Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Арбитраж 22-23 учебный год / Арбитражная практика № 2, февраль 2017

.pdf
Скачиваний:
7
Добавлен:
21.12.2022
Размер:
2.23 Mб
Скачать

приобрел права созалогодержателя или права по иному обеспечению основного обязательства, не вправе осуществлять их во вред кредитору, в том числе не имеет права на удовлетворение своего

требования к должнику из стоимости заложенного имущества до полного удовлетворения требований кредитора по основному обязательству (п. 4 ст. 364 ГК РФ). Абзац 2 п. 1 ст. 335 ГК РФ распространяет правила ст.ст. 364–367 ГК РФ на залогодателя — третьего лица, исполнившего обязательство за основного должника. Таким образом, можно говорить об аналогичном регулировании ситуации применительно к поручителю или залогодателю, а также о том, что любые действия последних по получению удовлетворения от солидарных должников преимущественно перед основным

кредитором не получают правовой защиты. Так, например, в одном из дел суд пришел к выводу, что при распределении между кредиторами должника денежных средств, вырученных от реализации предмета залога, приоритет имеют требования первоначального залогового кредитора, так как равные права залогодержателя и поручителя означают лишь объем прав, но не одну очередность удовлетворения при недостаточности выручки от предмета залога (постановление АС ЗападноСибирского округа от 19.01.2015 по делу № А46-9509/2013).

Вдругом деле залогодатель частично погасил задолженность основного должника перед банком.

Всвязи с этим у залогодателя возникло право на включение в реестр требований кредиторов должника. При этом должник к этому времени провел реорганизацию, в результате которой были созданы три хозяйственных общества. Залогодатель требовал включить его в реестр требований каждого из трех вновь образованных обществ.

Суд отказал залогодателю во включении в реестры требований кредиторов, поскольку отсутствовали доказательства перехода соответствующих обязанностей по разделительному балансу к ответчикам (постановления 3ААС от 06.10.2015 по делу № А33-21308/2014к11, от 08.10.2015 по делу № А3321310/2014к7, от 08.10.2015 по делу № А33-21307/2014к10).

В рамках другого дела залогодатель попытался установить статус залогового кредитора в деле о банкротстве основного должника, однако также потерпел неудачу. Суд посчитал, что данное

требование до госрегистрации перехода права по ипотеке не подлежит удовлетворению, а ссылки на переход прав не в порядке уступки, а по иным основаниям (в силу закона), отклоняются, поскольку регистрация прав по ипотеке должна быть осуществлена на момент вынесения судебного акта (постановление 3ААС от 29.09.2015 по делу № А33-5458/2011к17).

Проблематичной представляется ситуация, когда по произведенному погашению новоявленный сокредитор осуществил действия, вытекающие из тех прав требований в отношении основного должника, которые напрямую не направлены ни на получение преимущественного удовлетворения по отношению к основному кредитору, ни на причинение какого-либо ущерба последнему, после чего соответствующая сделка погашения задолженности признается недействительной. Возникает вопрос о правомерности соответствующего волеизъявления бывшего сокредитора, например, об учете его голоса на собрании кредиторов должника.

Водном деле суд применительно к вопросу о правомерности голосования кредитора в период после погашения требования, но до осуществления процессуального правопреемства, сделал вывод, что кредитор, требование которого погашено, утрачивает право голоса на собрании кредиторов (что не может ставиться в вину конкурсному управляющему, не знавшему о таком погашении). При этом суд указал, что до внесения сведений в реестр требований кредиторов о погашении требований или

о процессуальной замене кредитора, в соответствии с п. 1 ст. 12 Федерального закона от 26.10.2002 № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» (далее — Закон № 127-ФЗ), участниками собрания кредиторов с правом голоса являются конкурсные кредиторы и уполномоченные органы, требования которых включены в реестр требований кредиторов на дату проведения собрания кредиторов (постановление 5ААС от 01.06.2016 по делу № А51-30463/2013).

Вдругом деле суд сделал вывод о невозможности кредитора, чьи требования были погашены, участвовать в собрании кредиторов, даже при отсутствии соответствующего судебного акта об исключении требований на основании п. 31 постановления Пленума ВАС РФ от 22.06.2012 № 35 «О некоторых процессуальных вопросах, связанных с рассмотрением дел о банкротстве» (постановление 4ААС от 29.07.2016 по делу № А19-6650/2015).

При этом представляется возможным руководствоваться разъяснением п. 53 Постановления Пленума ВАС № 42: при погашении должником задолженности в реестр требований поручителя должна быть внесена отметка о погашении требований кредитора (с той лишь разницей, что в обратной ситуации должно осуществляться процессуальное правопреемство). Право голоса на собрании кредиторов поручителя в этом случае утрачивается у кредитора с момента прекращения его требования, а не с момента внесения в реестр отметки о его погашении. Решение собрания, в котором принимал

участие такой кредитор, может быть признано судом недействительным по заявлению кредитора, не принимавшего участия в голосовании или голосовавшего против оспариваемого решения. При этом суд вправе оставить в силе обжалуемое решение, если голосование кредитора, не имевшего права на участие в собрании, не повлияло на результаты голосования, и решение не повлекло неблагоприятных последствий для кредиторов.

Добросовестный приобретатель предмета залога рискует и после 01.07.2014

Как указывал Конституционный суд, ст. 353 ГК РФ, предусматривающая сохранение залога при переходе права на заложенное имущество к другому лицу, направлена на защиту интересов кредитора по обеспеченному залогом обязательству (определение КС РФ от 15.04.2008 № 323-О-О). Сохранение залога в данном случае составляет конституирующий элемент этого института, без

которого залог не может выполнять функции обеспечения кредита (определение КС РФ от 15.04.2008 № 319-О-О).

