Экзамен зачет учебный год 2023 / ВЭП РФ №6 (2020)

Свободная трибуна

лизации своего интереса истцу придется возобновлять процесс по делу, производство по которому было прекращено ввиду утверждения судом порочного мирового соглашения. Между тем, с одной стороны, не всегда это будет возможно (и тогда истец, пошедший на заключение порочного мирового соглашения, лишится всего), а с другой стороны, не всегда это будет оптимально с точки зрения постулата процессуальной экономии.

Учитывая, что, разрешив предъявление самостоятельного иска об оспаривании сделки, положенной в основу мирового соглашения, мы тем самым снимаем с суда обязанность при утверждении мирового соглашения проверять сделку на оспоримость, единственным способом вернуться в прекращенный процесс стало бы возобновление производства по прекращенному делу по вновь открывшимся обстоятельствам, а именно в связи с открытием существенных для дела обстоятельств, которые не были и не могли быть известны заявителю (п. 1 ч. 3 ст. 392 ГПК РФ, п. 1 ч. 2 ст. 311 АПК РФ). На мой взгляд, доводы истца о том, что он не знал или не мог знать о том, что положенная в основу заключенного им мирового соглашения сделка будет признана судом недействительной, во многих случаях не могут рассматриваться как вновь открывшиеся обстоятельства. Дело в том, что вновь открывшимися могут быть признаны обстоятельства, существовавшие во время процесса, но оставшиеся скрытыми для суда и заявителя. Однако для заявителя — истца по делу такие связанные с признанием оспоримой сделки недействительной обстоятельства, как угроза, насилие, существенное заблуждение, кабальный характер сделки, вследствие своей природы или вследствие реализации обязанности суда по разъяснению существа совершаемого процессуального действия не могут считаться скрытыми, о них истец при заключении мирового соглашения знал, не мог не знать. Соответственно, в этих случаях (т.е. если рассматривать эти пороки воли и/или волеизъявления при совершении материально-правового, а не процессуального действия) в пересмотре дела по вновь открывшимся обстоятельствам должно быть отказано. Вследствие этого истец утрачивает возможность принудительно, через суд, реализовать право требования, и при этом он ничего не получит из сделки, положенной в основу мирового соглашения. Допустив возможность предъявления самостоятельных исков об оспаривании мировых соглашений, мы, таким образом, полностью проигнорировали интересы истца, лишив его, по существу, судебной защиты.

Если же мы говорим о том, что ответчик при заключении мирового соглашения обманул истца и этот обман раскрылся уже позже, что привело к признанию недействительной сделки, положенной в основу мирового соглашения, то данное обстоятельство может быть признано вновь открывшимся. Однако для борьбы с обманом, равно как и с другими противоправными действиями при заключении мировых соглашений, гораздо более эффективно прямое оспаривание определения суда о прекращении дела в связи с утверждением мирового соглашения, поскольку при удачном исходе это даст одновременно и лишение силы положенной в основу мирового соглашения сделки, и возобновление производства по делу. Тем самым интересы всех участников процесса будут гарантированы. Допущение же возможности предъявлять самостоятельные иски об оспаривании сделок, положенных в основу мировых соглашений, приводит к тому, что мы без необходимости умножаем процессы, вынуждая стороны ходить по судебным инстанциям кругами без гарантий на успех, порождаем противоречащие друг другу судебные акты, склоняем стороны к мысли, что мировые соглашения влекут только новые проблемы. Это допущение идет вразрез с постулатом процессуальной экономии,

159

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 6/2020

имеющим конституционно-правовое значение, поскольку создает предпосылки для расходования без необходимости ресурсов суда и сторон и не способствует примирению сторон. Совершенно неясно, для чего придавать правовое значение положенной в основу мирового соглашения порочной сделке, если она еще не произвела (и без санкции суда не может произвести) никакого эффекта.

Поэтому я полагаю, что правила ч. 2 ст. 39 ГПК РФ и ч. 5 ст. 49 АПК РФ должны пониматься в пользу наделения суда правом ex officio определять, является ли сделка, составляющая мировое соглашение, недействительной, независимо от основания признания ее недействительной, т.е., невзирая на то, может ли она быть потенциально признана ничтожной или оспоримой.

