Курылев С. В

как «неизбежное зло», с которым в силу диспозитивного характера гражданских прав бессилен якобы бороться суд. Суд не должен устанавливать истину там, где этого не хотят сами стороны, – гласит первая доктрина; хотя суд и должен устанавливать истину, но он, дескать, к сожалению, не может установить ее там, где этого не хотят сами стороны, – провозглашает вторая доктрина1.

Конечный вывод в обоих случаях фактически один и тот же: установление истины зависит от воли сторон и происходит лишь в пределах этой воли, а точнее, в пределах воли той стороны, которая обладает соответствующим процессуальным вооружением, т.е. в конечном счете в пределах воли экономически сильного. И экономически сильная сторона, если ей выгодно не допустить установления материальной истины, всегда может или сама распорядиться своим правом, или вынудить к распоряжению правом своего слабого противника путем отказа от иска, признания иска или заключения мировой сделки2 независимо от того, называть ли это правом распоряжения или терпимым злом. Признание может не соответствовать действительным обстоятельствам дела, т.е. может быть распорядительным актом, и суд, несмотря на подобное несоответствие, обязан положить признание в основу решения.

Неприемлемость указанных двух доктрин, не отличающихся по существу друг от друга, очевидна для советского гражданского процесса, процесса, построенного на принципе объективной истины, на качественно иных принципах диспозитивности и состязательности.

В условиях советского гражданского процесса бессмысленно говорить­ о праве сторон на ложь, о мнимом бессилии суда бороться с не соответствующими действительности сообщениями сторон. Советский суд не только обязан устанавливать действительные взаимоотношения сторон, но и наделен средствами для установления истины (ст. 5, 118 ГПК).

Советский суд не связан и распорядительными действиями сторон в отношении принадлежащих им прав, он вправе не утвердить

1Яблочков Т.М. К учению об основных принципах гражданского процесса // Сб. памяти Г.Ф. Шершеневича. М., 1915. С. 307.

Все аргументы новой доктрины носят ярко выраженный демагогический характер. «Можнолиизбессилиясудавыводитьправосвободногораспоряжениясторонфактами внешнего мира? Утверждать это было бы так же неосновательно, как неосновательно былобыизст.277УУСвыводитьправонеуличенногоилинеобнаруженногопреступника совершать преступление» (там же).

2См., например, яркое описание подобных распорядительных актов, в частности мировых сделок, у М. Горького (Горький М. Бывшие люди // Собр. соч. М., 1950. Т. 3.

С. 215–221; Орел // Там же. Т. 17. С. 419–420).

мировую сделку, не принять отказ стороны от принадлежащих ей прав и процессуальных средств их защиты (ст. 2 ГПК).

Описанные выше две «враждующие» буржуазные доктрины по вопросу о природе признания с небольшими поправками нашли, по существу, отражение и в советской процессуальной литературе.

Одни процессуалисты принципиально отвергают возможность распорядительного признания в советском гражданском процессе1, другие – допускают эту возможность2.

Первый взгляд преобладал в течение первых двух десятилетий существования и развития нашего государства. Появление и распространение второго относится к последнему времени.

Итак, как в буржуазной, так и в советской процессуальной литературе вопрос о юридической природе признания ставится следующим образом: является ли признание только показанием стороны, или его природа двойственна – оно может быть как показанием стороны, так и распорядительным актом.

При такой постановке вопроса для советского гражданского процесса, нам представляется, допускаются ошибки по следующим четырем направлениям:

1) признание рассматривается в качестве единой категории без разграничения признания фактов и признания иска;

2) спор о распорядительном характере признания ведется без разграничения процессуально-правовой и материально-правовой сторон распорядительного действия признания;

3) вопрос о допустимости распорядительного признания подменяется вопросом о границах допустимости;

4) рассмотрение вопроса о допустимости или недопустимости признания в качестве гражданско-правовой сделки производится в формально-юридической плоскости без учета общественных потребностей, которые диктуют определенное решение вопроса.

Во-первых, вопрос о юридической природе признания в советском гражданском процессе – это вопрос о природе только признания иска (требования), а не признания вообще3.

