из электронной библиотеки / 482555095804855.pdf

производства: « «непонятная и абсолютно неожиданная остановка» посреди самого процесса как третье время: «Нет рта. Нет языка.

Нет зубов. Нет гортани. Нет пищевода. Нет желудка. Нет живота.

Нет ануса». Автоматы останавливаются и позволяют собраться неорганизованной массе, которую они артикулируют. Полное тело без органов – это само непроизводительное, стерильное,

непорожденное, непотребляемое»1. Поломка и смерть производства необходимая производству для его функционирования.

Это третий элемент бинарной структуры, как показывает Делез и Гваттари, который ранее отождествлялся нами с виртуальным субъектом. «Тело без органов» - это Шалтай-Болтай.

Грань сторон поверхности и граница производства. Таким образом,

снова двое: «желающая машина» и «полное тело без органов»,

субъект и субъект виртуальный. Зачем он нужен? Третий член в структуре дуального производства желания. Запланированная поломка машин. Не лишний третий, который возобновляет производство и служит условием чередование «потока» и «среза» желания. Ответ на поставленный выше вопрос также получается из схематичного изображения структуры: «дуальности желающих машин располагаются одна задругой, место же тела без органов не между ними, как можно было бы предположить, а под ними. «Желающие машины» располагаются на «теле без органов» или же эту «конструкцию» можно перевернуть, поместив «тело без органов» над производящими машинами. Ведь если виртуальный

1 Делез Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения. - Екатеринбург: У-

Фактория, 2007. – С.22.

141

субъект – тело без органов это граница, то желание растекается по обе ее стороны, неважно, верх это или низ.

«Желающие машины» не только располагаются на «теле без органов», но еще подвергаются регистрации: «Тело без органов,

непроизводящее, непотребляемое, служит поверхностью для регистрации всего процесса производства желания, так что, как представляется, желающие машины проистекают из него в объективно мнимом движении, которое соотносит их с ним…Но главное – это установление зачарованной поверхности записи или регистрации, которая приписывает себе все производительные силы и органы производства, которая действует в качестве квазипричины, сообщая им мнимое движение…»1.

Вместе с тем, сохраняется все та же проблема соотнесения теперь уже «тела без органов» с субъектом. Насколько мы вправе говорить о субъекте, ведь то, что определяется как «тело без органов» - Танатос, стремление к смерти или сама смерть.

Желание, странным образом воплотившееся в ничто. «Желающая машина» более подвержена идентификации. О ней можно сказать,

что она производящая и потребляющая, она – рот, глаза и иные фрагменты; и что более важно, она сама может сказать о себе «Я».

Может определить себя через потоки желания, циркулирующие в ней. Децентрация «тела без органов» не позволяет этого сделать: «отсюда следует, что тождество личности по своему существу мимолетно, что каждое тождество должно пройти через серию индивидуальностей, чтобы мимолетность той или иной из них

1 Там же. С.28.

142

сделала их всех вместе необходимыми». Силы притяжения и отталкивания, подъема и упадка производят серию интенсивных состояний, начиная с интенсивности = 0, которая обозначает тело без органов («но что замечательно – здесь снова требуется новый прилив, чтобы просто обозначить это отсутствие»). Не существует я-Ницше, профессора филологии, который внезапно теряет рассудок и начинает отождествлять себя с различными героями;

существует субъект-ницшеанец, который проходит через серию состояний и отождествляет с этими состояниями имена истории – это я… Субъект устанавливается на окружности круга, из центра которого ушло его Эго»1.

Субъект с проблематичным Я, коллаж, человек собранный из осколков - сингулярностей. Вот чем является виртуальный субъект.

И если вначале вслед за Делезом он мог быть определен как «Homo natura» (или же, что более согласуется с нашей позицией – человек децентрированный онтологически), то теперь как «Homo historia»,

так как идентификация достигается через примеривание «масок»,

их головокружительную смену. Подлинным трикстером может быть только виртуальный субъект, тот который умеет совмещать несколько реальностей, планов бытия, социальных ролей и т.п.

Этот субъект не прикасается к истории, не изучает ее, а живет ею и

вней.

Вданном случае слово «живет» следует понимать не только как проживает, но и как создает. Так как желание создает

реальность, как и ранее мы определяли, воля-желание делает

1 Делез Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения. - Екатеринбург: У-

Фактория, 2007. – С.41.

143

актуальными те «вселенные» индивидуальностей, на которые оно направлено. И это именно реальность, а не мир фантазмов или неких психических явлений: «если желание производит, оно производит реальное. Если желание производительно, оно может быть таковым только в реальности, производя реальность. Желание является совокупностью пассивных синтезов, которые прорабатывают частичные объекты, потоки и тела, которые функционируют в качестве производственных единиц. Из них вытекает реальное, оно есть результат пассивных синтезов желания как самопроизводства бессознательного»1. Соответственно столь же реален и объект желания и субъект. Реальность виртуального субъекта, таким образом, не ставится под сомнение.