Сохранение залога при переходе права на заложенное имущество позволяет совершать практически безрисковые с точки зрения устойчивости обеспечительного обязательства сделки, а также обеспечить защиту кредитора при несанкционированном отчуждении залогодателем предмета залога.

Не перестает оставаться актуальной проблема приобретения заложенного имущества добросовестным приобретателем, несмотря на закрепление в ГК РФ правил о прекращении залога при таком приобретении (ст. 352), возможности (необходимости) учета залога при помощи реестра уведомлений (ст. 339.1) и определения факта осведомленности лица о нахождении вещи в залоге.

До установления вышеуказанных положений законодателем существовало две позиции высших судебных инстанций по данному вопросу.

Позиция ВС РФ: обращение взыскания на заложенное имущество, приобретенное у залогодателя третьим лицом, возможно безотносительно к добросовестности последнего.

Позиция ВАС РФ: обращение взыскания на заложенное имущество, приобретенное у залогодателя третьим лицом, невозможно при добросовестности последнего (позиция применяется с момента опубликования постановления Пленума ВАС РФ от 17.02.2011 № 10).

Позиция добросовестного приобретателя до 01.07.2014 (дата вступления в силу изменений в ГК РФ, внесенных Федеральным законом от 21.12.2013 № 367-ФЗ) зависела от двух совершенно неправовых факторов — его статуса (физическое или юридическое лицо) и кто решает его судьбу (суд общей юрисдикции или арбитражный суд).

Казалось бы, с 01.07.2014 законодатель расставил все точки над «i», и победила вполне логичная и, что самое главное, абсолютно правовая позиция ВАС РФ. Тем не менее на сегодняшний день в судах общей юрисдикции продолжает применяться «теория даты возникновения правоотношений» (залога или приобретения имущества). Согласно позиции судов, если договор залога или сделка приобретения датированы ранее 01.07.2014, то суд применяет прежний подход и обращает взыскание на имущество добросовестного приобретателя (апелляционные определения Нижегородского областного суда от 12.05.2015 по делу № 33–4349/15, Новосибирского областного суда от 23.07.2015 по делу № 33 –6137/2015Московского городского суда от 28.09.2015 по делу № 33–35414/2015). Если же дата

договора залога или сделки приобретения выходит за 01.07.2014, то такое лицо будет защищено (при условии, что в реестре уведомлений отсутствуют данные об обременении).

Сделку по внесению имущества в уставный капитал можно оспорить, если она направлена на потерю контроля за активом

Отдельного внимания заслуживает сохранение залога при внесении имущества в уставный капитал применительно к банкротному оспариванию данной операции. Ключевым в этом плане является хрестоматийное постановление Президиума ВАС РФ от 11.03.2014 по делу № А40-79862/11-123-384Б, в котором сформулированы следующие выводы.

Единственный учредитель при оплате акций неденежными средствами получает эквивалентный актив — 100-процентный пакет акций образованного общества и корпоративные полномочия высшего органа управления нового общества (п.п. 1 и 3 ст. 47 Федерального закона от 26.12.1995 № 208ФЗ «Об акционерных обществах»).

Само по себе совершение сделки по внесению единственным учредителем имущества в уставный капитал не влечет причинения вреда имущественным интересам кредиторов учредителя вне зависимости от номинальной стоимости выпущенных акций и оценки неденежного вклада в уставный капитал. Требования кредиторов учредителя гарантируются размещенным при создании нового акционерного общества 100-процентным пакетом акций.

В рамках дела конкурсный управляющий не оспаривал сделки по отчуждению обществом акций третьим лицам.

Не ставя под сомнение сформулированный Президиумом ВАС РФ вывод, отметим, что ключевым является как раз последний вывод, поскольку он, с одной стороны, задает рамки судебного анализа (взнос имущества сам по себе), а с другой — вводит оговорку, что при расширении границ судебного вмешательства могут следовать иные выводы. Как справедливо замечает Е. Д. Суворов, «сделка по внесению средств в уставный капитал потенциально может быть оспорена по основаниям, указанным в п. 2 ст. 61.2 Закона о банкротстве, если идея соответствующей операции состояла именно в потере контроля за внесенным имуществом, а последствием стало уменьшение стоимости конкурсной массы по причине снижения стоимости акций дочерней компании по сравнению

со стоимостью внесенного имущества»1.

Это подтверждается практикой судов, которые, установив неправомерность целей передачи имущества, признавали сделки по внесению имущества в уставный капитал недействительными (постановления ФАС Поволжского округа от 04.06.2013 по делу № А12-13054/2008, АС Московского округа от 11.03.2015 по делу № А40-9515/13, Центрального округа от 19.04.2016 по делу № А624622/2013).

Так, по делу № А62-4622/2013 суды сочли, что нельзя признать равноценным предоставлением приобретение должником доли в уставном капитале нового собственника поскольку данное приобретение:

не обеспечивает должнику контроль за сохранением отчужденного имущества за вновь созданным обществом;

не обеспечивает должнику возможность контроля за увеличением вновь созданным обществом своих обязательств и обременения его имущества;

не гарантирует получение должником денежных средств, аналогично случаям продажи имущества по рыночной стоимости с целью пропорционального удовлетворения требований кредиторов;

законодательство не предусматривает возврат в натуре переданного имущества в уставный капитал как полномочие участника общества.

В другом деле конкурсный управляющий оспорил сделку по внесению имущества в уставный капитал, однако суд отказал в удовлетворении его требований, сославшись на мотивировку постановления Президиума ВАС РФ от 11.03.2014 № 14768/13. При этом суд не смутил тот факт, что имущество, внесенное в уставный капитал, было в полном объеме отчуждено (возможно, исходя из того, что конкурсный управляющий требований об оспаривании соответствующих сделок не заявлял) (определение АС Красноярского края от 31.12.2015 по делу № А33-2841-22/2014).

