учебный год 2023 / Зорькин. Позитивизм

реформистское развитие буржуазного общества. Но это не значит, что идеологическая функция позитивизма оставалась неизменной. Если первоначально позитивизм был направлен против естественно-правовой идеологий периода буржуазных революций (принцип народного суверенитета и пр.), то затем в период общего кризиса

ства и права и против марксизма-ленинизма. С позиций деидеологизации позитивисты объявляют коммунистическую теорию, защищающую интересы рабочего класса, ненаучной идеологией, основанной на субъективных интересах, вере и иллюзиях наравне с другими идеологиями. Так, по мнению Ганса Кона, в XX столетии «новыми тенденциями старых мифов» являются такие «идеоло- гии-лжеучения», как империализм, расизм, фашизм, на- ционал-социализм, коммунизм. Подобно византийской ортодоксии, заявляет Г. Кон, марксизм в России был национализирован и стал новой русской церковью, потому что в «догматически утопизированном марксизме

писания одного из апологетов деидеологизации Ганса Кельзена3 7 . Таким образом, эта позиция наполняется глубоко антикоммунистическим содержанием и, следовательно, имеет вполне определенную идеологическую направленность: с точки зрения сторонников деидеологизации политическая и юридическая наука — знание истинное, которое возможно в «открытом» обществе, а идеология — ложное мышление, необходимое тоталитарным режимам для манипуляции массами в антигуманных целях.

Исследование связи понятийного аппарата юридического позитивизма с соответствующими общефилософскими понятиями (исторически обусловленными и отражающими определенный уровень развития человека

37 K e l s e n H. The Communist Theory of Law. London, 1955; об антикоммунистической направленности теории Г. Кельзена см.: Т у м а н о в В. А. Указ. соч., с. 212—213.

252

и общества) затрудняется постольку, поскольку эта связь выступает не прямо, как в спекулятивно-метафи- зической философии права (Гегель, неогегельянцы и др.), а косвенно38.

Данное обстоятельство связано с тем, что, в отличие от дедуктивного способа оправдания конкретно-ис- торических политико-правовых взглядов и учреждений, т. е. выведения их из философского априорного понятия права, представители юридического позитивизма считают все знание, в том числе понятие права, всецело индуктивным, полученным путем эмпирического обобщения.

В действительности же и юридический позитивизм применяет определенные философские принципы, служащие в качестве средства разработки понятийного аппарата общей теории права и в этом смысле выступающие для него уже как данные до конкретного эмпирического исследования, до обобщения. Прежде чем обобщать, надо знать, на основе чего и с помощью чего обобщать, т. е. иметь (осознанную или воспринимаемую, как у большинства второстепенных правоведов, стихийно) определенную логику правового мышления. Понятие права, которое представляется юристам-позитивистам всецело индуктивным, полученным путем обобщения конкретного эмпирического юридического материала, данных отраслевых юридических наук, на самом деле обусловливается также и дедуктивным способом, предваряется определенными теоретическими (общефилософскими) принципами, выступает как их конкретизация применительно к правовым явлениям.

Позитивистский тезис о том, что юридические понятия и вообще новое знание о праве получены якобы только путем эмпирического обобщения (т. е. путем опытного изучения явлений, перехода от конкретных фактов к общим положениям), на самом деле выступает теоретическим принципом, основным постулатом позитивистской логики мышления, на основе которого ведется эмпирическое исследование права, и в этом смысле данный тезис не может быть доказан в рамках этого

38 О механизме априорного, спекулятивно-метафизического обоснования конкретно-исторических политико-правовых взглядов в философии права Гегеля см.: Н е р с е с я н ц В. С. Гегелевская философия права: история и современность. М., 1974, с. 44—49.

253

исследования, т. е. в пределах индукции и позитивистского обобщения.

Так же и другие положения юридического позитивизма: феноменализм и агностицизм, отрицание умозрения и теоретической спекуляции, формализм, противопоставление знания оценке и т. д. — «все они не могут быть обоснованы и проверены эмпирически, путем обобщения, и, следовательно, их нужно было бы объявить «метафизическими».

Тем самым позитивисты запутываются в неразрешимом противоречии: с одной стороны, все знание, и понятие права в том числе, получается путем обобщения и эмпирии; с другой стороны, обобщение осуществляется на основе определенной логики познания права, на основе определенных теоретических принципов исследования всего множества правовых «фактов-явлений».

