Глава 6. Развитие русской библиографии в XVIII веке

Основное внимание уделено выдающимся образцам практики русской библиографии и первым опытам ее научного обобщения.

6.1. ПЕРВЫЕ РУССКИЕ ПЕЧАТНЫЕ БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ПОСОБИЯ

Как известно, в России XVIII в. - век энциклопедизма и просвещения - начинается с грандиозных реформ Петра I, охвативших все направления общественной деятельности. Главное для нас, что царь-реформатор не только осознавал роль, как мы говорим сейчас, информации в жизни общества, но и активно способствовал внедрению книгопечатания как важнейшего средства формирования идеологии, развития науки, техники, искусства, просвещения и культуры в целом. В этом отношении особенно примечательны два петровских начинания. Это, во-первых, разделение церковного и светского (гражданского) книгоиздания и, во-вторых, создание новой гражданской азбуки. Последнее не только демократизировало книжное дело, облегчило сам процесс обучения грамоте, но и способствовало массовому распространению книги и, значит, информации, знаний в русском народе. Введение новой гражданской азбуки имело и важное идеологическое значение: на первое место как бы выдвигаются не религиозные, а человеческие, светские задачи и ценности. Позже М.В.Ломоносов образно определил роль гражданской азбуки, сказав, что при Петре I даже буквы сняли свои боярские шубы.

На основе гражданского шрифта неуклонно и бурно развивается гражданское по своему содержанию, или светское, книгопечатание. Кирилловская же печать из универсальной превращается в церковную не только по форме, но и по содержанию. Светская литература приобретает собственную форму печатного выражения. В полной мере это относится и к библиографии. До XVIII в. объектом ее преимущественно была рукописная книга. Лишь в отдельных случаях библиографические пособия отражали печатную книгу.

Средством библиографического воспроизведения информации служила преимущественно рукописная книга на основе кирилловской азбуки. Петр I и в этом отношении ввел новшества. Речь идет о привилегии, данной царем в 1698 г. голландскому купцу Яну Тессингу на печатание переводимых на русский язык книг, гравюр и географических карт. Собственно издательством руководил поляк по происхождению И.Ф.Копиевский (Копиевич) (1651-1714). Он составил и подготовил к печати несколько книг, а после смерти Я.Тессинга продолжал издавать книги для России. Именно И.Ф.Копиевский, учитывая европейский опыт, издал на латинском и русском языках первые варианты печатных библиографических пособий. С учетом того, что за рубежом печатались только светские гражданские книги, можно считать И.Ф.Копиевского зачинателем гражданской библиографии в России.

Он в качестве отчета Петру I представил, насколько известно, три реестра (указателя, списка) книг на русском и латинском языках. Эти реестры И.Ф.Копиевского были первыми в Росси библиографическими пособиями, содержащими перечни книг только гражданского содержания, а также первыми печатными библиографическими пособиями. Но главное - это первые опыты русской государственной (учетной, регистрационной, сигнальной) библиографии.

Примечательно, что к этому времени (1706 г.) Россия уже не нуждалась в зарубежном книгопечатании. Зарубежный опыт был освоен и получил дальнейшее развитие. В частности, в том же году по указу Петра I была создана гражданская типография отца и сыновей Киприановых - в Москве, на Красной площади, у Спасского моста. Тогда же при типографии был открыт центральный книжный склад, названный "библиотекой", с монопольным правом торговли отечественными и зарубежными гражданскими и церковными книгами и гравюрами. Кроме того, на библиотеку возлагались и цензурные функции: контроль за всеми поступающими в продажу изданиями и конфискация "непотребных" книг и листов "ради несовершенного в них разума, или неподлинного ради лица изображения, или неправого ради грамматического содержания". При этом старшему В.А.Киприанову было присвоено почетное тогда в Западной Европе звание "библиотекаря".

С января 1710 г. новая гражданская азбука, после исправления ее Петром I, была введена в обязательное употребление для всех книг светского содержания. И уже спустя пять месяцев, 31 мая 1710 г., в приложении к газете "Ведомости" (№ 12) было опубликовано первое в России в полном смысле пособие государственной библиографии: "Реестръ книгамъ гражданскимъ, которые по указу царского величества напечатаны новоизобретенною амстердамскою азбукою по первое число иуня нынешняго 1710-го году". В нем было отражено 15 названий книг. И пусть по уровню библиографического описания он уступал предшествующим указателям и не получил дальнейшего продолжения, но сам факт его появления примечателен.

Текущая государственная библиография в России в начале XVIII в. не сложилась. Но необходимость в такого рода библиографии уже назрела. При этом русские книгоиздатели смотрели далеко вперед. В частности, Киприановы уже в 1714 г. построили свою "Всенародную публичную библиотеку", предлагая ее не только для бесплатного пользования книгами, но и как государственное книгохранилище, куда на основе обязательного экземпляра должны были поступать все отечественные издания, для которых будет создан соответствующий каталог [подробнее см.: Бородин А.В. Московская гражданская типография и библиотекари Киприановы//Тр./Ин-т книги, документа и письма. 1936. Т. 5; Здобнов Н.В. История русской библиографии... С. 44-47].

Поистине грандиозный проект, к сожалению, как это часто случается в России, так и остался нереализованным. Но он во многих чертах как бы предвосхищает современное нам развитие библиографии. В частности, необходимость учета текущего, а также ретроспективного и перспективного выпуска книг, а затем создания сводного репертуара их на основе обязательного экземпляра. В некоторых странах раньше, а у нас лишь в XX в. создан специальный архив, сохраняющий навечно все выпускаемые издания. В системе научно-технической информации осуществляется отбор иностранных изданий, необходимых для развития науки в соответствующих сферах общественной деятельности. Созданы специальные государственные архивные книгохранилища для сбора, исследования и публикации рукописных материалов и т.д.

И все же на протяжении XVIII в. многие из проектируемых вариантов развития русской библиографии были осуществлены, хотя и не сразу получили свою полную и планомерную реализацию. В этом отношении мы солидарны с мнением И.Н.Кобленца, считающего, что в XVIII в. отечественная библиография уже дифференцирует свои функции: совершенно четко выкристаллизовываются такие библиографические "направления", как книготорговые реестры, пособия подлинной библиотечной библиографии, преследующие не прежние инвентарно-охранные цели, а предназначенные для ориентации читателя в книжном содержании библиотеки, впервые появляются в свет публикации органов критической библиографии и библиографической журналистики, отраслевая, краеведческая и биобиблио-графия. Таким образом, за исключением библиографии периодики, библиографии библиографии и рекомендательной библиографии, в XVIII в. начали складываться уже все функциональные и другие варианты развитой системы современной библиографии. Особая роль в этом принадлежала основанной в Петербурге Академии наук.

6.2. БИБЛИОГРАФИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ АКАДЕМИИ НАУК

Наряду с опытами государственной, текущей и ретроспективной (репертуара русской книги), активно начинает развиваться критическая (в современной терминологии - научно-вспомогательная) библиография. Особенно с учреждением в России Академии наук. Уже в указе Петра Iпо этому поводу (1724 г.) было записано: "Каждый академик обязан с своей науке добрых авторов, которые в иных государствах издаются читать, а тако ему легко будет экстракт из оных сочинить; сии экстракты с прочими изобретениями и рассуждениями имеют от Академии в назначенное время в печать отданы быть".

Речь идет о реферативной деятельности в Академии наук. Действительно, в 1728 г. она начинает выпускать на русском языке первое в России реферативное издание на основе публикуемых на латинском языке академических трудов - "Краткое описание комментариев Академии наук. Часть первая на 1726 г." К сожалению, в этом варианте издание не получило тогда продолжения. Редактор его и официальный академический историограф Г.Ф.Миллер писал: "Книгу никто не хотел похвалить, не умел понять, что читали, и свое неумение называли темнотою изложения и неверностью перевода, вследствие чего издание не продолжалось" [Миллер Г.Ф. Материалы для истории имп. Академии наук. СПб., 1890. Т. 6: 1725-1743. С. 156].

Правда, современные нам исследователи установили, что это высказывание более позднего времени было сделано, чтобы прикрыть действительное положение дела. Оказывается все наоборот. Уже через год из общего тиража 232 экз. было продано 138, т.е. 60%, из них 40 экз. в розницу. Следовательно, издание пользовалось большой по тем временам популярностью. И этот успех был не в интересах преобладавшей еще в Академии наук немецкой профессуры, которая откровенно противилась академическому книгоизданию на русском языке. В результате русская часть академических трудов была прекращена [подробнее см.: Копанев И.А. Почему было прекращено первое научное периодическое издание на русском языке//Книга в России XVII- началаXIXв.: Проблемы создания и распространения. Л., 1989. С. 36-45].

Более плодотворным стало аналогичное реферативное издание середины XVIIIв. (публикуемое на основе новой серии академических трудов на латинском языке) - "Содержание ученых рассуждений" [В 4 т. 1754-1759. Подробнее см.: Рытов А.Г. "Содержание ученых рассуждений", 1750-1759 гг.//Сб. ст. и материалов по книговедению. Л., 1970. Вып. 2. С. 165-182]. Одновременно начал выходить первый в России собственно журнал "Ежемесячные сочинения к пользе и увеселению служащие" (1755-1764), позднее дважды переименованный, где были специальные отделы "Новые книги" и "Известия о ученых делах". В последнем, наряду с научной хроникой, публиковались краткие обзоры о том, "какие общеполезные книги у всех народов и на всех языках на свет выходят" [Ежемесячные сочинения... 1763. № 1. С. 2-4]. М.В.Ломоносов опубликовал за рубежом цитированную выше статью о критической библиографии, которая была, к сожалению, обнаружена Я.К.Гротом и опубликована А.А.Куником почти столетие спустя после смерти великого русского ученого [Сборник материалов для истории имп. Академии наук вXVIIIв. СПб., 1865. Ч. 2. С. 515-519].

Академия наук внесла свою лепту и в развитие книготорговой библиографии. Заботясь о распространении своих изданий, она в 1728 г. организовала специальную Книжную палату, своего рода книжный магазин. Тогда же в издаваемой Академией газете "Санкт-Петербургские ведомости" стали публиковаться объявления, а с 1735 г. - и отдельные издания реестров, или росписей, продаваемых книг. В частности, в номере газеты от 21 декабря 1728 г. в основной части дано объявление с библиографическими описаниями четырех изданий календарей, где указаны и соответствующие цены, а в приложении (суплементе) - пространный реферат о выходе в свет и продаже девяти книг, в том числе академических трудов - "Комментариев". Судя по информации "Для известия" в указанной газете [1729. 1 марта. С. 68], речь идет об изданном "реэстре всяким преизрядным книгам", который в Книжной палате покупателям давался "безденежно". Примечательно, что это же объявление было повторено и в журнале "Примечания к Ведомостям" [1729. Ч. 18. 4 марта. С. 72]. Это связано с тем, что в Книжной палате была широко поставлена торговля иностранными книгами. В период 1728-1734 гг. она выпускала на немецком языке (заведующим был немец М.Б.Траугот) ежегодную роспись продаваемых книг "Указатель разных латинских, французских, итальянских, голландских и немецких избранных новых книг, поступивших в книжную лавку Академии наук. СПб." (Вып. 1-6). В 1737-1750 гг. изданы три каталога французских книг, а в 1752-1764 гг. - 13 прибавлений к последнему из них. Аналогичные росписи выпускались и на других иностранных языках.

Академическая Книжная палата выпускала отдельные библиографические росписи и продававшихся русских книг. По данным Н.В.Здобнова, первая из числа учтенных вышла в 1735 г.: "Роспись оным книгам, которые поныне при имп. Академии наук в Санкт-Петербурге напечатаны и в Книжной лавке для продажи находятся". Такие росписи Академия наук печатала в течение всего XVIIIв.: до середины 60-х гг. вышло 13, до 1800 г. - 27 учтенных росписей. Часть их исчезла без всякого следа [История русской библиографии до началаXXв. С. 61-62].

Важно отметить, что опять же М.В.Ломоносов понимал не только экономическую, но и культурно-просветительную роль книжной торговли, предлагал и здесь использовать реферативную библиографию. Так, в связи с вопросом об открытии академической книжной торговли в Москве он в апреле 1763 г. представил в Академию наук свой пространный проект [подробнее см.: Билярский П.С. Материалы для биографии Ломоносова. СПб., 1865. С. 600-602]. Чтобы было "обществу полезнее и Академической типографии прибыточнее", М.В.Ломоносов рекомендует в Московской книжной лавке вместо вялой розничной торговли организовать деятельную оптовую, но в масштабах всей страны. В качестве же средства информации о наличных и вновь выходящих книгах советует "сочинить каталог... Россий-ским книгам с настоящими ценами, и напечатав несколько сот экземпляров, разослать здесь в городе по знатным купцам, также в Москву, в другие города безденежно при ведомственном о том прибавлении...".

Особого внимания заслуживают меры текущего библиографирования, предлагаемые М.В.Ломоносовым: "Впредь какая только книга выйдет, поставить в ведомости с ценою и с кратким содержанием и оглавлением всей книги...". В целях совершенствования реферативной и критической библиографии он и предлагал свои проекты издания газет - "Ученые ведомости о делах людей, как иностранных, так и здешних" (май 1758 г.) и "Внутренние российские ведомости" (июнь 1759 г.). В любом случае идею текущей библиографической информации, государственной библиографии М.В.Ломоносов всегда увязывал или с задачами критики и реферирования в интересах науки и просвещения (критическая, научно-вспомогательная библиография), или с задачами книгораспространения (книготорговая библиография) в надежде, что при новом рекомендуемом им порядке оптовой книжной торговли, тесно связанной с государственной и критической библиографией, "не токмо по губерниям, но и по провинциальным и по уездным городам разойдутся и распространятся книги, а с ними учение и общенародное просвещение".

