§ 2 История развития концепции синаллагмы

Впервые термин «синаллагма» был использован римскими юристами, хотя в доктрине до сих пор ведутся споры о том, насколько употребимым являлось данное понятие и какое значение ему придавалось в римском частном праве. Следует отметить, что термин «синаллагма» встречается только в двух римских текстах, чьё авторство возводится к главе прокулианской школы Марку Антистию Лабеону (Labeo) (I в. до н.э. – I в. н.э.)⁵⁹ и Аристону (Aristo)⁶⁰. Вместе с тем, уже тогда возникло понимание о том, что в современной доктрине обозначается в качестве функционального элемента синаллагмы.

Делая попытку систематизировать юридические сделки, Лабеон указывал на то, что сущностной чертой контракта⁶¹ является его взаимный (“ultro citroque”) характер, т.е. соответствие обязательству прав требования на обеих сторонах соглашения⁶². Таким образом, Лабеон по сути понимал контракт только как синаллагматическое обязательство. Как указывает Д.В. Дождев, понимание контракта, сформулированное Лабеоном, стало основой для концепции синаллагматического договора в современном праве⁶³. Стоит отметить, что в своём определении контракта Лабеон ссылается на синаллагму как термин, используемый для обозначения контракта греками – contractum autem ultro citroque⁶⁴ obligationem, quod Graeci synallagma vocant⁶⁵. Несмотря на то, что некоторые исследователи, считают указание на синаллагму позднейшей интерполяцией, сделанной Ульпианом⁶⁶, из определения видно, что термин «синаллагма» используется римским юристом в данном отрывке фактически в своём современном значении⁶⁷. Из анализа древнеримского текста, можно сделать вывод, что уже тогда среди римских учёных формировалось понимание, что контракт вступает в силу, только если обязанность возникает одновременно на обеих сторонах отношения. Одновременно с этим, каждая из сторон обязана к исполнению только до тех пор, пока исполнение встречного обязательства остается возможным.

Римским юристом ставился и вопрос о том, может ли сторона потребовать от другой исполнения обязательства. Данное требование, по его мнению, становится возможным только, если сторона, выдвигающая требование, сама исполнит своё обязательство. В качестве альтернативы такая сторона может предоставить обеспечение, что будет исключать риск неисполнения в будущем⁶⁸. Лабеон также уточнял, что прощение долга оставляло в силе обязательство другой стороны⁶⁹. В случае невозможности исполнения обязательства одной из сторон обязательство другой стороны прекращалось. При этом, обосновывая прекращение обязательства в данном случае, Лабеон делал ссылку на требования добросовестности – bona fides⁷⁰.

Развитие данных идей привело к формированию в римском частном праве следующих правил, касавшихся договора купли-продажи (emptio venditio). Так, у продавца не возникало требование, если требование не возникало также на стороне покупателя⁷¹. Это имело место, в частности, в том случае, если не было достигнуто соглашение о товаре, вещь ещё не существовала на момент продажи либо уже была собственностью покупателя или была изъята из оборота (extra commercium). У продавца также не возникала обязанность по передаче вещи, если в силу несогласованности предмета договора покупатель не был обязан уплатить цену⁷².

Наряду с этим, были развиты и правила, касавшиеся исполнения договора купли-продажи⁷³. В доклассический и ранний классический период продавец в рамках договора купли-продажи ещё не имел права задержать поставку товара в случае, если он не получил за него цену. Покупатель, в свою очередь, имел право потребовать передачи товара до момента уплаты за него цены. Вместе с тем, уже в предклассический период согласно Варрону (Varro) и Лабеону у продавца было право в том же процессе потребовать уплаты цены. Варрон, однако, не указывает, было бы такое требование продавца удовлетворено. Кроме того, вплоть до раннего классического периода принцип доброй совести (fides) ещё не играл основополагающей роли, потому требование о передаче товара, несмотря на неисполнение покупателем собственного обязательства, ещё не считалось нарушающим принцип доброй совести. Таким образом, в предклассический и ранний классический период продавец был обязан передать товар, даже не получив за него плату, а функциональная синаллагма была ещё не известна римским юристам. Лабеон, однако, поддерживал тенденцию, согласно которой удовлетворение одного требования в рамках контракта должно было напрямую зависеть от исполнения другого обязательства⁷⁴.

