из электронной библиотеки / 482555095804855.pdf

информации, которые предоставляются компьютерной сетью, не только дополняют, но и вырабатывают интеллект.

B свое время крупнейшие советские психологи – Л.С.

Выготский, А.Р. Лурия, А.Н. Леонтьев – доказали, что применяемые орудия перестраивают психику. Их идея интериоризации, то есть превращения внешней деятельности во внутри психическую функцию, была блестяще подтверждена клинической практикой восстановления утраченных вследствие ранения или травмы головного мозга высших психических функций. И принцип системного строения высших психических функций, которые представляют собой подвижный тезаурус нервных связей, вырабатываемый в процессе деятельности,

удивительным образом соответствует нынешним представлениям о принципах функционирования человеческих сообществ и такого характерного явления как Интернет. Изучая структуру деятельности, особенность орудия, используемого для решения задачи, можно понять психические свойства личности. В

соответствии c этим положением, человек, читающий газеты, и

человек, ищущий информацию в Интернете, – это различные люди.

Компьютеризированное общество и некомпьютеризированное общество – это различные типы социума, прежде всего потому, что в них разные виды виртуальности.

Tаким образом, возникновение Интернета в ХХ веке стало,

как нельзя более, к месту, поскольку наука yтратила ясность относительно категорий каузальности, то есть убеждение в том,

что все имеет причину и следствия, детерминизма как

251

законосообразности, предсказуемости явления действительности,

порядка как наличие постоянных правил, абсолюта как единственно верной и познаваемой cтруктуре мотива и духа, а

новая парадигма мышления – ceтевое стало определяться как свобода воли во всемирной паутине коммуникаций.

Основные категории мышления утратили устойчивость в обыденном сознании. Изменения затронули не только научную картину мира, философию, религию, но и бытовые убеждения, «здравого смысла», так называемых базисных убеждений привычного существования.

С наибольшей жесткостью это коснулось фундаментальной потребности человека в осмыслении стабильности мира и понимании связанности и обусловленности событий, что способствует его «уходу в себя», в отчужденное состояние.

Обстоятельства становятся особенно травматическими, когда подрывают базовые надежды, нарушая, таким образом, самые основы адаптации человека к реальности. Современные исследователи фиксируют это очень четко: «Наиболее частое чувство, возникающее у переживших экстремальный негативный опыт, это чувство уязвимости незащищенности»1, одиночества и отчужденности. «Основу болезненных нарушений у людей,

претерпевающих катастрофу, составляет деформация или утрата

1 Ениколопов С.Н. Три образующие картины мира // Модели мира. – 1997. – С. 38.

252

смысла человеческого существования, вследствие разрушения

«образа мира» или «плана действий»1 – отчуждение.

Философы и психологи выделяют три основные категории базисных убеждений, питающих чувство безопасности,

предупреждающие отчужденность индивида в нынешнем информационном социуме:

– убежденность в благосклонности мира и дружелюбии людей

(ожидание позитивного отношения к себе, а не враждебного);

–вера в контролируемость и предсказуемость мира

(предположение, что, поступая «правильно», можно минимизировал собственную уязвимость);

– чувство собственной уникальности и значимости (в норме человек обладает достаточно высоким самоуважением, что позволяет ему рассчитывать на благосклонность и справедливость судьбы, верить, что он не заслуживает того, чтобы несчастье случилось именно с ним)2.

Как видно, все эти базисные убеждения тесно переплетены. В

совокупности своей они ограждают от враждебной случайности,

исключают ее из поля зрения, «убеждают» отчуждения. Даже личная уникальность или везение опирается на дружелюбие окружающих и заслугу перед ними. Получается, что категория

случайности изначально чужда человеческому сознанию. Именно этим обусловлены свойственные человеку поиски «в прекрасном и

1Ефимов B.C., Охонин В.Л., Суховольский В.Г. Проблемы оценки и эффективной социально-психологической адаптации и реабилитации людей, перенесших природные и техногенные катастрофы // Журнал практического психолога. – М., 1998. – №4. – С. 43-48.

2Epstein S: Beliefs and symptoms in maladaptive resolutions on the traumatic neurosis // Perspectives on personality. Vol. 3. L. – 1990.

253

яростном мире» (А. Платонов) порядка, связи, смысла: от магической партиципации и иррациональной веры до научных аксиом и принципа опытной верификации. Но все достижения на этом пути могут обрушиться перед лицом социально-

политического катаклизма, тотального террора или нравственного беспредела. И в ситуации острой неопределенности человеку,

чтобы контролировать события, поступая «правильно», не на что опереться, кроме дружелюбия людей и собственной уникальности.

