Экзамен зачет учебный год 2023 / МЛОГОС КНИГА 4 (807-860.15 ГК) 2019 Заем, кредит, факторинг, вклад и счет

не место разбирать. Следует иметь в виду, что на момент написания настоящего текста ни одно, ни другое решение в российской судебной практике не реализовано1. Соответственно, факторинговым компаниям следует проявлять повышенную осторожность при приобретении требований, которые сами клиенты ранее приобретали у третьих лиц. Столь же внимательными должны быть и те, кто приобретает у факторинговой компании требования, перешедшие к ней от клиента: последующее выявление недействительности договора факторинга повлечет ретроспективную отмену перехода права к факторинговой компании, что, в свою очередь, в силу принципа каузальности означает автоматическую отмену перехода права и к финальному цессионарию. В такой ситуации единственным способом защиты конечного цессионария в настоящий момент является предъявление им требований

овозврате уплаченной за данное право цены и возмещении убытков к факторинговой компании.

Включенные в гл. 24 ГК РФ общие правила о переходе обязательственных прав (в частности, переходе таких прав в силу сделки цессии) в соответствии с комментируемым пунктом применяются и к переходу обязательственных прав на основании договора факторинга, что абсолютно естественно. Но, как отмечено в комментируемом пункте, данные общие правила применяются в той части, в которой соответствующие отношения не урегулированы нормами о факторинге. В конце 1990-х гг., когда судебная практика толковала общие правила

оцессии крайне ограничительно и блокировала уступку будущих, спорных требований, уступку требований по уплате неустойки, а также дебиторской задолженности в ситуации, когда цедент остается в договорных отношениях с должником в отношении последующих этапов или периодов, нормы ГК РФ о факторинге выглядели в ряде аспектов более либеральными. Тем не менее в современных условиях, когда практически все искусственные барьеры в отношении оборота требований устранены за счет эволюции судебной практики и поправок в общие правила о цессии, последние в большинстве случаев перестают конфликтовать с правилами о цессии при факторинге. В правилах

офакторинге имеется ряд норм, которые не касаются цессии как та-

ковой, а затрагивают иные аспекты договорных отношений клиента и фактора (например, ст. 825, 831 ГК РФ), но если сконцентрироваться исключительно на нормах, касающихся цессии в рамках факторин-

1Договорное и обязательственное право (общая часть): постатейный комментарий к статьям 307–453 Гражданского кодекса Российской Федерации / Отв. ред. А.Г. Карапетов. С. 597–598 (автор комментария к ст. 389.1 ГК РФ – В.В. Байбак).

739

говых отношений, картина в целом выглядит следующим образом: подавляющее большинство норм ГК РФ о факторинге, затрагивающих вопросы перехода права, просто дублируют современные нормы ГК РФ о цессии или провозглашают правовые решения, которые без какихлибо сомнений применимы и к цессии на основании других договоров

(например, п. 1–2 ст. 826, ст. 828, п. 1 ст. 829, ст. 830, п. 1 ст. 832, ст. 833

ГК РФ). В некоторых из таких случаев текстуальные отличия носят преимущественно случайный характер и не предопределяют различные правовые решения сходных вопросов, если принять во внимание то, как общие нормы о цессии толкуются судами. Ряд норм составлены крайне неудачно и особого значения вовсе не имеют (п. 3 ст. 826, п. 3 ст. 829 ГК РФ). В то же время ряд специфических норм, которые установлены в отношении цессии в правилах о факторинге и при этом не следуют из текста общих норм ГК РФ о цессии или их толкования, обнаружить можно (например, п. 2 ст. 829, п. 2 ст. 832 ГК РФ).

4. Факторинг и иные договоры. Как было показано выше, критерии выделения договора факторинга не в полной мере прояснены, но ситуация становится вовсе драматичной, если принять во внимание п. 4 комментируемой статьи, согласно которой «участники гражданского оборота могут заключать также иные договоры, в соответствии с которыми осуществляется уступка денежных требований и которые предусматривают обязанность одной из сторон совершить одно или несколько действий, указанных в подпунктах 1–4 пункта 1 настоящей статьи». Если бы здесь законодатель указал на возможность в рамках иных договоров сочетать уступку денежного требования и один из указанных в подп. 1–4 п. 1 элементов, логика нормы была бы очевидна. Она состояла бы в том, что договор, по которому денежное требование уступается в обмен на оплату, или в целях обеспечения заемного притязания, или исключительно в целях оказания услуг по взысканию долга, вытекающего из уступленного требования, является законным, но не является факторингом. Но п. 4 комментируемой статьи говорит об одном или нескольких действиях, указанных в подп. 1–4 п. 1 комментируемой статьи. Но ведь если в договоре уступка денежного

требования сочетается как минимум с двумя из указанных в подп. 1–4 п. 1 комментируемой статьи элементами, такой договор в силу прямого указания в п. 1 данной статьи является именно факторингом. Остается недоумевать, зачем же тогда вообще нужно выделять договор факторинга в отдельный договорный тип и снабжать его специфическим правовым регулированием? Таким образом, вопрос о специфичности договора финансирования под уступку денежного требования и от-

740

личиях его от иных поименованных и непоименованных договорных типов остается открытым. Понять такое решение законодателя крайне затруднительно.