В борьбе против спекулятивно-метафизической философии права позитивисты умалили роль дедукции и теоретической спекуляции и гипертрофировали роль индукции и эмпирического общения, свели задачу научного исследования к описанию сосуществования правовых явлений и функциональной взаимосвязи между ними.

В этой связи еще Кант показал, что путем одного обобщения невозможно получить новое теоретическое знание. Вульгарный эмпиризм не в состоянии обосновать логику правового мышления, которая не может быть выработана в пределах отраслевых юридических наук и воспринимается ими до эмпирического обобще-

может указать; но право (recht) ли то, чего они требуют, и каков всеобщий критерий, на основании которого можно вообще различать правовое и неправовое (iustum

принципы и не ищет источник этих суждений в одном

254

Тем не менее его критика в адрес эмпириков во многих

Отвергнув теоретическую спекуляцию и лишив философию, а также общую теорию права самостоятельного предмета исследования, позитивисты фактически закрыли путь признанию историчности логики правового мышления. Они возвели в абсолют принципы феноменализма, агностицизма и вульгарного эмпиризма, т. е. абсолютизировали определенную, исторически обусловленную теорию познания и логику правового мышления, которая отражала определенную конкретную практику через призму исторически ограниченных рамок, с весьма определенных идеологических позиций.

В результате создавалась возможность косвенного оправдания этой практики в теории, которая, по видимости, противопоставляет познание и оценку.

Воспринимая вышеназванные субъективно-идеали- стические принципы познания для конструирования понятийного аппарата теории права, юридический позитивизм, несмотря на размежевание со спекулятивно-ме- тафизической философией права, в то же время сближался с последней в том, что аксиоматизировал определенную логику правового мышления и, как следствие, вырабатывавшееся с ее помощью понятие права, ориентировал на конкретно-историческую правовую действительность. Тем самым открывался путь к догматизации существующего. Возведя свою систему, свою логику правового мышления в абсолют, в непогрешимый догмат, юридический позитивизм отрицал историчность не только этой логики, но и самой правовой действительности, т. е. той «эмпирии», которую он отразил в соответствующих юридических категориях, прежде всего в понятии права.

Отрицая прежний, спекулятивно-метафизический, априорный способ идеологизации и оправдания конкретноисторических политико-правовых взглядов и учреждений, юридический позитивизм полагал, что ему удалось создать идеологически нейтральную теорию права, «очи-

255

стить» юридическую науку от идеологии. На самом же деле эта теория явилась очередным вариантом идеологии, причем идеологии консервативной. Представляя собой, в отличие от идеалистической философии права, не прямую, а косвенную апологию status quo, существующего положения, юридический позитивизм по мере загнивания той действительности, на которую он был ориентирован, все более активно втягивался в идеологическую борьбу и выступал против диалектико-мате- риалистической теории права, которая отрицает загнивающую, находящуюся в глубоком кризисе капиталистическую систему вообще и буржуазное право в частности.

Без учета гносеологических особенностей юридического позитивизма невозможно раскрыть его идеологическую роль, поскольку формально он исключает из области научной теории оценку политико-правовой практики, конкретно-исторических политико-правовых взглядов и учреждений, на почве которых он вырос.

Неверное понимание позитивистами соотношения идеологического и познавательного аспектов политикоправовой теории гносеологически восходит к антиисторической трактовке общественного сознания. Позитивисты ограничиваются лишь попыткой доказать, что неистинность идеологии обусловлена только частным характером интересов данного класса, классовым положением идеологов. Социальная действительность (диалектическая и историческая по своему существу), которая порождает сами классовые интересы и идеологию, степень адекватности идеологии этой исторической действительности — все это остается вне поля зрения позитивистов. Спиритуализм, противопоставление самосознания частной группы «вечной» истине приводит позитивистов к прагматическому смешению подлинного и неподлинного, истинного и неистинного, поскольку те или иные высказывания вследствие условности позиции самого идеолога точно оценить невозможно, и поэтому всякая идеология, с их точки зрения, всегда противоположна истине, является «ложным сознанием». Последнее может обсуждаться единственно в плане его современности, но отнюдь не истинности41.

41 Социальная философия Франкфуртской школы. Критические очерки. Москва — Прага, 1975, с. 177.

