Экзамен зачет учебный год 2023 / ВЭП РФ №6 (2020)

Свободная трибуна

традиционно признается, что добросовестного приобретения права требования существовать не может, поскольку это исключительно вещный институт57.

В ст. 3:94 ГК Нидерландов указано, что возможно приобретение обязательственных прав, полученных по недействительной сделке, при условии добросовестности приобретателя в момент уведомления должника. Голландские авторы обосновывают столь широкое использование концепции добросовестного приобретения развитием рынка финансовых инструментов, требующего гибких способов защиты участников оборота58. Введение такой конструкции стало возможным в силу наличия в праве Нидерландов идеи каузальной распорядительной сделки, «вещного» эффекта уведомления или регистрации отдельных видов уступки, обеспечивающих надлежащий способ легитимации прав отчуждателя права требования.

Таким образом, развитие концепции о добросовестном приобретении прав требований от неуправомоченного отчуждателя в сочетании с идеей каузальности распорядительных сделок является одним из возможных вариантов защиты оборота прав требований, учитывающих добросовестность цессионария, что представляет собой более тонкий механизм, чем грубо действующий принцип абстракции. Тем не менее данная концепция имеет существенный недостаток в виде отсутствия надежного легитимирующего факта обладания правом.

Заключение

В настоящей работе представлен краткий обзор основных моделей защиты оборота прав требований: принцип абстракции и каузальная модель передачи требования (в сочетании с добросовестным приобретением). С помощью этих двух догматических моделей можно прийти к одинаковому решению — конечной защите цессионария.

Принцип абстракции представляет собой эффективный инструмент улучшения оборота прав, однако имеет ряд существенных недостатков, которые, на наш взгляд, нивелируют его достоинства. В связи с тем, что принцип абстракции не может учитывать все практические нюансы оборота, введение конструкции добросовестного приобретения имущественных прав видится более практичным инструментом, учитывающим поведение участников оборота. Впрочем, и эта конструкция имеет существенный недостаток — отсутствие надежного легитимирующего факта обладания правом, с которым может связываться добросовестность приобретателя.

С учетом наличия недостатков в каждой из моделей главный вопрос сводится не к тому, какую модель выберет правопорядок, а к тому, будет ли в целом защищаться добросовестный цессионарий. Он выходит далеко за рамки догматики права и требует отдельного политико-правового исследования.

57См.: Эннекцерус Л. Курс Германского гражданского права. Т. 1. Полутом 2. М., 1950. С. 273.

58См.: Transnational Comparative, Commercial, Financial and Trade Law. P. 80.

139

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 6/2020

References

Baybak V.V. Assignor’s Liability for the Validity of the Assigned Right. Case Comment on the Judgment of RF SC No. 304- ЭС14-8595, 8 June 2015 [Otvetstvennost’ tsedenta za deystvitel’nost’ ustuplennykh trebovaniy. Kommentariy k opredeleniyu Sudebnoy kollegii po ekonomicheskim sporam VS RF ot 08.06.2015 No. 304-ES14-8595]. The Herald of Economic Justice of the Russian Federation [Vestnik ekonomicheskogo pravosudiya Rossiiskoi Federatsii]. 2015. No. 7. P. 11–15.

Baybak V.V. Claim Right as an Object of Civil Сirculation [Obyazatel’stvennoe trebovanie kak ob’ekt grazhdanskogo oborota]. Moscow, Statut, 2005. 220 p.

Baybak V.V., Ilyin A.V., Karapetov A.G. et al. A Сommentary on the SC RF Plenary Ruling of 21 December 2017 No. 54 «On Certain Issues in the Application of RF Civil Code Chapter 24 on Contractual Assignment of Rights and Debts under an Obligation» [Kommentariy k postanovleniyu Plenuma VS RF ot 21.12.2017 No. 54 «O nekotorykh voprosakh primeneniya polozheniy glavy 24 Grazhdanskogo kodeksa Rossiiskoi Federatsii o peremene lits v obyazatelstve na osnovanii sdelki»]. The Herald of Economic Justice of the Russian Federation [Vestnik ekonomicheskogo pravosudiya Rossiiskoi Federatsii]. 2018. No. 2. P. 36 – 92, No. 3. P. 80–137.