В хаосе массовых информационных мнений, порождающих массу проб идей и их ошибок постепенно складывается сетевая культура поведения и закрепляется новое сетевое мышление.

Истинное «Я» – это и есть аутентичная индивидуальность,

сознающая и оберегающая свою целостность. Это тот оптимальный психосоциальной статус, к которому стремится личность. Новое ощущение суверенности стало настоящим открытием,

равноценным, как представляется, Максиме Декарта «Cogito ergo sum». Ф. Перлз нашел для своего озарения столь же емкое,

афористическое выражение. Он написал «Молитву»:

Яделаю свое, а ты делаешь свое.

Яживу в этом мире не для того,

Чтобы соответствовать твоим ожиданиям.

А ты живешь в этом мире не для того,

Чтобы соответствовать моим.

Ты – это ты, а я – это я И если нам случится найти друг друга – Это прекрасно

254

Если нет,

Этому нельзя помочь.

Вся деятельность Ф. Перлза, отражившаяся в этой молитве,

несла не столько практический, сколько философский смысл.

Недаром один из известнейших его учеников Джон Энрайт говорил: «Я благодарен ему за способ бытия в мире, о котором я не мог и мечтать до встречи с ним». Между тем новое понимание суверенности личности в эпоху информатизации не совсем однозначно корреспондирует с традиционными принципами коллективизма, доброты, гуманности. «Молитва» направлена в первую очередь на защиту собственного права на суверенность,

против всякого давления, в том числе гуманистического принуждения соответствовать ожиданиям значимых для других. Но она защищает и право других не соответствовать ожиданиям молящегося. И потому название «молитва» здесь не случайно. Это обращение к межличностному, всеобщему «символу веры» с целью обрести духовную опору в противостоянии мощным

«поглощающим силам» телекоммуникационным технологиям:

угрозе отчуждения, давлению социума, власти традиций, ревности близких людей, а также собственной ревности, собственным притязаниям и поползновениям, личной податливости или жадности.

Новая психоисторическая ситуация конца ХХ – начала ХХI

века в России переживалась как духовная маята и смута все большим числом людей. Это вело к глубоким переменам и в

255

индивидуальных жизненных сценариях, и во всей жизнедеятельности социума. Субъектом социальных процессов и эволюции в целом все большей степени становится индивидуальность, приводящая к отчужденности, а не социальная общность. Индивид все чаще принимает решение, руководствуясь своими интересами, а не интересами общины. Обратное уже считается архаизмом или фанатизмом, отклонением от нормы.

Права и интересы личности теперь и законодательно поставлены выше прав надличностных структур: государства, партий и т.д.

Социум становится все более толерантным к отклонениям от принятых норм, отступлениям от правил и девиациям поведения своих членов. В обществе признается ценность индивидуального самовыражения как катализатора общего развития. Яркие индивидуумы скорее привлекают, нежели отталкивают остальных членов социума, иногда в ущерб дей¬ствительным потребностям личностного роста и социального прогресса. Процесс этот далек от благостности. Он небезопасен для личности, потому что девиации на самом деле могут иметь неоднозначные последствия, а

некоторые из них просто «несовместимы с жизнью». Очевидно также, что социум, равнодушно принимающий любые девиаций,

саморазрушается, потому что не обеспечивает гарантий физического и нравственного существования личности, что опять же ведет к отчуждению. Взаимосвязь социума и личности основывается на глубинной динамике душевной жизни, где социум

– источник трансцендентного и сакрального, а личность – источник

256

созидающей энергии действий и воли. Это свойства, отвечающие принципу дополнительности.

И крушение квазирелигиозных идеологий XX в. привело к порядковым переменам в значении свободы личности.

Культивирование в каждом индивидууме свойств активного субъекта становится характерной чертой современного мира. В

принципе, нечто похожее происходило в острые моменты смены любых парадигм мышления. Но на этот раз коммуникативная активность личности получает резонатор-усилитель необычайной мощности, в полном смысле синхрофазотрон, разгоняющий индивидуальные интенции довсепроникающих скоростей и всесветных масштабов.

Великий Юнг постоянно подчеркивал: «Худший грех человека – его бессознательность»1; «Главная цель цивилизации – победа разума; над бессознательным»2. И, может быть, XX век потому и оказался таким кровавым, что развитие цивилизации вышло на принципиально новый уровень психической эволюции человека. Сам Юнг eщe в 20-x годах минувшего столетия отметил появление нового психотипа «современного человека». По его представлениям, это далеко не всякий живущий в данное время.

