Комментарии

кто из сторон при заключении договора не сможет быть уверенным в том, что их соглашение по цене выхода из договора устоит. Давать такое право на произвольный выход из договора другой стороне контрагент за меньшие деньги может быть не готов, а само право на произвольный выход из договора срочной аренды закон ни арендатору, ни арендодателю не дает. Соответственно, вопрос стоит лишь о согласии контрагента на предоставление такого права. В подобных условиях можно ожидать, что дестабилизация условий о плате за отказ приведет к тому, что стороны перейдут к менее рациональному способу оценивания секундарного правомочия на отказ от договора и будут просто учитывать это правомочие в цене. Применительно к описанной проблеме отказа арендатора от договора это будет означать, что арендаторы, которым удалось убедить арендодателя предоставить им право на произвольный выход из договора, будут просто платить более высокую арендную плату, чем они могли бы платить, если бы был реализован вариант установления платы за осуществление права на отказ от договора. В итоге проиграют те арендаторы, которые не вознамерятся отказываться от договора: им придется платить более высокую ежемесячную арендную плату, а правомочие, за получение которого они платили, им не пригодится. Иначе говоря, в долгосрочной перспективе проигрывают именно те, ради защиты которых судебная интервенция в ценовые условия и происходит.

На этом негативные последствия не исчерпываются. Более высокая арендная плата, учитывающая вознаграждение за предоставление секундарного права на отказ от договора, может просто быть не по карману некоторой части арендаторов. В итоге им либо придется отказаться от своего желания получить право на отказ от договора (и в таком случае они могут в строгом соответствии с законом оказаться запертыми в договорных отношениях на весь период аренды и будут вынуждены платить арендную плату, даже если вдруг потеряют интерес к договору), либо вовсе отказаться от заключения договора с данным арендодателем.

Тут можно привести следующие возможные возражения против озвученных выше аргументов. Если следовать логике обсуждаемого определения Коллегии, арендодатель может рассчитывать на взыскание платы за отказ от договора в размере, сопоставимом с его убытками. Пусть их изначальная договоренность с арендатором по цене выхода из договора и не устоит, но компенсации своих убытков арендодатель все-таки добьется. Не отменяет ли это действие тех самых негативных последствий интервенции судов, о которых речь шла выше? Ответ будет отрицательным.

Во-первых, подобное снижение размера согласованной платы за отказ от договора до уровня реальных убытков сопоставимо с попыткой судов снизить цену договора купли-продажи до уровня реальных издержек продавца на изготовление и поставку товара. Последнее абсолютно абсурдно. Почему же подобный прием уместен в случае с платой за отказ от договора? Почему мы спокойно смотрим на согласованные цены договора и осознаем, что в них заложена не только компенсация издержек, но и некоторая прибыль, но при этом не можем допустить ситуацию, в которой арендодатель в итоге прекращения договора и исполнения условия

оцене выхода окажется в некотором плюсе? Речь ведь идет о сугубо коммерческих договорах. С учетом того, что выше было сказано о взаимосвязанности условий

оцене договора и платы за отказ от договора, такая дифференциация подходов не кажется логичной.

19

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 8/2017

Во-вторых, реализация такого подхода будет означать возложение на контрагента отказавшейся от договора стороны бремя доказывания собственных убытков. В комментируемом определении Коллегия недвусмысленно указала, что бремя доказывания точного размера убытков не лежит на отказавшейся стороне. И действительно, отказавшаяся сторона не может знать о точных убытках контрагента и может лишь предложить какой-либо гипотетический расчет. В таких условиях контрагенту, желающему сохранить в нетронутом виде размер согласованной платы за отказ от договора, фактически придется опровергать такие расчеты, представляя доказательства своих реальных убытков. Это в значительной степени девальвирует смысл включения в договор условия о цене выхода из договора и приравнивает такое условие к условию о возмещении фактически возникших убытков, что будет грубо противоречить прямо выраженной воле сторон: ведь стороны согласовали в качестве цены выхода не возмещение убытков, а конкретную сумму.

