Учебный год 2023-2024 / Чупрунов. Кандидатская. Преимущественное право покупки доли (акций)

201

неким иным договором, в связи с чем становится актуальным вопрос о том, распространяется преимущественное право на такой иной договор или нет499.

Без сомнения, обозначенные выше проблемы, связанные с дополнительными предоставлениями со стороны грантора или контрагента, являются достаточно непростыми по той причине, что при их разрешении сталкиваются два блока интересов. Во-первых, это интерес правообладателя получить приоритетную возможность приобрести долю, т.е. интерес в реализации преимущественного права. Во-вторых, это интерес грантора в отношении сохранения свободы распоряжения своим имуществом и выбора соответствующих договорных конструкций, т.е. интерес в автономии воли. В некоторых ситуациях данные интересы не могут быть соблюдены одновременно – нам неизбежно приходится выбирать, какой из них поставить во главу угла. Как представляется, базовый подход должен состоять в том, что при заключении комплексных договоров приоритет должен отдаваться интересам правообладателя, поскольку в противном случае грантор получит еще один, но уже вполне легальный способ парализации преимущественного права покупки доли500. Как следствие, в подобных ситуациях происходит еще одно отступление от принципа идентичности: правообладатель заключает договор с более узким предметом (исключающим часть предоставлений со стороны грантора или контрагента), нежели был согласован между грантором и контрагентом.

(Е) Обеспечение. Весьма непростыми являются вопросы, связанные с тем, как принцип идентичности должен работать в ситуации, когда в отношении обязательств одной из сторон изначального договора предоставлено обеспечение.

Начнем с обеспечения обязательств контрагента. Если в отношении обязательств контрагента перед грантором было предоставлено обеспечение (например, залог или поручительство со стороны третьего лица), то оно вряд ли может «копироваться» в отношении обязательств правообладателя перед

499См. раздел 2.1.

500Если грантор и контрагент пытаются включить в договор мнимые или притворные условия в отношении

дополнительных предоставлений, то в таком случае должны включаться общие механизмы борьбы с обходом преимущественного права.

202

грантором. Например, поручитель скорее всего не захочет отвечать еще и за правообладателя, а сам контрагент вряд ли пожелает, чтобы данный им залог обеспечивал теперь еще и обязательство по уплате покупной цены правообладателем. Как следствие, в данном случае опять же неизбежен отход от принципа идентичности: на правообладателя не переводится никакое из обеспечений, данных в отношении обязательств контрагента перед грантором, а правообладатель должен самостоятельно предоставить адекватное аналогичное обеспечение. Поскольку вопрос обеспечения обязательств покупателя тесно связан с вопросом рассрочки уплаты покупной цены (ведь по большому счету только для этих целей и может потребоваться обеспечение), постольку и решение здесь должно быть аналогичным (см. (Г) выше). Адекватность обеспечения со стороны правообладателя должен оценивать суд в рамках рассмотрения иска о реализации преимущественного права.

Более сложным является вопрос об обеспечении обязательств грантора. Принцип идентичности требует, чтобы правовая позиция правообладателя не отличалась от правовой позиции контрагента. Однако если мы распространим действие, например, поручительства, данного третьим лицом за грантора, на договор между грантором и правообладателем, то мы ущемим права контрагента, поскольку одно и то же поручительство может начать аномальным образом обеспечивать сразу два набора договорных обязательств, а именно из договора с контрагентом и из договора с правообладателем (в силу чего встанет еще и вопрос об объеме ответственности поручителя – п. 4 ст. 363 ГК). Если, напротив, мы не дадим никакого обеспечения в пользу правообладателя, то мы значительно ухудшим его положение в сравнение с контрагентом и потенциально заставим заплатить за долю более высокую цену, чем была бы согласована с учетом отсутствия обеспечения обязательств грантора. Единственным выходом из подобного тупика является предоставление правообладателю возможности потребовать уменьшения покупной цены в случае реализации преимущественного права. Без сомнения, подобный пересчет будет крайне непрост, поскольку речь будет идти о переоценке доли в непубличной корпорации в зависимости от наличия

203

или отсутствия обеспечения со стороны грантора-продавца. Однако любое иное решение окажет слишком негативное влияние на правообладателя или контрагента, а потому за неимением лучшего приходится остановиться на нем.

преимущественного права. В немецкой доктрине считается, что принцип идентичности не должен работать также и тогда, когда согласованные между грантором и контрагентом условия несовместимы с реализацией преимущественного права501.