Человек такого типа, прежде всего, оторван от многовековой тра-

диции и способен существовать лишь непосредственно в настоящем. Он внеисторичен В глубочайшем смысле слова и

отчужден от масс людей, которые продолжают жить в рамках традиций. Разрыв с прошлым, по мнению Юнга, ведет к состоянию

1Юнг К.Г. Душа и миф. – Киев, 1997. – С. 336.

2Юнг К.Г. Сознание и бессознательное. – СПб.,1997. – С. 48.

257

глубокой неуверенности и беспокойства. И «современный человек» раскрывается для действия тех иррациональных и неисчислимых психических сил, которые изменяют жизнь народов непредсказуемым образом.

Правда, самооценка у подобного «современного человека» была совсем иная. B те же 20-e годы американский писатель Г.

Миллер пишет роман-исповедь «Тропик Рака». Его главный герой подчеркивает: «Есть нечто непристойное в этом почитании прошлого, и кончается оно обычно ночлежками или окопами», – и

не без пафоса заявляет: «Сегодня я горд тем, что я – вне человечества»1. Но как бы, ни решился апологет «потерянного поколения», его житейская самодостаточность и психосоциальная суверенность связаны не только со свободой и активностью, но и с незащищенностью. И сколько бы ни предостерегал гениальный Юнг от соблазнов индивидуализма «ухода в себя», отчуждения,

уже и массовидному человеку становилось ясно, что рассчитывать можно только на свое «Я».

Итак, современный человек, в отличие от людей других исторических эпох, весьма много времени уделяет коммуникации.

Он обеспечен множеством особых средств, разрешающих передавать информацию на громадные расстояния в считанные мгновения. Телевидение, радио, телефоны, компьютеры создают особую коммуникационную среду. Активно развивающаяся сеть коммуникационных отношений, опосредованных системами удаленного доступа, дополняет собой формы непосредственного

1 Миллер Г. Тропик Рака. – М., 1990. – С. 272-273. 258

общения между людьми. Во всех случаях мы имеем дело с передачей идей, переживаний, впечатлений от одного человека к другому, от одной группы людей к другой.

Культивирование в каждом индивидууме свойств активного субъекта становится характерной чертой современного мира. В

принципе, нечто похожее происходило в острые моменты смены любых парадигм мышления. Но на этот раз коммуникативная активность личности получает резонатор-усилитель необычайной мощности, в полном смысле синхрофазотрон, разгоняющий индивидуальные интенции до всепроникающих скоростей и всесветных масштабов.

Если вернуться хотя бы на десять лет назад и попробовать ответить на вопрос, что же кардинально изменилось в способах повседневной коммуникации людей за последнее время, то мы могли бы ответить, что существенные перемены связаны, прежде всего, с эволюцией компьютерных технологий интегрированной обработки данных. На основе распределенной системы электронных коммуникаций образовываются виртуальные бизнес-

корпорации, образовательные комплексы, творческие мастерские,

аудиовизуальные коллекции, инициативные группы и религиозные общины. Всѐ это элементы единого сетевого «организма» социальных связей.

И все же возникает вопрос: существуют ли те механизмы,

которые помогут человеку разумному, наделенному волей преодолеть отчуждение; каковы пути развития творческих способностей человека, его возможностей, с помощью которых

259

может сформироваться, усилиться солидарность и объединенность людей как носителей культурно-исторического социального опыта.

Может ли социально-политическая, гражданская активность человека, живущего в новом информационном обществе, стать источником, механизмом преодоления отчуждения в эпоху компьютерных и телекоммуникационных технологий?

Философы и психологи выделяют три основные категории базисных убеждений, питающих чувство безопасности,

предупреждающие отчужденность ҹеловека в современном информационном социуме:

– убежденность в благосклонности мира и дружелюбии людей

(ожидание позитивного отношения к себе, а не враждебного);

–вера в контролируемость и предсказуемость мира

(предположение, что, поступая «правильно», можно минимизировал собственную уязвимость);

– чувство собственной уникальности и значимости (в норме человек обладает достаточно высоким самоуважением, что позволяет ему рассчитывать на благосклонность и справедливость судьбы, верить, что он не заслуживает того, чтобы несчастье случилось именно с ним)1.

Можно подвести некоторые итоги.

Глубокий и стремительный научно-технический пpopыв вверг классическую науку в глубокий кризис и обозначил крах ее мировоззренческих дисциплин. Философия утратила интерес к глубоким метафизическим и онтологическим проблемам:

1 Epstein S: Beliefs and symptoms in maladaptive resolutions on the traumatic neurosis // Perspectives on personality. Vol. 3. L. – 1990.

260