Экзамен зачет учебный год 2023 / МЛОГОС КНИГА 4 (807-860.15 ГК) 2019 Заем, кредит, факторинг, вклад и счет

права по правилам ст. 429.2–429.3 ГК РФ, никак не может быть квалифицирующим признаком договорного типа и предопределять какую-то специфику регулирования. Любой договор можно заключать как в виде дискретного контракта с четко очерченным предметом (пусть, возможно, и включающим несколько разных обязательств), так и в виде рамочного договора, рассчитанного на многократное применение, не содержащего существенных условий конкретной сделки, но периодически восполняемого сторонами на предмет таких существенных условий путем заключения отдельных дополнительных соглашений (или посредством осуществления одной из сторон своего секундарного опционного права конкретизировать существенные условия в пределах согласованных лимитов). Это касается договоров купли-продажи, подряда, оказания услуг и даже деривативов. Очевидно, это касается и факторинга, что бы мы под ним не понимали. Тот факт, что на рынке принято оформлять факторинг посредством рамочного договора и его последующего восполнения дополнительным соглашением, никакого значения для вопросов правовой квалификации иметь не может.

1.9. Итоговые замечания по поводу определения квалифицирующих признаков договора факторинга. Как представляется, идея сформировать единое законодательное регулирование для безвозвратной, обеспечительной или инкассо-моделей уступки денежных требований (т.е. для договоров с принципиально разной каузой) выглядит очень сомнительно. Законодателю следовало бы вовсе исключить из ГК РФ данную главу. В свое время, когда во второй половине 1990-х гг. общие правила о цессии необоснованно толковались судами предельно ограничительно (не допускалась уступка спорных требований, будущих требований, требований по оплате еще не поставленного товара и т.п.), какая-то логика в существовании специального регулирования для уступок, совершаемых в пользу профессиональных скупщиков денежных требований, могла быть теоретически обнаружена. Но в нынешних условиях, когда сам оборот денежных требований был предельно либерализован и все указанные выше ограничения отменены вначале в судебной практике, а теперь и в законе (вплоть до отмены в ст. 388 ГК РФ возможности оспаривания уступок денежных требований, совершаемых в наруше-

ние договорного запрета на такую уступку), смысл существования отдельного регулирования факторинга отпадает. Законодатель пытается «сохранить лицо», но все попытки выработать какие-то критерии дифференциации договора факторинга от иных вариантов уступки денежных требований за счет выделения элементов дополнительных услуг выглядят искусственно и не вполне убедительно. В любом случае дополнение элемента купли-продажи денежного требования

729

какими-то услугами по учету или агентскими услугами в отношении иных требований клиента никак не может предопределить какие-то сущностные отличия в регулировании отношений сторон, связанных с уступкой и финансированием, которые требовали бы специального законодательного регулирования. Все возникающие вопросы на стыке правил о купле-продаже и возмездного оказания услуг могут решаться так же, как они решаются и в отношении любых иных смешанных договоров с учетом правил ст. 421 ГК РФ. Если и следовало что-либо в законодательстве урегулировать, так это специфику фидуциарных конструкций обеспечительной уступки (если в принципе признать целесообразным допущение такой формы титульного обеспечения) и, возможно, уступки в целях взыскания, но смешивать это регулирование с правилами о купле-продаже абсолютно нецелесообразно.

Ситуация усугубляется в свете нормы п. 4 комментируемой статьи, буквальное толкование которой вовсе делает разграничение факторинга и иных договоров крайне проблематичным (подробнее см. комментарий к п. 4 настоящей статьи).

