учебный год 2023 / Kommentariy-k-normam-GK-o-nedeystvitelnosti-izvlechenie-iz-vtorogo-toma-Glossyi

п.3 ст. 334, п. 1 ст. 336, п. 2 ст. 340, п. 4 ст. 348, п. 3 ст. 349, п. 7 ст. 358,

п.4 ст. 363, п. 5 ст. 364, ст. 383, п. 2 ст. 391, п. 2 ст. 400, п. 4 ст. 401,

п.5 ст. 426, п. 5 ст. 434.1, п. 2 ст. 572, ст. 575, п. 3 ст. 592, п. 2 ст. 731, ст. 829, п. 2 ст. 837, п. 4 ст. 928, п. 1 ст. 951, п. 1 ст. 965, п. 2 ст. 977, п. 3 ст. 1007, п. 2 ст. 1033, ст. 1045, ст. 1046, ст. 1048, ст. 1051 ГК РФ, п. 1 ст. 16 Закона о защите прав потребителей и др.).

Но императивная норма в рамках регулирования сделок, договоров и обязательств может также иметь предписывающий характер, определяя те или иные права и обязанности сторон и блокируя при этом свободу сторон в отступлении от данного предписания. Невозможность отступления от положений предписывающей императивной нормы может быть как прямо отражена в тексте (и тогда предписывающая норма одновременно является и прямым законодательным запретом), так и вытекать из смысла нормы. В последнем случае суд выводит императивность из толкования природы нормы в контексте целей законодательного регулирования (телеологического, целевого толкования).

(i)Телеологическое толкование. Предписывающая норма, регулирующая сделки, обязательства и договоры и прямо не выраженная как законодательный запрет, толкуется судом как императивная на основе анализа целей законодательного регулирования, если (а) суду очевидны те охраняемые законом интересы, которые императивная квалификация данной нормы защищает, ограничивая свободу договора (защита публичных интересов, интересов третьих лиц, слабой стороны договора и т.п.), либо (б) отступление от такой предписывающей нормы будет грубо нарушать баланс интересов сторон, либо (в) императивность такой нормы вытекает из существа (специфики) законодательного регулирования такого договора (п. 3 Постановления Пленума ВАС РФ от 14 марта 2014 г. № 16).

Если из толкования природы спорной нормы, не выраженной как прямой запрет, в контексте целей законодательного регулирования (телеологического толкования) не следует ее императивность, такую норму суду необходимо толковать в качестве диспозитивной (п. 4 Постановления Пленума ВАС РФ от 14 марта 2014 г. № 16).

Этот подход к определению императивной или диспозитивной природы предписывающих норм, регулирующих сделки, договоры или обязательства, на основе телеологического толкования нашел поддержку впоследствии и в практике КЭС ВС РФ (определения КЭС ВС РФ от 3 ноября 2015 г. № 305-ЭС15-6784, от 29 марта 2016 г. № 306- ЭС15-16624, от 25 августа 2016 г. № 301-ЭС16-4469). КЭС ВС РФ в ряде указанных определений начала квалифицировать в качестве диспозитивных нормы договорного и обязательственного права ГК РФ,

475

не содержащие прямой оговорки о праве сторон согласовать иное, со ссылкой на отсутствие убедительных аргументов в пользу толкования таких норм в качестве императивных.

Можно привести следующий пример, иллюстрирующий логику телеологического толкования, закрепленную в Постановлении Пленума ВАС РФ от 14 марта 2014 г. № 16. Положения ст. 782 ГК РФ предусматривают право заказчика на произвольный, немотивированный отказ от договора возмездного оказания услуг с возмещением исполнителю фактически понесенных им расходов. Эта статья не содержит указания на императивный или диспозитивный характер норм: здесь нет прямого запрета согласовывать иное, но нет и прямого указания на право сторон согласовать иное. Телеологическое толкование данной нормы не позволяет выявить какие-то очевидные соображения, во имя которых норма о возмещении лишь расходов исполнителя должна считаться императивной. Императивность данной нормы и запрет согласовывать в качестве последствия отказа от такого договора возмещение всех убытков или выплату установленной в договоре точной суммы платы за отказ от договора не предопределены ни целями защиты тех или иных охраняемых законом интересов (публичных, третьих лиц, слабой стороны договора), ни необходимостью пресечь грубое попрание баланса интересов сторон, ни существом законодательного регулирования отношений по оказанию услуг. Соответственно, остается признать данную норму о возмещении расходов диспозитивной и как минимум допустить возможность согласования сторонами возмещения убытков в полном размере или выплаты точной, заранее определенной суммы платы за отказ от договора. Именно это и было закреплено в п. 4 Постановления Пленума ВАС РФ от 14 марта 2014 г. № 16.

