Комментарии

ды из незаконного или недобросовестного поведения лиц, указанных в п. 1 ст. 53.1 ГК РФ, неприменима к несовершеннолетним детям контролирующих лиц.

Неприменение этой презумпции, по мнению высшего суда, обусловлено объективными особенностями отношений несовершеннолетних детей и их родителей, которым обычно присущи, с одной стороны, стремление родителей оградить детей от негативной информации, а с другой стороны, повышенный уровень доверия детей к своим родителям.

Необходимо обратить внимание на то, что в определении не делается вывод о принципиальной невозможности признания несовершеннолетнего контролирующим должника лицом. Очевидно, этот статус могут иметь и несовершеннолетние, только доказывание его наличия осуществляется по общим правилам процессуального законодательства, без использования презумпции, содержащейся в подп. 3 п. 4 ст. 61.10 Закона о банкротстве. Иной подход выводил бы всех несовершеннолетних лиц, независимо от возраста, из сферы субсидиарной ответственности и противоречил бы п. 1 ст. 1074 ГК РФ, устанавливающему самостоятельную ответственность несовершеннолетних в возрасте от 14 до 18 лет за причиненный вред.

Эта позиция Верховного Суда, конечно, неоднозначная. Есть риск ее использования в кредиторском оспаривании сделок. Например, применительно к подозрительным сделкам презюмируется знание стороны о цели должника причинить вред имущественным правам кредиторов, если она является заинтересованным по отношению к должнику лицом (п. 2 ст. 61.2 Закона о банкротстве). Если исходить из того, что объективные особенности отношений несовершеннолетних детей и их родителей не позволяют применять к несовершеннолетним детям презумпцию контролирующего выгодоприобретателя, то почему к несовершеннолетнему лицу, являющемуся стороной сделки с родителем, должна применяться презумпция осведомленности о цели должника-родителя причинить вред кредиторам?

Поэтому хочется надеяться, что разъяснения, изложенные в определении, не будут использованы широко, в противном случае кредиторское оспаривание с участием несовершеннолетних лиц будет под угрозой.

5.Далее, в определении высший суд указывает, что личности детей могут быть использованы родителями в качестве инструмента для сокрытия принадлежащего родителям имущества от обращения на него взыскания по требованиям кредиторов о возмещении вреда, причиненного родителями данным кредиторам, а также obiter dictum дает разъяснения о возможности признания сделок по отчуждению этого имущества недействительными как мнимых сделок.

Однако отсутствие признаков мнимости у сделки, по мнению Верховного Суда, не исключает возможности применения мер ответственности на основании ст. 1064 ГК РФ в связи со следующим.

Вред кредиторам может быть причинен не только доведением должника до банкротства, но и умышленными действиями, направленными на создание невозможности получения кредиторами полного исполнения за счет имущества контроли-

29

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 6/2020

рующих лиц, виновных в банкротстве должника, в том числе путем приобретения их имущества родственниками по действительным безвозмездным сделкам, не являющимся мнимыми, о вредоносной цели которых не мог не знать приобретатель.

При этом судам необходимо учитывать следующее:

–не имеет правового значения, какое именно имущество контролирующих лиц освобождается от притязаний кредиторов на основании подобной сделки — приобретенное за счет незаконно полученного дохода или иное, — поскольку контролирующее лицо отвечает перед кредиторами всем своим имуществом, за исключением того, на которое в соответствии с законом не может быть обращено взыскание;

–возмещение причиненного кредиторам вреда ограничено по размеру стоимостью отчужденного имущества;

–обязательства контролирующих лиц и приобретателей их имущества являются солидарными, что позволяет исключить возникновение неосновательного обогащения на стороне пострадавших кредиторов.

Таким образом, в определении идет разграничение субсидиарной ответственности за невозможность полного погашения требований кредиторов (доведения должника до банкротства) и ответственности за умышленные действия, направленные на создание невозможности получения кредиторами должника исполнения за счет имущества контролирующего его лица.

По нашему мнению, в этой правовой позиции высшего суда проявляется деликтная теория кредиторского оспаривания сделок, последователями которой в немецком праве XIX в. были Отто, Гарцфельд, Франке и с которой не соглашался российский дореволюционный юрист А.Х. Гольмстен. Ее суть заключается в том, что основанием права кредиторов оспаривать сделку должника является деликт, совершенный должником совместно с его контрагентом, направленный на причинение кредитору ущерба посредством лишения его имущества, которое может служить объектом взыскания7.