У М. Фуко сам вопрос о реальности субъекта не ставится, ибо субъект возникает как эффект дискурса, а реальность дискурсивного не ставится под сомнение. Дискурс сам творит реальность или же реальность и есть дискурс. Возникает соблазн поставить в теоретической схеме Делеза и Гваттари на место желания дискурс и итог останется тем же – равным субъекту. Как в первом случае субъект есть пересечение снгулярностей, так во втором дискурсивных практик. В «Ненормальных» Фуко этот процесс возникновения субъекта показан довольно четко на примере тех, кто называется «ненормальными». Они возникают на пересечении двух дискурсов и институтов: судебного и медицинского. Так судебный дискурс конструирует преступника с помощью медицинского. Власть, соответственно, конструирует

1 Там же. С. 49.

144

субъекта посредством таких дискурсивных практик. Иначе для нее субъект не существует (и не существует вообще). Эти координаты,

чтобы «вычислить» субъекта, становятся более явными при рассмотрении функций судебной экспертизы: 1) первой функцией является «удвоение преступления целым рядом других,

отличающихся от правонарушения вещей: рядом манер поведения,

образом жизни, который в дискурсе психиатра-

эксперта…предстает как причина… отправная точка правонарушения. 2) Второй функцией психиатрической экспертизы… является удвоение виновника преступления…преступником»1. В XVIII веке появляется особый субъект – преступник, которого ранее не было. 3) Третья функция заключается в том, что: «учреждается фигура врача, который будет одновременно врачом-судьей»2. Вот целый спектр определенных субъектов, которые возникают вследствие судебного дискурса.

Дискурс делает реальными тех или иных субъектов. Причем

«делает», создает в буквальном смысле. Подобно тому, как у Делеза субъект соткан из совокупности сингулярностей,

фукианский субъект становится таковым в дискурсе. Являясь при этом его эффектом. Судья становится собой в практиках говорения,

и психиатр так же. Они оба следствие реализации разновидностей властного дискурса: судебного и медицинского. В нем они сливаются и объединяются, когда судья неотличим от психиатра,

так как оба суть эффекты власти: «психиатр действительно

1 Фуко М. Ненормальные: Курс лекций, прочитанный в Коллеж де Франс в 1974-1975 учебном году. – СПб.: Наука, 2004. – С. 36-40.

2 Там же. С. 44.

145

становится судьей, он действительно совершает акт следствия,

причем не на уровне юридической ответственности индивидов, а на уровне их реальной виновности. И наоборот, судья дублируется медиком»1. И такая «эффектная» онтология не позволяет изыскать возможность ускользания от власти. Субъект не просто фиксируется аксиоматикой, он сам ею становится. Субъект это дискурс, который существует по своим правилам, выход за которые не возможен. За ними есть другой дискурс и другие правила и так далее. Тотальность нормы в которой растворен субъект. Норма или же власть, в данном случае являет собой уровень онтологии.

Предел, которым ограничена вся теоретическая схема.

Возвращаясь к виртуальному – желающему субъекту следует поставить вопрос: считать ли, что виртуальный субъект и субъект не виртуальный противостоят друг другу, как движимые разными полюсами желания: Эросом и Танатосом? Скорее речь должна идти об амбивалентности желания. «Тело без органов» создается желанием и сопутствует «желающим машинам». Хотя субъект соответствующий «Телу без органов» всегда остается периферийным и маргинальным в обществе, что обуславливается его онтологическим статусом и «неопределенной» функцией.

Два обозначенных нами субъекта (тело без органов – виртуальный субъект и желающая машина – субъект не виртуальный) есть два регистра желания: расточение и ограничение. Даже не смотря на то, что желание ограничено, не желание выглядит странно. «Желающие машины» образуют

1 Там же. С. 45.

146

сообщество служащее этой цели. Общество основано на регламентации желания и его канализации. Суть общества, таким образом, неизменна, меняются лишь механизмы ограничения желания: «Задача социуса всегда сводилась к следующему:

кодировать потоки желания, записывать их, регистрировать, делать так, чтобы никакой поток не оставался незакрытым,

неканализированным, неупорядоченным. Когда первичной территориальной машины было уже недостаточно, деспотическая машина установила определенный тип перекодирования. Но капиталистическая машина, поскольку она возводится на ранее или позднее возникших руинах деспотического Государства,

оказывается в совершенно новой ситуации – ситуации раскодирования и детерриторизации потоков»1.