Наличие корпоративных связей между поручителем и должником объяснит мотивы совершения обеспечительных сделок

Зачастую в процессе урегулирования проблемного долга возникает необходимость заменить или расширить предоставляемое обеспечение, а также изменить статус лиц, ранее предоставивших обеспечение (залогодатель принимает поручительство, поручитель предоставляет залог и т. п.). Возникает вопрос юридической защиты возможного банкротного оспаривания данных операций, прежде всего, на том основании, что обеспечитель входит с должником в одну группу компаний, а предоставленное им обеспечение имеет экономический смысл для всех участников кредитных правоотношений.

Ключевым судебным актом, содержащим развернутое обоснование правомерности рассматриваемой юридической конструкции, является определение ВС РФ от 15.06.2016 по делу № А53-885/2014. Здесь суд рассматривал требования конкурсного управляющего общества о признании недействительными договоров поручительства и ипотеки, заключенных с банком в обеспечение исполнения обязательств общества-заемщика. Суды первой и кассационной инстанций удовлетворили заявленные требования. Апелляционный суд занял противоположную позицию, которую в конечном итоге разделил и Верховный суд. Основные доводы в интересующем нас аспекте следующие:

наличие корпоративных либо иных связей между поручителем (залогодателем) и должником объясняет мотивы совершения обеспечительных сделок;

отношения, обусловливающие наличие соответствующих мотивов, могут быть как юридически формализованными, так и фактическими;

понятие юридической аффилированности не требует доказывания того, что участники одной группы формализовали свою деятельность как осуществляемую от имени «единого хозяйствующего субъекта» (создание холдинга, подписание соглашения о сотрудничестве, ведение консолидированной отчетности, использование всеми членами группы одного товарного знака и т. д.);

заемщик и поручитель имеют в числе дебиторов одних и тех же лиц; полученные кредитные средства расходовались и на обеспечение нужд поручителя; должник и обеспечитель выступали взаимными кредиторами и дебиторами друг друга; заявления о банкротстве обеих компаний по упрощенной процедуре были поданы в один день;

действия банка по выдаче кредита и одновременному получению обеспечения от аффилированного с должником лица, находящегося в неустойчивом финансовом положении, сами по себе не могут рассматриваться как направленные на причинение вреда кредиторам лица, предоставляющего обеспечение. При ином подходе следовало бы признать принципиальную недопустимость кредитования банками предприятий, функционирующих в кризисной ситуации;

учитывая, что по умолчанию сделки поручительства (залога) не предусматривают встречного исполнения в пользу кредитора, банк не должен был заботиться о выгодности спорных сделок для поручителя (залогодателя).

Ранее данная позиция в общей форме была сформулирована в п. 9 Постановления Пленума ВАС № 42, а также в п. 15.1 постановления Пленума ВАС РФ от 30.04.2009 № 32 «О некоторых вопросах, связанных с оспариванием сделок по основаниям, предусмотренным Федеральным законом „О несостоятельности (банкротстве)“».

Нижестоящие суды в настоящее время начали применять обозначенные доводы при обосновании судебных актов (постановления 8ААС от 29.06.2016 по делу № А75-3396/2015, 15ААС от 02.08.2016 по делу № А53-15697/2015, 7ААС от 17.08.2016 по делу № А03-11308/2015). Так, Восьмой

арбитражный апелляционный суд при рассмотрении заявления об оспаривании обеспечительных сделок указал, что обеспечительная природа поручительства обусловливает несение расходов в целях извлечения прибыли от предпринимательской деятельности, связанной с использованием кредитных ресурсов. Действия банка при заключении договоров поручительства направлены на обеспечение возврата кредита, поскольку оспариваемые договоры поручительства и залога заключены в обычном для такого рода договоров порядке, сроки и на обычных условиях.

Пятнадцатый арбитражный апелляционный суд отмечает, что поручительство и залог приняты банком в целях увеличения гарантий возвратности кредитных денежных средств и является обычной хозяйственной операцией для кредитной организации, а не злоупотреблением правом по смыслу ст.ст. 10, 168 ГК РФ.

Несмотря на довольно серьезные подвижки в деле сохранения обеспечительных обязательств, остается открытым вопрос о применимости вышеизложенных соображений к ситуациям, когда новые обеспечительные сделки заключаются уже в условиях невозможности стандартного урегулирования (например, основной должник в банкротстве). При этом цель увеличения гарантий возвратности кредитных денежных средств начинает смешиваться с целью получения преимущественного удовлетворения требования за счет пока еще финансово устойчивого участника группы. Как представляется, в таких случаях, учитывая, что обеспечительная сделка будет подлежать оспариванию в деле о банкротстве обеспечителя, значимым фактором доказывания выступит влияние данной сделки на общий бизнес группы применительно к конкретному лицу. Иными словами, предстоит дать ответ на вопрос: каким образом отразилась указанная сделка на условиях и порядке взаимодействия кредитора и участников группы? Если какой-либо бизнес-процесс был сохранен или поддержан под условием предоставления обеспечения (как вариант — предоставление имущества поручителя в залог позволило отсрочить погашение задолженности и предотвратить обращение с иском к этому поручителю), то баланс интересов кредитора и участников группы не нарушен.

Если же в условиях дефолта основного должника кредитор в срочном порядке «добирает» обеспечение, после чего предъявляет требования к новым лицам о досрочном исполнении обязательств, то возникает вопрос к качеству изначальной схемы кредитования бизнеса, поскольку риск невозвратности должен коррелировать с уровнем обеспеченности задолженности.