1.10. Соотношение с прежней дефиницией факторинга. Дефиниция факторинга, обсуждаемая выше, пришла 1 июня 2018 г. на смену прежней дефиниции, содержавшейся в комментируемой статье. Прежняя редакция ст. 824 ГК РФ гласила следующее: «По договору финансирования под уступку денежного требования одна сторона (финансовый агент) передает или обязуется передать другой стороне (клиенту) денежные средства в счет денежного требования клиента (кредитора) к третьему лицу (должнику), вытекающего из предоставления клиентом товаров, выполнения им работ или оказания услуг третьему лицу, а клиент уступает или обязуется уступить финансовому агенту это денежное требование. Денежное требование к должнику может быть уступлено клиентом финансовому агенту также в целях обеспечения исполнения обязательства клиента перед финансовым агентом». Кроме того, согласно той же прежней редакции ст. 824 ГК РФ «обязательства финансового агента по договору финансирования под уступку денежного требования могут включать ведение для клиента бухгалтерского учета, а также предоставление клиенту иных финансовых услуг, связан-

ных с денежными требованиями, являющимися предметом уступки». В рамках прежней редакции ГК РФ одной из наиболее часто обсуждаемых являлась проблема разграничения договора факторинга и обычного соглашения о возмездной уступке (купле-продаже) требования. На основе прежней редакции гл. 43 ГК РФ, действовавшей более 20 лет, дать формально-юридический ответ на этот вопрос было затруднительно. Дело в том, что, помимо собственно уступки требова-

730

ния за плату, никаких дополнительных квалифицирующих признаков договора факторинга в законе не было. Оказание каких-либо услуг не являлось необходимым квалифицирующим признаком договора факторинга, но лишь могло включаться в текст договора факторинга. По тексту прежней редакции ГК РФ получалось, что обычная изолированная купля-продажа денежного требования (или обеспечительная уступка одного конкретного денежного требования) может быть квалифицирована в качестве факторинга. Если в случае с обеспечительным вариантом уступки это можно было бы признать логически возможным решением, ибо уступка в целях обеспечения не охватывалась иными поименованными договорными конструкциями, то типичная модель купли-продажи денежного требования полностью охватывалась правовым режимом купли-продажи имущественного права (п. 4 ст. 454 ГК РФ). Соответственно, по прежней редакции ГК РФ различить обычную продажу денежного требования и факторинг становилось затруднительным, что являлось объектом постоянной критики.

Видимо, осознавая сложности в выделении квалифицирующих признаков факторинга, законодатель и попытался изменить дефиницию этого договора, использовав формулу «уступка + любые два из указанных в подп. 1–4 п. 1 ст. 824 ГК РФ обязательств». Но, как мы показали ранее, эта новая попытка отделить факторинг от иных договорных конструкций также далека от совершенства и порождает множество иных проблем, подводя под законодательный режим факторинга (договора финансирования под уступку денежного требования) не только куплю-продажу денежных требований и заем с обеспечительной уступкой, но еще и инкассо-цессию, не предполагающую какого-либо финансирования в принципе.

Изменение дефиниции договора факторинга порождает вопрос о квалификации в качестве факторинга тех договоров, которые заключались до 1 июня 2018 г. Очевидно, что новые критерии отделения факторинга от иных договоров, закрепленные в действующей сейчас редакции комментируемой статьи (когда их значение будет окончательно прояснено в судебной практике), не могут автоматически применяться к договорам, заключенным ранее, в силу общих положений

ст. 422 ГК РФ о действии новых норм гражданского законодательства во времени. В то же время следует заметить, что и ранее некоторые авторы предлагали считать оказание фактором дополнительных услуг, которое, согласно буквальному прочтению прежней редакции ст. 824 ГК РФ, казалось лишь опциональным элементом содержания договора факторинга, в действительности ключевым квалифицирующим признаком факторинга. В общем и целом вопрос о квалификации заклю-

731

ченного договора в качестве договора факторинга в условиях действия прежней редакции ГК РФ, который так и не был прояснен в судебной практике ранее, мы также позволяем себе не решать, ибо настоящая книга посвящена толкованию новой редакции ст. 824 ГК РФ. Тем не менее это не значит, что данный вопрос вовсе лишен практического значения в свете реформы ГК РФ. Еще достаточно долго суды будут вынуждены рассматривать споры, вытекающие из заключенных до 31 мая 2018 г. договоров и подпадающие в силу ст. 422 ГК РФ под действие прежней редакции ГК РФ. Беда лишь в том, что по большому счету мы как раньше не вполне четко понимали, что собой представляет этот странный договорный тип, так и сейчас ясность в данном вопросе не наступила.

