризует творчество как софийный процесс, то есть причастность человека к Богу через софию. Более того, софийным становится и труд, производство.
Из всей блестящей плеяды русских философов ХХ века, в творчестве которых наиболее полно выразилось русское национальное самосознание, Н.А. Бердяев (1898 – 1948) является самым известным в мире.
В отличие от В. Соловьева он не пытался построить цельную философскую систему, но его сознание охватило такое количество проблем, что в целом Бердяева нельзя однозначно отнести к какой-то одной философской школе или направлению.
Будучи религиозным философом, он и христианство понимает прежде всего как выражение сущности человека, его самых глубинных помыслов и интересов.
Поддерживая традиционную русскую концепцию человека, он настаивает на его неповторимости и возможности до конца быть раскрытым с помощью разума («тайна личности, ее единственности, никому не понятна до конца...», «личность человека более таинственна, чем мир», «человек – микрокосм и заключает в себе все»). Не мир определяет человека, а человек определяет свой мир, два разных человека означают существование двух разных миров.
Вознеся личность столь высоко, Бердяев утверждает ее примат над человеческим родом. Именно поэтому он резко отделяет индивидуальные проявления человека, в том числе духовные, от общечеловеческих, например, любовь как духовное в человеке и взаимоотношение полов как проявление «животного» (общего).
Неповторимость и индивидуальность человека оборачивается у Бердяева его одиночеством. Из философской концепции уникальности человека и его одиночества вытекает идея о том, что цель общества – не равенство людей, а забота о сохранении достоинства человека. Достоинство личности получает у Бердяева статус философского принципа, который определяется отношением к различного рода формам устройства общественной жизни. Если же, по Бердяеву, этот принцип не соблюдается, и человек становится антропоцентричным, он превращается в обособленного эгоиста; если же общество становится теоцентричным, оно превращается в теократию, становится тоталитарным.
Мир интересует Бердяева лишь в той степени, в какой он является человеческим миром, поскольку через него раскрывается сущность человека. И этот мир выступает как чуждый человеку, неподлинный мир. Именно благодаря направленности человека к Богу этот мир выступает как падший, неподлинный. Отсюда, живя в этом неподлинном мире, человек переживает себя, свое «Я» как пересечение двух миров: «сего мира» (неподлинного) и подлинного. Глубина «Я» принадлежит последнему. Но Бердяев предостерегает при этом, что мир не есть человеческая мысль. «Мир есть страсть и страстная эмоция». И постигаемая через нее суть мира заключается в том, что мир зол... это есть нечто отпавшее во внешнюю тьму. «Бог есть правда, мир есть неправда». Такая негативная позиция Бердяева по отношению к миру приводит его к выводу о невозможности исторического прогресса и к предупреждению человека не обольщаться светлым будущим.
Тесно связана с проблемой человека в философии Бердяева проблема свободы и творчества. Сам он в учении о свободе видит свой основной вклад в философскую мысль. Мир свободы, по Бердяеву, не подчинен ни рациональному, ни объективному пониманию свободы.
Старую философскую проблему о соотношении бытия и сознания (духа) Бердяев поворачивает по-своему: примат свободы над бытием, что означает примат духа, который есть свобода. Бытие как бы застывшая свобода. Примат же бытия над свободой приводит к отрицанию свободы. Тем самым Бердяев меняет самонаправленность философского поиска: взаимозависимость и противопоставление материи и сознания, плоти и духа – это надуманная проблема. Истинная же проблема философии: противоречие между свободой и рабством, зависимость от материи, материального, когда «за хлеб соглашаются отказаться от свободы духа». Именно эта концепция свободы определяет у Бердяева решение ряда глубинных проблем человеческого существования, человеческой истории. Так, например, именно из концепции свободы вытекает отрицание им любви в рамках законов государства, семьи.
В продолжение темы свободы выступает тема творчества. Если свобода – источник творчества, то творчество – путь к трансцендентному, потустороннему бытию. Как свобода есть самодовлеющая ценность, так и творчество есть высшее в человеке, но священное явление. Не жизнь определяет теорию, а творчество в лице теории превосходит жизнь. Бердяеву принадлежит афоризм: «Серо дерево жизни и вечно зелена теория... то, что называют жизнью часто есть лишь обыденность, состоящая из забот. Теория же есть творческое познание, возвышающееся над обыденностью». Так же, как и свобода, творчество у Бердяева вырастает в космическую самодовлеющую силу.
Итак, если свобода – это требование Бога от человека, то ответом на это требование является творчество. Именно в творчестве проявляется взаимозависимость человека и Бога.
Бердяев пересматривает понятие эсхатологии и вскрывает мысль о творчески активном понимании Апокалипсиса. Второе пришествие Христа зависит от творческого акта человека. Человек призван подготовить этот приход. Нельзя понимать Апокалипсис как фатум. Конец есть дело бого-человеческое, которое не может совершаться без человеческой свободы, есть «общее дело» (Н.Федоров), к которому призван человек. То, что Страшный суд и конец всемирной истории в наш ядерный век может быть делом самого человека, – мысль, не вызывающая особого сомнения. Но то, что человек может и должен активно участвовать в подготовке Страшного суда, – это, действительно, необычно. К этому выводу Бердяев подходит на основе собственной жизни, собственного участия во всех великих драмах первой половины ХХ века.
Переосмысливая фундаментальные понятия христианства, Бердяев не останавливается и перед переосмыслением понятия Бога. Ему претит мысль, что Бог правит миром, так как в таком случае все трагедии человечества так же надо связывать с Ним, а это противоречит библейским заповедям о том, что Бог есть любовь и справедливость. Он пишет, что нужно совершенно отказаться от идеи, что Бог – мироправитель, что он царствует в природе и обществе. В этом мире необходимости, разобщенности, порабощенности, не освободившемся от власти рока, царствует не Бог, а князь мира сего. Бог царствует в царстве свободы, а не в царстве необходимости; в духе, а не в детерминированной природе и обществе.
Вполне последователен Бердяев и тогда, когда он отвергает страх как средство воздействия Бога на человека. По Бердяеву, существование же ада означает самое сильное опровержение существования Бога.
Бердяева не удовлетворяют все традиционные религии. Поэтому он предлагает собственную переосмысленную версию христианства. По-своему трактуя Бога, он решительно выступает и против учения о предопределении, которое уничтожает самое дорогое в личности – свободу. В противовес этим уничтожающим человека представлениям о Боге Бердяев выдвигает идею «вкорененности человека в Боге, а Бога в человеке». Теизм Бердяева становится условием и пантеизма и гуманизма.
Столь органичное единство Бога и человека вынуждает Бердяева отказаться от деления всего «существующего» на «этот» и «тот» свет. С его точки зрения, «иной мир есть наше вхождение в иное качественное существование,» «иной мир» есть просветление и пробуждение нашего существования, победа над падшестью нашего времени. Но все, по Бердяеву, происходит на индивидуальном уровне существования. Отсюда и основное назначение религии как раз состоит в том, чтобы в кошмаре одиночества найти что-то устойчивое, поддерживающее надежду на существование добра, общего для всех людей, которое и есть Бог.