Конечно, кредиторы вправе требовать признания недействительной сделки по отчуждению контролирующим должника лицом своего имущества, совершенной с целью сокрытия имущества от обращения на него взыскания во вред кредиторам. Традиционными способами защиты прав кредиторов в этом случае являются внеконкурсное оспаривание (ст. 10, 168 ГК РФ) и конкурсное оспаривание (ст. 61.2 Закона о банкротстве).

Однако процедура привлечения к субсидиарной ответственности длительная, и даже без учета возможности приостановления производства по спору (до расчетов с кредиторами) получение вступившего в законную силу судебного акта о взыскании с контролирующего должника лица убытков в порядке субсидиарной

7См.: Гольмстен А.Х. Учение о праве кредитора опровергать юридические акты, совершенные должником в его ущерб, в современной юридической литературе / под ред. А.Г. Смирных. М., 2019. С. 20, 21.

30

Комментарии

ответственности на практике может занимать несколько лет. Поэтому, если мы исходим из того, что наличие кредиторского оспаривания обусловлено деликтом, то защита нарушенного права возможна не только признанием сделки недействительной и применением реституции, но и взысканием убытков, причиненных в результате этого деликта. Правопорядок должен обеспечивать эффективную защиту прав, под которой, в частности, понимается не только полное возмещение убытков, причиненных в результате их нарушения, но и оперативность в достижении этой цели.

Таким образом, при совершении сделки, по которой происходит безвозмездное отчуждение имущества контролирующего лица с целью освободить это имущество от обращения взыскания со стороны его кредиторов по обязательствам по субсидиарной ответственности, у кредиторов есть следующие способы защиты нарушенных прав:

1)оспаривание данной сделки (внеконкурсное и конкурсное);

2)возмещение убытков контрагентом по данной сделке в размере стоимости приобретенного им имущества.

Нужно отметить, что при использовании такого способа защиты нарушенных прав, как возмещение убытков, необходимо доказывать наличие у ответчика цели освободить имущество от обращения взыскания со стороны кредиторов контролирующего лица по обязательствам по субсидиарной ответственности. Следовательно, речь идет о прямом умысле деликвента, так как наличие указанной цели предполагает, что волевой элемент вины субъекта ответственности заключается в желании наступления негативных для кредиторов последствий в результате совершения сделки.

Доказать это на практике будет очень сложно, и с процессуальной точки зрения иные способы защиты нарушенных прав выглядят более предпочтительными изза установленных законодателем презумпций.

В определении не акцентируется внимание на возрасте детей В.И. Самыловских и Н.А. Кириенко в момент получения ими в дар имущества. Это связано с тем, что одному из них тогда было больше 14 лет, что согласно п. 1 ст. 1074 ГК РФ влечет его самостоятельную ответственность за причиненный вред, а второй был уже совершеннолетним.

Между тем вопрос о возрасте ответчика по данному виду деликтной ответственности имеет правовое значение, если в момент совершения им сделки по безвозмездному получению имущества контролирующего лица ответчик не достиг четырнадцатилетнего возраста. В соответствии с п. 1 ст. 1073 ГК РФ за вред, причиненный несовершеннолетним, не достигшим четырнадцати лет (малолетним), отвечают его родители (усыновители) или опекуны, если не докажут, что вред возник не по их вине.

Таким образом, если контролирующее лицо является единственным родителем малолетнего, которому он подарил имущество, или оба родителя являются конт­

31

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 6/2020

ролирующими должника лицами, то такой способ защиты нарушенных прав кредиторов, как возмещение убытков, не имеет смысла, поскольку родитель отвечает своей имущественной массой, к которой кредиторами уже предъявлено требование по субсидиарной ответственности.

Если же второй родитель малолетнего приобретателя имущества не является лицом, которое несет субсидиарную или иную ответственность перед кредиторами должника, то и здесь возможность взыскания с этого родителя убытков сомнительна, так как согласно п. 16 постановления Пленума ВС РФ от 26.01.2010 № 1 «О применении судами гражданского законодательства, регулирующего отношения по обязательствам вследствие причинения вреда жизни или здоровью гражданина» родители отвечают за вред, причиненный несовершеннолетним, если с их стороны имело место безответственное отношение к его воспитанию и неосуществление должного надзора за ним.

Следовательно, при отчуждении контролирующим лицом имущества своему малолетнему ребенку с целью освобождения данного имущества от обращения взыскания со стороны кредиторов целесообразно оспаривать сделку, по которой произошло отчуждение, а не требовать взыскания убытков с родителей.