5. Факторинг как смешанный договор и принципы комбинирован-

ного регулирования. Как уже отмечалось, в договоре финансирования под уступку денежного требования часто присутствуют элементы различных поименованных и непоименованных договоров: в случае безвозвратной модели факторинга элемент купли-продажи смешивается с элементом возмездного оказания услуг, обеспечительного факторинга – элементы займа и непоименованного договора обеспечительной передачи права (фидуция в обеспечительных целях, fiducia cum creditore), факторинга для целей инкассо – элемент возмездного оказания услуг и непоименованного договора передачи права в целях управления (фидуция в целях управления, fiducia cum amico). Данное обстоятельство отчасти учтено в п. 5 комментируемой статьи. Так, в части, касающейся возмездной уступки требования, отношения сторон подобны купле-продаже требования; это позволяет применять к договору факторинга, заключенному по безвозвратной модели, положения о купле-продаже при выявлении пробелов в специфических нормах гл. 43 ГК РФ, о чем и сказано в комментируемом пункте. Касательно встречающегося в ряде из указанных моделей факторинга элемента услуг уместно субсидиарное применение норм о возмездном оказании услуг в том объеме, в котором они не входят в противоречие со специфическими нормами гл. 43 ГК РФ, так что указание на сей счет в комментируемом пункте также абсолютно очевидно. Наконец, обеспечительный факторинг, предполагающий возвратность предоставленного клиенту финансирования, в силу прямого указания в комментируемом пункте подчиняется также нормам о займе, применяемым опять же

всубсидиарном порядке. При этом нормы ГК РФ о купле-продаже, возмездном оказании услуг или займе не применяются к соответствующим элементам договора факторинга не только там, где они вступают

впротиворечие со специальными нормами о факторинге, но и тогда, когда невозможность или нецелесообразность их применения следует

из существа отношений по договору факторинга.

Впринципе, все вышесказанное и вытекающее из положений п. 5 комментируемой статьи было бы достаточно очевидно, даже если бы

вГК РФ данного пункта не было, а применялись общие правила п. 3 ст. 421 ГК РФ о смешанном договоре, которые основываются на принципе комбинированного регулирования и отключении данного принципа там, где это предопределяется существом заключенного договора.

741

Статья 825. Финансовый агент

В качестве финансового агента договоры факторинга могут заключать коммерческие организации.

Комментарий

Вопрос о субъектном составе договора финансирования под уступку денежного требования решался в нашем законодательстве по-разному. Изначально предполагалось, что это будет договор со специальным субъектом на стороне финансового агента и, соответственно, для осуществления факторинговой деятельности нужно получать лицензию. Позже стало понятно, что лицензирование в этой области избыточно. Сейчас в качестве фактора может выступать любая коммерческая организация, за исключением тех, которые обладают специальной правоспособностью, не охватывающей факторинговые операции. Например, в силу п. 4 ст. 18 Закона о государственных и унитарных предприятиях такие юридические лица, основанные на праве хозяйственного ведения, не вправе без согласия собственника совершать сделки, связанные с предоставлением займов и уступкой требований, что вряд ли согласуется с природой факторинговой деятельности.

В силу п. 3 ст. 23 ГК РФ, распространяющего на индивидуальных предпринимателей правила о коммерческих организациях, есть основания допускать до ведения факторингового бизнеса и индивидуальных предпринимателей. Впрочем, на практике нам неизвестно о занятии индивидуальных предпринимателей такой деятельностью.

Как следует квалифицировать договор финансирования под уступку денежного требования, где на стороне финансового агента выступает иной субъект, например гражданин? Здесь многое зависит от того, какой тип факторинга имеет место.

Как право должно реагировать на договоры факторинга, в которых в качестве фактора выступает гражданин, не являющийся индивидуальным предпринимателем? Эта проблема носит универсальный характер и касается множества ситуаций, когда закон допускает до права

вступления в те или иные договоры только предпринимателей, но суд сталкивается с нарушением данного императивного предписания. Тут возможны различные решения.