Начиная с раннего классического периода для удовлетворения иска одной из сторон синаллагматического договора требовалось исполнение истцом собственного обязательства. Таким образом, покупатель мог требовать выдачи товара только в случае уплаты им цены или хотя бы обещания её уплатить⁷⁵. При этом согласно Юлию (Julian) продавец мог удерживать товар в качестве залога до уплаты цены. Аналогичным образом со ссылкой на нарушение bona fides отклонялся иск продавца об уплате цены в случае, если товар ещё не был передан им покупателю⁷⁶.

В случае эвикции вещи у покупателя продавец лишался права на иск об уплате цены. Исключением были случаи, когда продавцом вещи выступал, например, залоговый кредитор, прямо исключивший свою ответственность за эвикцию при заключении договора купли-продажи. Данное положение распространялось и на потенциальную будущую эвикцию (evictionis imminentis): продавец вещи не имел права на иск об уплате цены до тех пор, пока не был окончен процесс об эвикции вещи⁷⁷.

В римском частном праве были выработаны и правилв, касавшиеся прекращения договора купли-продажи. Согласно Юлию и Цельсу (Celsus) покупатель не был обязан исполнять договор, если он уже получил вещь на основании другой сделки или легата⁷⁸. Кроме того, в случае если одно из требований прекращалось в силу пакта⁷⁹ или акцептиляции (acceptilatio)⁸⁰, это влекло за собой прекращение встречного требования. Римские юристы отмечали также, что после исполнения обязательства одной стороной не было возможным заключение пакта о расторжении договора⁸¹. Одновременно с этим, признавалось действительным соглашение, в рамках которого продавец отказывался от требования уплаты цены, а покупатель обязывался вернуть проданную вещь, поскольку в данном случае имело место восстановление положения, которое существовало до заключения договора⁸².

В целом, следует отметить, что в классический период в римском частном праве уже были выработаны подходы, касающиеся правовых последствий взаимной обусловленности (встречности) обязательств. Вместе с тем, данные подходы в первую очередь касались договора купли-продажи. Что касается иных синаллагматических договоров, то уже применительно к договору найма услуг (locatio conductio) правовые последствия, свойственные синаллагме, был разработаны плохо⁸³. Кроме того, римские юристы не анализировали предпосылки описанных выше правовых последствий заключения контракта и обозначали в качестве синаллагмы скорее всего просто договор (возможно консенсуальный или безымянный договор)⁸⁴.

Таким образом, идея фактического отождествления обмена предоставлениями с синаллагмой зародилась в учении Лабеона о контракте. Впоследствии такую трактовку синаллагмы разделил итальянский гуманист Андреа Альчато (Andrea Alciato) в работе 1536 г. “De verbis praescriptis verbis ad S. 50, 16, 19”⁸⁵. Однако особый интерес к синаллагме появился у учёных только в 19 веке⁸⁶. Одним из первых к учению о синаллагме обратился немецкий ученый, представитель школы философии права Эдуард Ганс в своей работе „Über römisches Obligationenrecht“ («О римском обязательственном праве»)⁸⁷ 1819 года. Вслед за этим к проблематике синаллагмы обратились и другие немецкие цивилисты, в первую очередь пытавшиеся дать дефиницию данному понятию. Так, Бернхард Виндшейд полагал, что взаимный договор включает в себя два самостоятельных обязательства, существующих отдельно друг от друга⁸⁸. Подобное понимание синаллагмы было наиболее распространённым в германском общем праве (gemeines Recht) до создания ГГУ. Примечательно, что оно было долгое время характерным и для английского права. Вместе с тем, данная трактовка синаллагмы показалась спорной Августу Бехманну, что подтолкнуло учёного исследовать данное явление с целью доказать тесную взаимосвязь и встречность предоставлений в синаллагматическом договоре как характерную черту данного договорного типа⁸⁹. Таким образом, в немецкой цивилистике развился и иной взгляд, согласно которому обязательства в синаллагме взаимно связаны. Одним из сторонников данной трактовки синаллагмы был также Генрих Дернбург, отмечавший, что для синаллагматических договоров характерен «обмен обещания на обещание»⁹⁰.