В-третьих, нельзя игнорировать тот факт, что в реальности доказать точный размер своих убытков с точки зрения релевантного стандарта доказывания очень сложно. Это прежде всего касается упущенной выгоды. Нет никаких гарантий того, что предел, до которого плата за отказ будет снижена, будет в действительности соответствовать убыткам арендодателя. Представим себе, что заключенный с новым арендатором договор аренды был рассчитан на срок меньший, чем тот, в течение которого действовал бы первоначальный договор, не будь он досрочно расторгнут. Например, как подсчитать и перевести в формат убытков риск того, что по истечении этого нового договора рыночный уровень арендной платы упадет и заключить очередной договор с другим арендатором по сопоставимой цене не удастся? Некоторые убытки носят достаточно отдаленный характер, чтобы суд мог их учесть, а иные негативные последствия досрочного расторжения вовсе не могут быть квантифицированы и переведены в денежный эквивалент. Например, эмоциональные переживания арендодателя, связанные с прекращением стабильного поступления арендных платежей, силы и время, потраченные сотрудниками арендодателя на поиск нового арендатора, и иные подобные негативные последствия перевести в разряд убытков достаточно сложно. В этом плане активизация практики снижения согласованной платы за отказ от договора до уровня доказанных убытков может очень часто приводить к тому, что ущерб интересам арендодателя окажется недокомпенсированным. Осознание этого факта и будет толкать арендодателей на то, чтобы либо вовсе не давать арендаторам право на произвольный выход из договора, либо переходить к варианту учета факта предоставления такого права в размере самой арендной платы посредством ее повышения.

Означает ли сказанное, что нет вовсе никаких экономических оснований для вторжения судов и оценки ими адекватности платы за отказ от договора? Ответ будет такой. Суды должны относиться к таким условиям о цене выхода примерно так же, как и к условию о цене самого договора. Соответственно, в тех же исключительных и вопиющих случаях, когда есть основания для вторжения в отношении цены договора в целом, суды могут взять под контроль и вопрос о размере платы за отказ от договора (например, когда плата за отказ носит такой характер, что это свидетельствует скорее о притворной сделке, или обстоятельства указывают на то, что сделка была направлена на причинение ущерба интересам кредиторов одной из сторон или публичных интересов). Как минимум когда речь идет о сугубо коммерческом договоре, при заключении которого отсутствовало явное неравенство

20

Комментарии

переговорных возможностей (на рынке имеется конкуренция и выбор одной из сторон не ограничен), то, что согласованная плата за отказ от договора оказывается выше возможных фактических убытков контрагента отказавшейся стороны, само по себе не может быть основанием для попрания свободы договора.

Вопрос о том, обоснованно ли снижение такой платы в ситуации, когда она навязана коммерсанту — слабой стороне договора, является более дискуссионным. Практика ВАС РФ, как мы видели, учет этого фактора допускала. Серьезного экономического основания для этого нет. Но, поскольку российское антимонопольное законодательство допускает контроль за экономической обоснованностью цены в сделках, которые монополисты заключают со своими контрагентами, возможно, имеются определенные системные (а также и чисто этические) аргументы в пользу того, чтобы предоставить дополнительную защиту коммерсанту, который был лишен реального выбора из-за отсутствия конкуренции на рынке. Как минимум в этой ситуации есть повод для дискуссии. Но применительно к серьезным коммерческим контрактам, заключенным профессиональными предпринимателями при отсутствии явного неравенства переговорных возможностей, нет никаких сомнений, что суды должны проявлять уважение к содержанию договоренностей сторон.