6.3. ВОЗНИКНОВЕНИЕ БИБЛИОГРАФИЧЕСКОЙ ЖУРНАЛИСТИКИ

И все же о библиографической системе в России XVIII в. говорить еще не приходится. В частности, текущую библиографическую информацию была призвана обеспечить журналистика, особенно библиографическая.

Все издававшиеся одновременно или после академического "Ежемесячные сочинения..." журналы на первый план вроде бы и ставили задачу текущей библиографической информации. Скажем, в предисловии к первому номеру журнала "Собрание новостей" (1755-1756) издатели писали, что "любители полезных упражнений жалуются всегда на чрезмерное множество книг, которых человеческое внимание и память объять не могут". Поэтому и было начато издание данного журнала, чтобы предлагать выборки "из разных верных ведомостей и описаний", а также "примечания на издаваемые вновь на российском языке книги, сочиненные или переведенные". Однако в журнале публиковалась в основном книгопродавческая информация о новых книгах и лишь изредка печатались весьма сдержанные рецензии. "Санктпетербургский вестник" (1778-1781) обещал читателям "росписание всем выходящим в государстве новым книгам, с кратким рассуждением об оных". И почти в каждом номере публиковались рецензии на отдельные книги. Но в общем было охвачено лишь небольшое число изданий. Следует отметить, что в качестве одной из своих задач "показание нововыходящих иностранных книг, одобренных знаменитыми обществами, также и российских, в разных местах издаваемых, с кратким об оных рассуждением и примечанием о сообразности содержания их с названием, о подлинности труда или подлоге оного в перепечатывании чужого и проч." ставил и журнал "Зеркало света" (1786-1787).

Как видим, периодическая печать подготовила базу для развития в России таких библиографических жанров, как аннотация (примечание), реферат (экстракт) и рецензия (отзыв, рассуждение). Во многом это объясняется тем, что сами журналы читали преимущественно ученые и небольшой контингент так называемого образованного общества. По некоторым подсчетам, таковое во второй половине XVIII в. составляло тогда лишь 4% [ Беспалова Э.К. Формирование библиографической мысли в России (до 60-х гг. XIX в.). М., 1994. С. 71]. Немногочисленность русского читателя могла быть одной из причин того, что оказался неудачным первый русский опыт издания реферативного журнала.

Речь идет о журнале Н.И.Новикова "Санктпетербургские ученые ведомости" (1777). Журнал выходил еженедельно, библиографическая информация публиковалась в основном в жанрах аннотации, реферата и рецензии. Поэтому его можно с полным правом считать и первым критическим журналом. Тем более что в предисловии к первому номеру Н.И.Новиков подчеркивал: "Критическое рассмотрение издаваемых книг и прочего есть одно из главнейших намерений при издании сего рода листов и поистине может почитаться душою сего дела". Правда, далее следовала оговорка о том, что в этой критике "будет наблюдаема крайняя умеренность" и она будет проходить строго в "пределах благопристойности и благонравия".

Н.И.Новиков призывал к участию в журнале самих писателей, издателей и переводчиков; более того, предлагалась полемика, обмен мнениями как за подписью, так и под псевдонимом. Но журнал просуществовал лишь несколько месяцев, до 2 июня вышли 22 номера. Основную причину прекращения издания исследователи видят в небольшом числе подписчиков, с чем можно согласиться. Хотя, в силу особой одиозности фигуры самого Н.И.Новикова, могли быть и другие причины. В любом случае журнал "Санктпетербугские ученые ведомости" как бы реализовал на своих страницах идеи и практический опыт русской библиографической журналистики, прежде всего академической.

Некоторые исследователи противопоставляют, на наш взгляд не во всем обоснованно, журнал Н.И.Новикова другому - "Russische Bibliothek zur Kenntnis des gegenwдrtigen Zustandes der Literatur in Russland" ("Русская библиотека для познания современного состояния литературы в России"), издаваемому в 1772-1789 гг. в Петербурге Г.Л.Х.Бакмейстером (в России его звали Людвигом или Логгином Ивановичем). Конечно, в целом это явление русской библиографии. Но мы считаем необходимым учесть следующие обстоятельства. Во-первых, нужно согласиться с мнением Н.В.Здобнова, что "журнал Новикова был значительным шагом вперед по сравнению с журналом Бакмейстера" [Здобнов Н.В. История русской библиографии... С. 93]. И, во-вторых, следует учитывать, что "Русская библиотека..." выпускалась на немецком языке, предназначалась для зарубежного читателя и пыталась с возможной полнотой осуществить учет вновь выходящих в России книг.

Правда, уже в предисловии к первому тому Г.Бакмейстер оговаривает, что при всем его старании добиться полноты отражения издаваемых в России книг, карт и т.п. будет трудно и почти невозможно. Но главное, что он обещает, это - "не пропускать ничего важного и без особой причины не регистрировать, по примеру аналогичных журналов, только случайные произведения и маленькие издания". По современным подсчетам [см.: Кобленц И.Н. Источники и деятели русской библиографии XV-XVIII вв. С. 96-97], в "Русской библиотеке" отражено лишь около 36% (1292 названия) фактически выпущенной книжной продукции в России с 1770 по 1786 г. При этом за предшествующие 1749-1769 гг. учтена только 21 книга (сам издатель оговаривает, что они упоминаются лишь в связи с книгами последующих годов), за 1787 г. - около 4% (16 названий). И в остальные 16 лет (1770-1786), когда регистрация проходила более или менее регулярно, необходимой полноты достичь не удавалось (отражено лишь 1255 названий). Об этом можно судить по последующим библиографическим изданиям, например: за аналогичный период в "Опыте российской библиографии" В.С.Сопикова учтено свыше 2700 названий, В.В.Сиповский в работе "Из истории русской литературы XVIII в. [Изв. Отд-ния рус. яз. и словесности Рос. АН. 1901. Т. 6, кн. 1] указывает 2834 названия, сам И.Н.Кобленц - без малого 3500 (наиболее полно этот учет осуществлен теперь в "Сводном каталоге русской книги гражданской печати XVIII в., 1725-1800").