Важно отметить, что Верховный Суд РФ, направляя спор на новое рассмотрение в части привлечения к ответственности детей В.И. Самыловских и Н.А. Кириенко, не предопределил его исход, так как указал на необходимость установить, что цель детей состояла в освобождении имущества, полученного ими по сделкам, от обращения взыскания со стороны кредиторов их родителей по деликтным обязательствам. В связи с этим если установление данной цели применительно к сыну, который был совершеннолетним на момент совершения сделок, представляется возможным в силу самого факта родственных отношений, то в отношении несовершеннолетнего сына, очевидно, этого недостаточно и, вероятно, он не будет привлечен к ответственности.

Не отрицая значимость для практики указанной правовой позиции высшего суда, тем не менее нельзя не отметить, что она вызывает ряд вопросов, на которые в определении нет прямого ответа.

Например, возникает вопрос о компетенции арбитражных судов рассматривать требование о привлечении физического лица к ответственности за умышленные действия, направленные на создание невозможности получения кредиторами должника исполнения за счет имущества контролирующего его лица. Дело в том, что в силу ст. 27, 28 АПК РФ арбитражные суды рассматривают дела, возникающие из гражданских правоотношений с участием граждан, не имеющих статуса индивидуального предпринимателя, только в случаях, предусмотренных АПК РФ и иными федеральными законами. В частности, в п. 1 ст. 61.16 Закона о банкротстве установлена компетенция арбитражных судов рассматривать заявления о привлечении контролирующих должника лиц к субсидиарной ответственности. Поэтому если арбитражный суд приходит к выводу, что заявленное требование по своей правовой природе не является требованием о привлечении к субсидиарной ответственности или иной ответственности, которое отнесено законом к компе-

32

Комментарии

тенции арбитражного суда8, то арбитражный суд в соответствии с ч. 4 ст. 39 АПК РФ должен передать его в верховный суд республики, краевой, областной суд, суд города федерального значения, суд автономной области или суд автономного округа того же субъекта Российской Федерации для направления его в суд общей юрисдикции, к подсудности которого оно отнесено законом.

Кроме того, даже если спор относится к компетенции арбитражных судов, то возникает вопрос о его подсудности арбитражному суду, рассматривающему (рассматривавшему) дело о банкротстве должника. В Законе о банкротстве перечислены категории споров, которые рассматриваются в банкротном деле. В частности, к ним отнесены споры по заявлениям о привлечении к субсидиарной ответственности (п. 1 ст. 61.16), о взыскании убытков, причиненных должнику, по корпоративным основаниям (п. 1 ст. 61.20). Соответственно, иные категории споров рассматриваются в общеисковом производстве согласно процессуальному законодательству.

Однако Верховный Суд РФ эти вопросы не затрагивает, а, отправляя на новое рассмотрение спор в части требований налогового органа к детям В.И. Самыловских и Н.А. Кириенко, фактически признает компетенцию арбитражных судов по данной категории споров и необходимость их рассмотрения в рамках дела о банкротстве должника.

Необходимо обратить внимание на то, что это не первый случай, когда при квалификации заявленного требования о привлечении к субсидиарной ответственности как требования о привлечении к иному виду ответственности у высшего суда не возникает вопросов о компетенции и подсудности. Так, в определении от 05.03.2019 № 305-ЭС18-15540 по делу № А40-180646/2017 ВС РФ проводит разграничение субсидиарной ответственности и ответственности за вред, причиненный отдельному кредитору в результате предоставления ему ложной информации о должнике при получении кредита9. При этом ответчиками являлись физические лица (менеджмент должника) и дело было направлено на новое рассмотрение в суд первой инстанции, ранее рассматривавший дело о банкротстве должника.

5.В заключение отметим, что определение является важным, хоть и небесспорным этапом в развитии российского банкротного права. Вероятно, предложенная

8В п. 20 постановления № 53 разъяснено, что независимо от того, каким образом при обращении в суд заявитель поименовал вид ответственности и на какие нормы права он сослался, суд применительно к положениям ст. 133 и 168 АПК РФ самостоятельно квалифицирует предъявленное требование. При недоказанности оснований привлечения к субсидиарной ответственности, но доказанности противоправного поведения контролирующего лица, влекущего иную ответственность, в том числе установленную ст. 53.1 ГК РФ, суд принимает решение о возмещении таким контролирующим лицом убытков. В то же время Закон о банкротстве в ст. 61.20 прямо относит рассмотрение заявлений о взыскании убытков, причиненных должнику, по основаниям, предусмотренным корпоративным законодательством, к подсудности арбитражного суда, рассматривающего дело о банкротстве должника, а также возвратившего заявление о признании должника банкротом или прекратившего производство по делу о банкротстве.