3. Выводы

Итог нашего анализа очевиден. Позицию, занятую Верховным Судом в комментируемом определении в отношении возможности снижения платы за отказ от договора, поддержать не представляется возможным. По сути, ВС РФ закрепил, что сам факт того, что плата за отказ от договора превышает размер убытков контрагента отказавшейся стороны, достаточен для удовлетворения тех, казалось бы, жестких критериев допустимости снижения платы за отказ, которые были закреплены в постановлениях № 16 и № 54. Одного этого оказывается достаточно, чтобы суды увидели в деле те самые упомянутые в постановлении № 54 очевидную несоразмерность, заведомое злоупотребление правом и исключительность случая. Это может направить судебную практику по тому крайне порочному пути, по которому в свое время пошла практика по снижению неустойки на основании ст. 333 ГК РФ. По сути, ВС РФ в этом определении не увидел существенную (не формальную) разницу в критериях допустимости снижения неустойки и платы за отказ от договора. Это очень настораживает. Ужасную многолетнюю практику хаотического снижения неустойки российские суды только сейчас начинают постепенно преодолевать. Повторять ту же ошибку применительно к условиям о плате за отказ от договора было бы достаточно неосмотрительно. Хочется надеяться, что в дальнейшем у ВС РФ будет повод внести в свою практику необходимые уточнения и сориентировать суды на более осторожное отношение к условиям о плате за отказ от договора.

21

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 8/2017

Андрей Александрович Панов

старший юрист международной юридической фирмы

Norton Rose Fulbright, сопредседатель LCIA Young International Arbitration Group, магистр права (Оксфорд)

И как теперь арбитрам верить сведениям из ЕГРЮЛ?

Комментарий к определению Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 30.06.2017 № 305-ЭС17-2741

30 июня 2017 г. Судебная коллегия по экономическим спорам ВС РФ (далее — Коллегия) вынесла определение № 305-ЭС17-2741 по делу № А41-33829/2016. Если пришлось бы охарактеризовать это решение одним словом, то ничего, кроме «странное» или «неожиданное», увы, не приходит на ум.

Фабула дела достаточно проста. Два подмосковных общества — ООО «Межа» и

ООО«Престиж» — заключили 31.01.2015 два договора подряда. В 2016 г. ООО

«Межа» обратилось в третейский суд при Южной торгово-промышленной палате Московской области о взыскании задолженности по этим договорам на общую сумму 447 600 руб. Задолженность была взыскана решением единоличного арбитра от 09.06.2016, но ООО «Престиж» решение не исполнило. В результате ООО

«Межа» обратилось в Арбитражный суд Московской области с требованием о выдаче исполнительного листа. Вот тут-то и началось самое интересное.

ООО«Престиж» возражало против выдачи исполнительного листа со ссылкой на то, что (1) в договорах подряда якобы имелась заинтересованность (в судебных актах не объясняется, чья именно) и (2) ООО «Престиж» не было извещено о третейском разбирательстве.

В определении суда первой инстанции от 03.10.2016 первый довод суд отклонил со ссылкой на то, что заинтересованность в совершении сделки ведет к ее оспоримо-

22

Комментарии

сти, а не ничтожности, а договоры подряда не были оспорены в надлежащем порядке. Второй довод был отклонен со ссылкой на то, что в материалах третейского дела имеются уведомления от 05.05.2016 и 23.05.2016 с отметками об их получении Н.А. Шевандиным, который на тот момент значился генеральным директором

ООО «Престиж» в соответствии с данными ЕГРЮЛ.

Арбитражный суд Московского округа согласился с выводами суда первой инстанции1. Казалось бы, и обсуждать больше нечего. Но не тут-то было.

В ООО «Престиж» в это время разворачивался корпоративный конфликт — тоже, надо отметить, довольно банальный. Как следует из решений по другому делу (№ А41-64689/15), в ООО «Престиж» было проведено два внеочередных общих собрания участников (07.05.2015 и 28.05.2015), в результате которых был увеличен уставный капитал, а доли участников размыты. Н.А. Шевандин получил контроль над обществом и был назначен генеральным директором. Иные участники решения внеочередных общих собраний акционеров оспорили, поскольку не были извещены о них. Арбитражный суд Московской области в решении от 25.12.2015 эти требования удовлетворил. Решение было оставлено без изменений постановлением Десятого арбитражного апелляционного суда от 22.04.2016 и вступило в силу.