Суммируя сказанное, я хочу подчеркнуть, что основания и пределы контроля суда за распорядительными действиями сторон разнятся в зависимости от того, что собой представляет конкретное распорядительное действие. Если перед нами отказ от иска, представляющий собой отказ от права на предъявление иска, то суд не должен проверять этот отказ на соответствие материальному закону, ограничившись проверкой свободы и адекватности волеизъявления. Если перед нами признание иска, представляющее собой согласие ответчика на удовлетворение судом иска без предварительной проверки его обоснованности, то суд должен оценить такое признание и стоящую за ним сделку на соответствие материальному закону как по содержанию, так и в части наличия у истца и ответчика полномочий на ее совершение. Наконец, если перед нами мировое соглашение, погашающее право на предъявление иска и заменяющее право на удовлетворение первоначально заявленного иска на принудительную реализацию оговоренных сторонами требований, то суд обязан проверить лежащую в его основе сделку на наличие оснований как ничтожности, так и оспоримости. При этом и при проверке признания иска, и при проверке мирового соглашения суд в силу процессуального закона должен оценить, свободно ли сформировалось у сторон желание на совершение распорядительного действия, адекватно ли оно было выражено, понимает ли сторона последствия совершения такого распорядительного действия. Отсюда видно, что пределы контроля суда за совершением таких распорядительных действий, как признание иска и мировое соглашение, отличаются. Различия обусловлены несовпадением оснований для такой проверки (в первом случае — преимущественно защита интересов правопорядка, во втором случае — преимущественно защита интересов сторон). Вследствие этих различий объем проверки судом признания иска или заключенного сторонами мирового соглашения неодинаков, хотя само существо проверки остается неизменным в обоих случаях.

На первый взгляд кажется, что подобное строгое установление пределов проверки судом совершения сторонами распорядительных действий возлагает на суд невыполнимую задачу: обстоятельства, связанные, в частности, с обманом сторон друг друга, угрозами, насилием, существенным заблуждением и проч., могут быть скрыты от суда и недоступны для проверки, но, несмотря на это, именно на суд возлагается ответственность за их неустановление, поскольку это дает суду соответствующей проверочной инстанции возможность отменить судебные акты по делу, основываясь на том, что судом объективно не выполнена обязанность по проверке осуществленных распорядительных действий на соответствие закону. Подобные доводы неосновательны. Процессуальный закон не связывает основания для отмены актов

160

Свободная трибуна

суда первой инстанции с виной судьи в совершении ошибок в применении норм материального и процессуального права. Напротив, обнаружение соответствующих ошибок, объективно допущенных судом, является достаточным основанием для отмены судебных актов. Перед судом, столкнувшимся с необходимостью оценить совершение распорядительных действий сторон по рассматриваемому делу на предмет соответствия их закону, стоит задача выполнить всё от него зависящее для того, чтобы осуществить требуемую законом проверку. Если же этого оказывается недостаточно и стороны после принятия судебных актов обжалуют их, указывая на наличие обстоятельств, свидетельствующих о незаконности санкционирования судом совершенных сторонами распорядительных действий, то в целях реализации конституционного права сторон на судебную защиту суды вышестоящих инстанций должны иметь возможность исправить объективно имеющиеся нарушения закона, а если же обозначенные обстоятельства вскрылись после истечения сроков на обжалование, то они должны служить основанием для пересмотра вступивших в законную силу судебных актов в связи со вновь открывшимися обстоятельствами (п. 1 ч. 3 ст. 392 ГПК РФ, п. 1 ч. 2 ст. 311 АПК РФ).

References

Eliseev N.G. Procedural Agreement [Protsessual’nyi dogovor]. Moscow, Statut, 2015. 368 p.

Eliseev N.G., Rozhkova M.A., Skvortsov O.Yu. Contract Law: Agreements on Jurisdiction, International Jurisdiction, Conciliation, Arbitration and Settlement Agreements [Dogovornoe pravo: soglasheniya o podsudnosti, mezhdunarodnoi podsudnosti, primiritel’noi procedure, arbitrazhnoe (treteyskoe) i mirovoe soglasheniya]. Moscow, Statut, 2008. 525 p.