Bevzenko R.S. Fight for Pledge: Third Stage of Pledge Law Reform in Russia [Borba za zalog: tretiy etap reformy zalogovogo prava Rossii]. Civil Law Review [Vestnik grazhdanskogo prava]. 2015. No. 2. P. 8–50.

Bevzenko R.S. Responsibility of the Assignor for the Validity of the Assigned Right [Otvetstvennost’ tsedenta za deystvitel’nost’ ustupaemogo prava]. Corporate Lawyer [Korporativnyy yurist]. 2006. No. 9. P. 54–56.

Bridge M. Personal Property Law. 3rd ed. Oxford, OUP, 2002. 240 p.

Budilov V.M. Acquisition of the Right of Ownership by Agreement in German Conception of Property Law: to the Discussion on the Development of Russian Property Law [Priobretenie prava sobstvennosti po dogovoru v kontseptsii veschnogo prava Germanii: k diskussii o razvitii rossiiskogo veschnogo prava]. Moscow, Statut, 2015. 560 p.

Dalhuisen J.H., ed. Transnational Comparative, Commercial, Financial and Trade Law. 3rd ed. Oxford, Hart Publishing, 2007. 1468 p.

Egorov A.V. Separation of an Independent Dispositive Transaction. What are the Advantages of the Principle of Abstraction [Vydelenie samostoyatel’noj sdelki po peredache prava. V chyom preimushchestva printsipa abstraktsii]. Arbitrazh Practice [Arbitrazhnaya praktika]. 2015. No. 3. P. 54–64.

Enneccerus L. German Civil Law Course. Vol. 1. Half-Vol. 2 [Kurs germanskogo grazhdanskogo prava. T. 1. Polutom 2]. Moscow, Inostrannaya literatura, 1950. 483 p.

Faber W., Lurger B., eds. National Reports on the Transfer of Movables in Europe. Volume 6: The Netherlands, Switzerland, Czech Republic, Slovakia, Malta, Latvia. Munich, Sellier, 2011. 596 p.

Faber W., Lurger B. Principles of European Law, Study Group on a European Civil Code, Acquisition and Loss of Ownership of Goods. Munich, C.H. Beck, 2011. 1736 p.

Gorbatov K.A. The Abstractness and the Causality of Assignment [Abstraktnost’ i kauzal’nost’ tsessii]. Civil Law Review [Vestnik grazhdanskogo prava]. 2012. No. 3. P. 155–173.

Hau W. Vertragsanpassung und Anpassungsvertrag. Jus privatum. Band 83. Tuebingen, Mohr Siebeck, 2003. 465 s.

Karapetov A.G., ed. Law of Contract and Obligations (General Part): Commentaries to Articles 307–453 of the Civil Code of the Russian Federation [Dogovornoe i obyazatelstvennoe pravo: obschaya chast’: postateinyi kommentariy k st. 307–453 Grazhdanskogo kodeksa Rossiiskoi Federatsii]. Moscow, Statut, 2017. 1120 p.

Karner E. Gutglaeubiger Mobiliarerwerb Zum Spannungsverhaeltnis von Bestandsschutz und Verkehrsinteressen. Wien, Springer, 2006. 340 s.

Kolotilov O.V. The State’s Registration of Rights in Real Property as Legitimate Fact [Gosudarstvennaya registratsiya prav na nedvizhimost’ kak legitimiruyuschiy fakt]. Civil Law Review [Vestnik grazhdanskogo prava]. 2009. No. 1. P. 87–106.