Во-первых, возможна такая логика: гражданам, не являющимся индивидуальными предпринимателями, закон (правила о купле-продаже и цессии) не запрещает приобретать денежные требования у третьих лиц. Поэтому установленный в комментируемой статье запрет на учас-

742

тие граждан, не являющихся предпринимателями, в роли фактора распространяется только на случаи заключения именно договора факторинга (о сложностях разграничения разных вариантов договора факторинга и иных договоров, предполагающих уступку денежных требований, см. комментарий к п. 1 ст. 824 ГК РФ). Применительно же к договору безвозвратного факторинга, следуя принципу favor contractus, суды должны применять описанный запрет с учетом доктрины конверсии сделки, как минимум если договор предусматривает разовую уступку. Иначе говоря, видимо, целесообразно переквалифицировать такой договор, предполагающий уступку денежных требований и в дополнение к этому оказание услуг по учету и агентских услуг в отношении неких иных денежных требований цедента, в обычное возмездное соглашение о цессии с отсечением той части сделки, которая касается услуг. Что же до обеспечительного и инкассо факторинга, то сфера применения установленного в комментируемой статье запрета зависит от того, как мы готовы определять пределы охвата таких конструкций (см. п. 1.2–1.3 комментария к ст. 824 ГК РФ). Если даже разовую сделку предоставления займа с обеспечением в виде уступки денежного требования или разовую сделку передачи денежного требования для целей оказания услуг по взысканию долга (на инкассо), не сопровождаемые какими-то дополнительными услугами цессионария в отношении иных требований, пока остающихся у цедента, мы будем готовы считать факторингом, то предусмотренный в настоящей статье запрет означает жесткий запрет на участие граждан в подобных сделках на стороне цессионария. Такие сделки ничтожны в силу ст. 168 ГК РФ, как нарушающие прямой законодательный запрет. Если же факторинг в его обеспечительном и инкассо-вариантах видеть только там, где договор носит длящийся характер и предусматривает дополнительные услуги

вотношении требований, еще не перешедших к цессионарию, то установленный запрет следует применять аналогично ситуации безвозвратной модели факторинга: отсекать элемент услуг за счет признания его ничтожным и сохранять в силе изолированный заем с обеспечением

ввиде передачи займодавцу денежного требования или изолированной уступки для целей взыскания долга.

Во-вторых, возможно и принципиально иное решение: вовсе отказаться от признания договора факторинга в любой его ипостаси тотально или даже частично ничтожным, несмотря на то что в качестве фактора выступает обычный гражданин, не являющийся формально предпринимателем, вместо этого применяя к фактору-гражданину лишь публично-правовые санкции за занятие незаконной предпринимательской деятельностью. Положения п. 2 ст. 168 ГК РФ допускают,

743

что в некоторых случаях из природы законодательного запрета в случае его нарушения достаточно каких-либо иных санкций и такая санкция, как ничтожность сделки, избыточна.

Какой-либо ясности в контексте случаев нарушения указанного в комментируемой статье предписания в судебной практике нет.

Статья 826. Денежное требование, являющееся предметом уступки

1.Предметом уступки по договору факторинга могут быть денежное требование или денежные требования:

1) по существующему обязательству, в том числе по обязательству, возникшему из заключенного договора, срок платежа по которому наступил либо не наступил (существующее требование);

2) по обязательству, которое возникнет в будущем, в том числе из договора, который будет заключен в будущем (будущее требование) (ста-

тья 388.1).

2.Денежное требование переходит к финансовому агенту (фактору)

вмомент заключения договора факторинга, если иное не установлено таким договором. При этом будущее требование переходит к финансовому агенту (фактору) с момента его возникновения, если договором не предусмотрено, что будущее требование переходит позднее.

3.Если договор факторинга заключен ранее момента перехода денежного требования к финансовому агенту (фактору), дополнительное оформление перехода денежного требования не требуется.

Комментарий

1. Предмет уступки. В рамках договора факторинга может быть уступлено как одно или несколько конкретных требований, так и целый «пул» дебиторской задолженности (так называемый оптовый факторинг). С практической точки зрения договоры финансирования под уступку денежного требования редко заключаются в отношении

конкретных требований. Гораздо чаще факторинговая компания берет на себя работу со значительной частью дебиторской задолженности клиента. При таких оптовых уступках важнейшей задачей является индивидуализация предмета уступки с такой степенью определенности, которая позволит избежать риска признания договора незаключенным. Как известно, предмет уступки может быть не только определенным, но и определимым. В первом случае стороны индивидуализируют