9Правовая позиция из этого определения включена в п. 27 Обзора судебной практики ВС РФ № 2 (2019), утв. Президиумом ВС РФ 17.07.2019: «Лицо, участвовавшее в переговорах от имени должника и умышленно представившее кредитору ложную информацию об имущественном состоянии должника, обязано возместить причиненный кредитору вред».

33

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 6/2020

концепция гражданско-правовой ответственности за вывод имущества контролирующих лиц получит дальнейшее развитие в практике высшего суда. В связи с этим хочется надеяться, что обозначенные выше и иные вопросы не останутся без ответа.

References

Holmsten A.Kh. Theorical Explanation on the Creditor’s Right to Refute Legal Acts Committed by the Debtor to His Detriment in Modern Legal Literature [Uchenie o prave kreditora oprovergat’ yuridicheskie akty, sovershennye dolzhnikom v ego uscherb, v sovremennoi yuridicheskoi literature]. Moscow, Izdanie knig kom, 2019. 252 p.

Information about the author

Radik Lotfullin — Partner at Saveliev, Batanov and Partners, Lecturer at Law Faculty of the Higher School of Economics, LLM, PhD in Law (e-mail: r.lotfullin@sbplaw.ru).

34

Зарубежная практика

Кирилл Вадимович Нам

кандидат юридических наук, LLM, магистр частного права

Существенное изменение обстоятельств и договор дарения

Решение Верховного суда Германии от 18.06.2019 по делу X ZR 107/16 и комментарий к нему

В данном решении Верховный суд Германии разбирался с теоретическими аспектами доктрины существенного изменения обстоятельств (доктрина отпадения основания сделки) применительно к договору дарения. В мотивировочной части суд подробно и четко определил, как представления сторон договора дарения о наличии определенных обстоятельств могут образовывать основание сделки в случае с дарением. Это решение должно быть интересно российскому гражданскому праву прежде всего с точки зрения лучшего понимания правовых идей, заложенных в ст. 451 ГК РФ. А преломление теории существенного изменения обстоятельств применительно к договору дарения, наверное, вообще еще не находило освещения в российской доктрине.

Ключевые слова: существенное изменение обстоятельств, отпадение основания сделки, договор дарения

35

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 6/2020

Kirill Nam

PhD in Law, LLM, Master of Private Law

Substantial Change of Circumstances and Gift Contract

Judgment of the Supreme Court of Germany, № X ZR 107/16, 18 June 2019, with Commentary

In this decision, the German Supreme Court dealt with the theoretical aspects of the doctrine of significant change of circumstances (the doctrine of avoidance of the basis of the transaction) in relation to the gift contract. The court clearly explained how representations of the parties to the contract of donation about the presence of certain circumstances can form the basis of the transaction in the case of donation. This decision should be interesting to Russian lawyers first of all from the point of view of a better understanding of the legal ideas included in art. 451 of the Civil Code of the Russian Federation. Moreover, the application of the doctrine of significant change of circumstances in relation to the gift contract has probably not been covered by the Russian doctrine at all yet.

Keywords: significant change of circumstances, loss of the basis of the transaction, gift contract

Перевод решения суда

Верховный суд Германии Именем народа Решение

X ZR 107/16

Оглашено 18 июня 2019 г.

§ 313, абз. 1 § 516 ГГУ

а) Представления дарителя о том, что подарок (жилая недвижимость) его дочери и ее спутнику жизни предназначался для использования ими в качестве жилья для длительного совместного проживания могут образовывать основание договора дарения, если такие намерения осознавались или должны были осознаваться одаряемыми (подтверждение: решения BGH от 19.01.1999 X ZR 60/97, NJW 1999, 1623 и от 03.02.2010 XII ZR 189/06, BGHZ 184, 190).

b)Дарение не порождает длящегося обязательственного отношения. Поэтому для отпадения основания сделки недостаточно лишь того, чтобы совместное проживание прекращалось раньше смерти одного из партнеров. Но если совместное пользование жильем длилось слишком короткое время по сравнению с тем, что ожидалось дарителем при совершении дарения, то по общему правилу здесь следует говорить об отпадении основания сделки.

36

Зарубежная практика

c)В этом случае, как правило, даритель вправе отказаться от договора дарения и потребовать вернуть подаренное или его денежный эквивалент.

Десятый состав по гражданским делам Верховного суда Германии в составе председательствующего судьи проф. д-ра Meier-Beck, судей Gröning, Hoffmann, д-ра Kober-Dehm и д-ра Marx на основании устных слушаний 19 марта 2019 г. постановил:

Решение четвертого Гражданского сената Бранденбургского Верховного земельного суда от 26.10.2016 отменить в части взыскания с ответчика процентов за период с 01.05.2014 по 31.01.2015 в размере пяти процентных пунктов выше соответствующей базовой процентной ставки от суммы 46 440,77 евро. Решение Второй гражданской палаты земельного суда Потсдама от 20.08.2015 изменить, в удовлетворении иска в этой части отказать.