Между тем множество идеологий, выражение в них самосознания класса не означает, что все они одинаково ложны. Применительно к доктринам, оправдывающим господство уходящих, потерявших свою прогрессивность классов, остается верным положение К. Маркса и Ф. Энгельса об идеологии как ложном самосознании, идеалистическом, ненаучном понимании политикоправовой действительности. Правильное осмысление государства и права в таком сознании в целом невозможно вследствие того, что действительность воспринимается через комплекс умозрительных принципов, обусловленных корыстными интересами данного класса. В результате создается идеологическая иллюзия — поли- тико-правовое сознание буржуазии, прикрывающее ее господство. Эта идеология защищает эгоистические, узкоклассовые интересы консервативных и реакционных слоев и не выражает гуманистических тенденций развития человечества в целом. Поэтому эвристический горизонт подобных политико-правовых доктрин резко сужен.

Но ни одна идеология (прежде всего в «нижних» своих этажах, в области формулирования практико-по- литических программных установок) не может быть полностью сведена к иллюзии. Для правильной ориентировки в политике класс нуждается в минимуме адекватного отражения действительности, в постановке реальных проблем и их решении. Отсюда следует, что идеология может содержать в себе вполне научные положения. В целом способность к научному формулированию идеологических положений зависит от степени прогрессивности данного класса. Поэтому лишь передовая, опирающаяся на адекватное отражение политикоправовой действительности идеология способна в противоположность иллюзорному сознанию буржуазии дать на том или ином конкретно-историческом этапе диалектический синтез эвристической и практико-политической функций политико-правовой теории.

В свою очередь, юридическая наука также может содержать неверные положения: в спорах за истину, в борьбе точек зрения, в свободной дискуссии, в опровержении не подтвердившихся гипотез и заключается про-

цесс развития юриспруденции.

Юридическая наука и правовая идеология не тож-

257

дественны, поскольку принадлежат к разным сферам общественного сознания. Но они и не противоположны. По отношению к теоретическому отражению политикоправовой действительности они выступают как две различные его функции. Науку и идеологию нельзя представлять как две различные по предмету отражения теории, словно две веши в разных карманах. И та и другая — одна и та же политическая теория, рассмотренная в различных функциональных аспектах. Политическое учение как таковое содержит два главных функциональных аспекта: идеологический (аксиологический,

ценностный) и познавательный. С этой точки зрения политическое учение не сводится целиком ни к науке, ни к идеологии и является сложным их переплетением. Политическая и правовая идеология есть теоретическое отражение мира политики и права через призму классовых интересов. Ее задачей является теоретически выработать и обосновать систему политических и правовых ценностей определенного класса или группы — их политические и правовые цели, идеалы, нормы и т. п.,— защитить их в борьбе с враждебной идеологией. Политическая и правовая идеология выступает прежде всего в виде оценки как теоретизированный конкретно-ис- торический политико-правовой взгляд. Поэтому ее значимость ограничена конкретно-историческими рамками существования тех классовых интересов, которые она обслуживает. Но политическое и правовое учение выступает не только как идеология, т. е. как оценка и защита определенных конкретно-исторических взглядов, интересов, институтов, но и как теоретическая (фило- софско-теоретическая) конструкция конкретно-историче- ской политико-правовой действительности, конструкция, направленная на познание мира политики и права, их сущности, закономерностей развития и т. д. В этом плане политическая теория может в большей или меньшей степени выступать как наука, т. е. объективное, истинное знание с его всеобщностью и необходимостью, в своем значении выходящее за рамки конкретно-исто- рических политических взглядов и ограниченное лишь развитием объективной истины. Это прежде всего система проверенных практикой объективных знаний. В этом аспекте политическая теория не может быть названа самосознанием отдельного класса или группы, а

258

выступает и как всеобщий духовный продукт общественного развития.

Таким образом, политическая и правовая теория выступает и как объективное знание, и как самосознание класса. Эти два аспекта политической и правовой теории едины, хотя и не тождественны. Преемственность в истории политических и правовых учений идет в обоих этих аспектах.