Koziol H. Shine and Poverty of German Civil Law Dogma. German Law — an Example for Europe? [Blesk i nischeta nemetskoi tsivilisticheskoi dogmatiki. Nemetskoe pravo — primer dlya Evropy?]. Civil Law Review [Vestnik grazhdanskogo prava]. 2012. No. 6. P. 227–288.

Krasavchikov O.A. Legal Facts in Soviet Civil Law [Yuridicheskie fakty v sovetskom grazhdanskom prave]. Moscow, Gosyurizdat, 1958. 182 p.

Novitskiy I.B. The Principle of Good Faith in the Draft Law of Obligations [Printsip dobroi sovesti v proekte obyazatelstvennogo prava]. Civil Law Review [Vestnik grazhdanskogo prava]. 2006. No 1. P. 124–181.

Salomons A. Deformalisation of Assignment Law and the Position of the Debtor in European Property Law. European Review of Private Law, 2007. No. 5. P. 639–657.

Samoylov E.Yu. Good Faith as a Prerequisite for the Protection of the Purchaser in Civil Circulation [Dobrosovestnost’ kak predposylka zaschity priobretatelya v grazhdanskom oborote]. Civil Law Review [Vestnik grazhdanskogo prava]. 2009. No. 3. P. 66–101.

140

Свободная трибуна

Shapp Ya. System of German Civil Law [Sistema germanskogo grazhdanskogo prava]. Moscow, Mezhdunarodnye otnosheniya, 2006. 360 p.

Shirvindt A.M. About Owner Possession Disposal against Will in a Context of Vindication Restriction [K voprosu o vybytii veschi iz vladeniya sobstvennika pomimo ego voli v kontekste ogranicheniya vindikatsii], in: On Ownership: Collection of Essays for the Anniversary of K.I. Sklovskiy [O sobstvennosti: Sbornik statei k yubileyu K.I. Sklovskogo]. Moscow, Statut, 2015. P. 334–361.

Sklovskiy K.I. Transaction and Its Effect. Commentary to Chapter 9 of the Russian Federation Civil Code (Definition, Types and Form of Transactions. Transaction Invalidity) [Sdelka i ee deistvie. Kommentarii glavy 9 GK RF (ponyatie, vidy i forma sdelok. Nedeistvitel’nost’ sdelok)]. Moscow, Statut, 2015. 176 p.

Stadler A. Gestaltungsfreiheit und Verkehrsschutz durch Abstraktion. Tuebingen, Mohr Siebeck, 1996. 797 s.

Sukhanov E.A. The Notion of Securities [O ponyatii tsennykh bumag], in: Private Law and Financial Market: Collection of Articles [Chastnoe pravo i finansovyi rynok: sb. st.]. Moscow, Statut, 2011. P. 107–115.

Van Vliet L. Acquisition and Loss of Ownership of Goods — Book VIII of the Draft Common Frame of Reference. Zeitschrift für Europaeisches Privatrecht, 2011. No. 2. S. 294–334.

Vitol’ E.Yu. The Nature of Liability of Assignor (Part I) [Priroda otvetstvennosti tsedenta (chast’ pervaya)]. Civil Law Review [Vestnik grazhdanskogo prava]. 2017. No. 4. P. 84–115.

Wolf M. Sachenrecht. 19 Aufl. Muenchen, C.H. Beck, 2003. 467 s.

Zweigert K., Koetz H. Comparative Private Law: in 2 vols. Vol. I. Basics. Vol. II. Contract. Unjust Enrichment. Tort [Sravnitel’noe chastnoе pravo: v 2 t. T. I. Osnovy. T. II. Dogovor. Neosnovatel’noe obogashhenie. Delikt]. Moscow, Mezhdunarodnye otnosheniya, 2010. 728 p.

Information about the author

Kirill Mikhailov — Master Student at Master of Private Law Program at Law Faculty of Lomonosov Moscow State University (e-mail: mikhaylovkm24@gmail.com).