Между тем не избежал ошибки в этом отношении и М.А. Гурвич, почти подошедший к правильному, как нам кажется, решению­

1ЗейдерН.Б.Юридическаяприродапризнаниявгражданскомпроцессе//Вестн.сов. юстиции, 1926. № 11. С. 431; Юдельсон К.С. Проблема доказывания в советском граждан- скомпроцессе.М.,1951.С.209–210;АбрамовС.Н.Советскийгражданскийпроцесс:учеб- ник для юрид. школ. М., 1952. С. 198; Пучинский В.К. Судебное признание в советском гражданском процессе // Сов. государство и право, 1954. № 1. С. 118 и др.

2Полумордвинов Д.И. Признание стороны в гражданском процессе : дис. … канд. юрид. наук. М., 1940. С. 126.

3См. § 1 гл. III настоящей работы.

вить причины, порождающие такие сделки, а с их учетом определить то значение, которое имеет для общественных отношений то или другое решение вопроса.

В соответствии с указанной постановкой вопросов мы и постараемся проанализировать юридическую природу признания.

Признание иска – процессуальное волеизъявление. Что представляет собой признание иска с точки зрения отношения его к фактам основания иска, к являющемуся предметом иска спорному правоотношению, к принадлежащим ответчику процессуальным правам на защиту?

Признание иска может быть основано, во-первых, на убеждении ответчика в том, что заявленный иск является обоснованным как с фактической, так и с правовой стороны. Убеждение ответчика в обоснованности иска может или явиться результатом непосредственного знания ответчиком фактов основания иска, или сложиться на базе представленных истцом доказательств.

Во-вторых, признание иска ответчиком может быть основано не на его убеждении в основательности иска, а на нежелании ответчика по тем или иным причинам воспользоваться для защиты против иска имеющимися у него возражениями против иска (фактического или правового характера), например возражением об истечении исковой давности, возражением о том, что из тех фактов, на которых истец основывает свой иск, по мнению ответчика, должен следовать в соответствии с таким-то законом вывод о необоснованности иска. В последнем случае мотивом отказа ответчика от принадлежащих ему процессуальных прав на защиту является не убеждение ответчика в обоснованности иска, а иное, например нежелание ответчика тратить время и нести расходы для представления доказательств, подтверждающих возражения против иска, особенно если ответчик недостаточно уверен в основательности своих возражений.

Но каковы бы ни были мотивы признания иска – убеждение в основательности иска или другие – признание иска в любом случае является юридическим фактом процессуального значения, волеизъявлением ответчика на прекращение спора, на ликвидацию процесса в пользу истца. Признание иска по своей сущности аналогично отказу истца от иска, который является волеизъявлением истца на прекращение спора, на ликвидацию процесса в пользу ответчика независимо от мотивов, обусловивших этот отказ. Даже в тех случаях, когда мотивом отказа истца от иска является добровольное исполнение ответчиком своей обязанности после возбуждения процесса, все же отказ от иска представляет собой

законов и, практически давая ту или иную правовую оценку определенным фактам, нередко руководствуются лишь своим правосознанием, сознанием того, в чем состоят их права и обязанности. На основании изложенного нужно прийти к выводу, что правовая оценка определенных фактов, предлагаемая сторонами, может

ине совпадать с тем правовым выводом, который следует в действительности из оцениваемых фактов. Ответчик, например, может признать все факты основания иска, но, давая им не ту правовую оценку, которая следует согласно закону, а иную, все же не признавать правомерный в действительности иск1. Наоборот, ответчик может признать неправомерный иск ввиду того, что он дает фактам основания иска не ту правовую оценку, которая следует из данных фактов в действительности, а иную.

Неверно отождествлять признание иска с признанием правоотношения, как это делает В.К. Пучинский, отрицая за признанием иска характер процессуального волеизъявления (момент воли) и сводя его к высказываемому ответчиком мнению о правовой квалификации отношений с истцом2.