Вмировом соглашении поручитель вправе принять обязанность погашать долг вместо должника

Вкачестве инструмента урегулирования проблемной задолженности нередко выступает мировое

соглашение. Помимо направленности на добровольное, согласованное сторонами разрешение переданного на рассмотрение суда конфликта, оно выполняет дополнительные функции, направленные:

на процессуальное закрепление достигнутых договоренностей на этапе отсутствия оснований для обращения в суд (например, в отсутствие просрочки, но уже на грани неисполнения обязательства), усиливающее позицию кредитора фактором возможности быстрого получения исполнительного листа;

учет текущих фактических обстоятельств проблемного актива, установление контроля над ними

и способов минимизации возможного ущерба (например, в условиях предъявления к должнику требования контрагента, критичного для нормального течения хозяйственной деятельности должника, в силу чего последний берет на себя процессуальное обязательство в установленный срок урегулировать проблему);

— обеспечение погашения задолженности одним из солидарных должников, ранее не являвшегося непосредственным плательщиком (поручитель, залогодатель), в условиях банкротства основного должника;

— реализацию активов взамен на частичное прощение долга (при условии реализации в согласованные сроки и по согласованным ценам);

фиксацию финансово-хозяйственной модели группы компаний (обеспечение соответствующего уровня оборота денежных средств, поступлений продукции, сохранение действующей контрактной базы и т. п.);

привлечение дополнительного обеспечения, как по отношению к кредитору (новые обеспечительные сделки), так и по отношению к самому должнику (заключение новых договоров в отношении бизнес-процессов должника — аренда, поставка, подряд, купля-продажа и т. д.).

В данном контексте рассмотрим два вопроса, связанных с возложением на обеспечителей обязанности основного должника.

Возложение на залогодателя обязанности погасить задолженность основного должника можно оценивать как правомерное или неправомерное в зависимости от соответствующей точки зрения, каждая из которых будет юридически обоснована. В первом случае мы исходим из того, что мировое соглашение является сделкой, поскольку создает или изменяет первоначальное обязательство (ст. 153 ГК РФ), на что направлены соответствующие волеизъявления сторон. При этом в силу принципа свободы договора (ст. 421 ГК РФ) не имеется каких-либо препятствий принятия залогодателем или поручителем обязанности погашать долг вместо должника (в отношении залогодателя дополнительное обоснование содержится в п. 4 ст. 348 ГК РФ. С поручительством дело обстоит проще, так как ответственность он несет личную, как и должник; кроме того, исполняя обязательство должника, обеспечители приобретают право требования к нему). Во втором случае возражение залогодателя

(или соответствующего суда) может заключаться в противоречии возложения личной ответственности природе обеспечения (залогодатель отвечает стоимостью залога и не более того). Поэтому, например, при цене заложенного имущества 50 руб. залогодатель не может (не должен) платить долг размером 100 руб. На практике имеются случаи утверждения мировых соглашений с залогодателями с обязанностями последних по погашению задолженности (без привязки к стоимости заложенного имущества), и в целом первая точка зрения представляется правильной.

В отношении поручителя в данной ситуации возможно затруднение, базирующееся на факте неучастия основного должника в мировом соглашении по причине инициирования процедуры банкротства. Как уже было сказано, и поручитель, и залогодатель, исполнившие основное обязательство, приобретают права кредитора по отношению к должнику и иным солидарным должникам (ст. 365, п. 1 ст. 335 ГК РФ, определение ВС РФ от 13.10.2015 № 18-КГ15-164). Размер задолженности основного должника определяется на дату введения наблюдения, и на сумму требований с даты введения наблюдения начисляются мораторные, а не договорные проценты (п. 4 ст. 63 Закона № 127-ФЗ). В связи с этим солидарный должник, погасивший задолженность по процентам, начисляемым по условиям мирового соглашения, может заявить возражение, мотивированное тем, что указанные проценты он не сможет взыскать с основного должника.

Возможный подход к разрешению данной коллизии содержится в п. 1 ст. 365 ГК РФ: к поручителю, исполнившему обязательство, переходят права кредитора по этому обязательству и права кредитора как залогодержателя, в том объеме, в котором поручитель удовлетворил требование кредитора.

Поручитель также вправе требовать от должника уплаты процентов на сумму, выплаченную кредитору, и возмещения иных убытков, понесенных в связи с ответственностью за должника.

Таким образом, солидарные должники не лишены возможности обратиться с требованием о возмещении убытков к основному должнику, в то время как мировое соглашение будет представлять

собой самостоятельную сделку с условием о взимании процентов за пользование денежными средствами (по сути в качестве платы за рассрочку исполнения судебного акта о погашении задолженности основного должника).

1 Суворов Е. Д. Банкротство в практике Президиума ВАС РФ за 2014 г.: прецеденты и комментарии. М.: Статут, 2015.

БАНКРОТСТВО

Должник вывел имущество во вред кредитору. Как оспорить такую сделку вне процедуры банкротства

Елена Викторовна Былинкина

магистр частного права, заместитель заведующего кафедрой гражданско-правовых дисциплин, руководитель юридической клиники МФЮУ

Что суды понимают под вредом кредитору при совершении сделки должником

Какие критерии злоупотребления правом при выводе активов установил Верховный суд

Когда кредитору не удастся доказать злонамеренность сделки должника

Действующее российское законодательство не предусматривает специальных оснований для оспаривания сделок должника, совершенных во вред кредиторам, за рамками дела о банкротстве. Вместе с тем практика показывает, что достаточно часто в преддверии судебного процесса либо уже на стадии исполнительного производства должник намеренно выводит имущество из своего обладания

сцелью не допустить обращение взыскания на него. Например, заключает мнимые и притворные сделки по передаче имущества другим лицам (родственникам, подставным организациям). В связи

сэтим требования кредиторов остаются неудовлетворенными. В настоящее время суды допускают возможность оспорить такие сделки по основанию злоупотребления правом. Однако, как показывает практика, кредитору достаточно непросто доказать наличие злоупотребления, что ставит вопрос о необходимости введения института внеконкурсного оспаривания сделок должника.