Вслед за этим, доктрина синаллагмы стала также предметом изучения швейцарских, австрийских и итальянских цивилистов. Одновременно с этим, во французской доктрине концепция синаллагмы не получила распространения в силу популярности среди французских цивилистов доктрины каузы, решающей во многом сходные задачи. Следует, однако, отметить, что отсутствие интереса к доктрине синаллагмы не стало причиной для отказа от использования данного термина во французской доктрине и даже законе. Однако здесь речь идёт не о синаллагме как таковой, а о термине «синаллагматический», который французские цивилисты стали употреблять в качестве характеристики договора, но и здесь не увидели особой специфики термина, обозначив в качестве синаллагматических по сути все двусторонние договоры. Не получила популярности концепция синаллагмы и в англо-американском праве, хотя и обращающемся к тем же проблемам обязательственного права, но оперирующем иными понятиями, такими как reciprocity, consideration и condition.

Несмотря на крайнюю противоречивость доктрины синаллагмы как таковой, уже в 17 веке в законах европейских стран были выработаны нормы, фактически отражающие концепцию генетической синаллагмы, согласно которой наличие одного обязательства является основанием для возникновения второго встречного обязательства⁹¹. Таким образом, по крайней мере вопрос о возникновении встречных обязательств был уже решён на момент разработки ГГУ и получил в нём отражение. Проблемы же, связанные с функциональным (и кондициональным) аспектом синаллагмы остаются актуальными и сегодня⁹².

Развитие концепции синаллагмы в российском гражданском праве

Следует отметить, что как в российском дореволюционном, так и в советском гражданском праве концепция синаллагмы (в том числе вопрос о приостановлении исполнения встречного обязательства – exceptio non adimpleti contractus) была практически не разработана⁹³. Наибольшее внимание традиционно уделялось в первую очередь проблематике отнесения договора к синаллагматическим. Так, по мнению И.А. Покровского, в синаллагматическом договоре каждое из встречных обязательств является условием для другого⁹⁴. Аналогичной точки зрения придерживались М.М. Агарков⁹⁵, И.Б. Новицкий и Л.А. Лунц⁹⁶. По мнению О.С. Иоффе, взаимность обязательств предполагает, что каждое из лиц в обязательстве является одновременно кредитором и должником, в связи с чем каждая из сторон вправе задержать причитающиеся с нее исполнение вплоть до момента, когда исполнение будет предложено другой стороной⁹⁷. В свою очередь, Н.Д. Егоров дополнил данное определение критерием одновременности возникновения обязанности у обеих сторон обязательства⁹⁸.

Проблематика же правовых последствий отнесения договора к синаллагматическим не получила широкого распространения в российском дореволюционном и советском праве. Здесь стоит в первую очередь отметить исследование Д.Д. Гримма, посвященное римскому частного праву, в котором учёный обращается к функциональному аспекту синаллагмы. Рассматривая вопрос о порядке исполнения в случае, если один из контрагентов требует исполнения раньше, чем исполнил договор со своей стороны, исследователь обозначает предоставлявшееся ответчику возражение как exceptio non adimpleti (non rite adimpleti) contractus. Данное возражение заключалось в том, что сторона не может требовать исполнения от противной стороны, пока сама не исполнила договор или не выразила готовность исполнить его, если только сам договор не предусматривал определённую очередность в его исполнении (например, продажа товара в кредит)⁹⁹. При этом, как отмечает Д.Д. Гримм, бремя доказывания в случае предъявления ответчиком возражения падало на истца.