1.11. Иные характеристики договора. Договор факторинга может быть построен по консенсуальной модели, о чем свидетельствуют использованные законодателем выражения «обязуется уступить», «обязуется оплатить оказанные услуги», «обязуется совершить не менее двух следующих действий». В то же время здесь следует сделать два замечания.

Во-первых, в контексте безвозвратной и инкассо-моделей факторинга консенсуальность кажется на первый взгляд вполне естественной, так как и договор купли-продажи, и договор оказания услуг носят консенсуальный характер. Но указание в комментируемом пункте на обязательство уступить требование в дефиниции договора факторинга вступает в противоречие с п. 2 ст. 826 ГК РФ, согласно которому денежное требование переходит к финансовому агенту (фактору) в момент заключения договора факторинга, если иное не установлено таким договором. Иначе говоря, согласно специальной норме по умолчанию договор факторинга предполагает автоматический и мгновенный переход требования (т.е. содержит распорядительное волеизъявление с немедленным правовым эффектом), а обязательство произвести уступку будет налицо лишь тогда, когда на это имеется прямое указание

вдоговоре. В данной коллизии следует отдавать приоритет норме п. 2 ст. 826 ГК РФ, а дефиницию договора факторинга, и без того страдающую неясностью, воспринимать в данном аспекте небуквально.

Во-вторых, в контексте обеспечительной модели факторинга

вусловиях прежней редакции ГК РФ (п. 1 ст. 807 ГК РФ), основанной на ошибочной идее об императивной реальности заемной сделки, было бы сложно говорить о том, что в силу факта заключения договора у фактора возникает обязательство предоставить заем клиенту. Но новая редакция ГК РФ, вступившая в силу 1 июня 2018 г., одновременно допустила и консенсуальность договора займа (п. 1

732

ст. 807 ГК РФ), за исключением случая, когда займодавцем является гражданин, и уточнила в п. 1 ст. 824 ГК РФ, что у фактора возникает обязательство предоставить заемное финансирование. С учетом того, что фактором (т.е. лицом, которое в рамках обеспечительного факторинга предоставляет заемное финансирование) может быть только коммерческая организация (ст. 825 ГК РФ), никакого противоречия между п. 1 ст. 807 ГК РФ и дефиницией договора обеспечительного факторинга нет.

Договор факторинга имеет возмездный характер, поскольку стороны совершают взаимообусловленные встречные предоставления. В рамках безвозвратной модели факторинга фактор платит цену за отчуждаемое ему требование, а дополнительные услуги, которые фактор оказывает клиенту в отношении еще не перешедших ему требований, оплачиваются клиентом. В рамках обеспечительной модели факторинга взамен получения заемного финансирования клиент уплачивает фактору либо проценты, либо некое фиксированное вознаграждение, не зависящее от периода пользования деньгами, либо проценты и фиксированное вознаграждение (сама уступка здесь предметом обмена не является, а осуществляется в обеспечительных целях). Наконец, в рамках инкассо-модели факторинга, по сути, коллекторские услуги фактора оплачиваются клиентом (уступка здесь носит служебный характер и направлена на обеспечение для фактора возможности такие услуги оказать).

Договор факторинга, очевидно, является обязательственной сделкой, во исполнение которой совершается распорядительная сделка – уступка требования (подробнее о соотношении правил о цессии (самой распорядительной сделке, направленной на непосредственный перенос прав на цессионария) и правил ГК РФ о факторинге см. комментарий

кп. 3 настоящей статьи).

1.12.Участие должника в договоре факторинга. Должник по усту-

паемому требованию в договоре факторинга не участвует. Его лишь необходимо уведомить о переходе права.