Суды рассматривают сделки должника во вред кредиторам как злоупотребление правом

Стадия исполнительного производства характеризуется хронической недокомпенсацией1. До 2013 года среди основных показателей деятельности Федеральной службы судебных приставов указывался процент взыскания сумм по исполнительным документам (отношение фактически взысканной суммы

к сумме, подлежащей фактическому взысканию)2.

Данные статистики наглядно демонстрируют, насколько низок процент взыскания по исполнительным документам (см. таблицу). Вывод активов продолжает оставаться одной из основных проблем кредиторов. Оспаривание сделок, направленных на вывод имущества должника, возможно по ст.ст. 10, 168, 170 ГК РФ. Однако на практике сделать это достаточно проблематично.

Процент взыскания сумм по исполнительным документам

Год

2006

2007

2008

2009

2010

2011

2012

Отношение фактически

19,8%

37,7%

33%

39,1%

32,8%

18%

18,5%

взысканной суммы

к подлежащей взысканию

сумме

Чтобы признать сделку должника недействительной по данным основаниям, истцу необходимо представить веские доказательства злоупотребления правом должником при совершении сделки.

Для признания факта злоупотребления правом при заключении сделки суд должен установить наличие умысла у обоих участников сделки, их сознательное, целенаправленное поведение, направленное на причинение вреда иным лицам.

Так, при вынесении решений суды указывают, что злоупотребление правом должно носить явный и очевидный характер, при котором не остается сомнений в истинной цели совершения сделки (постановление АС Московского округа от 16.01.2015 по делу № А40-44442/2014, определение Московского городского суда от 29.01.2015 № 4г/8–509, апелляционные определения Пермского краевого суда от 13.04.2015 по делу № 33–3640, от 13.04.2015 по делу № 33–3639).

Чтобы квалифицировать спорную сделку в качестве недействительной, совершенной с намерением причинить вред другому лицу, суду необходимо установить обстоятельства, неопровержимо свидетельствующие о злоупотреблении правом со стороны контрагента, выразившегося в заключении спорной сделки (постановление 17ААС от 28.10.2014 по делу № А60-4835/2014, решение Кировского районного суда г. Екатеринбурга от 26.02.2016 по делу № 2–592/16).

Длительное время суды негативно относились к возможности оспаривания подобных сделок на основании ст.ст. 10, 168, 170 ГК РФ. Вместе с тем в последние годы в судебной практике наметилась тенденция к изменению данной ситуации.

ВАС РФ указал на возможность признания недействительными сделок, направленных на выведение активов должника с целью причинения ущерба кредиторам, на основании ст. 10 и ст. 168 ГК РФ еще в 2008 году (информационное письмо Президиума ВАС РФ от 25.11.2008 № 127). Однако в тот период данная практика не получила широкого распространения у нижестоящих судов.

Вопрос о возможности внеконкурсного оспаривания сделок, совершенных в ущерб кредиторам, поднимал и Верховный суд РФ (определение от 15.12.2014 № 309-ЭС14-923).

Судебная коллегия по экономическим спорам отменила ранее принятые судебные акты и направила дело о признании недействительными договоров купли-продажи долей в ООО по заниженной стоимости (10 тыс. руб., в то время как на балансе ООО находилось имущество стоимостью 400 млн руб.) на новое рассмотрение. При этом коллегия разъяснила, что сделку во вред кредиторам необходимо рассматривать как злоупотребление правом.

Под вредом кредиторам понимается воспрепятствование обращению взыскания на имущество и имущественные права по долгам.

Интересно отметить, что, несмотря на разъяснения Верховного суда, при новом рассмотрении дела суды первой и апелляционной инстанций вновь отказали в удовлетворении исковых требований (решение АС Республики Башкортостан от 22.10.2015, постановление 18ААС от 18.04.2016 по делу № А07-12937/2012). И только суд округа удовлетворил требования о признании спорных договоров купли-продажи долей в ООО недействительными (постановление АС Уральского округа от 03.08.2016 по делу № А07-12937/2012). Ссылаясь на ст. 10 ГК РФ, кассация указала, что под злоупотреблением субъективным правом следует понимать любые негативные последствия, явившиеся прямым или косвенным результатом осуществления субъективного права. Одной из форм негативных последствий является материальный вред. В частности, злоупотребление правом может выражаться в отчуждении имущества с целью предотвратить обращение взыскания на него.

При выводе активов в пользу третьего лица шансы доказать злоупотребление правом невысоки

Отмечая тенденцию к изменению судебной практики по вопросу оспаривания сделок во вред кредиторам, нельзя не отметить значение определения Верховного суда РФ от 01.12.2015 № 4-КГ15- 54 (рассматривалась ситуация, при которой должник в период исполнительного производства подарил жене имущество, имея обязательство по уплате денежных средств перед кредиторами).

Верховный суд квалифицировал сделки, направленные на выведение имущества из обладания должника во вред кредиторам, как злоупотребление правом. При этом суд указал, что для установления наличия или отсутствия злоупотребления участниками гражданско-правовых отношений своими правами при совершении сделок необходимо исследовать и оценить конкретные действия

иповедение этих лиц с позиции возможных негативных последствий для этих отношений, для прав

изаконных интересов иных граждан и юридических лиц.

Исходя из этого, Верховный суд сделал вывод, что при решении вопроса о признании сделки недействительной по причине злоупотребления правом необходимо установить:

1)наличие или отсутствие цели совершения сделки, отличной от цели, обычно преследуемой при совершении соответствующего вида сделок;

2)наличие или отсутствие действий сторон по сделке, превышающих пределы осуществления правомочий, установленных гражданским правом;

3)наличие или отсутствие негативных правовых последствий для участников сделки, для прав

и законных интересов иных граждан и юридических лиц. При этом Верховный суд РФ конкретизирует, что одной из форм негативных последствий является материальный вред, под которым понимается всякое умаление материального блага. Сюда могут быть включены уменьшение или утрата дохода, необходимость новых расходов. В частности, злоупотребление правом может выражаться в отчуждении имущества с целью предотвращения возможного обращения на него взыскания;

4) наличие или отсутствие у сторон по сделке иных обязательств, исполнению которых совершение сделки создает или создаст в будущем препятствия.