Статья 2 ГПК РСФСР и соответствующие ей статьи гражданских процессуальных кодексов других союзных республик дают право совершать волеизъявления, направленные на прекращение спора, не истцу, а сторонам. Если истец имеет право требовать прекращения спора, то нет никаких оснований лишать такого же права и ответчика. Если истец может отказаться от своих требований путем отказа от иска, то и ответчик может отказаться от своих возражений путем признания иска. Иное противоречит принципам диспозитивности

иравноправия сторон в советском гражданском процессе.

Отказ от иска и признание иска являются не индифферентными для движения процесса правовыми мнениями сторон, а актами их воли, направленными на ликвидацию судебного спора. Правовое мнение сторон об их правах и обязанностях составляет не сущность их процессуальных действий по отказу, признанию иска, а лишь одно из наиболее часто встречающихся оснований таких действий.

Таким образом, признание иска ответчиком, как и отказ истца от иска, является не судебным доказательством – показаниями стороны и не правовым мнением, а во всех случаях – волеизъявлением стороны, направленным на прекращение судебного спора, актом распоряжения­ процессуальным правом на защиту.

1См., например: Судебная практика Верховного Суда СССР за 1948 г. Вып. I. С. 21.

2ПучинскийВ.К.Судебное признаниев советскомгражданскомпроцессе// Сов. государство и право, 1954. № 1. С. 118.

§ 2. Признание иска как гражданско-правовая сделка

Вопрос о допустимости гражданско-правовых сделок в процессе. Поскольку признание иска является волеизъявлением ответчика, направленным на прекращение спора, и в его основе может лежать не только убеждение ответчика в правомерности иска, но в отдельных случаях и сознательный отказ ответчика от имеющихся, в том числе объективно обоснованных, возражений, признание иска может выступать не только распорядительным актом процессуального значения, но и распорядительным актом материальноправового значения, иначе, гражданско-правовой сделкой.

Возникает вопрос: может ли гражданско-правовая сделка, выступающая в форме признания иска, быть принята судом в качестве основания разрешения дела?

Ответ на данный вопрос тем более важен, что он, по существу, предвосхищает решение вопроса о допустимости существования признания иска в качестве самостоятельного института советского гражданского процесса вообще.

Если суд вправе обосновывать свое решение только таким признанием иска, которое не является распорядительным актом стороны в отношении материального права, то суд, следовательно, до тех пор не имеет права обосновывать решение признанием иска, пока не выяснит, что оно не служит формой гражданско-правовой сделки.

Процессуальное значение признания иска в данном случае ничтожно. Оно не может освободить суд от обязанности исследовать все мыслимые со стороны ответчика возражения против иска, всю совокупность обстоятельств дела. Несмотря на признание иска ответчиком, суд в любом случае должен допросить вызванных свидетелей, выслушать экспертов, произвести осмотр на месте и т.д.

иустановить, является ли признанный иск обоснованным в действительности.

Концепция Т.М. Яблочкова и других на вопрос о допустимости признания иска в качестве гражданско-правовой сделки отвечала резко отрицательно. Задача суда, если стороны к нему обратились, состоит в установлении материальной правды, в установлении

изащите действительного материального права, а не в утверждении прав, которые не существуют. Для заключения всяких мировых сделок, дарений прав надо идти не в суд, а в нотариальную контору; если же стороны обратились в суд, то здесь уже нет места ни мировым сделкам, ни актам распоряжения в виде признания. Иное противоречит сущности процесса и задачам суда как органа власти.

Таким образом, указанная концепция изгоняла в принципе какие бы то ни было распорядительные акты сторон из буржуазного гражданского процесса, будь то признание права или мировая сделка.

Нельзя не отметить, что подобная конструкция может показаться на первый взгляд очень соблазнительной для применения ее к советскому гражданскому процессу, тем более что в силу обязанности советского суда выяснить действительные взаимоотношения сторон (ст. 5 ГПК), в силу права советского суда отвергать признание, отказывать в утверждении мировой сделки не будет и того непримиримого противоречия, в которое впадают ее буржуазные авторы с положительным гражданско-процессуальным законодательством.