Ilyin A.V. On the Content of Prejudice as a Feature of a Judgment’s Legal Force [K voprosu o soderzhanii prejudicial’nosti — svoistva zakonnoy sily sudebnogo resheniya]. Statute [Zakon]. 2015. No. 3. P. 75–86.

Ilyin A.V. On the Question of the Admissibility of the Qualification of Judicial Expenses as Damages [K voprosu o dopustimosti kvalifikatsii sudebnykh raskhodov v kachestve ubytkov]. Civil Law Review [Vestnik grazhdanskogo prava]. 2011. No. 6. P. 120–129.

Muradjan E.M. Preventive Actions [Preventivnye iski]. State and Law [Gosudarstvo i pravo]. 2001. No. 4. P. 23–28.

Karapetov A.G., ed. Law of Contracts and Obligations (General Part): Article-by-Article Commentary to Articles 307–453 of the Civil Code of Russian Federation [Dogovornoe i obyazatel’stvennoe pravo (obshaya chast’): postateinyi kommentarij k stat’yam 307–453 Grazhdanskogo kodeksa Rossiiskoi Federatsii]. Moscow, Statut, 2017. 1120 p.

Karapetov A.G., ed. Transactions, Representation, Limitation of Actions: An Article-by-Article Commentary to Articles 153–208 of the Civil Code of the Russian Federation [Sdelki, predstavitelstvo, iskovaya davnost’: postateinyi kommentariy k st. 153–208 GK RF]. Moscow, M-Logos, 2018. 1264 p.

Popov B.V. Distribution of Evidentiary Information between the Parties in Civil Process [Raspredelenie dokazatel’stv mezhdu storonami v grazhdanskom protsesse]. Kharkov, Tip. i lit. Zilberberg i synovia, 1905. 392 p.

Rusinova E.R. Waiver of Claim in the Theory and Practice of Civil Procedure [Otkaz ot iska v teorii i praktike grazhdanskogo protsessa]. Russian Legal Journal [Rossiiskiy juridicheskiy zhurnal]. 2006. No. 4. P. 128–134.

Sarbash S.V. The Basic Dogma of the Obligations [Elementarnaya dogmatika obyazatel’stv]. Moscow, Statut, 2017. 336 p.

Schwarz M.Z. On the Issue of the Extent of the Obligation of Judicial Acts That have Entered into Legal Force. Commentary on the Ruling of the Presidium of the Supreme Arbitrazh Court of the Russian Federation No. 7920/08, 14 October 2008 [K voprosu o predelakh obyazatel’nosti vstupivshikh v zakonnuyu silu sudebnykh aktov. Kommentariy k Postanovleniyu Prezidiuma VAS RF ot 14.10.2008 No. 7920/08]. The Herald of the Supreme Arbitrazh Court of the Russian Federation [Vestnik Vysshego Arbitrazhnogo Suda Rossiiskoi Federatsii]. 2009. No. 3. P. 84–97.

Vaskovskiy E.V. Textbook of Civil Procedure [Uchebnik grazhdanskogo processa]. Moscow, Statut, 2003. 382 p.

Information about the author

Anton Ilyin — Professor of the Higher School of Economics, Doctor of Laws (198099 Russia, Saint Petersburg, Promyshlennaya St., 17, office 305; e-mail: avilin@hse.ru).

161

Судебная

практика

Екатерина Дмитриевна Автонова

студентка СПбГУ

Обзор судебной практики по вопросу недействительности торгов и договора, заключенного по их результатам (п. 2 ст. 449 ГК РФ)

Встатье анализируются проблемы, возникающие при применении положений п. 2 ст. 449 ГК РФ о недействительности торгов и соответствующего договора.

Впервой части работы автор исследует соотношение специальных норм ст. 449 ГК РФ и общих норм о недействительности сделок. Некорректное определение области применения этих норм приводит к ошибкам, связанным с применением сокращенного объективного срока исковой давности. Кроме того, автор приводит примеры из судебной практики, доказывающие порочность подхода, предполагающего самостоятельный характер требования о признании недействительными торгов.