Верховный суд последовательно проводит данную правовую позицию и в последующих судебных решениях. Так, в одном из дел Верховный суд учел, что стороны оспариваемого договора дарения являются близкими родственниками; договор дарения заключен в период, когда у ответчика имелось обязательство по уплате задолженности в пользу истца; в результате заключения договора дарения спорное имущество было выведено из массы, на которую может быть обращено взыскание по решению суда, что привело к невозможности его исполнения (определение от 08.12.2015 № 5-КГ- 179).

В судебной практике имеются примеры положительных решений по делам об оспаривании сделок, направленных на вывод имущества должника (апелляционное определение Московского областного суда от 05.03.2014 по делу № 33–52012014, определения Московского городского суда от 30.11.2015 № 4г-11985/2015, Кировского районного суда г. Екатеринбурга от 26.02.2016 по делу № 2–592/16, решения Хостинского районного суда г. Сочи от 07.04.2016 по делу № 2–638/2016).

Вместе с тем необходимо отметить, что в перечисленных выше судебных делах обстоятельства довольно явно свидетельствуют о злоупотреблении и реальной цели должника, направленной на вывод имущества из обладания с намерением причинить вред кредитору (наличие непогашенной задолженности, возбужденного исполнительного производства, отчуждение имущества по безвозмездным сделкам, наличие родственных отношений между сторонами сделки). Однако

не во всех случаях ситуация столь прозрачна. Должник может вывести имущество незадолго до наступления срока платежа, нередко должник передает имущество лицам, формально с ним

не связанным, а договоры об отчуждении имущества предполагают формальную, но не фактическую возмездность (например, расчеты с отсрочкой платежа).

Так, в одном деле банк и общество заключили кредитный договор. В целях обеспечения исполнения обязательств общества стороны заключили также договор залога земельного участка. Имея задолженность перед банком, общество и третье лицо заключили договор участия в долевом строительстве, в соответствии с которым общество обязалось передать третьему лицу часть помещений в построенном комплексе (за 10 дней до ввода в эксплуатацию). Заключив данные договоры, общество уклонилось от регистрации ипотеки на данные помещения. В итоге заключение данных договоров привело к нарушению прав банка на удовлетворение его требований по кредитному договору.

Банк обратился в суд, требуя признать недействительным и применить последствия недействительности договора участия в долевом строительстве. Он сослался на наличие обстоятельств, которые свидетельствуют, что общество и третье лицо не намеревались создавать правовые последствия, соответствующие условиям сделки, что позволяет оспорить их по ст. 10 и ст. 170 ГК РФ:

по оспариваемой сделке общество произвело отчуждение всех оставшихся помещений, которые на момент подписания не были проданы им физическим лицам;

сделка была заключена ответчиками незадолго до наступления срока очередного платежа

по кредитному договору;

общество предоставило третьему лицу полную отсрочку уплаты покупной цены более чем на год, что не может быть обосновано намерением получить разумную экономическую выгоду;

сразу после заключения спорной сделки общество перестало исполнять обязательства

по кредитному договору;

— генеральный директор общества является одновременно и его главным бухгалтером, поэтому в силу своего должностного положения не мог не знать об обременении имущества общества.

Суды первой и апелляционной инстанций не приняли данные доводы во внимание и отказали банку в удовлетворении исковых требований, несмотря на наличие условий, свидетельствующих, что общество фактически вывело имущество из собственного обладания с намерением не выплачивать кредит (решение АС Республики Татарстан от 26.11.2015 и постановление 11ААС от 18.02.2016 по делу № А65-14703/2015).

При этом апелляция указала, что истец обратился в суд с просьбой признать спорную сделку недействительной, поскольку она является сделкой по выводу активов, Тем самым, по сути, он пытается действовать по правилам, установленным в законодательстве о банкротстве. Именно оно

дает заинтересованным лицам право оспаривать сделки по выводу активов. Однако такое право

дается кредиторам уже обанкротившегося предприятия, которое не способно платить по долгам, что должно быть установлено судом. Но общество не является банкротом, его неплатежеспособность не подтверждена судебным актом, поэтому у истца нет права обжаловать указанные сделки.

Суд округа отменил судебные акты нижестоящих судов (постановление АС Поволжского округа от 17.06.2016 по делу № А65-14703/2015). По мнению кассации, доводы истца о том, что ответчики не намеревались создать соответствующие условиям спорной сделки правовые последствия, не получили надлежащей правовой оценки.

При новом рассмотрении дела первая инстанция, несмотря на, казалось бы, благоприятное постановление окружного суда, вновь отказала в удовлетворении исковых требований (решение АС Республики Татарстан от 25.08.2016 по делу № А65-14703/2015).

Таким образом, оспорить сделки, направленные на вывод имущества с целью причинения вреда кредиторам в рамках банкротства было бы вполне реальным. Однако оспаривание подобных сделок за рамками дела о банкротстве представляется весьма затруднительным. Связано это с тем, что доказать умысел, направленный на причинение вреда кредиторам, очень сложно. Именно поэтому в законодательстве о банкротстве предусмотрены специальные основания признания сделки недействительной.