Но упрекать Г.Бакмейстера в отсутствии должной полноты не следует, учитывая задачи издаваемого им журнала. В первую очередь, ставилась задача усиления книжного обмена между учеными, а во вторую - между странами: "Чем большему количеству людей станут известны достижения здешнего ученого мира, тем больше увеличится количество любителей науки; чем больше книг выходит из страны, тем большее количество, благодаря установившемуся обмену, входит в нее". Таким образом, "увеличивается книготорговля и распространение учености". А для этого важен не полный учет вновь выходящих книг, а лучших из них. В журнале помимо чисто библиографического материала, сосредоточенного в разделе "Werke" ("Работы"), в другом его разделе "Nachrichten" ("Сообщения") помещалась научная и литературная хроника, причем не только общенаучная (столичная и провинциальная), но и книговедческая - сведения о библиографах, типографиях, книжных росписях, материалы для биобиблиографии, годовые обозрения литературы и сведения об отдельных чем-либо примечательных изданиях. Некоторые материалы чутко реагировали на злобу дня, например: в турецкую войну был напечатан специально ей посвященный библиографический указатель, во время чумы - библиографический список на эту тему.

Журнал выходил отдельными выпусками, которые объединялись в том (всего вышло 11 томов) и приурочивались к международной книжной ярмарке в Лейпциге, обычно проходившей два раз в год: весной - в пасхальные дни и осенью - в михайловские дни. Публикуемые рефераты и аннотации прежде всего раскрывали содержание соответствующего издания, но без критики.

В любом случае "Русская библиотека..." Г.Бакмейстера оставила свой след в истории русской библиографии. К сожалению, и это подвижничество не получило официальной поддержки, а издателю требовалось несколько сотен рублей в год только для покупки книг, без чего нельзя было составить оригинальную библиографическую запись (реферат или аннотацию). Лишь в 1785 г. Екатерина II "поощрила" Г.Бакмейстера единовременным подарком, "пожаловав" ему золотую табакерку и 250 червонцев. Но этого было мало, и за недостатком денежных средств журнал в 1789 г. прекратил свое существование.

А между тем уже современники отмечали большую научную значимость журнала. Так, известный ученый И.Бернулли в своих воспоминаниях писал: "Этот труд - настоящее сокровище для любителей ученой истории и, чтобы не распространяться более, я не премину не раз на него сослаться, тем более что он вообще необходим тем из моих читателей, которые интересуются ученой историей" [Цит. по: Кобленц И.Н. Источники и деятели русской библиографии XV-XVIII вв. С. 95]. В этой связи мы хотели бы подчеркнуть, что речь идет о "сокровищах" российской ученой истории и, следовательно, о ее значении для истории науки вообще. Но и через сто лет ощущалась важная роль журнала для развития русской науки и библиографии. "Даже и теперь, спустя почти целое столетие, - писал академик М.И.Сухомлинов, - ученые признают, что ни одно из последующих изданий в подобном роде не только не превзошло, но не может сравниться с превосходным трудом Бакмейстера... Многие из материалов, которыми пользовался автор, книги и брошюры, погибли безвозвратно, и единственные следы их уцелели на страницах "Русской библиотеки" [ Сухомлинов М.И. Исследования и статьи по русской науке и просвещению. СПб., 1889. Т. 2. С. 6].

6.4. ПЕРВЫЙ ОПЫТ СИСТЕМАТИЧЕСКОГО БИБЛИОГРАФИЧЕСКОГО УКАЗАТЕЛЯ

Библиографическое пособие известного русского археографа, управляющего Московским архивом Коллегии иностранных дел Н.Н.Бантыш-Каменского (1737-1814) "DenotitialibrorumRossicorumsistematiceexpositorum" ("Описание российских книг, систематически расположенных") было опубликовано в качестве русского приложения к изданному им же в 1776 г. широко распространенному в то время латинскому учебнику И.Ф.Бургия (или Бурга) "Elementaoratoria" ("Основы риторики"). В предпосланном библиографическому пособию предисловии на латин-ском языке сказано: "Чтение книг настолько полезно и необходимо, что без него невозможно приобрести никакого научного образования. Поэтому я счел правильным, в интересах юношества, предающегося занятиям разными науками, приложить здесь в систематическом порядке разные разряды книг, изданных на отечественном языке, насколько эти книги мне известны" [Цит. по: Рейсер С.А. Хрестоматия... С. 41].

Мы привели перевод этого предисловия полностью потому, что оно стало поводом к разногласиям в квалификации самого библиографического пособия. Одни исследователи ( Н.В.Здобнов, С.А.Рейсер, М.В.Сокурова) считают его рекомендательным, другие (И.Н.Кобленц) - отвергают это как "явное смещение исторической перспективы"

В этой связи И.Н.Кобленц оперирует следующими доводами [подробнее см.: Кобленц И.Н. Источники и деятели... С. 103-114]. Так, сам Н.Н.Бантыш-Каменский в предисловии отмечает, что он включил в свой указатель издания на русском языке в том количестве, "насколько эти книги мне известны", т.е. нет утверждения о выборочном или рекомендательном характере пособия. Для этого И.Н.Кобленц сопоставляет рассматриваемое библиографическое пособие с другим того же автора. Речь идет о карточном библиографическом репертуаре русской книги, который он начал составлять в алфавитной систематизации еще до появления в печати систематического указателя и вплоть до 1805 г.: так называемые "портфели" или "картоны" Н.Н.Бантыш-Каменского, хранящиеся в ЦГАДА и лишь частично опубликованные ("Аабба - Вольтеровы заблуждения...") в приложении к журналу "Книговедение" за 1894 г. По подсчетам самого И.Н.Кобленца, в систематическом указателе описано лишь около 17% общего количества книг (828 названий), изданных к этому времени в России (плюс еще 54 карты и 40 статей). Что касается карточного репертуара книг, то в нем учтено 6032 датированных и 135 недатированных книг и брошюр. Это составляет около 34,2% выпущенных в стране изданий по 1804 г. включительно. Причем подавляющее число зарегистрированных книг (5250 названий, или 39%) относится к периоду 1725-1800 гг., из состава которых формировался и опубликованный ранее систематический указатель (сюда вошли издания преимущественно за 1755-1776 гг.).

Далее, Н.Н.Бантыш-Каменский действительно включил в свой систематический указатель описания, сделанные не только по подлинникам, или, как говорят библиографы, devisu(лат. - держу перед собой), но и из вторых рук, т.е. по уже имеющимся библиографическим пособиям. Например, в систематическом указателе приведено за 1759 г. 8 книг, а в карточном репертуаре - 4, за 1767 г. - соответственно 45 и 29, за 1769 г. - 50 и 45 книг. Наконец, лишь один раздел из семи (VII. Богословские книги), судя по оговорке самого автора, построен по принципу выборочной, или рекомендательной, библиографии: в нем помещены "только специально избранные издания".