Вторая часть работы посвящена обстоятельствам, препятствующим оспариванию торгов и соответствующего договора. Среди исследуемых факторов, влияющих на исход дела об оспаривании торгов, — исполнение договора, заключенного по их результатам, невозможность осуществления вещной реституции, вероятность выигрыша истца на оспариваемых торгах, а также добросовестность их победителя. Автор критически оценивает противоречивые тенденции в судебной практике, которые складываются в отсутствие позитивного регулирования, и предлагает обоснование некоторым оптимальным подходам.

Ключевые слова: торги, недействительность торгов, недействительность договора, объективный срок исковой давности

162

Судебная практика

Ekaterina Avtonova

Student of the Saint Petersburg State University

Review of Сourt Practice on the Issue of Invalidity of Tender and the Agreement Concluded with the Winning Bidder (Point 2 of Article 449 of the Civil Code of the Russian Federation)

The article considers problems arising in court practice regarding the application of the rules on invalidity of a tender and the contract concluded with the winning bidder (point 2 of art. 449 of the Civil Code of the Russian Federation, CC RF).

Author analyses the scope of application of the special rules of art. 449 CC RF and general rules on invalidity of transactions in the first part of the article. Incorrect determination of the scope of the mentioned rules results in mistakes related to the application of reduced objective period of limitation. Additionally, author demonstrates that a claim for invalidity of a tender should not be considered as an autonomous claim and proves this by providing examples from the court practice.

The second part of the article is dedicated to the factors restricting the possibility of challenging a tender and an agreement concluded with the winning bidder. The article describes several factors — the performance of the agreement, impossibility of restitution, win probability for the claimant, the good faith of the winning bidder. Author discusses the controversial trends of the court practice that developed in the absence of legislative regulation. Author proposes solutions for some of the problems.

Keywords: tender, invalidity of tender, invalidity of contract, objective period of limitation

Введение

Входе реформы гражданского законодательства институт торгов подвергся значительным изменениям1. Однако многие проблемы недействительности торгов и договора, заключенного по их результатам, не были решены ни на законодательном уровне, ни путем дачи разъяснений высшими судебными инстанциями.

Всудебной практике за последние четыре года основное внимание уделяется двум категориям взаимосвязанных проблем:

–основания недействительности торгов и/или договора, заключенного по их результатам;

–препятствия к признанию недействительными торгов и/или договора, заключенного по их результатам.

С одной стороны, судебная практика по оспариванию торгов хаотична и противоречива, а итоговые выводы судов сильно зависят от фактической составляющей

163

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 6/2020

рассматриваемых дел. С другой стороны, в практике прослеживаются определенные тенденции, которые могут быть подвергнуты анализу и критике.

1. Основания недействительности торгов и/или договора, заключенного по их результатам

Как торги, так и договор, заключенный по их результатам, могут оспариваться либо по общим основаниям недействительности сделок (глава 9 ГК РФ), либо по специальным правилам (ст. 449 ГК РФ).

1.1. Основания недействительности торгов

Несмотря на то, что торги представляют собой совокупность юридически значимых и незначимых операций (а сущностно — особый формат переговорного процесса), они могут быть аннулированы в том же порядке и по тем же основаниям главы 9 ГК РФ, что и сделки2. Следовательно, торги могут являться как оспоримой, так и ничтожной «сделкой».

Например, в одном из банкротных дел суд признал торги ничтожными на основании п. 2 ст. 168 ГК РФ3. Порок состоял в отсутствии беспристрастности и независимости организатора торгов, что является поводом для признания торгов недействительными согласно ст. 17 Федерального закона от 26.07.2006 № 135-ФЗ «О защите конкуренции». Суд посчитал, что подобное нарушение не касается процедуры проведения торгов, а потому ст. 449 ГК РФ неприменима. Упомянутая норма антимонопольного законодательства предусматривает в качестве общего правила оспоримость торгов. Но суд указал, что нарушение «противоречит существу законодательного регулирования торгов, посягает на публичные интересы», а «правопорядок не допускает манипулирование публичными процедурами», поэтому торги следует признать ничтожными.