Другие исследователи также в первую очередь обращались к функциональному аспекту синаллагмы, рассматривая его, как правило, применительно к договорам купли-продажи. Так, П.П. Цитович указывал на связь исполнения обязательств покупателя и продавца в договоре купли-продажи, выделяя порядок, при котором передача товара предшествовала уплате цены (postnumerando), и порядок, при котором уплата цены (полностью или частично) предшествовала передаче товара (praenumerando)¹⁰⁰. В случае же если очерёдность исполнения обязательств не установлена договором, Г.Ф. Шершеневич отдавал приоритет интересам покупателя и указывал, что продавец должен первым передать товар. Одновременно с этим, цивилист указывал на то, что обязательства обеих сторон тесно связаны и должны исполняться по сути одномоментно, поэтому продавец должен осуществлять исполнение в том случае, если он видит готовность покупателя уплатить цену за товар, а покупатель должен передать цену в момент передачи товара продавцом¹⁰¹. Стоит отметить, что, как было показано выше, римское частное право изначально также исходило из приоритета интересов покупателя в договоре купли-продажи. Вместе с тем, указывая на последовательность исполнения обязательств в договоре купле-продажи, Г.Ф. Шершеневич не даёт ссылок на римские источники.

Наряду с П.П. Цитовичем и Г.Ф. Шершеневичем данного вопроса касались лишь некоторые учёные, например И.Г. Оршанский¹⁰² и К.П. Победоносцев¹⁰³, признававший право приостановления исполнения обязательства в случае просрочки встречного обязательства. Разделявшийся К.П. Победоносцевым подход также был представлен и в некоторых решениях Правительствующего Сената¹⁰⁴.

Примечательно, что в Своде законов гражданских Российской Империи не было правил, касавшихся права одной из сторон приостановить исполнение обязательства в рамках синаллагматического (возмездного двустороннего) договора¹⁰⁵. Однако в Проекте Гражданского уложения Российской Империи содержалась статья 1610, согласно которой в двусторонних договорах сторона вправе не исполнять обязательство, если контрагент не осуществляет своё исполнение, за исключением случая, когда в силу договора этот контрагент имел право исполнять своё обязательство вторым по очереди. В статье также уточнялось, что неисполнение обязательства одной стороной лишь в незначительной части не даёт права на приостановление обязательства постольку, поскольку такой отказ не согласуется с доброй совестью¹⁰⁶. Таким образом, статья 1610 Гражданского уложения регулировала порядок исполнения обязательств в синаллагматическом договоре на случай отсутствия специальных положений о порядке исполнения в договоре и одновременно предусматривала право приостановить обязательство в случае неисполнения договора другой стороной.

Как указывает С.В. Сарбаш, руководствуясь принципом равноправия сторон, разработчики проекта Гражданского уложения Российской империи, не считали возможным установить для исполнения двусторонних договоров преимущества для одной стороны, обязав другую исполнить обязательство первой¹⁰⁷. При этом рассматривались два варианта решения данной ситуации: 1) установление обязанности наличного предложения для лица, требующего исполнения встречного обязательства, одновременно с заявлением такого требования или 2) предоставление права отказа от исполнения тому лицу, с которого требуется исполнение, до момента исполнения первой стороной своего обязательства или обещания его исполнить¹⁰⁸. Последний вариант, как видно, отражает римскую концепцию возражения exceptio non adimpleti contractus, и именно ему отдавали предпочтение разработчики Гражданского уложения. Однако Гражданскому уложению так и не суждено было вступить в силу.

Вместе с тем, данная норма впоследствии, как представляется, легла в основу статьи 139 Гражданского кодекса РСФСР 1922 г., устанавливавшей, что в двустороннем договоре каждая сторона вправе отказывать противной стороне в удовлетворении до получения встречного удовлетворения, если из закона, договора или существа правоотношения не следует обязанность одной стороны исполнить своё обязательство раньше другой¹⁰⁹. В данной норме отсутствовала ссылка на принцип добросовестности, но в то же время имелось примечание, разъясняющее, какой договор может быть отнесён к двусторонним, а именно договор, по которому обе стороны взаимно принимают на себя обязательства. Таким образом, можно заключить, что разработчики ГК РСФСР 1922 г. выделяли двусторонность и взаимность в качестве основных черт синаллагматических договоров¹¹⁰. В доктрине ст. 139 ГК РСФСР 1922 г. толковалась как статья, устанавливающая необходимость одновременного исполнения обязательств в двустороннем договоре в случае, если очередность исполнения обязательств не была установлена договором¹¹¹.