Втом же Постановлении Пленума ВАС РФ от 14 марта 2014 г.

№16 (п. 3–4) приведен и еще ряд подобных примеров диспозитивной (например, положений ст. 475 ГК РФ) или императивной (п. 2 ст. 610 ГК РФ) квалификации спорных норм, прямо не закрепляющих свой императивный или диспозитивный характер, на основании телеологического их толкования.

(ii) Опровержимая презумпция диспозитивности. По сути, это означает, что квалификация предписывающей нормы, которая регулирует права и обязанности сторон договора и не сопровождается прямым законодательным запретом договариваться об ином, в качестве диспозитивной предполагается, если не очевидны соображения, которые могли бы определить ее императивную квалификацию. Эта опровержимая презумпция диспозитивности норм обязательственного и договорного

476

права, не выраженных как прямой законодательный запрет, вполне естественно вытекает из конституционного значения принципа свободы договора и фундаментальной идеи договорного права в условиях рыночной экономики, согласно которой разрешено все то, что прямо не запрещено и не заслуживает запрещения в силу убедительных политико-правовых резонов. Так как Конституция РФ презюмирует экономическую свободу вообще и свободу договора в частности, любые ограничения последней должны быть очень убедительно обоснованы политико-правовыми аргументами; бремя аргументации лежит на тех, кто предлагает такое ограничение, а в любых спорных и неочевидных ситуациях лучше придерживаться идеи свободы договора. Так, согласно Постановлению Президиума ВАС РФ о 15 ноября 2013 г. № 9738/13 «принцип свободы договора является фундаментальным частноправовым принципом, основополагающим началом для организации современного рыночного оборота, его ограничения могут быть допущены лишь в крайних случаях в целях защиты интересов и экономических ожиданий третьих лиц, слабой стороны договора (потребителей), основ правопорядка или нравственности или интересов общества в целом». Согласно Постановлению КС РФ от 28 января 2010 г. № 2-П свобода договоров в силу ч. 3 ст. 55 Конституции РФ может быть ограничена «федеральным законом, но только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства». Эта же логика работает и при телеологическом толковании прямо не выраженных как запреты норм обязательственного и договорного права: если суду не очевидно, во имя чего спорная норма должна толковаться как императивная, ее следует воспринимать как диспозитивную.

Что означает данная опровержимая презумпция диспозитивности? При возникновении вопроса о характере нормы, регулирующей права и обязанности по договору и не имеющей текстуального атрибута императивности или диспозитивности, суд, делающий выбор в пользу императивности, должен указать, каким образом существо законодательного регулирования данного вида договора, необходимость защиты соответствующих особо значимых охраняемых законом интересов или соображения недопущения грубого нарушения баланса интересов сторон предопределяют императивность этой нормы (п. 3 Постановления Пленума ВАС РФ от 14 марта 2014 г. № 16). При квалификации спорной нормы в качестве диспозитивной суд констатирует в решении, что вышеуказанных оснований для толкования такой нормы в качестве императивной не имеется.

477

(iii) История вопроса. До недавнего времени в российском гражданском праве доминировал иной неписаный принцип толкования предписывающих норм, регулирующих сделки, договоры и обязательства. Суть этого принципа состояла в том, что любые нормы являются однозначно императивными, если только в них прямо не указано на право сторон согласовать иное. При этом речь шла не об опровержимой презумпции императивности, а о безапелляционной императивности всех норм обязательственного и договорного права, кроме тех, в которых прямо указано на право сторон согласовать иное. Этот принцип нигде прямо не был закреплен, но сложился в советской правовой системе в результате официального отвержения «буржуазной» идеи о разрешенности всего того, что прямо не запрещено. Советское гражданское право отвергало эту идею в силу непризнания значения принципа свободы договора, а ученые писали о том, что в советском праве (в отличие от буржуазного) доминирует принцип запрета всего того, что прямо не разрешено.