Защитить кредиторов от вывода активов поможет институт внеконкурсного оспаривания сделок должника

Довольно часто при оспаривании сделок по выводу активов должником суды одновременно указывают как на наличие специальных банкротных оснований, так и на злоупотребление правом. Однако встречается и обратная ситуация. Интересным в этом плане является определение Верховного суда РФ от 01.09.2016 по делу № А47-13125/2013. Здесь высшая судебная инстанция согласилась

сдоводами апелляционного и окружного судов о наличии специальных банкротных оснований недействительности сделки (оспариваемая сделка совершена во вред кредиторам по цене в несколько раз ниже рыночной, на момент ее совершения должник отвечал признаку неплатежеспособности, о чем контрагент должен был знать, так как являлся заинтересованным по отношению к должнику лицом). Кроме того, апелляция пришла к выводу, что оспариваемый договор заключен

со злоупотреблением правом, что также является основанием для признания сделки недействительной (ст. 10 и ст. 168 ГК РФ). Однако Верховный суд РФ и суд округа отметили, что у договора отсутствовали пороки, выходящие за пределы дефектов подозрительных сделок и сделок

спредпочтением. В связи с этим вывод апелляционного суда о злоупотреблении правом признан

не основанным на законе. В данном случае это не повлияло на исход дела, потому что были специальные основания для оспаривания. Однако если бы их не было, то сделка не была бы признана недействительной.

Примеров отрицательной судебной практики по делам об оспаривании сделок должников достаточно много (определение Московского городского суда от 29.01.2015 № 4г/8–509, апелляционное определение Пермского краевого суда от 13.04.2015 по делу № 33–3639).

Внаучной литературе отмечается, что законодательные нормы, позволяющие оспорить сделки, направленные на предбанкротное отчуждение имущества должника, не детализированы, не продуманы с точки зрения их практического применения. В частности, общий характер норм

(имеются в виду ст.ст. 10, 168, 170 ГК РФ) не препятствует выводу активов путем совершения сделок с неравноценным встречным исполнением, преференциальных сделок и др.

Всложившейся ситуации целесообразно ввести институт внеконкурсного оспаривания сделок должника, совершенных во вред кредиторам, и дополнить российское законодательство соответствующими правовыми нормами.

Необходимость данного института поддерживают многие ученые и практикующие юристы. Так, например, В. Ф. Яковлев, председатель Совета при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства, отмечает, что «оспаривание сделок,

заключенных во вред кредиторам вне процедуры банкротства, — институт, хорошо и давно известный некоторым иностранным правопорядкам, которые регулируют его законодательно… Известен он был также и дореволюционному российскому праву… Законодательное урегулирование внеконкурсного оспаривания может рассматриваться как целесообразное, поскольку к настоящему времени при полном отсутствии регулирования такого оспаривания в законодательстве судебная практика вынуждена при столкновении с ситуациями вывода должниками по исполнительному производству активов искать основание для аннулирования сделки в одной из наиболее генеральных и потому трудных для применения норм ГК РФ — статьи 10… При этом вряд ли приходится сомневаться

в распространенности такого явления, как совершение сделок во вред кредиторам»3.

С. А. Кузнецов предлагает дополнить гражданское законодательство специальными нормами, которые будут детально регулировать институт оспаривания кредитором сделок должника, совершенных

во вред кредитору4.

На основании изложенного представляется возможным сделать вывод о необходимости расширить механизмы защиты прав кредиторов без обращения к процедуре банкротства путем введения института внеконкурсного оспаривания.

1 См. об этом: Шабас В. Внеконкурсное оспаривание в исполнительном производстве // Корпоративный юрист. 2015. № 8. С. 41.

2 URL: http://fssprus.ru/indicators.

3 Экспертное заключение на проект федерального закона № 711269–6 «О внесении изменений в Федеральный закон „Об исполнительном производстве“» (утв. на заседании Совета при Президенте РФ по кодификации и со-вершенствованию гражданского законодательства 30.03.2015 № 140 –3/2015).

4 См.: Кузнецов С. А. Основные проблемы правового института несостоятельности (банкротства): монография. М.: Инфотропик Медиа, 2015. 304 с.

ТЕОРИЯ

Расчеты с помощью электронных денежных средств. Какие вопросы вызывает их применение

Роман Эдуардович Туркин

слушатель РШЧП

Являются ли бонусы программ лояльности электронными деньгами

Какие ограничения действуют для использования ЭДС юридическими лицами

Как обращается взыскание на электронные деньги

Спринятием Федерального закона от 27.06.2011 № 161-ФЗ «О национальной платежной системе» (далее — Закон № 161-ФЗ) значительно изменилась теория и практика расчетов электронными деньгами в РФ. Тем не менее данный закон нельзя в полной мере признать актом системного значения. Причина в том, что, несмотря на многочисленные и долгожданные нововведения — например, установление круга субъектов НПС, определение электронных денег и т. д., не обошлось и без пробелов: понятия наличных и безналичных денег по-прежнему остались без закрепления, некоторые категории электронных денег (криптовалюты) и вовсе остались за рамками правового регулирования. Рассмотрим, какие проблемы при расчетах с помощью ЭДС возникают на практике.

У ЭДС в качестве средства платежа следует закрепить предоплаченную стоимость

Закон № 161-ФЗ определил электронные деньги как денежные средства, которые лицо предоставило другому лицу, учитывающему информацию о размере таких средств без открытия банковского счета, для исполнения денежных обязательств первого лица перед третьими лицами и в отношении которых такое лицо имеет право передавать распоряжения исключительно с использованием электронных средств платежа.

Нельзя обойти вниманием один из ключевых элементов данного определения — электронное средство платежа.

ЦИТАТА: «Электронное средство платежа — средство и (или) способ, позволяющие клиенту оператора по переводу денежных средств составлять, удостоверять и передавать распоряжения в целях осуществления перевода денежных средств в рамках применяемых форм безналичных расчетов с использованием информационно-коммуникационных технологий, электронных носителей информации, в том числе платежных карт, а также иных технических устройств» (п. 19 ст. 3 Закона № 161-ФЗ).

Это понятие имеет системообразующий характер в отношении всех применяемых в России форм безналичных расчетов: при оказании платежной услуги в электронной форме, независимо от формы безналичных расчетов, действуют единообразные правила использования электронного средства платежа и распределения рисков при несанкционированных операциях. Правила императивны и не зависят от правового статуса оператора платежной системы и технических характеристик

электронного средства платежа. Следует согласиться с тем, что в условиях быстрого развития форм расчетов данный подход законодателя можно признать оптимальным1.