Политическая и юридическая наука уже в силу специфики предмета своего отражения, исследования, а также потому, что познающий субъект сам является участником политического общения и, следовательно, занимает по отношению к нему определенные позиции, не может быть индифферентной к классовым интересам, политическим ценностям. В познании политикоправовой действительности не может быть преодолен ценностный подход. Осуществляя познавательную функцию и, следовательно, выступая как наука, политическая и правовая теория тем самым готовит теоретическую основу для оценки познаваемого. Политическую и правовую науку невозможно выделить в «чистом», свободном от оценок виде. Являясь знанием, теория содержит в себе предпосылку оценки данного политического и правового явления, потому что речь идет не об относительно нейтральных для человеческих интересов математических аксиомах и явлениях природы, а о политических и правовых отношениях, участниками которых

и оправданию классовых интересов. Политико-правовые учения Платона и Аристотеля, Канта и Гегеля, несомненно, имели идеологический характер, содержали теоретическое оправдание конкретно-исторических политических и правовых взглядов; теоретические конструкции их политико-правовых учений имеют весьма определенную практико-политическую направленность. Было бы однако шулятиковщиной философию политики и права Платона или Гегеля редуцировать к прагматиче-

259

скому обслуживанию классовых интересов, лишь к идеологическому освещению политики и права с позиций класса рабовладельцев или буржуазии. «Идеологическая функция познания, — отмечает Т. И. Ойзерман, — является неотъемлемой частью (но лишь частью) всеобъемлющего, не ограниченного по своему содержанию и значению познавательного процесса. Познание выражает потребность общественного производства, как материального, так и духовного, оно образует многогранную сферу духовной жизни человечества, которая, как и вся человеческая жизнь, не может быть просто средством, а является целью» 42.

Даже в консервативных и реакционных по своей общей идеологической направленности учениях могут содержаться «рациональные зерна». В этом проявляется относительная самостоятельность идеологического и познавательного аспектов политико-правовой теории. Так, историческая школа права, несмотря на ее некоторые объективно профеодальные черты (выступление против буржуазной кодификации, отрицание диалектического революционного развития права и др.) была важным этапом на пути выработки исторического подхода к государству и праву. Напротив, прогрессивная для того времени буржуазная идеология с ее упованием на близкое царство разума была в то время, вследствие причисления своего идеала к конечному пункту человеческого развития, весьма далекой от историзма. Идеологи уходящего класса в своей обреченности оказались способными попытаться взглянуть исторично на своего противника и тем самым перекинули мост к диалектическому историзму Гегеля. Не случайно поэтому буржуазные элементы этой школы все более выходили на первый план, и в конце концов она стала одним из направлений буржуазной политико-правовой теории. Идеологи французской реставрации, как известно, внесли значительный вклад в становление теории классовой борьбы.

Но в целом само познание политических и правовых явлений обусловлено идеологическими рамками исследователя, его социально-политической позицией. Поэто-

42 О й з е р м а н Т. И. Проблемы историко-философской науки. М., 1969, с. 323.

260

му все, чтo не приемлемо для данной идеологической позиции, изгоняется как враждебное и ненужное. При этом идеологическому контролю,- фильтру подвергаются не только непосредственно политико-правовые концепции, но даже и естественнонаучные положения, приобретающие общемировоззренческий характер и потому имеющие важное значение для самосознания данного класса. Так, в свое время были подвергнуты остракизму со стороны церкви учения Коперника, Бруно, Галилея.

идеологии является класс, заинтересованный в прогрессе, раскрытии истинного положения дел и поэтому чуждый функций и демагогии. Познание закономерностей и тенденций развития государства и права в таком случае не противоречит его интересам, поскольку он является восходящим классом, поскольку ему принадлежит будущее. Например, выводы буржуазных мыслителей XVII—XVIII вв. об обреченности и несправедливости феодального строя были глубоко идеологичны, объективно служили восходящему революционному классу буржуазии, но в то же время содержали в себе определенные рациональные и правильные с научной точки зрения положения по пути проникновения в сущность государства и права. Напротив, реакционные классы, как правило, неспособны к эффективному развитию политико-правовой науки. Потеряв свою прогрессивность, господствующий класс принципиально не заинтересован в истинном знании о политике и праве (их сущности, закономерностях развития, судьбе и т. д.), потому что открытие этой истины, прежде всего сущности нового исторического этапа, на котором данный класс потерял свою ведущую роль, означает осуждение, признание обреченности этого класса именно с точки зрения науки, познания объективного хода вещей. Поэтому истина в таких случаях приносится в жертву угодливой апологетике, ложной идеологии, защите ценностей, потерявших прогрессивный характер.

Это всецело относится и к позитивистской юриспруденции. Эвристический горизонт ее резко сужен в значительной мере вследствие того, что она стремится законсервировать историю, склонна к апологии status quo,

261