Дальнейшему пересмотру дело не подлежит.

Судебные расходы отнести на ответчика.

Обстоятельства дела

Истица, осуществляя свое право, а также право своего супруга, требует от ответчика вернуть денежные суммы, потраченные им вместе с дочерью истицы на приобретение жилой недвижимости.

Истица и ее супруг являются родителями бывшей сожительницы ответчика. Дочь истицы и ответчик находились во внебрачном союзе с 2002 г. В 2011 г. ими для совместного проживания был приобретен дом с земельным участком. Истица с ее супругом (далее — истица) предоставили им для оплаты дома в общей сложности 104 109,10 евро. 28 февраля 2013 г. дочь истицы и ответчик расстались. С 13 января 2014 г. истица требует вернуть предоставленные суммы.

В иске истица, ссылаясь на договоренность о займе, требовала возврата половины суммы. Ответчик утверждал, что полученные суммы, за исключением 2000 евро, были предоставлены безвозмездно. Из суммы займа в размере 2000 евро ответчик выплатил с его общего с дочерью истицы счета 1400 евро. Долг в размере 600 евро был им признан.

Земельным судом иск был удовлетворен. В апелляционной инстанции взысканная сумма была снижена до 47 040,77 евро плюс проценты. От остальной части суммы иска истица отказалась. В заявлении о пересмотре дела ответчик указывает на непризнание им исковых требований и просит в иске отказать.

37

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 6/2020

Мотивировочная часть

Заявление о пересмотре дела в основном является необоснованным.

I.Мотивировка апелляционной инстанции заключалась в следующем:

Истица имеет право на получение суммы в размере 47 040,77 евро на основании частичного признания долга в размере 600 евро и оставшейся суммы вследствие отпадения основания сделки в договоре дарения, на наличие которого ссылался ответчик. Вследствие этого не имеет значения, заключался ли между сторонами договор займа. Истица может ссылаться на отпадение основания сделки, так как с расставанием ее дочери с ответчиком обстоятельства, лежавшие в основании договора дарения, существенным образом были изменены. К таким обстоятельствам относится осознаваемое ответчиком представление истицы о том, что его отношения с ее дочерью будут продолжительны. Учитывая интересы сторон договора дарения, независимо от того, что ответчик и дочь истицы не были в браке и не намеревались его заключать, следует, что истица не должна быть связана договором. Отношения молодых после дарения продлились лишь 1¾ года, что является слишком коротким сроком.

Дочь истицы фактически проживала с ответчиком в общем доме не менее четырех лет. Тем самым ожидания истицы при дарении, что ее дочь получит определенные выгоды от этого, частично были оправданны. Срок в четыре года следует соотнести с ожидаемым в момент дарения сроком совместного проживания. Нужно исходить из ожидания того, что совместное проживание продлится до смерти одного из партнеров. Предполагаемый в момент дарения срок совместного проживания должен быть рассчитан исходя из возраста ответчика, так как как он старше дочери истицы. Такой срок составляет 47,58 лет. Следовательно, четырехлетнее фактическое совместное проживание до расставания составляет 8,4% от ожидаемого срока совместного проживания. Таким образом, цель договора дарения была достигнута только на 8,4%. Поскольку ответчик приобрел только 50% доли в собственности недвижимости, то необходимо учитывать лишь половину подаренной суммы, оставшейся после частичного погашения (51 354,55 евро), которая после вычета 8,4% была рассчитана как присужденная ко взысканию. Возражение ответчика об истечении срока давности не является обоснованным.

II.Однако указанное обоснование решения апелляционной инстанции верно только в части полученного результата.

1.Апелляционный суд правильно квалифицировал финансовую помощь истицы как дарение ее дочери и ответчику.

2.Апелляционный суд также правильно и в соответствии с имеющейся судебной практикой Верховного суда (vgl. BGH, Urteile vom 3. Dezember 1971 — V ZR 134/69, NJW 1972, 247 [zu II.]; vom 19. Januar 1999 — X ZR 60/97, NJW 1999, 1623 [zu 4 b]; vom 21. Dezember 2005 — X ZR 108/03, NJW-RR 2006, 699 [zu 2 a]; vom 3. Februar 2010 — XII ZR 189/06, BGHZ 184, 190 Rn. 25) исходил из того, что ос-

38