Вернемся к истории с исполнительным листом на решение третейского суда. Дело дошло до Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ, которая не согласилась с позициями нижестоящих судов и определила отказать в выдаче исполнительного листа по причине нарушения… публичного порядка.

Как указал Президиум ВАС РФ в п. 1 информационного письма от 26.02.2013 № 156 «Обзор практики рассмотрения арбитражными судами дел о применении оговорки о публичном порядке как основания для отказа в признании и приведении в исполнение иностранных судебных и арбитражных решений», «под публичным порядком... понимаются фундаментальные правовые начала (принципы), которые обладают высшей императивностью, универсальностью, особой общественной и публичной значимостью, составляют основу построения экономической, политической, правовой системы государства». При этом Коллегия отметила, что «в соответствии с пунктом 3 статьи 1 ГК РФ при установлении, осуществлении и защите гражданских прав и при исполнении гражданских обязанностей участники гражданских правоотношений должны действовать добросовестно».

Так в чем же выразилось нарушение публичного порядка? Приведем цитату из комментируемого определения:

«При рассмотрении настоящего дела ООО «Престиж» заявляло в судебных заседаниях о том, что в ходе рассмотрения дела № А41-64689/2015 Арбитражного суда Московской области суды восстановили корпоративный контроль Беленчук И.В. и Кабешовой В.С. над ООО «Престиж».

Заявитель указывал, что из судебных актов, принятых по делу № А41-64689/2015, следует, что действия Шевандина Н.А. на должности директора ООО «Пре-

1См.: постановление АС Московского округа от 16.12.2016 по делу № А41-33829/16.

23

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 8/2017

стиж», равно как и сам факт вступления Шевандина Н.А. в должность директора

ООО «Престиж», не соответствуют действующему законодательству.

Обстоятельства, на которые ссылался заявитель, подтверждены вступившими в законную силу судебными актами № А41-64689/2015.

Следовательно, получение Шевандиным Н.А. извещений о третейском разбирательстве, оформление им как органом юридического лица, которым он в соответствии с законом не являлся, полномочий на представительство в третейском суде, свидетельствует о недобросовестном поведении Шевандина Н.А.

Соответственно, третейское разбирательство, а также третейское решение, которым оно завершилось, состоялись при нарушении фундаментального принципа публичного порядка Российской Федерации (курсив наш. — А.П.).

При таких обстоятельствах, приведение в исполнение решения третейского суда при «Южной Торгово-Промышленной палате Московской области» от 09.06.2016 противоречит публичному порядку Российской Федерации».

В сухом остатке получается следующее. Решение третейского суда о взыскании задолженности по договорам подряда, заключенным еще до возникновения корпоративного конфликта, признано не подлежащим исполнению на том основании, что генеральный директор ответчика, значащийся таковым в ЕГРЮЛ на момент рассмотрения дела и знающий о корпоративном конфликте, принял извещения о третейском разбирательстве и выдал доверенность на представителя, т.е. действовал якобы недобросовестно, что признано судом нарушением фундаментального принципа публичного порядка Российской Федерации.

Здесь необходимо отметить, что в соответствии с устоявшейся судебной практикой как ВАС РФ, так и ВС РФ признание арбитражным судом недействительным решения общего собрания участников общества об избрании или назначении единоличного исполнительного органа само по себе не является основанием для признания договора недействительным, если сделка совершена до вступления в силу решения суда2. Безусловно, целью такого подхода является защита гражданского оборота и контрагентов от последствий корпоративных конфликтов. Также очевидно, что аналогичный подход должен применяться в отношении других юридически значимых действий, в том числе получения извещений.

На это можно, конечно, возразить, что решение арбитражного суда о признании недействительным решения общего собрания участников о назначении Н.А. Шевандина генеральным директором ООО «Престиж» вступило в силу раньше даты получения им извещений от третейского суда (дата выданной им доверенности в судебных актах не приводится) и он, будучи участником корпоративного спора, не мог об этом не знать. Однако при этом в ЕГРЮЛ изменения еще не были внесены, а в соответствии с правовой позицией, выраженной в постановлении Президиума ВАС РФ от 03.11.2009 № 9035/09 по иску о признании сделки недействительной по основанию совершения ее неполномочным единоличным орга-

2См.: определение Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 21.01.2016 № 309-ЭС15- 12082; постановление Президиума ВАС РФ от 24.07.2007 № 3259/07 по делу № А19-13038/06-13.