Действительно, зачем сторонам идти в суд для заключения мировой сделки, для признания несуществующих прав, когда они могут сделать это и вне суда? Вполне естественным кажется предположение, что в данном случае стороны обращаются в суд лишь для достижения каких-либо незаконных целей1.

Какое право имеет суд считаться с распорядительным значением, например, признания, если обязанность суда состоит в установлении действительных взаимоотношений сторон, в защите лишь действительно существующих прав?

Такова аргументация противников распорядительного признания в буржуазном процессе. Почти аналогичная аргументация приводится противниками распорядительного признания и из числа наших процессуалистов2, отличаясь от первой очень немногим, например тем, что К.С. Юдельсон и некоторые другие процессуалисты, отвергая возможность распорядительных актов сторон в процессе путем признания, допускают, однако, такую возможность в форме мировой сделки, хотя мировая сделка от признания как акта распоряжения и отличается именно только формой, а не существом.

Анализ закона. Правильно ли для советского гражданского процесса утверждать о недопустимости в процессе материально-

1Если и встречаются попытки сторон превратить суд в нотариальную контору, «то всегда с преступной целью», – пишет Т.М. Яблочков (Яблочков Т.М. Материальные признаки понятия судебного признания в гражданском процессе // Журн. М-ва юстиции, 1915. № 3. С. 95). Примерно так же смотрят на признание Николаев (Николаев. Признание как судебное доказательство в гражданском процессе // Еженедельник сов. юстиции, 1929. № 36. С. 846), Н.Б. Зейдер (Зейдер Н.Б. Юридическая природа признания в советском гражданском процессе // Вестн. сов. юстиции, 1926. № 11. С. 432) и др.

2См., например: Юдельсон К.С. Проблема доказывания в советском гражданском процессе. М., 1951. С. 210 и ранее.

правовых распорядительных актов сторон вообще и в форме признания искового требования в частности?

Ответ на этот вопрос, нам кажется, должен быть дан отрицательный как с точки зрения закона, задач правосудия, так и исходя из анализа судебной практики.

Статья 2 ГПК указывает: «Сторона может во всяком положении дела изменить основание иска, увеличить или уменьшить свои исковые требования. Принятие отказа стороны от принадлежащих ей прав и судебной их защиты зависит от суда…»

Изменение основания иска (отказ от заявленного иска по прежнему основанию), уменьшение исковых требований (частичный отказ от иска), отказ от иска вообще – это в первую очередь отказ от процессуального права на защиту, во вторую – акт распоряжения стороны своим материальным правом (если у истца в действительности существует то право, от которого он отказался), ибо сторона (истец) в случае принятия судом отказа от принадлежащих ей прав и их судебной защиты лишается права обратиться с иском, основанным на тех же основаниях (ст. 2 ГПК). Следовательно, истец в случае отказа от существующего у него в действительности материального права и его судебной защиты теряет указанное право к выгоде своего процессуального противника. Определение суда, которым прекращается дело ввиду принятия судом отказа истца от иска, имеет все свойства законной силы судебного решения, в нем получает защиту не существовавшее ранее у ответчика право, которое до судебного определения принадлежало истцу и от которого последний отказался.

Таким образом, ст. 2 ГПК не только предусматривает процессуальное действие стороны, состоящее в распоряжении своим материальным правом, но она дает право суду принять такой распорядительный акт, обосновать им свое постановление, которым предоставляется защита не существовавшему ранее материальному праву ответчика.

Выражение закона «принятие отказа стороны от принадлежащих ей прав» (выделено мной. – С. К.) дает право считать, что ст. 2 ГПК допускает в процессе не только акт распоряжения истца (отказ от иска), но и акт распоряжения ответчика (признание иска). Сказанное подтверждается и анализом других норм закона, а также судебной практики по их применению.

Примечание к ст. 2 ГПК Азербайджанской ССР, текст которой тождественен тексту ст. 2 ГПК РСФСР, содержит прямое указание на признание иска, которое, следовательно, рассматривается законом как отказ стороны от принадлежащих ей прав. Признание