141

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 6/2020

Антон Валерьевич Ильин

профессор юридического факультета НИУ «Высшая школа экономики» (Санкт-Петербург), доктор юридических наук

Контроль суда за распорядительными действиями сторон1

Распорядительные действия сторон (отказ от иска, признание иска, мировое соглашение) подлежат контролю суда, а именно проверке на соответствие закону. Они имеют неодинаковую правовую природу, а потому различным должен быть подход суда к такой проверке. Отказ истца от иска должен проверяться только на соответствие процессуальному закону, в то время как признание иска и мировое соглашение — и процессуальному, и материальному. Критерием для такой дифференциации служат особенности законной силы судебных актов, в основу которых положены распорядительные действия сторон. Проверка на соответствие процессуальному закону предполагает установление судом, свободно ли сформировалось у стороны желание на совершение распорядительного действия, адекватно ли оно было выражено, понимает ли сторона последствия совершения такого действия. Проверка на соответствие материальному закону совершаемого признания иска или заключенного мирового соглашения предполагает установление судом ex officio, является ли сделка, положенная в основу названных распорядительных действий, ничтожной или оспоримой.

Ключевые слова: отказ от иска, признание иска, мировое соглашение, инструкционный принцип

1Автор выражает сердечную благодарность Д.В. Мокрушину и Р.Р. Репину за ценное обсуждение этого мемуара и остроумные замечания.

142

Свободная трибуна

Anton Ilyin

Professor of the Higher School of Economics (St. Petersburg), Doctor of Laws

Control of the Court over the Dispositive Actions of the Parties

Dispositive actions of the parties (waiver of claim, recognition of the claim, settlement agreement) are subject to court control, namely verification of compliance with the law. Dispositive actions of the parties have different legal nature and therefore the approach of the court to such verification should be different. The plaintiff’s waiver of claim should be checked only for compliance with the procedural law, while the recognition of the claim and the settlement agreement — both procedural and material. The criteria for such differentiation are the features of the legal force of judicial acts, which are based on the dispositive actions of the parties. A check for compliance with procedural law presupposes that the court determines whether the party freely formed a desire to take an dispositive action, whether it was adequately expressed, whether the party understands the consequences of such dispositive action. Verification of compliance with the material law of the recognition of a claim or a settlement agreement concluded involves an ex officio determination by the court whether the transaction underlying the said dispositive actions is invalid, regardless of whether it can be considered null and void or voidability.

Keywords: waiver of claim, recognition of the claim, settlement agreement, court guidance principle

Предоставленная законом возможность для сторон определять судьбу процесса посредством совершения таких распорядительных действий, как отказ от иска, признание иска, заключение мирового соглашения, всегда рассматривалась как важнейшее проявление свободы сторон в процессе — отражение принципа диспозитивности. В то же время реализация этой возможности поставлена под контроль суда: суд не принимает отказ истца от иска, признание иска ответчиком и не утверждает мировое соглашение сторон, если это противоречит закону или нарушает права и законные интересы других лиц (ч. 2 ст. 39 ГПК РФ, ч. 5 ст. 49

АПК РФ).

Подобные формулировки вызывают множество вопросов: на соответствие какого закона следует проверять суду потенциальное распорядительное действие, в каком случае распорядительные действия могут рассматриваться как нарушающие права других лиц, как далеко может зайти суд в своей проверке? Установление основания и пределов для такого контроля суда выступает, таким образом, важнейшей практической задачей, без решения которой невозможно эффективно распоряжаться спорным правом.