Определяя в этом контексте место виртуального субъекта,

следует отвести ему роль «непрекращающейся угрозы» обществу,

некой постоянно присутствующей альтернативы, потенциальной революционности как «воли к нереальному». Действительно, «пассажир без места» - неучтенный элемент, смутьян и угроза порядку. Виртуальный субъект – это запланированная системой ошибка, которая, впрочем, делает саму систему возможной. По мысли Делеза и Гваттари капитализм более из всех систем

«кодирования потоков» желания подошел к этой ошибке. Только капитализм позволил себе использовать механизмы

«раскодирования» желания, и, видимо, это объясняет современный

1 Делез Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения. - Екатеринбург: У-

Фактория, 2007. – С.58.

147

подъем интереса к виртуальной проблематике. Просто виртуальный субъект, ранее табуизируемый и скрываемый, стал более явным.

Произошла его определенная легитимация, в чем и состоит особенность капитализма как одной из форм организации желающего производства: «…в противоположность предшествующим общественным машинам, капиталистическая машина сама по себе не способна предложить код, который покрывал бы всю совокупность общественного поля. Саму идею кода она при помощи денег заменила аксиоматикой абстрактных количеств, которая идет еще дальше в деле детерриторизации социуса. Капитализм стремится к порядку раскодирования,

который демонтирует общество в пользу тела без органов, который,

оставаясь на этом теле, освобождает потоки желания в детерриторизированном поле»1.

Таким образом, капитализм, как и общество в целом,

приближается к своей границе, предел которой и есть тело без органов. Это не абстрактный или популистский конец света, а

угроза поглощения социального, экономического, политического и любого другого как организованного желанием. Угроза поглощения космоса хаосом, предвестником чего и является фигура субъекта поверхности - виртуального субъекта – тела без органов. По Делезу это «шизофренический предел», так как шизофреник и есть фрагментарная и децентрированная личность.

Он «больший капиталист чем капиталист» и «больший пролетарий чем пролетарий». Все та же логика соединения: не «или», а «и». Он

1 Делез Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения. - Екатеринбург: У-

Фактория, 2007. – С.58-59.

148

и то и другое одновременно, и апогей капитализма и его смерть: «Шизофреник удерживается на пределе капитализма: он является его развитой тенденцией, дополнительным продуктом,

пролетарием и ангелом-истребителем. Он смешивает все коды, он несет раскодированные потоки желания. Реальность течет»1.

Виртуальный субъект оказывается и человеком-природой и человеком-историей. И апофеозом желания и пределом способа производства и общества.

Пустота и сверхнаполненность делают описание виртуального субъекта не дискурсивным, а метадискурсивным, над дискурсивным. У Фуко такое не возможно. В своей лекции прочитанной 8 января 1975 года он планирует заняться археологией

«власти нормализации», которая объединила судебную практику и психиатрию. Власть нормализации, как установление нормы, учет субъектов и предписание следования ей, есть не что иное, как аксиоматика и территоризация у Ж. Делеза. Только за дискурсом у Фуко есть власть, и больше ничего нет, а у Делеза за властью есть более «подлинное» - желание, которое противится «молярных множеств». Рождает шизофренического субъекта «взрывающего» дискурс психиатрии. Пример это Шалтай-Болтай, тело без органов,

который является «хозяином слов». Калейдоскоп сингулярностей,

заполняющий этого субъекта, позволяет ему быть всем: «Шребер – это мужчина и женщина, родитель и ребенок, он жив и мертв: то

1 Там же. С. 61.

149

есть он повсюду, где есть сингулярность, во всех сериях и во всех разветвлениях…»1.

Существенный аспект характеризующий «тело без органов» -

это то, что оно является поверхностью записи, регистрации желающих машин. Это функция установления границы, различения и его установки, которой призван заниматься виртуальный субъект,

говорящий о себе: «Я это…и это… и это…». Это пространства, по которым перемещается номадический субъект, которые стоит определить: «То, что первоначально распределяется на теле без органов, - это расы, культуры и боги…Дело не в том, что области тела без органов «представляют» расы и культуры. Полное тело без органов вообще ничего не представляет. Напротив, именно расы и культуры обозначают области на этом теле, то есть зоны интенсивности, поля потенциалов. Внутри этих полей производятся феномены индивидуации или сексуализации. От одного поля к другому переходишь, преодолевая пороги, - постоянно мигрируешь, изменяешь индивидуальность, как и пол, отправление становится столь же простым, как рождение или смерть»2.

Отождествление «тела без органов» с Танатосом наполняется смыслом в контексте» ничто», пустого места наполняемого или даже хронически переполняемого различными определениями, и

как показывает Делез, прежде всего культурными и расовыми,

религиозными. Это те слои поверхности, которые становятся актуальными под действием воли-желания. «Зоны интенсивности» притягивающие сингулярности.

1Там же. С.126.

2Там же. С. 139.

150