Статья 177 Гражданского кодекса РСФСР 1964 г. перенесла вывод о необходимости одновременного исполнения во взаимном обязательстве из доктрины напрямую в закон, установив, что взаимные обязанности по общему правилу должны исполняться одновременно, если из закона, договора или существа обязательства не вытекает иное¹¹². При этом в доктрине право на приостановление исполнения обязательства во взаимном обязательстве в случае, если контрагент не исполняет своего обязательства, обозначалось как мера оперативного воздействия¹¹³. Однако более подробного анализа случаев приостановления исполнения, взыскания убытков или отказа от договора в советской доктрине также не приводится.

Наиболее полно данный аспект синаллагмы был проанализирован лишь позднее М.И. Брагинским и В.В. Витрянским, по сути предложившими новую концепцию функционального элемента синаллагмы. В принятой в 1994 году Части первой Гражданского кодекса Российской Федерации¹¹⁴ (далее – ГК РФ) норма о правовых последствиях заключения синаллагматического договора была существенным образом переработана. Хотя по указанию М.И. Брагинского данная норма отражала подход, ранее установленный ст. 139 ГК РСФСР 1922 г. и ст. 177 ГК РСФСР 1964 г., она получила иное закрепление в законе: 1) при непредоставлении обязанным лицом обусловленного договором исполнения обязательства либо при наличии обстоятельств, которые очевидно свидетельствуют о том, что исполнение не будет предоставлено в установленный срок, сторона вправе приостановить исполнение своего обязательства или отказаться от исполнения, потребовав возмещения убытков; 2) в случае частичного неисполнения обязательства сторона, обязанная предоставить встречное удовлетворение, вправе приостановить исполнение либо отказаться от исполнения только в части, которая соответствует тому, что не было предоставлено; 3) лицо сохраняет право требовать встречного исполнения даже, если несмотря на нарушения, допущенные другой стороной договора, оно исполнило своё обязательство, при этом в качестве встречного обязательства в законе определялось обязательство, которое обусловлено исполнением своих обязательств другой стороной в соответствии с договором.

Такой подход привёл к тому, что на практике круг случаев, в которых может применяться ст. 328 ГК РФ, был фактически ограничен только случаями, когда встречность обязательств была специально закреплена в договоре. Кроме того, разработчики ГК РФ отнесли к встречным обязательствам лишь те, в которых установлена определенная последовательность исполнения, т.е. одна из сторон должна произвести свое исполнение первой. Так, по мнению, В.В. Витрянского встречность предполагает, что исполнение должно производиться одной из сторон лишь после того, как другая сторона исполнила свое обязательство¹¹⁵. В целом схожей точки зрения придерживается и С.В. Сарбаш, который признает встречным только то последующее исполнение, которое должно быть произведено после получения предшествующего исполнения от контрагента, т.е. в договоре обязательно должен быть закреплен порядок исполнения¹¹⁶ (курсив и выделение мои – прим. автора).

Такой подход, однако, вызывает определённые сомнения, поскольку в таком случае в синаллагматическом договоре непременно должна устанавливаться очередность исполнения сторонами обязательств (либо должны быть закреплены правила, согласно которым одной из сторон в договоре отдаётся предпочтение, как, например, это было в доклассическом римском праве; однако, как было показано выше, уже в классический период римские юристы пришли к иным выводам). На понимание встречности как последовательного исполнения взаимных обязательства указывает также отсылка к ст. 328 ГК РФ в ст. 569 ГК РФ о встречном исполнении по договору мены. А именно, в ст. 569 ГК РФ указывается, что нормы, закрепленные в ст. 328 ГК РФ, применяются только к тем договорам мены, в которых установлена последовательность исполнения (передачи товара): право приостановить исполнение обязательства либо расторгнуть договор и потребовать возмещения убытков предоставляется стороне, которая согласно договору должна передать товар второй по очереди. Аналогичным образом М.И. Брагинский связывает с концепцией встречности исполнения обязательств, заложенной в ст. 328 ГК РФ, и правила о приостановлении обязательства в договоре купли-продажи, предусматривающем либо обязанность покупателя произвести предоплату (ст. 487 ГК РФ), либо обязанность продавца продать товары в кредит (ст. 488 ГК РФ). Сюда же учёный относил право продавца, продавшего товар в рассрочку, отказаться от договора и потребовать возврата товара, если покупатель не произвел в срок очередной платеж за товар (за исключением случаев, когда покупатель задержал оплату более чем половины цены товара) (п. 2 ст. 489 ГК РФ).