При этом нельзя не отметить, что одним из центральных вопросов науки гражданского процессуального права является вопрос о том, как судебное решение влияет на материально-правовые отношения, ставшие предметом судебного разбирательства. Говоря о последствиях распорядительных действий, позволительно спросить: производят ли эти действия какой-либо эффект в спорном материальном праве или же они направлены исключительно на завершение процесса на нужных сторонам или одной из сторон условиях? Решение этого вопроса может как раз по-

143

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 6/2020

способствовать определению пределов контроля суда за распорядительными действиями сторон: если какой-либо эффект есть, то основание и пределы контроля суда за распорядительными действиями могут определяться целями материальноправового регулирования соответствующих отношений. Но если его нет, то вряд ли можно отыскать основания для обширного контроля за такими действиями со стороны суда.

Процессуальный закон, перечисляя отказ от иска, признание иска и заключение мирового соглашения вместе, как бы намекает на то, что подход к проверке на соответствие закону возможности осуществления названных распорядительных действий должен быть единым. Однако такой вывод был бы поспешным.

Если вспомнить, что распорядительные действия так называются потому, что посредством их совершения сторона распоряжается (определяет юридическую судьбу) заявленным в суд иском (или своим правом на судебную защиту от предъявленного иска), то трудно не заметить различия в последствиях совершения разных распорядительных действий.

Вслучае принятия судом отказа от иска или утверждения им мирового соглашения суд прекращает производство по делу (абз. 4 и 5 ст. 220 ГПК РФ, п. 4 ч. 1 и ч. 2 ст. 150 АПК РФ), а при принятии судом признания иска суд удовлетворяет иск. Тем самым в первом случае процессуальный закон исходит из того, что истец распоряжается (в одностороннем порядке или под согласованным с ответчиком условием) правом на предъявление иска, а во втором случае речь идет о создании ответчиком условий для подтверждения судом наличия у истца права на удовлетворение иска. Если принятие судом признания иска или утверждение им мирового соглашения дает истцу (и в ряде случаев ответчику) право требовать принудительного исполнения материально-правовых требований, нашедших отражение в резолютивной части решения суда или в утвержденных судом условиях мирового соглашения (ч. 2 ст. 153.11, ст. 210, ч. 1 ст. 428 ГПК РФ, ч. 2 ст. 142, ч. 1 ст. 182 АПК РФ), то при принятии судом отказа от иска ни о каком принудительном исполнении каких-либо материально-правовых требований нельзя говорить в принципе.

Внастоящей статье я намерен показать, что пределы контроля суда за распорядительными действиями сторон должны определяться дифференцированно в зависимости от того, о каком распорядительном действии — отказе от иска, признании иска или заключении мирового соглашения — идет речь, поскольку их природа отличается.

Начнем с анализа такого распорядительного действия, как отказ от иска.

Цель отказа от иска — прекратить (ликвидировать) процесс без каких-либо мате- риально-правовых последствий2 для истца с тем, чтобы в будущем не было возможности вновь инициировать это дело. Истец отказывается от иска потому, что не видит для себя смысла в продолжении процесса, так как ответчик, получив уведомление о начале против него процесса, добровольно удовлетворил материаль-

2Судебные расходы к таким не относятся. См.: Ильин А.В. К вопросу о допустимости квалификации судебных расходов в качестве убытков // Вестник гражданского права. 2011. № 6. С. 120–129.

144

Свободная трибуна

но-правовое притязание истца или сам истец вдруг осознал бесперспективность заявленного в суд требования и не хочет тратить свои и чужие время и деньги на продолжение этого безнадежного для него дела. Соответственно, процессуальный закон признает принятый судом отказ истца от иска основанием для прекращения производства по делу, вследствие которого повторное обращение в суд по спору между теми же сторонами, о том же предмете и по тем же основаниям не допускается (ст. 221 ГПК РФ, ст. 151 АПК РФ).