Но переход к рыночной экономике сделал неизбежным и переход к доминирующей в большинстве развитых правопорядков идее, согласно которой презюмируются как свобода договора, так и диспозитивная квалификация норм договорного и обязательственного права, регулирующих содержание таких отношений. Основная цель таких норм стала видеться, как и в других странах с рыночной экономикой,

ввосполнении пробелов в договоре, а не в жестком инструктировании и регламентации различных аспектов договорных отношений сторон.

Впрактике арбитражных судов поворот к общепринятой методологии квалификации норм договорного и обязательственного права с непроясненной в тексте природой на основе телеологического толкования с приматом диспозитивного прочтения норм был закреплен, как уже отмечалось, в Постановлении Пленума ВАС РФ от 14 марта 2014 г. № 16 (п. 2–4). В то же время в судах общей юрисдикции данный поворот в полной мере еще не произошел. Получается, что сугубо коммерческие сделки, с одной стороны, и потребительские и иные не сугубо коммерческие сделки, с другой стороны, находятся в России

вразных правовых мирах. Применительно к первым сфера свободы договора значительно шире, так как тысячи норм ГК РФ о сделках, договорах и обязательствах, не выраженные как прямые запреты, могут быть интерпретированы, а по логике Постановления Пленума ВАС РФ от 14 марта 2014 г. № 16 должны по общему правилу, при отсутствии убедительных аргументов в пользу обратного, интерпретироваться

вкачестве диспозитивных; в отношении же вторых сфера договорной свободы значительно ограничена, так как продолжает сохраняться

478

примитивный советский подход, в рамках которого все эти тысячи норм с прямо неопределенным в законе статусом однозначно являются императивными.

(iv)Применимость методологии телеологического толкования при квалификации норм в качестве императивных или диспозитивных к нормам об односторонних сделках. В силу ст. 156 ГК РФ правила, касающиеся договоров, применимы и к нормам ГК РФ, регулирующим содержание односторонних сделок. В то же время в случае односторонних сделок применение презумпции диспозитивности может быть поставлено под сомнение. Суд действительно может истолковать норму, регулирующую, например, права и обязанности гаранта по независимой гарантии, в качестве диспозитивной даже при отсутствии прямого упоминания в законе о праве гаранта установить в гарантии иное. Но в этой сфере идея автономии воли проявляется намного слабее, так как содержание сделки не «освящено» волеизъявлениями всех лиц, чьи права эта сделка затрагивает. Поэтому есть основания полагать, что в этой области рамки автономии воли могут быть намного у́же, чем в области договорного права. Закреплять здесь примат диспозитивной квалификации в любых спорных случаях вряд ли возможно. Соответственно, диспозитивная или императивная квалификации выступают здесь на равных.

(v)Иные императивные нормы. При этом речь выше шла о предписывающих нормах, определяющих права и обязанности сторон сделки, договора или обязательства (с некоторыми ограничениями – односторонней сделки). Если речь идет о норме из иной области частного права (вещного, корпоративного и т.п.), применимость к ней указанной методологии квалификации норм договорного и обязательственного права на основе телеологического толкования пока не признана. Вопрос о пределах диспозитивности норм корпоративного или вещного права является также чрезвычайно интересным и важным, но в силу его крайней дискуссионности и сложности требует отдельного исследования. Как правило, судебная практика исходит из императивной квалификации таких норм кроме тех случаев, когда обратное следует прямо из текста соответствующих норм. В то же время есть серьезные основания допускать возможность диспозитивной квалификации, как минимум, целого ряда норм корпоративного законодательства, установленных в отношении непубличных корпораций (например, норм Закона об ООО о преимущественном праве других участников общества на приобретение доли, отчуждаемой одним из участников третьим лицам). Вероятно, примат диспозитивной квалификации норм корпоративного права не столь очевиден, но в некоторых случаях

479

следует допускать возможность отступления в уставе непубличной корпорации (как минимум, если он принят участниками общества единогласно) от норм корпоративного законодательства, не содержащих прямого указания на такую возможность, но по своему смыслу с точки зрения их целей являющихся диспозитивными. Впрочем, эти вопросы в российском праве крайне плохо проработаны.