Мы склоняемся к точке зрения большинства, также имея свои доводы. В частности, воспитательно-образовательные цели всегда предполагают определенный отбор и рекомендацию книг для чтения, исходя из соответствующих задач - в данном случае духовных учебных заведений. Тем более что речь идет о "научном образовании", т.е. нужно выдержать высокий педагогический уровень информационного обеспечения (чтения). В этом отношении авторская фраза из предисловия "насколько эти книги мне известны" вполне оправданна. Ведь к моменту публикации систематического указателя четкого и достаточно налаженного учета выпускаемых в России книг и других изданий не было. Не случайно и сам Н.Н.Бантыш-Каменский одновременно работал над составлением библиографического репертуара. Даже в незаконченном виде, как свидетельствует И.Н.Кобленц, репертуар по полноте отражения был на уровне других подобных опытов. Так, за наиболее отработанный период 1762-1796 гг. репертуар Н.Н.Бантыш-Каменского достигает 75,6% полноты (4620 из 6110 названий) относительно "Опыта российской библиографии" В.С.Сопикова, самого совершенного репертуара на начало XIXв. Даже в концеXXв. портфели" Н.Н.Бантыш-Каменского отражают 55% изданий, учтенных в нашей стране за период 1762-1796 гг.

В результате следует предположить, что именно задачи рекомендации потребовали от Н.Н.Бантыш-Каменского не ограничиваться лишь реальным, подлинным учетом изданий на основе devisuи использовать другие, опосредованные источники библиографической информации. Нужно также учитывать, в "интересах" какого юношества составлялся систематический указатель, а именно: учащихся духовных школ (семинарий). Поэтому специально подчеркнута жесткость отбора именно богословской книги. Здесь Н.Н.Бантыш-Каменский мог использовать уже тысячелетний опыт составления списков истинных и ложных книг. Кроме того, мы вынуждены согласиться с более обоснованным упреком И.Н.Кобленца в адрес Н.В.Здобнова, который на основе статистического расчета по систематическому каталогу сделал два существенных вывода. Первый касается преобладания историко-филологических наук (филологические книги, или свободные искусства, заняли первое место - 272 названия, исторические - второе - 154), что вообще характерно для российского просвещения того времени. Второй вывод связан с богословскими книгами, которые в схеме классификации были поставлены на последнее место, а по статистике занимали предпоследнее (64 названия, последнее место - медицинские книги в количестве 19). На этом основании усматривали определенный рационализм и принижение богословия. Но в действительности прав И.Н.Кобленц, подчеркивая, с одной стороны, что схема Н.Н.Бантыш-Каменского построена с учетом так называемой факультетской системы (по четырем факультетам средневековых университетов), в которой богословие, понимаемое как высшее знание, венчает и заключает собой всю систему. С другой стороны, такого низвержения или отнесения на задний план не мог допустить Н.Н.Бантыш-Каменский, известный в русском обществе как ярый ортодокс и в политике, и в вопросах религии.

В любом случае систематический указатель Н.Н.Бантыш-Каменского можно считать первым российским опытом рекомендательной библиографии не в узкоцерковных, а в более широких воспитательно-образовательных целях. Естественно, как первый опыт он имеет и определенные несовершенства. В итоге можно утверждать, что к концу XVIIIв. в России были даны опыты всех основных функциональных видов библиографии: учетной (государственной), критической (научно-вспомогательной) и рекомендательной.

6.5. ПЕРВЫЕ ОПЫТЫ СОЗДАНИЯ РЕПЕРТУАРА РУССКОЙ КНИГИ

К настоящему моменту изложения истории русской библиографии нам уже ясно, что названная проблема - первоочередная. Именно ее решение открывает возможности для обоснованного и эффективного развития других функциональных видов библиографии - критической (научно-вспомогательной) и рекомендательной. И многие ведущие современные страны - США, Англия, Франция и др. - уже имеют необходимые библиографические репертуары. В России решение этой проблемы остановилось где-то в начале XIXв. Работы с тех пор ведутся вплоть до наших дней, но репертуара русской книги, не говоря уже о репертуарах книги других народов и наций, живущих в России, так и нет. Зато проектов и опытов было достаточно много.

Исторически сформировались различные жанровые варианты реализации репертуара книги. В общем доминируют три из них: биобиблиографическое пособие, каталог и указатель. При этом в отдельных случаях возможны различные комбинации этих основных вариантов. Древнейшим жанром репертуара книг является биобиблиографическое пособие также в определенном многообразии его видов. Так, каталог знаменитой Александрийской библиотеки четко уже в своем названии подчеркивал авторское начало. Оно и было положено, как считают специалисты, в основу систематизации книг: поэты, законодатели, философы, историки, ораторы, писатели на смешанные темы [подробнее см.: Шамурин Е.И. Очерки по истории библиотечно-библиографической классификации. Т. 1. С. 325]. Биобиблио-графический характер носила и "Всеобщая библиотека" (Bibliothecauniversalis) швейцарского ученого и библиографа К.Геснера как первый универсальный свод книг до серединыXVIв., составленный на основе сведений о писателях, творивших на латинском, греческом и древнееврейском языках (Цюрих, 1545-1555) [подробнее см.: Там же. С. 120-133, а также - Симон К.Р. История иностранной библиографии. С. 114-127].

В России аналогичный опыт - "Оглавление книг, кто их сложил", как нам известно, имел место во второй половине XVIIв. Но особую актуальность проблема репертуара русской книги приобретает к серединеXVIIIв. Имеется в виду универсальный, а не отраслевой его характер ( А.Б.Селлий) [подробнее о его труде см.: Здобнов Н.В. История русской библиографии... С. 63-64)]. В этом отношении очередным опытом репертуара русской книги можно считать каталоги библиотеки Академии наук: "Латинский" и особенно "Камерный" (русская часть). Правда, еще ранее известная семья издателей и книготорговцев Киприановых пыталась реализовать в 1714-1724 гг. в построенной ими "всенародной" библиотеке на основе обязательного экземпляра репертуар русской книги в виде "каталога и алфавита". Замысел не был осуществлен. Остался в рукописи и более грандиозный труд первого русского книговеда А.И.Богданова, но с реализацией замысла - создать репертуар русской книги по самым различным критериям: хронологическому, по типографиям, по заглавиям, по авторам, по жанрам [подробнее см.: Кобленц И.Н. Андрей Иванович Богданов. С. 145-197].

Обычно в библиографической литературе, в том числе и учебной, основной акцент делается на четвертой части труда А.И.Богданова "Краткое ведение о авторах российских, кто какие на российском языке издавал книги и разные переводы, и к тому следующее известие". Но и здесь, хотя в общем используется нумерационный принцип систематизации, внутри ее применены и другие варианты. Сначала (№ 4-55), действительно, систематизация ведется по биобиблиографическому принципу: разные произведения каждого автора собраны под его именем с краткой характеристикой. Затем (№ 56-111) заканчивается как бы первый раздел "Краткого ведения о авторах российских...", где перечислены "книги сочиненныя без означения авторов" (за редким исключением). Далее идет новый раздел "Переводы книг с греческого эллинского языка на славенороссийский" и с новой нумерацией (№ 1-113). В следующем разделе "Уставы и законы российских монархов сочиненные" (№ 1-5) перечислены двадцать памятников, начиная от "Ярослава Владимировича князя российского. Закон, данный новгородцам в лето 1017" и кончая законами Петровского времени. И заключает эту часть раздел книг, переведенных с иностранного и изданных по указанию Петра I(№ 1-63), где преобладают светские книги. В любом случае традиционный подход составления репертуара книг у А.И.Богданова приобретает более сложный характер.