На ригоризм выводов суда в этом примере, по всей видимости, повлиял тот факт, что торги проводились в рамках банкротных процедур, поэтому небеспристрастность организатора торгов могла навредить всем конкурсным кредиторам. Между тем за пределами банкротных споров также встречаются подобные правовые позиции. Так, в деле, связанном с государственным контрактом, суд аргументировал применение п. 2 ст. 168 ГК РФ тем, что норма п. 1 ст. 449 ГК РФ об оспоримости торгов является общей нормой и не учитывает специфику правоотношений, складывающихся на основании государственных контрактов4.

2См.: постановление Президиума ВАС РФ от 14.12.2010 № 7781/10.

3См.: постановление АС Уральского округа от 06.02.2020 по делу № А50-13387/2016.

4См.: постановление АС Северо-Западного округа от 12.09.2018 по делу № А44-3666/2017. Подобное дело см.: постановление АС Северо-Кавказского округа от 17.01.2018 по делу № А32-43721/2016.

164

Судебная практика

Вопрос о должном основании оспаривания в таких ситуациях является дискуссионным.

Положения п. 2 ст. 168 ГК РФ прямо устанавливают, что законом может быть предусмотрена оспоримость сделки даже в случае ее посягательства на публичные интересы либо права и охраняемые законом интересы третьих лиц. Не означает ли это, что, например, торги с небеспристрастным организатором должны быть оспоримыми, поскольку специальные по отношению к главе 9 ГК РФ нормы ст. 449 закрепляют оспоримость торгов? Или же следует считать, что специальные нормы ст. 449 охватывают лишь те ситуации, когда торги не нарушают публичные интересы или интересы третьих лиц, поэтому в случае нарушения последних следует обращаться к общим правилам п. 2 ст. 168? Представляется, что суды поступают неверно, выбирая второй подход. Нормы ст. 449 следует считать специальными по отношению ко всем положениям главы 9 ГК РФ. Сложно представить, какое нарушение в ходе процедуры проведения торгов, в большинстве случаев характеризующихся прежде всего публичностью, не нарушило бы интересы третьих лиц или публичные интересы. Поэтому следует заключить, что законодатель, закрепляя в специальной норме ст. 449 ГК РФ оспоримость торгов, предполагал ее распространение на случаи нарушения публичных интересов или интересов третьих лиц.

Вдругом банкротном деле суд также ссылался на ничтожность торгов, но уже на основании комбинации ст. 10 и 168 ГК РФ5. На торгах, организованных конкурсным управляющим, трое из четырех участников являлись взаимосвязанными лицами. При этом два взаимосвязанных лица были созданы незадолго до торгов и впоследствии отказались от заключения договоров, хотя заняли первое и второе места. Суд заключил, что в деле имеются признаки злоупотребления правом, поскольку вся схема была создана для совершения согласованных действий на торгах с целью занизить цену продаваемого имущества.

Вэтом примере злоупотребление участников торгов породило ограничение конкуренции за счет подставных лиц и привело к неоправданному понижению цены имущества. Такое нарушение по общему правилу следовало бы отнести к специальным основаниям недействительности по ст. 449 ГК РФ, поскольку последние призваны защитить качество конкуренции за имущество, продаваемое на торгах, и, как следствие, обеспечить заключение максимально экономически выгодной для организатора торгов сделки. Для квалификации порока торгов не важно, по чьей вине он возник, ведь, несмотря на указание в ст. 449 ГК РФ на нарушения со стороны организатора торгов, не исключено возникновение порока по вине иных лиц. А сущностный порок торгов в данном деле заключался в нарушении процесса формирования цены продажи и способствовал ее необоснованному занижению.

Как и в предыдущих делах, суд проигнорировал специальные правила ст. 449 ГК РФ. Однако здесь решение можно оправдать наличием аналогичной позиции в практике ВАС РФ6 и явного злоупотребления правом, которое чаще всего влечет исход дела не в пользу недобросовестной стороны.

5См.: постановление АС Уральского округа от 16.09.2019 по делу № А60-6129/2012.

6См.: постановление Президиума ВАС РФ от 24.06.2014 № 3894/14.