744

конкретное требование или несколько требований с такой степенью определенности, что их можно идентифицировать уже в момент заключения договора факторинга (например, указаны основания возникновения этих требований, стороны, предмет, срок платежа и т.п.). Во втором случае сторонам необходимо сформулировать в договоре факторинга критерии, применив которые не только они сами, но и любое третье лицо (в том числе судья) сможет определить, об уступке каких требований договорились фактор и клиент на момент перехода требований к фактору. Согласно ст. 5 Оттавской конвенции 1988 г. условие договора факторинга, предусматривающее передачу существующих или будущих требований, действительно даже в отсутствие индивидуального обозначения требований, если во время заключения контракта или во время возникновения требований они могут быть определены. Впрочем, не вполне понятно, могут ли стороны договора указать, что к факторинговой компании переходят все существующие или возникающие в будущем требования клиента к конкретным должникам (например, требование по оплате любых поставок, которые фактор осуществил в адрес конкретного покупателя либо осуществит

вбудущем по одному конкретному или любым заключенным между сторонами договорам в пределах оговоренного срока). Проблема здесь состоит в том, что такое условие о предмете уступки позволяет идентифицировать соответствующие требования и момент их перехода с достаточной степенью определенности при рассмотрении споров

всуде, но при подобном описании предмета договора фактор до суда может испытывать сложности в понимании того, какие конкретно требования и когда перешли к нему. Клиент в целом будет понимать, какие требования и когда перешли в имущественную массу фактора, но последний может не иметь четкого представления на сей счет. Как представляется, вряд ли такой способ идентификации предмета уступки должен влечь признание договора незаключенным, но сторонам стоит, видимо, избегать такой модели идентификации предмета уступки во избежание правовой неопределенности. Например, фактор, не зная о том, что некое право к нему перешло, мог не предпринять необходимых действий для взыскания долга с должника в судебном

порядке и пропустить срок исковой давности.

Вроссийском праве не вполне прояснен вопрос о допустимости еще более общего определения предмета отчуждения и допустимости глобальной уступки всех оборотоспособных существующих и (или) будущих требований цедента по отношению к любым третьим лицам (либо отчуждения всего имеющегося или попадающего в будущем

всобственность продавца иного имущества). Может ли договор, яв-

745

ляющийся основанием для уступки, столь общим образом определять предмет отчуждения, или в такой ситуации следует считать, что предмет договора не согласован? В равной степени неясен данный вопрос и применительно к факторингу.

Впрочем, насколько позволяет судить доступная нам информация, на практике стороны идентифицируют вполне конкретные требования, переходящие к фактору, и описанные выше способы фиксации не определенного, а определимого предмета уступки встречаются нечасто.

1.1. Существующие и будущие требования. В п. 1 комментируемой статьи достаточно удачно решена проблема разграничения существующих и будущих требований. Напомним, что в прежней редакции в категорию будущих требований совершенно необоснованно были включены так называемые несозревшие требования (т.е. права по обязательствам, которые уже возникли, но еще не подлежат принудительному исполнению вследствие того, что срок исполнения еще не наступил). В действующей редакции п. 1 комментируемой статьи эта ошибка исправлена: к будущим отнесены только требования, которые еще вообще не возникли (например, по еще не заключенным контрактам); возникшие же требования, включая несозревшие, помещены в категорию существующих.

Остается неразрешенным вопрос о том, к какой категории следует отнести требования из уже заключенных договоров, возникновение которых поставлено под отлагательное правосделочное условие (отлагательное условие, встроенное в сделку в рамках реализации договорной свободы сторон) или условие права (отлагательное условие, встроенное в правоотношения сторон в силу указаний в законе; стороны могут лишь уточнить конкретное обстоятельство, являющееся условием, но не могут устранить саму условность обязательства, не выйдя за рамки соответствующего условного в силу своей природы института). К обязательствам, поставленным под отлагательное условие, можно отнести, например, требования об уплате неустойки до нарушения договора, о компенсации расходов или потерь до их возникновения;

овыплате страхового возмещения до возникновения страхового случая;

овозврате обеспечительного платежа по истечении срока, на который он внесен, при невозникновении оснований для засчитывания встречных требований клиента к должнику; об истребовании денег от эскроу-агента при наступлении условий для раскрытия эскроу;

овозврате предоплаты на случай расторжения договора; о выплате той или иной суммы долга, образующегося при наступлении условия того или иного дериватива и т.п. Как представляется, такие требова-

746

ния должны считаться будущими, так как в силу п. 1 ст. 157 ГК РФ наступление отлагательного условия приводит к возникновению обязательства, соответственно, до наступления отлагательного условия требование не просто не созрело, а вовсе не существует. Впрочем, следует сказать, что в науке иногда высказывается точка зрения, согласно которой отлагательно обусловленные обязательства возникают в момент заключения договора и созревают при наступлении условия ровно таким же образом, как созревают обязательства, зависящие от наступления срока. В правоприменительной практике единообразный подход к решению данного вопроса не выработан.