Из того обстоятельства, что отказ от иска влечет прекращение производства по делу, а не отказ в удовлетворении иска (симметрично с признанием иска), вытекает, что целью этого процессуального действия является не допустить принятие судом решения по существу, т.е. добиться того, чтобы суд не устанавливал существование и содержание спорных материальных правоотношений, а только ликвидировал процесс. Если бы целью истца при отказе от иска служил отказ от права, которое заявлено в суд в качестве спорного и наличие которого у истца на стадии возбуждения дела предполагается, то отказ от иска влек бы принятие судом решения об отказе в удовлетворении иска, поскольку, отказавшись от иска и тем самым от спорного права, истец подтвердил бы отсутствие у него права, годного для принудительного осуществления через суд. Между тем закон исходит из обратного, а именно из того, что истец, отказываясь от иска, отказывается от судебной защиты своего предполагаемого и спорного права, и суд, не вдаваясь в вопросы о том, есть ли в действительности у истца это право, нарушено ли оно ответчиком, обладает ли на самом деле спорным правом ответчик и проч., прекращает процесс без выяснения сути дела.

Поэтому определение суда о прекращении производства по делу является по существу бессодержательным, ведь оно не отражает ни анализ исследованных судом доказательств и установленных на них основе обстоятельств, ни осуществленную судом правовую квалификацию заявленных требований, т.е. ничего, кроме как указание на отказ от иска, принятие его судом и распределение судебных расходов. Поскольку определение суда о прекращении производства по делу как любой судебный акт отражает деятельность суда по вопросу, по которому принимается такое определение, а при прекращении производства по делу в данном случае предметом судебного рассмотрения является вопрос о наличии или отсутствии такого основания, как отказ от иска, и ничего более, то ни о какой материально-правовой квалификации3 самого отказа от иска (например, является ли он односторонней сделкой) при вынесении судом определения о прекращении производства по делу говорить не приходится.

Но может быть, определение суда о прекращении производств по делу в связи с отказом истца от иска должно содержать анализ допустимости совершения такого процессуального действия с материально-правовой точки зрения?

Прежде всего следует отметить, что отказ от иска, даже если мы могли бы дать этому процессуальному действию материально-правовую квалификацию, не может

3Обсуждению вопросу о том, является ли отказ от иска распоряжением субъективным материальным правом, посвящена обширная литература. В настоящей статье я привожу новые аргументы против такого вывода. Хороший разбор ранее высказанных аргументов см.: Русинова Е.Р. Отказ от иска в теории и практике гражданского процесса // Российский юридический журнал. 2006. № 4. С. 128–134.

145

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 6/2020

быть признан отказом от права, поскольку, как уже говорилось ранее, обратное привело бы к отождествлению применительно к этому основанию прекращения производства по делу и рассмотрения дела по существу и, следовательно, определения суда о прекращении дела и решения суда. Однако процессуальный закон вслед за доктриной отделяет право на предъявление иска от права на удовлетворение иска, прекращение производства по делу от рассмотрения дела по существу и придает упомянутым судебным актам силу в неодинаковом объеме.

Особо следует отметить, что отказ от иска не может рассматриваться как прощение долга. С точки зрения закона он представляет собой одностороннее волеизъявление истца, мнением ответчика суд при этом не интересуется. Для воспрепятствования принятию судом отказа истца от иска ответчик не имеет процессуальных средств, кроме как обращать внимание суда на то, что отказ от иска противоречит закону. Поэтому отказ от иска не может расцениваться ни как договор, каковым является прощение долга4, ни как распорядительная односторонняя сделка, правовой эффект которой может быть отменен с обратной силой другой односторонней сделкой5.

Несмотря на то, что в ряде случаев можно признать за ответчиком интерес в рассмотрении дела по существу (например, ответчик заинтересован в установлении обстоятельств дела, которые при вступлении решения суда в законную силу будут признаны преюдициальными), который не достигается при прекращении судом производства по делу, придание юридического значения отказу от иска не должно быть поставлено под условие получения согласия на это ответчика. Виной тому служит принцип диспозитивности, предоставляющий истцу свободу в распоряжении своим процессуальным правом на предъявление иска, а значит, и в определении судьбы предъявленного иска; собственно, поэтому отказ от иска и называется распорядительным действием. Интересы же ответчика при этом имеют второстепенное значение, но тем не менее признаются в части возмещения понесенных ответчиком в связи с участием в процессе судебных расходов и обеспечения запрета истцу вновь возбуждать этот спор в суде. Если бы мы хотели обеспечить интерес ответчика в полном выяснении всех обстоятельств дела и их закреплении в решении суда, то это потребовало бы разрешения дела по существу по всем делам, что уничтожило бы само право истца на отказ от иска.