24

Комментарии

ном юридического лица, являющегося стороной в сделке, должны приниматься во внимание содержащиеся на момент совершения сделки в ЕГРЮЛ сведения о лице, выполняющем функции такого органа. И суды признавали наличие в ЕГРЮЛ сведений о конкретном лице, исполняющем обязанности генерального директора, значимым для рассмотрения дел об оспаривании сделок, заключенных незаконно назначенным директором3.

Тем более сведения ЕГРЮЛ должны признаваться имеющими юридическое значение в отношении иных юридически значимых действий, например принятия процессуальных извещений. Во-первых, третьи лица, такие как контрагент или третейский суд, должны иметь возможность полагаться на сведения ЕГРЮЛ, и от них невозможно требовать проведения доскональной проверки полномочий лица, получающего извещение. Как минимум это открывало бы очень широкие возможности для злоупотреблений со стороны недобросовестных ответчиков. Во-вторых, возникает вопрос: что должен был делать Н.А. Шевандин в этой ситуации? Допустим, он отказался бы получать извещения со ссылкой на то, что в обществе идет корпоративный конфликт. Имел бы такой отказ какое-нибудь юридическое значение для текущего третейского разбирательства? Нет, потому что иной подход опять-таки играл бы на руку ответчикам-уклонистам. Поэтому ООО «Престиж», которое получило бы извещение по своему юридическому адресу, в любом случае должно было бы считаться извещенным о третейском разбирательстве. И, наконец, в-третьих: к каким негативным последствиям привели «недобросовестные» действия Н.А. Шевандина? Видимо, к тому, что дело было рассмотрено третейским судьей, который вынес решение. В конечном итоге кто-то ведь должен был выдать доверенность на представителя и получить извещения. И кому это делать как не лицу, которое значится директором в ЕГРЮЛ? А если бы Н.А. Шевандин не выдал доверенность на представителя и не принял извещение, что-нибудь изменилось бы? Ничего — просто дело было бы рассмотрено без участия ответчика.

Сама по себе идея о том, что недобросовестные действия директора ответчика могут опорочить вынесенное против такого ответчика третейское решение и препятствовать его исполнению, в действительности крайне опасна. Она поощряет недобросовестные действия как способ воспрепятствованию защите прав контрагента. Разумеется, такие недобросовестные действия, даже если бы они совершались, не могут признаваться нарушением публичного порядка.

Теоретически Н.А. Шевандин своими действиями мог нанести ущерб ООО «Престиж». Но в этом случае общество или его участники должны были бы заявлять требования к Н.А. Шевандину. Также теоретически возможно, что имел место сговор между истцом и Н.А. Шевандиным, направленный на вынесение решения против ООО «Престиж». Такой сговор мог бы являться нарушением публичного порядка, однако его нужно было бы доказывать. Но зачем что-то доказывать, если достаточно сослаться на недобросовестные действия Н.А. Шевандина при получении им извещений о третейском разбирательстве?!

3См., напр.: постановление АС Московского округа от 01.04.2015 по делу № А40-30072/13-157-293.

25

Комментарии

ДАЙДЖЕСТ

Обзор правовых позиций Верховного Суда Российской Федерации по вопросам частного права за июнь 2017 г.

Извлечение из Дайджеста новостей российского и зарубежного частного права Юридического института «М-Логос»1. Обзор подготовили: А.Г. Карапетов, директор Юридического института «М-Логос», доктор юридических наук; Е.М. Фетисова, магистр юриспруденции, кандидат юридических наук; С.В. Матвиенко, магистр юриспруденции, кандидат юридических наук; М.В. Сафонова, магистр юриспруденции. Отобраны наиболее интересные определения Верховного Суда РФ.