Примером может служить ситуация, когда первоначальный договор предусматривает обязанность приобретателя доли произвести оплату к дате Х. Если правообладатель реализует свое преимущественное право после даты Х, то при полном соблюдении принципа идентичности он автоматически впадет в просрочку. Более того, в рамках транслативного подхода он должен был бы еще и отвечать за любую просрочку, допущенную контрагентом по первоначальному договору (поскольку происходит «личная суброгация» во всех правах и обязанностях из договора). Каждое из указанных решений, без сомнения, было бы полностью абсурдным. Вместо этого необходимо произвести адаптацию условий первоначального договора: если у контрагента было Y дней для того, чтобы произвести уплату цены за долю, то и правообладателю должен быть доступен такой же срок502.

(З) Промежуточные выводы. Проведенный выше анализ наглядно демонстрирует, что принцип идентичности является лишь базовой предпосылкой при определении условий договора между правообладателем и грантором, но никак не абсолютом. В значительном числе ситуаций те или иные политико-правовые причины, в частности потребность сбалансировать интересы сторон, диктуют необходимость отступления от принципа идентичности. Как следствие, условия договора между правообладателем и грантором не просто не совпадают с

501 См., напр.: Schermaier M.J. in: J. von Staudingers Kommentar zum Bürgerlichen Gesetzbuch: Staudinger BGB - Buch 2: Recht der Schuldverhältnisse: §§ 433-480. § 464. Rn. 17; Schreiber K. Op. cit. S. 117; Vogt M. Op. cit. S. 462; Schilhabl N.W. Op. cit. S. 220.

502 Но см. также раздел 2.2.1(i)(b)(Г).

204

условиями договора между грантором и контрагентом, а значительно отличаются от них. Наиболее заметно это становится в случаях (А) и (Б), рассмотренных выше, однако в каждой из проанализированных ситуаций происходит существенное отступление от принципа идентичности.

Между тем транслативный подход к объяснению преимущественного права,

всоответствии с которым правообладатель получает в порядке преемства договорную позицию контрагента, в принципе не способен объяснить ни одно из рассмотренных изъятий. Совершенно неясно, например, как правообладатель может выступать преемником грантора в тех случаях, когда (а) применяется механизм заранее определенной цены или (б) правообладатель и грантор согласовали, что преимущественное право дает возможность заключить договор иного типа.

Напротив, описанные изъятия из принципа идентичности легко объясняются

врамках конститутивной теории. В результате реализации преимущественного права между правообладателем и грантором заключается новый договор, который основывается на условиях, согласованных с контрагентом, но лишь в той мере, в которой политико-правовые причины не диктуют иного решения. Как только мы признаем, что договор между грантором и контрагентом – это лишь стартовая точка для формирования набора условий для договора между правообладателем и грантором, у нас появляется возможность модифицировать их так, как требуется для обеспечения основной цели преимущественного права, состоящей в предоставлении правообладателю приоритетной возможности заключить определенный договор.

Важно подчеркнуть, что рассмотренные выше случаи являются лишь наиболее яркими вариантами отступления от принципа идентичности. Однако, как будет показано ниже, схожие исключения из рассматриваемого принципа должны делаться и при решении иных проблем, связанных с реализацией преимущественного права.

(c)Толкование договора

Вслучае, если какие-либо из условий договора между грантором и

205

контрагентом сформулированы неясно, какими методами должен руководствоваться суд при толковании договора, заключенного на таких же условиях в результате реализации преимущественного права?

Проблема в данном случае состоит в том, что субъективные методы толкования, которые могут требовать применения при неясности условий договора, здесь не слишком подходят, так как правообладатель не являлся стороной переговоров, в результате которых были согласованы конкретные договорные формулировки. Должен ли суд в такой ситуации отдавать приоритет тому смыслу, который вкладывал в некоторый пункт контракта грантор (как сторона договора),

или тому смыслу, который вкладывал в него правообладатель (как третье лицо)? Следует согласиться с теми исследователями, которые поддерживают

необходимость использования сугубо объективных стандартов толкования условий, согласованных между грантором и контрагентом503. В данном случае следует смотреть на договор глазами независимого третьего лица и толковать его именно так, как это было бы разумно делать подобному третьему лицу. В конце концов именно такими глазами и смотрит на договор правообладатель, когда, узнав о существовании такого договора, он принимает решение, реализовывать преимущественное право или нет.

Такой подход, между прочим, служит еще одним аргументом против транслативной теории: на правообладателя не «переводятся права и обязанности» в том виде, в котором они были «субъективно» согласованы сторонами (и толковались бы судом в рамках спора между ними), напротив, между правообладателем и грантором возникает новый договор, который, хоть и имеет текстуально идентичные условия, но толковаться должен «объективно», т.е. в отрыве от изначальных намерений сторон. В этом смысле такой подход к толкованию можно также рассматривать в качестве своеобразного отступления от принципа идентичности.