По моему мнению, придание отказу от иска материально-правового значения и, соответственно, возложение на суд обязанности проверять его на соответствие материальному закону не соответствовало бы ни целям, ни законным ожиданиям истца, отказывающегося от иска.

Действительно, в чем могут состоять законные ожидания истца? Если определение о прекращении производства по делу вследствие своей бессодержательности не несет ни обязательности, ни преюдициальности, ни исполнимости, то

4См.: Сарбаш С.В. Элементарная догматика обязательств. 2-е изд. М., 2017. С. 326–327.

5См. остроумный анализ действующей редакции ст. 415 ГК А.А. Павловым: Договорное и обязательственное право (общая часть): постатейный комментарий к статьям 307–453 Гражданского кодекса Российской Федерации / отв. ред. А.Г. Карапетов. М., 2017. С. 795–796 (автор комментария к ст. 415 — А.А. Павлов).

146

Свободная трибуна

и истец, отказывающийся от иска, не может рассчитывать на то, что с помощью этого определения он как-либо сейчас изменит свое положение в спорном материальном правоотношении, легализует с помощью суда какие-то свои действия, получит основание для изменения своего положения в будущем. Отмеченная бессодержательность определения суда о прекращении дела (процесс прекращен, поскольку этого хочет истец, а нет судьи без истца (nemo iudex sine actore), и на этом всё) говорит о том, что отказ от иска представляет собой отказ от принудительной, через суд, реализации материально-правового требования, которое, оставшись без судебной защиты, по общему правилу переходит в разряд натуральных и подчиняется судьбе подобных требований. Соответственно, отказ от иска как отказ от права требовать проведения процесса в свою пользу, вообще говоря, не препятствует истцу вне процесса распорядиться спорным материальным правом любым образом, и прекращение производства по делу в связи с отказом от иска также не препятствует этому.

В качестве контрпримера можно привести ситуацию, когда, по мнению высших судебных инстанций, право собственности на вещь возникает у добросовестного приобретателя в силу п. 2 ст. 223 ГК РФ в случае, когда вступило в законную силу решение суда об отказе в удовлетворении иска собственника к этому приобретателю об истребовании имущества из чужого незаконного владения (п. 13 постановления Пленума ВС РФ № 10, Пленума ВАС РФ № 22 от 29.04.2010 «О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав»). Поскольку здесь возникновение права собственности у добросовестного приобретателя связывается с невозможностью для собственника через суд отобрать вещь у приобретателя, то на первый взгляд кажется, что отказ собственника от виндикационного иска вызывает те же последствия, что и отказ в удовлетворении иска, а именно невозможность повторного предъявления тождественного иска, а значит, отказ от иска должен влечь аналогичный материально-правовой эффект — возникновение права собственности у ответчика.

Я думаю, такая аналогия ошибочна, и дело тут не только в уже отмеченном неправомерном отождествлении прекращения производства по делу с рассмотрением дела по существу. Если мы считаем, что отказ от иска влечет материально-пра- вовые последствия, то суд должен проверить отказ истца от иска на соответствие материальному закону, предусматривающему такие последствия. В данном случае это означало бы, что при отказе собственника от виндикационного иска суд, имея в виду, что принятие такого отказа повлечет возникновение права собственности у ответчика, должен проверить, в частности, подпадает ли ответчик под признаки добросовестного приобретателя, даже когда сам ответчик не заявляет, что он — добросовестный приобретатель. Если же позиция ответчика изначально строилась на том, что он — добросовестный приобретатель, то проверка правомерности отказа от иска превращается в рассмотрение дела по существу, что полностью обес­ смысливает это процессуальное действие.