Практика Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ

Определение Верховного Суда РФ от 06.06.2017 № 305-ЭС17-822

Нормы права, возлагающие на ОАО «РЖД» обязанность обеспечивать органы специальных перевозок имуществом, необходимым для их основной деятельности, обязательны для исполнения дочерними обществами ОАО «РЖД», получившими от учредителя имущество, которое на договорной основе использовалось и используется в деятельности органов специальных перевозок. Поэтому заключенный дочерним обществом ОАО «РЖД» договор о предоставлении недвижимого имущества казенному учреждению, ответственному за специальные перевозки МВД России, не может носить возмездный характер, а задолженность по арендной плате не должна взыскиваться.

АО «Федеральная пассажирская компания» (далее — общество) и Казенное учреждение «Главный центр специальных перевозок Министерства внутренних дел Российской Федерации» (далее — учреждение) 09.11.2011 подписали договоры аренды помещений, которые общество передало, а учреждение приняло во временное

1Подписаться на Дайджест можно здесь: http://www.m-logos.ru/publications_pravo.

27

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 8/2017

владение и пользование за плату. В соответствии с этими договорами арендатор должен был вносить арендную плату в согласованном размере, а в случае просрочки — уплачивать неустойку.

Обращаясь в арбитражный суд по настоящему делу, общество указало, что ответчиком не исполнена обязанность по внесению арендных платежей, в связи с чем был подан иск о взыскании договорной задолженности и пеней.

Нижестоящие суды иск удовлетворили, не приняв во внимание следующие обстоятельства.

Учреждение считает, что поскольку общество является дочерним предприятием ОАО «РЖД» и было образовано на базе его имущества, то нормы права, возлагающие на ОАО «РЖД» обязанность обеспечивать органы специальных перевозок имуществом, необходимым для их основной деятельности, обязательны для исполнения дочерними обществами, получившими от учредителя имущество, которое использовалось и используется в деятельности органов специальных перевозок, поэтому спорные помещения подлежали предоставлению учреждению не по договору аренды, а на безвозмездной основе. Между тем приведенные доводы учреждения суды не исследовали и не оценивали.

Согласно ст. 7 Федерального закона от 10.01.2003 № 18-ФЗ «Устав железнодорожного транспорта Российской Федерации» (далее — Закон № 18-ФЗ) федеральные органы исполнительной власти, к компетенции которых относятся вопросы организации и осуществления специальных и воинских железнодорожных перевозок, взаимодействуют с владельцами инфраструктур и перевозчиками через военнотранспортные органы — органы военных сообщений и органы специальных железнодорожных перевозок; владельцы инфраструктур и перевозчики в порядке, установленном Правительством РФ, предоставляют военно-транспортным органам необходимые услуги для обеспечения их основной деятельности.

В соответствии с п. 3 ст. 6 Федерального закона от 27.02.2003 № 29-ФЗ «Об особенностях управления и распоряжения имуществом железнодорожного транспорта» (далее — Закон № 29-ФЗ) единый хозяйствующий субъект — ОАО «РЖД» обеспечивает осуществление мероприятий по мобилизационной подготовке и предоставляет органам внутренних дел на транспорте и органам специальных перевозок, военно-транспортным органам необходимое имущество; расходы единого хозяйствующего субъекта, связанные с осуществлением указанных в данном пункте мероприятий, компенсируются за счет средств федерального бюджета.

Виды ограниченного в обороте имущества единого хозяйствующего субъекта, внесенного в его уставный капитал, которое он не вправе передавать в том числе в аренду, установлены п. 1, 2 ст. 8 Закона № 29-ФЗ. Перечень объектов имущества, ограниченных в обороте п. 1 и 2 названной статьи и не подлежащих передаче в аренду, утвержден постановлением Правительства РФ от 06.02.2004 № 57 «Об ограниченных в обороте объектах имущества открытого акционерного общества «Российские железные дороги» (далее — постановление № 57).

Как следует из п. 10 утвержденного постановлением № 57 Перечня объектов имущества ОАО «РЖД», внесенных в его уставный капитал и не подлежащих пере-

28