Другими словами, нельзя "Краткое ведение о авторах российских..." считать только биобиблиографическим пособием. Важно другое: А.И.Богданов как один из составителей каталогов Академии наук понимал, что необходимо дальнейшее совершенствование уже сделанного. В том и состоит оригинальность его труда, что он предложил новые подходы. Во-первых, составление репертуара книг по типографиям, чему посвящен второй раздел части пятой его труда: "Краткое собрание печатных книг всех российских типографий". Здесь указаны в хронологии издания 25 типографий, что само по себе является новым для решения проблемы книжного репертуара. Причем получилась и другая статистика: здесь зафиксировано 661 название, по сравнению с примерно 373 книгами в предшествующей части. Важно, что "типографский" вариант составления репертуара полностью перекрывает количественные данные каталога библиотеки Академии наук (в русском "камерном" каталоге отражена всего лишь 391 печатная книга).

Не менее существенно и другое обстоятельство в подходе А.И.Богданова к составлению репертуара русской книги. У него отсутствует систематизация книг по наукам, достаточно распространенная в древности и в современной ему Европе. В этой связи примечательно, что библиографически осталась не использованной включенная в его труд первая и оригинальная в России классификация наук [подробнее см.: Шамурин Е.И. Очерки по истории библиотечно-библиографической классификации. Т.1. С. 301-306]. Исходя из основного прагматического замысла труда А.И.Богданова - создать репертуар русской книги - классификация должна была дать вариант и по системе наук. Этого, по неизвестным причинам, не произошло. Но примечательно мнение по этому поводу одного из основных академических рецензентов А.И.Богданова - В.К.Тредиаковского: "Генеалогическую таблицу наукам я рассуждаю быть совсем излишней, хотя вымысел и одобряю" (выделено нами. - А.А.Г.) [Цит. по: Пекарский П.П. История императорской Академии наук в С.-Петербурге. СПб., 1873. Т. 2. С. 201]. Следовательно, и В.К.Тредиаковский считает правомерным, чтобы эта классификация наук также служила бы общей задаче труда А.И.Богданова.

В любом случае труд первого русского книговеда, хотя и стоял на полках библиотеки Академии наук в виде рукописной книги, был широко известен в библиографических кругах. Все крупнейшие библиографические труды XVIII-XXв. указывали и использовали его. Он оказал определенное влияние на другие опыты составления репертуара русской книги. Именно А.И.Богданову они обязаны новыми и многообразными подходами к решению этой насущной проблемы.

Вершиной биобиблиографического варианта в рассматриваемое время следует считать "Опыт исторического словаря о российских писателях" Н.И.Новикова [Из разных печатных и рукописных книг, сообщенных известий и словесных преданий. СПб., 1772. 278 с.; То же//Материалы для истории русской литературы. Изд. П.А.Ефремова, 1867. С. 1-128; То же//Новиков Н.И. Избр. соч. М.; Л., 1951. С. 277-370; То же. Факс. изд. М., 1987. Отд. прил.: 143 с.]. Н.И.Новиков (1744-1818) был центральной фигурой в области издательской и книготорговой деятельности второй половины XVIIIв. Очень высокую оценку его деятельности дал В.Г.Белинский. В частности, он подчеркивал, что "этот человек... имел сильное влияние на движение русской литературы и, следовательно, русской образованности. Сам он ничего или почти ничего не писал, но он обладал удивительною способностью заставлять писать других... Благородная натура этого человека постоянно одушевлялась высокою гражданскою страстию - разливать свет образования в своем отечестве. И он увидел могущественное средство для достижения этой цели в распространении в обществе страсти к чтению" [Белинский В.Г. Полн. собр. соч. М., 1955. Т. 9. С. 671]; "Как жаль, что мы так мало имеем сведений об этом необыкновенном и, смею сказать, великом человеке!" [Там же. 1953. Т. 1. С. 53]; "Словарь российских писателей" Новикова - богатый факт собственно литературной критики того времени: его тоже нельзя миновать в историческом обзоре русской критики" [Там же. 1955. Т. 6. С. 321].

Нельзя сказать, что "Опыт исторического словаря..." Н.И.Новикова создавался на пустом месте. Помимо А.Б.Селлия и А.И.Богданова подобный замысел пытался осуществить Я.Я.Штелин - одописец, профессор, наставник и библиотекарь Петра III, конференц-секретарь Академии наук в 1785 г. В начале 60-х годов он составил нечто вроде хронологической канвы русской литературы от Кантемира до Хераскова. Но впервые труд был напечатан лишь спустя почти 90 лет [Москвитянин. 1851. № 2]. Он делал затем и другую такую попытку, но не закончил. В частности, его считают ( П.П.Пекарский) одним из возможных составителей "латинского" каталога библиотеки Академии наук.

Непосредственным поводом для создания "Словаря" Н.И.Новикова послужил труд анонимного "русского путешественника", опубликованный на немецком языке в Лейпциге в журнале "Новая библиотека изящных наук и свободных искусств" (составлен по просьбе издателя журнала - Вейсе) под названием "Известие о некоторых русских писателях, вместе с кратким сообщением о русском театре" в 1768 г. (в 1771 и 1774 гг. - в Италии, в Ливорно, отдельной брошюрой на французском языке). Авторство его приписывают девяти лицам ( И.А.Дмитревскому, С.Г.Домашневу, А.А.Волкову и т.п.). Переиздано в "Материалах для истории русской литературы" П.А.Ефремова. Здесь даны сведения о 42 писателях, начиная от Феофана Прокоповича и кончая современными, главным образом принадлежащими к аристократии. По словам самого Н.И.Новикова, анонимное произведение "весьма кратко, а при том инде не весьма справедливо, а в других местах пристрастно написано. Сие самое было мне главным поощрением к составлению сея книги" (т.е. своего "опыта").

И в общем "Известие..." вызвало справедливое негодование в литературных кругах России. Поэтому Н.И.Новиков ставит иные задачи: дать в форме словаря полную картину успехов русской науки и литературы от Нестора до современных дней, независимо от происхождения и классовой принадлежности авторов. Здесь впервые собраны имена 317 авторов (по современным подсчетам, 313 из-за повторов), в основном XVIIIв., сановных и разночинцев, представителей "подлого" народа. Об отдельных писателях Н.И.Новиков не стесняется давать отрицательные отзывы. В свою очередь, как свидетельствуют В.С.Сопиков и Евгений Болховитинов, "Опыт исторического словаря..." Н.И.Новикова был встречен в дворянском обществе "с бранью".