(d)Влияние недействительности договора

Виностранной доктрине общим местом является указание на то, что для

503 См.: Rüegg J. Op. cit. Rn. 919.

206

возможности реализации преимущественного права необходимо, чтобы договор между грантором и контрагентом был действителен504. В то же время означает ли это, что любая недействительность договора между грантором и контрагентом «парализует» преимущественное право или делает невозможным его осуществление?

К.И. Скловский применительно к преимущественному праву покупки доли в общей собственности дает следующий ответ на поставленный вопрос: «Думаю, что нет смысла уточнять, что если сделка оказалась по каким-то причинам, выходящим за рамки ст. 250 ГК РФ, недействительной, то преимущественное право покупки отпадает. Например, если доля продана лицом, не имевшим права на ее отчуждение, то независимо от добросовестности приобретателя к нему уже невозможен иск субъекта преимущественного права покупки»505.506

Без сомнения, с чисто догматической точки зрения подобный подход может показаться вполне логичным, особенно с позиций транслативной теории. Если договор с контрагентом недействителен, то очевидно, что правообладателю нечего

«переводить» на себя: у контрагента просто не возникло никаких прав и обязанностей из указанного договора. Тем не менее такое решение представляется слишком категоричным и негибким, особенно если его оценивать в духе конститутивной теории.

При ответе на поставленные вопросы необходимо разграничивать случаи ничтожности и оспоримости.

Ничтожные сделки. Если договор между грантором и контрагентом ничтожен, то и в рамках конститутивной теории по общему правилу

504См., напр.: Schermaier M.J. in: J. von Staudingers Kommentar zum Bürgerlichen Gesetzbuch: Staudinger BGB - Buch 2: Recht der Schuldverhältnisse: §§ 433-480. § 463. Rn. 35; Schurig K. Op. cit. S. 139; Brückner Ch. Op. cit. Rn. 87; Rüegg J. Op. cit. Rn. 539; Apathy P. Op. cit. § 1072. Rn. 3.

505См: Скловский К.И. Некоторые проблемы преимущественного права покупки.

506Приведенный К.И. Скловским пример недействительности является спорным, поскольку более обоснованным выглядит мнение, в соответствии с которым договор о продаже чужого нельзя признавать ничтожным лишь по той

причине, что продавец обязался передать в собственность покупателя товар, который продавцу не принадлежит. В пользу такой точки зрениясм., напр.: Егоров А.В. Распорядительные сделки: выйти из сумрака. С. 78-81; Егоров А.В., Ерохова М.А., Ширвиндт А.М. Обобщение применения арбитражными судами норм ГК РФ о вещно -правовых способах защиты права // Вестник гражданского права. 2007. № 4. Раздел I (авторы раздела – А.В. Егоров, М.А. Ерохова) (СПС «КонсультантПлюс»).

207

преимущественное право не может быть реализовано507. В этом можно увидеть проявление принципа идентичности: если изначальный договор юридически ничтожен, то его «реплика», созданная за счет осуществления преимущественного права, будет тоже ничтожна (т.е. «реплицировать» будет нечего). Так, суды отказывают в иске правообладателя, если ничтожность договора купли-продажи акций между грантором и контрагентом была подтверждена в рамках иного процесса508. В немецкой доктрине считается, что если договор между грантором и контрагентом ничтожен в силу нарушения требований формы (§ 125 ГГУ), то основание для возникновения преимущественного права (Vorkaufsfall) не образуется509.

Исключением должны служить те ситуации, когда ничтожность договора связана исключительно со свойствами контрагента, которыми не обладает правообладатель. Например, приобретение третьим лицом доли в капитале общества, имеющего стратегическое значение, может быть ничтожным по той причине, что данное третье лицо является «иностранцем» и не получило необходимого согласия правительственной комиссии510. Если правообладатель – это российское лицо, которому такое согласие не требуется, он вправе реализовать преимущественное право покупки доли несмотря на ничтожность первоначального договора. В подобной ситуации, поскольку грантор выразил волю на отчуждение доли третьему лицу, правообладатель может своим волеизъявлением «воссоздать» такой же договор, который уже будет соответствовать нормам закона511.