165

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 6/2020

Вопрос о выборе между общими и специальными основаниями оспаривания торгов должен решаться исходя из правил о соотношении lex generalis и lex specialis. Если фактические обстоятельства целиком охватываются диспозицией специальной нормы, то она подлежит применению. Напротив, если в деле имеются юридически значимые факты, которые выходят за рамки диспозиции специальной нормы, то следует применять общую норму. Большинство случаев оспаривания торгов покрываются правилами ст. 449 ГК РФ, а выход за их пределы и обращение

кобщим правилам возможны, например, в случае злоупотребления правом.

1.2.Основания недействительности договора, заключенного по результатам торгов

1.2.1. Недействительность договора в связи с признанием торгов недействительными

Вопрос о том, является ли договор, заключенный по результатам недействительных торгов, оспоримым или ничтожным, был поднят на уровне Верховного Суда РФ7.

Организатор торгов допустил нарушение в части оповещения общественности о проводимых им торгах. Прокурор обратился с требованием о применении последствий ничтожности договора, заключенного по результатам этих торгов. ВС РФ указал, что общее правило п. 2 ст. 168 ГК РФ не препятствует законодателю установить оспоримость сделки или другие последствия нарушения, не связанные с ее недействительностью. Усмотрев такое установление законодателя в п. 1 и 2 ст. 449 ГК РФ, Верховный Суд сделал вывод о том, что договор, заключенный по итогам проведения торгов, является оспоримой сделкой вне зависимости от того, посягает ли он на публичные интересы либо права и охраняемые законом интересы третьих лиц. Соответственно, срок исковой давности для оспаривания договора, заключенного по результатам торгов, составляет один год.

Следует отметить, что такой подход ВС РФ не отрицает возможной оспоримости или ничтожности договора, заключенного по результатам торгов, по общим основаниям недействительности сделок. Вывод Верховного Суда касается лишь тех случаев, когда договор, заключенный по результатам торгов, оспаривается вместе с торгами по специальным основаниям, предусмотренным ст. 449 ГК РФ.

Однако неясно, каким образом следует толковать позицию Верховного Суда РФ, поскольку возможны два варианта:

1)недействительность торгов автоматически не влечет недействительности договора, заключенного по их результатам, соответственно, нужно всегда предъявлять самостоятельное требование о признании договора недействительным;

2)торги и договор, заключенный по их результатам, представляют собой единый юридический состав, поэтому оспаривать их по отдельности невозможно, а ука-

166

Судебная практика

занная в ст. 449 ГК РФ оспоримость относится к торгам и договору как цельному явлению, поэтому неверно считать торги оспоримой сделкой, а соответствующий договор — сделкой, которая становится ничтожной после признания судом торгов недействительными.

Первый вариант понимания позиции ВС РФ менее предпочтителен. Прежде всего он противоречит буквальному толкованию п. 2 ст. 449 ГК РФ. Кроме того, если заинтересованное лицо оспаривает торги, но не заявляет одновременно или после этого требование о признании недействительным соответствующего договора, то несправедливо оставлять в силе договор, базирующийся на порочных торгах, поскольку договор является продуктом переговорного процесса в форме торгов. Более того, оспаривание торгов в отрыве от разрешения вопроса о действительности договора, заключенного по их результатам, в подавляющем большинстве случаев не имеет смысла. Представляется, что единственный подлежащий оспариванию юридический факт — это сам договор, заключенный с нарушением порядка проведения торгов. В связи с этим следует воспринимать нормы ст. 449 ГК РФ об оспаривании торгов как положения об оспаривании договора, заключенного по их результатам. Иной подход приводит к ненужному удвоению сущностей и вопросам соотношения требований об оспаривании торгов и соответствующего договора, а также к проблемам с самостоятельным исчислением двух сроков исковой давности.

Так, в некоторых делах суды отказывают в удовлетворении иска об оспаривании договора, заключенного по результатам торгов, поскольку истец не заявил требование об оспаривании самих торгов, но при этом приводил доводы и доказательства, подтверждающие нарушение процедуры их проведения8. Такой отказ избыточно формален и не соответствует логике института оспаривания договора, заключенного по результатам торгов. Очевидно, что даже если бы истец заявил требование об оспаривании торгов, то его интерес все равно состоял бы в признании недействительным договора, заключенного по их результатам. В связи с этим представляется, что судам следовало разрешить спор по существу.