Полагаем, что, формулируя понятие «электронное средство платежа» столь широко, законодатель рассчитывал охватить все разнообразие форм так называемых электронных кошельков. В конечном итоге его можно юридически определить как способ учета прав требований, которыми и являются

электронные деньги2.

Чрезвычайная широта приведенного определения, по справедливому замечанию В. Ю. Иванова, не способствует однозначной квалификации технического устройства как входящего в состав

электронного средства платежа3. Четкий же ответ необходим для верной оценки правомерности действий лиц, предоставляющих технические устройства потребителям, а также для определения границ гражданско-правовой ответственности субъектов, оказывающих платежные услуги. В то же

время столь широкое определение разрабатывалось с целью учета как уже существующих, так и перспективных средств и способов передачи распоряжений об осуществлении перевода ЭДС4.

Впрочем, нельзя не согласиться с точкой зрения, согласно которой разделение понятий «электронное

средство платежа» и «электронные денежные средства» совершенно некорректно5. В частности, привязка к оператору ЭДС напрасно исключает из сферы действия Закона № 161-ФЗ, например, предоплаченную стоимость, учитываемую на магнитной карте метрополитена (метрополитен не является и не может являться оператором по переводу денежных средств; данная система

относится к так называемым закрытым платежным системам, где денежные единицы используются только один раз для урегулирования обязательств между эмитентом и потребителем)6.

При этом если у безналичных денег средством платежа признается стоимость (запись) на счете, а не сам счет, то у ЭДС в качестве средства платежа следовало бы закрепить фиксируемую в техническом устройстве предоплаченную стоимость, а не ее носитель. Нынешняя же ситуация позволяет говорить о том, что в рамках одной НПС применительно к безналичным деньгам

используется одна теория (прав требования), а применительно к ЭДС — другая (информации)7.

При этом не являются ЭДС денежные средства, которые получают организации, осуществляющие профессиональную деятельность на рынке ценных бумаг, клиринговую деятельность и (или) деятельность по управлению инвестиционными фондами, паевыми инвестиционными фондами и негосударственными пенсионными фондами и осуществляющими учет информации о размере предоставленных денежных средств без открытия банковского счета в соответствии

с законодательством, регулирующим деятельность указанных организаций (п. 18 ст. 3 Закона № 161ФЗ).

Соответственно, обращение электронных (как и безналичных) денег представляет собой уступку права требования к кредитной организации8, в то время как обращение наличных осуществляется путем физической передачи банкнот и монет9.

Европарламент демонстрирует10 несколько иной подход к определению электронных денег: электронные деньги — хранящиеся в электронном виде, в том числе и на магнитном носителе, денежные средства, представленные в виде требования к эмитенту, которые эмитируются при получении средств для проведения платежных транзакций и принимаются физическим лицом или юридическим лицом, отличным от эмитента электронных денег. Данное определение снимает доктринальный вопрос о природе электронных денег. Однако стоит отметить, что зарубежное законодательство, регламентирующее электронные деньги, отличается от российского преимущественно в части определения круга эмитентов электронных денег: от сужения

к государственной монополии до расширения вплоть до небанковских организаций11.

Электронные денежные средства имеют статус законного средства платежа

Многие авторы, основываясь на определении ЭДС, утверждают, что электронные деньги становятся таковыми (точнее было бы сказать — появляются) в момент их передачи оператору12. Исходя из этого

ив зависимости от точки зрения на природу ЭДС, можно определить момент перехода вещных прав в обязательственные как момент времени между фактической передачей наличных денег оператору

иих зачислением на счет предоставившего деньги лица в форме электронных денег. Существует

идругая точка зрения, согласно которой ЭДС как имущество не возникают при переводе предоставленных плательщиком денежных средств с использованием электронного средства платежа

без открытия счета ЭДС. Последний же предлагают признавать одним из видов банковского счета13.

В то же время договорные конструкции, служащие основой взаимодействия оператора и его клиентов,

варьируются: в частности, сейчас используются договоры агентирования и чековые расчеты14. Интересна двойственность в отношении появления электронных денег: некоторые авторы считают, что их эмитирует оператор, другие категорически это отрицают, говоря, что электронные деньги лишь

используются взамен предоставленных наличных15.

Обратим внимание на небесспорную позицию авторов, которые считают, что «электронные деньги, исходя из действующих гражданско-правовых норм, деньгами в прямом смысле слова не являются,

а выступают лишь электронными денежными средствами»16. Учитывая тождественность понятий «деньги» и «денежные средства», приведенное утверждение сводится к тому, что электронные деньги — не деньги, а электронные деньги. Процитированный вывод И. М. Рассолов аргументирует следующим: (1) электронные деньги не выполняют всех экономических функций денег; (2) электронные деньги не могут признаваться законным платежным средством. Позволим себе категорически не согласиться с данным автором: учитывая, что прилагательное «электронные» указывает лишь на способ учета и распоряжения деньгами, данный способ не больше меняет природу денег, чем уплата их, например, по векселю или безналичная оплата в любой из приведенных форм.

До принятия Закона № 161-ФЗ в литературе отмечалось, что юридически электронные деньги таковыми именоваться не могут, как не могут признаваться средствами платежа, а их оборот —

расчетами17. Данная позиция основывалась на том, что (1) каждый эмитент использует собственные денежные единицы, а средства платежа могут выражаться только в рублях или иностранной валюте;

(2) платеж в пользу кредитора обязательно сопровождается либо получением наличных, либо переводом на банковский счет, так как находящиеся в системе деньги можно использовать только в рамках данной системы, а средства платежа универсальны; (3) электронные деньги —