507См.: Schermaier M.J. in: J. von Staudingers Kommentar zum Bürgerlichen Gesetzbuch: Staudinger BGB - Buch 2: Recht der Schuldverhältnisse: §§ 433-480. § 463. Rn. 36-37; Westermann H.P. in: Münchener Kommentar zum BGB. Bd. 3: §§ 433–610 / Hsrg. von F.J. Säcker, R. Rixecker. § 463. Rn. 14; Schurig K. Op. cit. S. 146.

508Постановление ФАС Поволжского округа от 27.06.2003 № А55-14097/02-7.

509См.: Schreiber K. Op. cit. S. 116.

См. ту же точку зрения в австрийской доктрине: Apathy P. Op. cit. § 1072. Rn. 3.

510См.: Федеральный закон от 29.04.2008 № 57-ФЗ «О порядке осуществления иностранных инвестиций в хозяйственные общества, имеющие стратегическое значение для обеспечения обороны страны и безопасности государства» (далее – Закон№ 57-ФЗ).

511Возможно, в данном примере можно увидеть некоторое различие между ничтожными и «несуществующими» сделками (см. об этом, напр.: Гражданское право. Т. 1 / отв. ред. Е.А. Суханов. С. 421 (автор раздела – А.М. Ширвиндт)). В первом случае воля сторон на заключение сделки имеется, и ее было бы достаточно для создания

юридического акта, если бы его содержание не противоречило закону. Во втором случае отсутствует воля на заключение сделки (а потому нам не требуется проверять соответствие ее содержания закону). Если согласиться с таким разграничением, то следует считать, что в случае с «несуществующими» сделками преимущественное право реализовано быть не может никогда, а в случае с ничтожными – может требоваться дополнительный анализ причин ничтожности.

208

Таким образом, в рамках конститутивной теории возможны отдельные исключения из общего правила о невозможности реализации преимущественного права при ничтожности договора с контрагентом, но только при условии, что соответствующий «дефект» находится на стороне контрагента (и не касается существа сделки или грантора) и может быть «устранен», если договор окажется заключенным с правообладателем.

Оспоримые сделки. Если договор между грантором и контрагентом является оспоримым, то влияние оспаривания на возможность реализации преимущественного права является еще более слабым и также зависит от оснований для оспоримости и целей оспаривания512. Вопреки идеям транслативной теории, само по себе признание сделки недействительной с ретроспективным эффектом не всегда будет блокировать реализацию преимущественного права (или лишать ее для данных целей эффекта ex tunc).

В некоторых случаях признание указанного договора недействительным должно влечь и недействительность договора между правообладателем и грантором. В частности, если «дефект» воли находится на стороне грантора, то признание сделки с контрагентом недействительной до реализации преимущественного права имеет эффект ex tunc и лишает правообладателя возможности в дальнейшем им воспользоваться: подобный «дефект» равным образом распространился бы и на вновь возникающий договор между грантором и правообладателем513. Аналогичным образом в случае, когда сделка с контрагентом признается недействительной после того, как правообладатель уже реализовал преимущественное право, подобная недействительность должна поражать и договор с правообладателем514. Так, если грантор заключил контракт с

512См., напр.: Schurig K. Op. cit. S. 145; Schreiber K. Op. cit. S. 116.

513См. в поддержку данной точки зрения: (применительно к немецкому праву) Schurig K. Op. cit. S. 144; SchreiberK.

Op. cit. S. 116; (применительно к швейцарскому праву) Rüegg J. Op. cit. Rn. 550-552.

514В странах, где преимущественное право реализуется во внесудебном порядке, волеизъявление о реализации преимущественного права в рассматриваемой ситуации объявляется ничтожным с ретроспективным эффектом (см.: Rüegg J. Op. cit. Rn. 553). В России, где преимущественное право может быть осуществлено только через судебный

процесс, по-видимому, последующее признание договора между контрагентом и грантором недействительным ввиду «дефекта» на стороне грантора приведет к тому, что сторонам придется инициировать процесс по вновь открывшимся обстоятельствам, чтобы аннулировать эффект от реализации преимущественного права (гл. 37 АПК РФ). Это, между прочим, порождает дополнительные вопросы в отношении удачности российского подхода с реализацией преимущественного права только через суд.

209

контрагентом под воздействием угрозы (п. 1 ст. 179 ГК), то признание договора недействительным должно «уничтожать» и договор, заключенный при осуществлении преимущественного права.

Примером из российской судебной практики в данном случае может служить дело о «переводе прав и обязанностей», в котором суд отказал в удовлетворении иска по той причине, что договор между грантором и контрагентом был признан недействительным515. Основание недействительности состояло в том, что в рамках отдельного производства516 суды квалифицировали данный договор в качестве подозрительной сделкой в рамках банкротства грантора. Подобная причина недействительности, находясь на стороне грантора, распространяется не только на первоначальный договор, но и на договор, заключаемый в результате реализации преимущественного права.