Нормы, которые не регулируют содержание сделок, а определяют существенные условия тех или иных договоров, с точки зрения их целей однозначно императивны, так как иначе они лишались бы какого-либо смысла. Впрочем, нарушение таких норм в форме невключения в договор соответствующих существенных условий повлечет не недействительность договора, а признание его незаключенным по смыслу ст. 432 ГК РФ.

Нормы, которые не регулируют содержание сделок, а адресованы судам, устанавливают те или иные их обязанности, как правило, по своим целям и задачам императивны. Например, нет никаких сомнений в том, что являются императивными положения ст. 333 ГК РФ о праве суда снизить неустойку. Впрочем, иногда могут возникать некоторые сомнения. Так, возникает пока не имеющий однозначного решения вопрос о возможной подразумеваемой диспозитивности норм ст. 431 ГК РФ о толковании договора судом и праве сторон в известных пределах уточнять применимые к их договору правила толкования его условий (например, установить примат одного из двух вариантов двуязычного текста договора при возникновении противоречий, заблокировать возможность апелляции к преддоговорной переписке при толковании спорных условий договора и т.п.).

Нормы, определяющие ничтожность и оспоримость сделок, как правило, являются императивными, если только в них прямо не обозначена возможность согласовать в договоре иное. Диспозитивная квалификация таких норм на основе анализа их природы и целей законодательного регулирования по общему правилу невозможна. Впрочем, некоторые исключения вполне могут обсуждаться. Так, например, есть также определенные основания задуматься о праве сторон заблокировать возможность оспаривания сделки на основании заблуждения (см. комментарий к ст. 178 ГК РФ).

Что касается норм, определяющих требования к форме договора или правила его заключения (в частности, правила об оферте и акцепте), то из смысла таких норм обычно следует, что они не могут изменяться тем же договором, заключение которого эти нормы регулируют. Так, например, стороны не могут отступить от правила п. 3 ст. 433 ГК РФ о последствиях отсутствия регистрации договора, подлежащего

480

регистрации, исключить требование закона о нотариальном удостоверении тех или иных сделок и т.п. В то же время есть как минимум определенные основания допускать, что отклонение от применения таких норм может быть допущено в ряде случаев. Например, в силу п. 1 ст. 433 ГК РФ договор считается заключенным в момент доставки акцепта оференту. Вряд ли будет обоснованным вывод о том, что оферент не может отказаться от той защиты, которая ему предоставляется этой нормой, и оговорить в оферте, что он согласен считать договор заключенным в момент отправки ему акцепта. Другой пример: в силу п. 1 ст. 438 и ст. 443 ГК РФ акцепт должен быть полным и безоговорочным, а акцепт с оговорками не влечет признание договора заключенным. Оферент не может оговорить в оферте иное, но в то же время очевидно, что в ранее заключенном соглашении (например в рамочном договоре) стороны могут указать, что в случае поступления акцепта с оговорками

ипри недостижении согласия по указанным разногласиям договор будет считаться заключенным на тех условиях, по которым у сторон не было разногласий (при согласованности предмета договора и объективно существенных в силу закона условий). Другой пример: в силу ст. 442 ГК РФ в случаях, когда своевременно направленное извещение об акцепте получено с опозданием, акцепт не считается опоздавшим, если сторона, направившая оферту, немедленно уведомит другую сторону о получении акцепта с опозданием. Достаточно очевидно, что в оферте может быть указано на то, что непоступление акцепта в обозначенный срок влечет безоговорочное прекращение действия оферты, и договор не будет считаться заключенным, даже если акцепт был направлен заблаговременно без какого-либо специально выраженного волеизъявления оферента об отклонении запоздавшего акцепта.