Также вызывает споры вопрос о том, должно ли считаться существующим или будущим требование о внесении оплаты за осуществляемое встречное предоставление (поставляемый товар, выполняемые работы, оказываемые услуги и т.п.) по синаллагматическому договору, если договор или закон предусматривают, что оплата производится при условии осуществления такого встречного предоставления, но последнее еще не осуществлено. После осуществления встречного предоставления такой долг, безусловно, является существующим, пусть, возможно, и несозревшим (если договор устанавливает срок на его погашение). Но как квалифицировать такое требование до осуществления встречного предоставления? Одни юристы считают, что речь идет о таком же условном требовании, которое лишь возникает при осуществлении встречного исполнения; другие возражают и отличают такую ситуацию от обязательства, поставленного под классическое отлагательное правосделочное условие или условие права.

Косвенно первый подход находит поддержку в судебной практике. Так, согласно п. 1 ст. 5 Закона о несостоятельности (банкротстве) «возникшие после возбуждения производства по делу о банкротстве требования кредиторов об оплате поставленных товаров, оказанных услуг и выполненных работ являются текущими», что означает непомещение их в реестр требований кредиторов должника и погашение их в ходе осуществления процедур банкротства. Те же требования, которые возникли до возбуждения дела о банкротстве, согласно российскому законодательству о банкротстве попадают по общему правилу в реестр

требований кредиторов должника. Иначе говоря, момент возникновения денежного требования имеет в рамках банкротства колоссальное практическое значение. Судебная практика в связи с этим указывает на то, что обязательство по оплате оказанных услуг, выполненных работ или поставленных товаров с условием об отсрочке платежа возникает не в момент заключения такого синаллагматического договора, а в момент осуществления предшествующего исполнения (поставки

747

товара, оказания услуг, выполнения работ и т.п.). Соответственно, если этот момент имел место после возбуждения дела о банкротстве, требование об оплате будет текущим. В Определении КЭС ВС РФ от 6 июля 2017 г. № 303-ЭС17-2748 указано на сей счет следующее: «Срок исполнения денежного обязательства не всегда совпадает с датой возникновения самого обязательства… Для целей определения момента возникновения обязанности по оплате услуг по смыслу п. 1 ст. 779 Гражданского кодекса РФ… значение имеет дата оказания этих услуг» (см. также п. 2 Постановления Пленума ВАС РФ от 23 июля 2009 г.

№63 и Определение КЭС ВС РФ от 5 июля 2017 г. № 306-ЭС17-1387). Тот факт, что отмеченная судебная практика исходит из того, что

встречное обязательство осуществить последующее исполнение по синаллагматическому договору возникает не в момент заключения договора, а в момент осуществления предшествующего исполнения, косвенно свидетельствует в пользу того, что возникновение такого встречного обязательства поставлено под условие. Ведь согласно п. 1 ст. 157 ГК РФ отлагательное условие как раз и смещает в будущее момент возникновения прав и обязанностей. Тем не менее вопрос нельзя признать окончательно проясненным и разрешенным в российском праве. Нормы о банкротстве брать в качестве единственного критерия разграничения гражданско-правовых институтов безропотно нельзя, так как в банкротстве происходят невероятные искажения классической цивилистической догматики.

Вопрос о том, касается ли уступка в описанной ситуации существующего (пусть и несозревшего) или лишь будущего требования, имеет важное практическое значение, так как и ст. 388.1 ГК РФ об уступке будущих требований, и п. 2 комментируемой статьи устанавливают различное решение для определения момента перехода права из имущественной массы цедента (клиента) в имущественную массу цессионария (фактора) (подробнее см. п. 2 комментария к настоящей статье).

Остается только добавить, что наряду с самими денежными требованиями к фактору переходят по умолчанию (если иное не оговорено в договоре факторинга) и дополнительные требования, связанные с основным уступаемым требованием (например, право на взыскание

неустойки или процентов по ст. 395 ГК РФ), а также акцессорные обеспечительные права (залог, поручительство). Это следует из применения общих правил о цессии (п. 1 ст. 384 ГК РФ). То же указано

ив ст. 7 Оттавской конвенции 1988 г.

2.Момент перехода требования. В решении вопроса о моменте перехода уступаемого требования законодатель, по сути, воспроизвел те

748