Сам же Н.И.Новиков в предисловии подчеркивал: "Я старался собирать имена всех наших писателей". В то же время сожалел, что круг их его трудом не исчерпывается, так как уже при печатании словаря он получил еще о многих известия, "а сие самое подает надежду, что и еще многие откроются".

Высокую оценку труду Н.И.Новикова дал Н.В.Здобнов [История русской библиографии... С. 112], который считал его первым словарем, где представлены русские писатели и ученые за весь предшествующий период, первым серьезным трудом по истории русской литературы. В "Опыте исторического словаря..." ярко отразились тенденции историзма, свойственные русской библиографии XVIIIв. Он принадлежит к наиболее замечательным явлениям русской литературы и библиографии. Правда, Н.В.Здобнов не считал биобиблиографический словарь репертуаром книги. Видимо, потому, что во времена Н.И.Новикова и позже библиографическая часть в них не оформлялась в виде списка. Поэтому первыми опытами создания репертуара русской книги Н.В.Здобнов называет труды А.И.Богданова (считая их "неудачными"), епископа Дамаскина и Н.Н.Бантыш-Каменского. Их репертуары носили именно характер или каталога, или библиографического списка (указателя).

Если следовать Н.В.Здобнову, то замысел второго опыта составления репертуара русской книги был обнародован через 20 лет после труда А.И.Богданова, когда в декабрьской книжке журнала "Собрание новостей..." (издание И.Ф.Богдановича) за 1775 г. было опубликовано объявление, вокруг которого до сих пор не прекращаются споры. С учетом его особой важности и для современной нам библиографии приводим это объявление полностью:

"В ежемесячное наше сочинение сообщено вновь известие от некоторых любителей российского словесного учения, которое здесь следует:

Общество наше охотно желает выдать в свет генеральный и систематический Каталог всех напечатанных книг на Российском языке с тех пор, как заведены в России типографии.

Мы приглашаем для сего некоторых ученых людей в Москве, в Санкт-Петербурге и в Киеве сообщать нам о разных книгах сведения; и когда соберем каталоги из разных мест, то мы намерены, не входя в критические примечания, разделить наш систематический Каталог на классы, так чтоб Исторические, Математические, Моральные, Художественные, Экономические или другие книги вписаны были каждая в свой класс, не мешаясь с другими, и так, чтоб охотники могли, взглянув, сделать из них выбор для своего употребления. А к тому прибавлено будет под титулом каждой книги, где и каким форматом она печатана, в котором году, какая ей цена и где покупается.

Сверх того припечатан будет Каталог Чужестранным книгам, Историческим, Политическим и Географическим до России касающимся, какие только есть на других языках, особо же на французском и немецком.

Может быть, со временем найдутся люди, кои прибавят к тому примечания на каждую книгу под ее титулом, дабы охотники могли иметь без дальнего труда о сих книгах точные и сокращенные понятия; а между тем мы ласкаемся, что публика на первый случай примет с удовольствием хотя простой, но полный и обстоятельный каталог всем российским книгам".

Как видим, более 200 лет назад проблема репертуара сформулирована так, как она должна решаться в наше время. Во-первых, ставилась задача составить систематический репертуар. Во-вторых, впервые предлагалось составление "Россики" (каталога иностранных книг, до России касающихся); в-третьих, предлагался репертуар аннотированный и лишь в крайнем случае "простой", т.е. ограниченный библиографическим описанием; в-четвертых, само библиографическое описание должно было включать название, место и год издания, формат, цену и даже место продажи, т.е. отличалось такой полнотой элементов, какой не было до того времени в российских библиографических пособиях, в-пятых, создание репертуара предлагалось на коллективных началах - учеными различных центров. Реализовать проект не удалось, но до сих пор пытаются выяснить, что это было за общество, кто были те прогрессивные деятели русской библиографии, которые на таком высочайшем уровне предлагали решить проблему репертуара русской книги.

Из трех версий об авторстве рассмотренного объявления наибольшей убедительностью обладает последняя по времени. Она основана на критическом анализе первых двух и привлечении новых материалов. Автором ее является И.Н.Кобленц [подробнее см. его: Источники и деятели русской библиографии XV-XVIIIвв. С. 97-103]. По его мнению, версия Н.В.Здобнова должна быть отвергнута, в то время как версия А.Е.Викторова не может быть документально обоснована. Обе версии страдают тем пороком, что они стремятся обосновать инициативу библиографического обращения в "Собрании новостей", отправляясь от личности, в то время как из самого документа явствует, что речь идет об обществе, т.е. целом коллективе деятелей, причастных к науке или книге. Таковыми обществами в то время в России были два: самое первое в нашей стране "Вольное экономическое общество" (С.-Петербург) и самое первое в Москве - "Вольное российское собрание" при Московском университете.

И.Н.Кобленц отмечает соответствие программы и характера деятельности "Вольного российского собрания" тому обществу, от имени которого делалось объявление. Важно также, что членами его были крупнейшие русские библиографы конца XVIIIв. - Н.И.Новиков, Г.Ф.Миллер, Г.Л.Х. Бакмейстер и др. Епископ Дамаскин, по данным Н.В.Здобнова, входил, а по данным И.Н.Кобленца - не входил в это общество, но уже тогда жил в Москве: в декабре 1774 г. был назначен в Славяно-греко-латинскую академию, где с 1775 г. был профессором философии, а с 1776 г. - ректором. В Москве с 1762 г. жил и служил в Московском архиве Коллегии иностранных дел также и Н.Н.Бантыш-Каменский. Именно епископ Дамаскин и Н.Н.Бантыш-Каменский работали в это время над репертуаром русской книги. Поэтому версия И.Н.Кобленца, на наш взгляд, является достаточно убедительной.

Об одной из опубликованных работ Н.Н.Бантыш-Каменского мы уже знаем: это приложение к изданному им латинскому учебнику риторики Бурга (1776 г.) в виде систематического указателя русских книг "на пользу юношей, предающихся изучению различных наук". Но одновременно продолжалась работа над репертуаром. И этот основной труд Н.Н.Бантыш-Каменского (его "портфели" или "картоны") полностью не издан. Лишь незначительная часть его (334 карточки от "Аабба" до "Вольтеровы заблуждения") опубликована С.А.Белокуровым в журнале "Книговедение" [1894. № 3. С. 1-16; № 4. С. 17-32]. В настоящее время рукопись хранится в Центральном государственном архиве древних актов в составе фондов бывшего Московского главного архива Министерства иностранных дел, где автор в свое время работал [подробнее см.: Кобленц И.Н. Источники и деятели русской библиографии XV-XVIIIвв. С. 103-114; Бантыш-Каменский Д.Н. Жизнь Николая Николаевича Бантыш-Каменского. М., 1818].