(vi)Квалифицирующие нормы. Если сделка противоречит нормам, закрепляющим дефиниции и квалифицирующие признаки тех или иных поименованных договоров, речь не идет о нарушении императивной нормы. Такие правила, определяющие квалификацию заключенного договора, не укладываются в дихотомию императивных

идиспозитивных норм. Последствием выявленного противоречия между содержанием договора и такими «квалифицирующими нормами» является неотнесение договора к тому договорному типу, пределы охвата которого закрепляются данными нормами. Так, если содержание заключенного договора не соответствует закрепленным в законе квалифицирующим признакам договора купли-продажи (например, по договору вещь передается не в собственность), то такой договор не является куплей-продажей, и следует искать иную его квалификацию. Если договор не соответствует квалифицирующим признакам

481

ни одного поименованного договорного типа, его следует считать непоименованным (например, соглашение о конфиденциальности, об установлении преимущественного права приобретения имущества или о переводе долга в обмен на некое встречное предоставление)1.

(vii) Императивные нормы публичного права. Наконец, стоит отметить, что некоторые императивные нормы в отношении договоров

иодносторонних сделок устанавливаются в нормативных актах пуб- лично-правового характера. Так, например, часто приводит к признанию сделок ничтожными нарушение норм бюджетного законодательства (постановления Президиума ВАС РФ от 5 апреля 2006 г. № 15061/05, от 18 декабря 2007 г. № 10867/07, от 25 октября 2005 г. № 7322/05, от 10 июня 2003 г. № 2746/03); норм антимонопольного законодательства (Постановление Президиума ВАС РФ от 11 марта 2014 г. № 16034/13); норм о порядке охраны вокзалов (Постановление Президиума ВАС РФ от 15 июля 2014 г. № 4901/14) и т.п.

Кроме того, многие нормы УК РФ или КоАП РФ, устанавливая уголовную или административную ответственность за совершение тех или иных сделок, de facto недвусмысленно такие сделки запрещают (например, продажа оружия или наркотиков, дача взятки и т.п.). На то, что введение уголовной ответственности означает прямой запрет на совершение соответствующих действий, прямо указывает п. 1 ст. 14 УК РФ. Как представляется, такие сделки, нарушающие запреты, установленные в УК РФ или КоАП РФ, должны признаваться ничтожными по п. 2 ст. 168 ГК РФ, а не по ст. 169 ГК РФ как сделки, нарушающие основы правопорядка или нравственности. Впрочем, надо сказать, что по данному вопросу в судебной практике ВАС РФ

иВС РФ отражена и иная позиция, согласно которой такие сделки подпадают под гипотезу ст. 169 ГК РФ (подробнее см. комментарий к ст. 169 ГК РФ).

(г)Ограничительное толкование императивности. Как известно, ограничительное толкование норм закона является допустимым приемом толкования, используемым тогда, когда гипотеза нормы оказывается шире, чем того требует цель установления соответствующей нормы. В подобных случаях суды могут сузить охват гипотезы нормы путем так называемой телеологической редукции (т.е. телеологического ограничительного толкования).

1 Подробнее см.: Договорное и обязательственное право (общая часть): постатейный комментарий к статьям 307–453 Гражданского кодекса Российской Федерации / Отв. ред. А.Г. Карапетов. С. 820–822 (автор комментария – А.Г. Карапетов).