При этом как суд будет осуществлять такую проверку? О совершении процессуального действия просит истец, значит, именно на нем и лежит бремя доказывания его правомерности. Однако истец не заинтересован в доказывании обстоятельств, объективно свидетельствующих за ответчика и против истца. Если все

147

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 6/2020

бремя доказывания возложить на ответчика, то для этого нет никаких оснований. Не будем забывать о том, что получать согласие ответчика на принятие отказа от иска суд в силу закона не обязан, и в этом смысле мнение ответчика суд не очень интересует. Можно предположить, что раз ответчик вследствие отказа собственника от виндикационного иска может приобрести вещь, то он будет радостно способствовать суду в достижении желанной истины. Однако, во-первых, ответчик может не желать стать собственником этой вещи, а во-вторых, он может выбрать позицию наблюдателя, рассудив так, что если суду надо что-то проверить, то пусть суд сам это и делает. Если предположить лучшее, а именно то, что истец (изза желания поскорее покинуть этот процесс) и ответчик (из-за алчности) ринутся доказывать суду, что ответчик является добросовестным приобретателем, то мы внутри искового производства получаем фактически производство особое — без конфликта интересов сторон — об установлении факта, имеющего юридическое значение.

При неблагоприятном исходе такой проверки суд откажет в принятии отказа от иска и процесс продолжится, несмотря на все нежелание истца его продолжать. Единственное, что ему остается, — воспользоваться возможностью (да и то только с помощью ответчика) склонить суд к оставлению иска без рассмотрения через двойную неявку в заседание (абз. 7, 8 ст. 222 ГПК РФ, п. 9 ч. 1 ст. 148 АПК РФ).

При благополучном итоге такого разбирательства мы получим не решение, а определение суда о прекращении производства по делу в связи с принятием судом отказа истца от иска. Это определение по своему значению как акт, ликвидирующий процесс без рассмотрения дела по существу, не обладает свойством обязательности (ч. 2 ст. 13 ГПК РФ, ч. 1 ст. 16 АПК РФ), а значит, с его помощью ответчику нельзя будет доказать никому, включая и реестродержателя, что теперь собственником вещи является он. При этом само это определение о прекращении производства по делу не может содержать обоснование того, что ответчик стал собственником спорной вещи, поскольку закон не требует от суда указывать этого в тексте подобного рода определений (ст. 221 ГПК РФ, абз. 2 ч. 1 ст. 151 АПК РФ)6.

Соответственно, ни к какому материальному эффекту даже в такой неординарной ситуации отказ от иска непосредственно привести не может. При этом за построение такой искусственной и бесполезной конструкции мы бы заплатили большую цену — полностью пожертвовали бы принципом диспозитивности. Единственное, чем может помочь в данном случае определение суда о прекращении производства по делу (неважно, по какому основанию оно принято), — это послужить подтверждением того, что собственник вещи более в суд к этому ответчику обратиться не может, но, повторю еще раз, непосредственно из него не может следовать вывод о том, что ответчик стал собственником спорной вещи.

6Конечно, de lege ferenda можно требовать, чтобы отказ от виндикационного иска приводил к вынесению решения суда по существу. Но тогда становится неясно, почему отказ от других типов исков будет влечь принципиально иные процессуальные последствия, ведь существо процессуального действия остается прежним. Если же мы хотим сделать так, чтобы отказ от иска всегда приводил к отказу в удовлетворении иска, то в таком случае отказ от иска изменил бы свою суть — он стал бы рассматриваться как признание правоты ответчика, как признание наоборот. Это бы исключило необходимость в отказе от иска как таковом.

148