В практике имеются примеры, наглядно иллюстрирующие проблемы с исковой давностью при удвоении требований вместо оспаривания торгов и договора как единого целого. В одном из дел договор был заключен через длительное время после проведения самих торгов, поэтому антимонопольный орган, оспаривая договор, апеллировал к более поздней точке отсчета срока исковой давности, а не ко дню проведения торгов, как это предусмотрено ст. 449 ГК РФ9. Вероятно, суд исходил из оспоримости договора, заключенного по результатам торгов, и, не обнаружив в законе специальных правил о точке отсчета исковой давности для такого требования, счел, что применению подлежат общие правила — с момента, когда лицо узнало или должно было узнать о нарушении права. Однако такая ситуация суду показалась несправедливой, поэтому суд проявил креативность и указал, что требование об оспаривании договора, заключенного по

8См.: постановления АС Западно-Сибирского округа от 17.11.2017 по делу № А75-79/2017; АС Дальневосточного округа от 15.09.2017 по делу № А73-14175/2016; АС Московского округа от 27.07.2018 по делу № А40-93805/2017, от 13.01.2016 по делу № А40-126784/13-29-1128.

9См.: постановление АС Центрального округа от 23.01.2019 по делу № А35-6874/2017.

167

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 6/2020

результатам торгов, является дополнительным по смыслу ст. 207 ГК РФ по отношению к требованию о признании недействительными торгов, поэтому срок исковой давности по первому требованию считается истекшим в момент истечения второго.

Если бы суд не полагал, что требования о признании недействительными торгов и соответствующего договора самостоятельны, то проблема со сроками исковой давности вовсе бы не возникла и суду не пришлось бы проявлять чудеса изобретательности. Было бы достаточно указать, что для целей ст. 449 ГК РФ требование об оспаривании торгов и требование об оспаривании договора, заключенного по их результатам, — это одно и то же, а потому годичный срок исковой давности, исчисляемый со дня проведения торгов, распространяется на любое из этих требований, даже если они заявлены по отдельности. При таком подходе доводы антимонопольного органа о заключении договора позднее окончания торгов не имели бы значения, поскольку момент заключения договора по результатам торгов иррелевантен для его оспаривания в силу специального правила п. 1 ст. 449 ГК РФ о начальной точке исчисления срока исковой давности.

В связи с вышеизложенным следует обратиться ко второму варианту толкования вывода ВС РФ, который представляется более приемлемым и уже появлялся в практике Суда. Следуя позиции, закрепленной еще ВАС РФ10, Верховный Суд при разрешении одного из споров указал, что предъявление требования о недействительности торгов подразумевает также предъявление требования о недействительности договора, заключенного по их результатам, и применение последствий его недействительности11. Такой подход активно используется и в практике нижестоящих судов12.

Процедура торгов урегулирована законодательно, поэтому порок в механизме заключения договора подрывает всю сделку, а отдельное оспаривание торгов от оспаривания договора бессмысленно. Следует воспринимать основания недействительности из ст. 449 ГК РФ как основания оспаривания договора, заключенного по результатам торгов, и исчислять годичный срок исковой давности для оспаривания договора со дня проведения торгов.

Обстоятельства дела также свидетельствуют о том, что Верховный Суд намеревался сделать вывод, соответствующий второму варианту толкования. Нарушение, которое породило спор, состояло в ненадлежащей публикации сообщения о проведении торгов (не в периодической газете, а в приложении к ней, выходившем меньшим тиражом). Такое нарушение, приводящее к недоступности сведений о торгах для широкого круга общественности, подпадает под нарушения, указанные

10См.: постановление Президиума ВАС РФ от 15.07.2010 № 2814/10; п. 18 постановления Пленума ВАС РФ от 23.12.2010 № 63 «О некоторых вопросах, связанных с применением главы III.1 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)».

11См.: определение ВС РФ от 28.01.2016 по делу № 301-ЭС15-12618.

12См., напр.: постановления АС Восточно-Сибирского округа от 29.10.2015 по делу № А10-263/2014; АС Западно-Сибирского округа от 25.12.2019 по делу № А75-3397/2014; АС Уральского округа от 29.06.2018 по делу № А60-15513/2016.

168