Кроме того, с концепцией синаллагмы М.И. Брагинский связывал нормы, касающиеся ситуации, в которой неисполнение обязательства одной из сторон договора вызывает невозможность исполнения для другой стороны. В частности, в договоре подряда за подрядчиком закрепляется право не приступать к работе либо приостановить начатую работу в случае непредоставления кредитором вещи, подлежащей переработке, материалов, оборудования, технической документации либо при возникновении обстоятельств, очевидно свидетельствующих о том, что предусмотренные в договоре действия заказчик не сможет осуществить (п. 1 ст. 719 ГК РФ).

Таким образом, по мнению М.И. Брагинского, право приостановить исполнение в договоре имеет сторона, которая должна произвести исполнение второй. Такая трактовка п. 2 ст. 328 ГК РФ, однако, вызывает определённые сомнения. А именно, если сторона, на которой лежит обязанность исполнить договор первой, не предоставляет исполнения, то у другой стороны есть право приостановить исполнение. Однако если такая сторона и так по договору должна была произвести исполнение второй, то возникает ли у нее в принципе обязанность исполнять договор в отсутствие первого по очереди исполнения, и можно ли здесь говорить о приостановлении исполнения? Представляется, что данная норма в первую очередь должна касаться либо договоров, в которых очередность исполнения не была закреплена, либо именно той стороны, которая должна производить исполнение первой¹¹⁷.

Данная, как представляется, не совсем корректная трактовка ст. 328 ГК РФ, а вместе с ней ошибочная практика судов, требовавших для применения данной нормы прямой ссылки на встречность обязательств в тексте договора, а также отсутствие в тексте нормы указания на возражение exceptio non adimpleti contractus, вызвали необходимость в корректировке рассматриваемой статьи. В Концепции развития гражданского законодательства, в частности, указывалось на то, что в ГК РФ необходимо установить диспозитивное правило, согласно которому одна сторона двустороннего обязательства не вправе требовать исполнения, не предоставив причитающегося с нее по обязательству другой стороне¹¹⁸. В качестве обоснования для закрепления в тексте ГК РФ возражения exceptio non adimpleti contractus авторы Концепции указывали на необходимость установления справедливого экономического баланса интересов сторон двусторонних обязательств.

Вслед за этим в рамках текущей реформы ГК РФ рассматриваемая норма была скорректирована¹¹⁹: из статьи была удалена ссылка на необходимость закрепления встречного характера обязательств в тексте договора. Кроме того, в тексте нормы также было закреплено возражение exceptio non adimpleti contractus, согласно которому ни одна из сторон обязательства, по условиям которого предусмотрено встречное исполнение, не вправе требовать по суду исполнения, не предоставив причитающегося с нее по обязательству другой стороне (п. 3 ст. 328 ГК РФ в новой редакции). Таким образом, как будет показано ниже, в новой редакции ст. 328 ГК РФ был отражён подход, во многом совпадающим с механизмами, которые были разработаны в зарубежном праве. Вместе с тем, поскольку ранее в законе, доктрине и судебной практике были выработаны иные подходы к пониманию встречности обязательств, предстоит выработать практику и подходы к применению новой редакции ст. 328 ГК РФ в доктрине, чтобы обеспечить адекватную защиту баланса интересов сторон в синаллагматическом договоре.