Каждый лист рукописи, как правило, соответствует одной книге и дан в формате самой книги. На нем воспроизводится титульный лист, причем текст располагается так же, как и в оригинале, не исключая всякого рода посвящений, а иногда даже виньеток. Библиографическое описание отличается особой тщательностью; в нем указываются: заглавие, подзаголовок, автор, его звание, переводчик, с какого языка сделан перевод, количество частей, повторность издания (часто указывается, что издание первое), место издания, типография, год издания, цензурное дозволение, цена, место продажи, издатель или чьим иждивением издано. Расположение материала - строго алфавитное. Рукопись охватывает книги на русском языке с XVIв. по 1804 г. включительно. В итоге на 4830 листах имеется описание 6167 библиографических единиц, не считая повременных изданий.

Еще более значительным считается репертуар епископа Дамаскина (Д.Е.Семенова-Руднева, 1737-1795), известный под названием "Библиотека российская, или Сведение о всех книгах, в России с начала типографий на свет вышедших" [подробнее см.: Кобленц И.Н. Источники и деятели русской библиографии XV-XVIIIвв. С. 114-122; Здобнов Н.В. История русской библиографии... С. 115-122; Горожанский Я. Дамаскин Семенов-Руднев, епископ Нижегородский (1737-1795): Его жизнь и труды. Киев, 1894]. По окончании Московской славяно-греко-латин-ской академии был учителем риторики и греческого языка в Крутицкой семинарии (Москва), затем в течение шести лет (1766-1772) слушал лекции в Геттингенском университете (Германия), главным образом по истории, философии, а также по экономике, математике, экспериментальной физике, изучал немецкий, французский, еврейский, греческий и латинский языки. В Геттингене Д.Е.Семенов-Руднев начал свои научные исследования по русской истории, за которые в 1772 г. был избран членом-корреспондентом Королевского исторического института, как "презнатный и преученый муж..., человек в разных науках, а наипаче в исторических, хорошее сведение имеющий".

Епископ Дамаскин рассматривал свою "Библиотеку российскую" в качестве "российской ученой истории", т.е. истории русского просвещения. В соответствии с этим и принята хронологическая систематизация: по периодам русской истории, а в пределах периода - по выходным датам. По утверждению Н.В.Здобнова [История русской библиографии... С. 120], это был первый в России случай применения хронологической систематики, которая оказалась значительным шагом вперед по сравнению с алфавитной систематикой (как в "Оглавлении книг, кто их сложил") и по типографиям (как у А.И.Богданова). Хронологическая систематика последовательно раскрывает пути развития русской мысли, отразившейся в печатном слове, в связи с общественно-экономической жизнью страны и постепенное вытеснение одних книг другими, например развертывается картина смены книжной тематики со времени Петра I.

Именно епископ Дамаскин дал в своем репертуаре первую периодизацию русской культуры, положив в основу историю письменности и печати, т.е. книжного дела. "Российскую ученую историю" он разделил на три периода: первый - от возникновения письменности до начала книгопечатания; второй - до введения гражданского шрифта, т.е. периода кирилловской, славяно-русской печати; третий - все последующее время до момента окончания работы над репертуаром (1785 г.), т.е. периода гражданского, светского книгопечатания. Первый период, отсутствующий в библиографии печатной книги, епископ Дамаскин охарактеризовал во вступительной статье "Краткое описание российской ученой истории", где изложена история письменности, просвещения и библиотек Древней Руси до начала XVIв. В целом репертуар охватывает русские и славяно-русские печатные книги с 1517 до 1785 г. включительно, а также несколько десятков почему-либо привлекших особое внимание автора рукописных книг, всего несколько тысяч названий (под подсчетам И.Н.Кобленца - 3804 книги).

Труд епископа Дамаскина выделяется не только количеством материала, до него никем не учтенного, но и методами библиографирования. В частности, указываются основные элементы библиографического описания: автор, заглавие, место и год издания, типография, формат. Но особенно важно, что значительная часть материала представлена хорошо составленными аннотациями. В них раскрывается содержание книги (редкой книги - подробнее), сопоставляются различные издания одних и тех же произведений, указываются источники переводных книг, описываются иллюстрации, отмечается, какие книги читал или просматривал сам автор, о каких получил сведения из других источников и в каких библиотеках имеется та или иная из наиболее важных книг. Другими словами, по методам обработки материала епископ Дамаскин опередил многих последующих русских библиографов.

Репертуар епископа Дамаскина сохранился в трех списках: 1) в оригинале, состоящем из трех томов (писанных не рукою автора, но с многочисленными собственноручными приписками), который до революции хранился в Московской духовной академии, а в 1930 г. передан в Отдел рукописей ГБЛ (ныне - РГБ); 2) в списке В.М.Ундольского, который в июле 1866 г. перешел в составе его рукописного собрания к Московскому публичному музею и, следовательно, преемственно к ГБЛ; 3) в списке К.С.Сербиновича, приобретенном П.П.Вяземским, фонд которого в 1932 г. перешел частями в ГПБ им. С.-Щедрина, в Государственный литературный музей и ГБЛ. По неизвестным причинам репертуар епископа Дамаскина полностью до сих пор не опубликован. Но были четыре последовательно предпринимавшиеся попытки (в 1848, 1851, 1881 и 1891 гг.), из которых ни одна не завершена и не переходит за грань учета книг до 1713 г. Если принять во внимание, что до этого времени в репертуаре зарегистрировано 1219 книг, а за последующие годы - 2585 названий, то станет ясно: 60% всего труда осталось и по сей день не опубликованным (из всех 1484 напечатано 395 листов), несмотря на все его исключительное значение.

О необходимости напечатания полностью репертуара епископа Дамаскина мнения разделились. Правда, цитируя один из негативных отзывов, И.Н.Кобленц [Источники и деятели... С. 120] все же считает более верной позицию Н.В.Здобнова [История русской библиографии... С. 121], который утверждал, что почти на три четверти, притом в наиболее интересной для нас части, рукопись остается неопубликованной. Между тем, если бы "Библиотека российская" Дамаскина была издана в свое время, она предупредила бы славу "Опыта российской библиографии" В.С.Сопикова (1813-1821). Путем статистических выкладок И.Н.Кобленц далее в своей книге [Там же. С. 220-221] пытается показать, насколько богаче репертуар у епископа Дамаскина, особенно за период 1613-1785 гг., чем у В.С.Сопикова.

В любом случае "Библиотека российская" епископа Дамаскина не теряет своей культурно-исторической и методической значимости и на этом основании может быть напечатана в наше время если не полностью, то хотя бы в ее аннотированной части и с собственноручными пометами автора.