482

Этот подход в равной мере относится и к императивным нормам. Если императивность прямо отражена в ее тексте или вытекает из ее природы, суд может ограничительно истолковать охват такой императивности и путем телеологической редукции допустить некоторые из вариантов отступления сторон от ее положений (п. 2 Постановления Пленума ВАС РФ от 14 марта 2014 г. № 16). Например, п. 2 ст. 310 ГК РФ в редакции, действовавшей до 1 июня 2015 г., запрещал включение в договор условия о праве на односторонний отказ или изменение договора, если хотя бы одной из сторон является лицо, не осуществляющее предпринимательскую деятельность. Данная императивная норма должна была толковаться ограничительно и пониматься как запрет на предоставление такого права на отказ или изменение договора лицу, осуществляющему предпринимательскую деятельность. Очевидно, что цель нормы, не вполне четко отраженная в ее тексте, состояла в защите слабой стороны договора. Поэтому если в договоре между коммерсантом и некоммерсантом договор предоставляет право на отказ или изменение договора потребителю или иному некоммерческому субъекту (как правило, более слабой стороне договора), такое условие договора не должно блокироваться. Этот результат получается при условии ограничительного толкования императивности положений нормы п. 2 ст. 310 ГК РФ в прежней ее редакции. Именно такой путь толкования данной нормы избрала в свое время и судебная практика (п. 2 Постановления Пленума ВАС РФ от 14 марта 2014 г. № 16), предвосхитив тем самым отражение этой коррекции данной нормы на уровне реформы ГК РФ, которая изменила п. 2 ст. 310 ГК РФ в этом же ключе с 1 июня 2015 г.

Другой пример: согласно п. 3 все той же ст. 310 ГК РФ уже в действующей редакции плату за отказ от договора можно согласовать

вдоговоре, заключенном между предпринимателями. Толкование данной нормы от обратного и ограничение такой возможности применительно к иным договорам, хотя и напрашивается с точки зрения буквального толкования, но выглядит дискуссионно с позиции телеологического толкования и политики права. Представляется, что имеются основания не видеть в п. 3 ст. 310 ГК РФ подразумеваемый запрет на согласование платы за отказ в договорах с иным субъектным составом. Тем не менее, даже если допустить толкование от обратного, закрепить императивный характер нормы п. 3 ст. 310 ГК РФ и считать, что данная норма запрещает устанавливать плату за отказ

вдоговоре, одной из сторон которого не является предприниматель, есть определенные основания толковать эту императивность ограничительно и не распространять этот подразумеваемый запрет

483

на ситуации, когда специальные нормы закона дают право на немотивированный отказ от договора предпринимателю (или нормы закона позволяют установить такое право в договоре, и стороны воспользовались такой возможностью), и такой договор обязывает предпринимателя выплатить непредпринимателю установленную плату за отказ от договора. Иначе говоря, если договор улучшает положение непредпринимателя по сравнению с тем, что следовало бы из специальных норм закона, есть основания с учетом целей подразумеваемого нормой п. 3 ст. 310 ГК РФ запрета толковать последний ограничительно (телеологическая редукция).

(д) Частично императивные нормы. Императивная норма может запрещать как любое отклонение условий договора от ее содержания, так и некоторые формы такого отклонения. Так, например, п. 1 ст. 16 Закона о защите прав потребителей признает недействительными «условия договора, ущемляющие права потребителя по сравнению с правилами, установленными законами или иными правовыми актами Российской Федерации в области защиты прав потребителей». Из этой нормы следует, что все нормы потребительского законодательства, если в них прямо не указано иное, являются императивными в том смысле, что они запрещают отступление условий договора от них в сторону ухудшения прав потребителя, не запрещая при этом отклонение

всторону улучшения прав потребителя.

(е)Недействительность как последствие противоречия сделки императивным нормам. Последствия нарушения условиями договора императивных норм закона определены в ст. 168 ГК РФ. Данная редакция этой статьи вступила в силу 1 сентября 2013 г.

Главная и принципиальная новация по отношению к редакции, действовавшей с 1 января 1995 г. по 1 сентября 2013 г., состоит в следующем. Ранее сделка, противоречащая закону и иным правовым актам, считалась ничтожной, если ее оспоримость или иные последствия нарушения не были предусмотрены в законе. Новая же редакция сформулирована так, что при буквальном ее толковании общим правилом, казалось бы, признается оспоримость противозаконной сделки, в то время как ее ничтожность предусмотрена в качестве исключения при условии, что противозаконная сделка одновременно посягает на публичные интересы либо права или охраняемые законом интересы третьих лиц (п. 2 ст. 168 ГК РФ).

Несмотря на буквальные формулировки новой редакции ст. 168 ГК РФ в терминах общего правила об оспоримости (lex generalis), за-

484