Вто же время оспоримость договора между грантором и контрагентом в связи

с«дефектом» на стороне контрагента не должна никак влиять ни на возможность реализовать преимущественное право, ни на юридическую силу договора,

возникшего в результате такой реализации517. В подобных случаях оспоримость направлена на защиту интересов контрагента, которому дается возможность аннулировать первоначальный договор ex tunc. Однако реализация преимущественного права никак этому не мешает – правообладатель лишь создает новый «идентичный» договор, оставляя контрагенту возможность добиваться оспаривания своего договора с грантором518. В то же время грантор, надлежащим и необратимым образом выразивший волю на отчуждение доли, должен быть ею связан с точки зрения возможности правообладателя воспользоваться преимущественным правом. Например, отсутствие у контрагента необходимых корпоративных одобрений (ст. 173.1 или п. 1 ст. 174 ГК) не должно никак влиять на

515Постановление АС Московского округа от 02.11.2015 № Ф05-13437/2015.

516Постановление АС Московского округа от 12.03.2015 № Ф05-967/2015. См. также постановление АС Московского округа от 02.11.2015 № Ф0513437/2015.

517См., напр.: Westermann H.P. in: Münchener Kommentar zum BGB. Bd. 3: §§ 433–610 / Hsrg. von F.J. Säcker, R.

Rixecker. § 463. Rn. 15; Schreiber K. Op. cit. S. 116; Schilhabl N.W. Op. cit. S. 92.

Но ср.: Schermaier M.J. in: J. von Staudingers Kommentar zumBürgerlichen Gesetzbuch: Staudinger BGB - Buch 2: Recht der Schuldverhältnisse: §§ 433-480. § 463. Rn. 38.

518 В поддержку данной точки зрения см.: Rüegg J. Op. cit. Rn. 552 (автор, однако, указывает, что в швейцарской доктрине превалирует обратная позиция).

210

возможность осуществления преимущественного права и действительность возникшего в результате договора с правообладателем519.

Таким образом, необходимо каждый раз анализировать основания оспоримости изначального договора и их влияние на контракт между правообладателем и грантором. Если соответствующий «дефект» находится на стороне грантора и касается его воли на отчуждение доли, то скорее всего подобный «дефект» распространяется и на контракт с правообладателем. Если «дефект» находится на стороне контрагента, то по общему правилу он не должен никак сказываться на возможности реализации преимущественного права.

Влияет ли на приведенные выше рассуждения тот факт, что сделка между грантором и контрагентом может быть оспорена еще до того, как правообладатель реализовал преимущественное право? Отвечая на данный вопрос, K. Schurig исходит из того, что в подобной ситуации договора между грантором и контрагентом уже нет (он недействителен ex tunc), а потому отпадает основание для реализации преимущественного права (Vorkaufsfall)520. Подобные взгляды являются непоследовательными. Если мы считаем, что преимущественное право может быть реализовано тогда, когда «дефект» находится на стороне контрагента (а K. Schurig полностью поддерживает такую точку зрения), то не должно быть никакой разницы с точки зрения того, когда именно суд по иску контрагента признал сделку недействительной. Соответствующий «дефект» в рамках конститутивной теории не

«реплицируется» в договоре с правообладателем, поскольку он связан с обстоятельствами в рамках отношений первоначальных сторон.

Важно подчеркнуть, что оспариваться в рассматриваемых случаях должен именно изначальный договор между грантором и контрагентом. «Дефект» воли образовался только на этой стадии, и он никак не затрагивает волеизъявление

519 K. Schurig, рассуждая в том же ключе, в данном случае приводит пример, когда договор между грантором и контрагентом является оспоримым по причине заблуждения грантора в кредитоспособности контрагента. Такая оспоримость не должна оказывать эффект на договор, заключаемый в результате реализации преимущественного права. См.: Schurig K. Op. cit. S. 144.

520 Schurig K. Op. cit. S. 143. Подобный взгляд на сегодняшний день доминирует в немецкой доктрине – см., напр.:

Schermaier M.J. in: J. von Staudingers Kommentar zum Bürgerlichen Gesetzbuch: Staudinger BGB - Buch 2: Recht der Schuldverhältnisse: §§ 433-480. § 463. Rn. 38; Westermann H.P. in: Münchener Kommentar zum BGB. Bd. 3: §§ 433–610 / Hsrg. von F.J. Säcker, R. Rixecker. § 463. Rn. 15; Schilhabl N.W. Op. cit. S. 91.