Иногда на практике используется модель, в рамках которой заключается трехсторонний договор между должником, клиентом и факто-

ром. Это происходит в тех случаях, когда клиент (кредитор по денежному требованию, желающий получить денежные средства немедленно) и должник (желающий получить отсрочку платежа) готовы разделить между собой расходы на оплату фактора, который финансирует клиента (кредитора) на сумму предоставленной им должнику отсрочки сразу после поставки товара, выполнения работ или оказания услуг, приобретает требование по оплате дебиторской задолженности к должнику,

733

а затем после истечения периода отсрочки получает оплату от должника. В такой ситуации инициатива обращения к фактору исходит не от клиента (кредитора по денежному требованию), а от должника. На рынке такая модель факторинга обозначается как реверсивный (закупочный) факторинг. Схема представляется вполне возможной, но в свете новой дефиниции договора факторинга, отраженной в комментируемой статье, которая требует помимо элементов финансирования и уступки еще и оказания дополнительных услуг именно клиенту, отнесение таких договоров к категории факторинга затруднительно, если договор не будет предусматривать оказание таких услуг.

1.13. Раскрытие информации о договоре факторинга. Согласно подп. «н.3» п. 7 ст. 7.1 Закона о регистрации юридических лиц и индивидуальных предпринимателей обязательному внесению в общедоступный (размещенный в Интернете) Единый федеральный реестр сведений о фактах деятельности юридических лиц подлежат сведения

озаключении клиентом договора финансирования под уступку денежного требования между юридическими лицами или индивидуальными предпринимателями с указанием даты заключения договора и идентификаторов всех сторон договора. Исключением являются сведения, составляющие государственную, коммерческую или иную охраняемую законом тайну.

Из текста закона напрямую не следует, но можно признать подразумеваемым, что такую публикацию обязан делать не фактор, а клиент. Этот вывод можно сделать на основе исторического толкования закона. В изначальной редакции подп. «н.3» п. 7 ст. 7.1 Закона о регистрации юридических лиц и индивидуальных предпринимателей говорилось

опубликации сведений о заключенных финансовым агентом договоров факторинга, но в 2016 г. норма была изменена, и теперь указывается на необходимость публикации информации о заключенных клиентом договорах факторинга. Очевидно, что логика законодателя была в том, чтобы снять бремя несения соответствующих издержек с факторинговых компаний и перенести его на плечи клиентов.

Игнорирование данной обязанности влечет наложение административной ответственности на должностных лиц организации (п. 6–8

ст. 14.25 КоАП РФ).

Цель введения этой процедуры раскрытия данных о заключении договора факторинга не вполне понятна.

Во-первых, нет особых сомнений, что внесение данных о договоре факторинга в указанный реестр не является условием действительности ни самого договора, ни уступки по нему. Закон придает факту такой публикации чисто информационный характер.

734

Во-вторых, очевидно, что такая публикация не отменяет необходимости уведомления должника о переходе права, когда такое право действительно перейдет. Должника нельзя обвинить в том, что он не платит фактору при наличии такой публикации, если должник не получил полноценное уведомление о переходе права. Не менее очевидно, что должник, уведомленный клиентом о переходе права, не может уклоняться от платежа фактору со ссылкой на нераскрытие информации о заключении договора факторинга в указанном реестре. Должника вовсе не должна интересовать природа договора, на основании которого происходит уступка. Это отнюдь не обязательно раскрывать в уведомлении о переходе права.

Но здесь может возникнуть несколько более тонкий вопрос. Как будет показано в комментарии к п. 1 ст. 830 ГК РФ, несмотря на буквальное значение п. 1 ст. 385 ГК РФ, продублированное в этом контексте, по сути, в п. 1 ст. 830 ГК РФ и допускающее уведомление должника не только цедентом, но и цессионарием, ВС РФ в Постановлении Пленума от 21 декабря 2017 г. № 54 (п. 20) de facto дезавуировал данную идею, установив, что при получении уведомления от цессионария должник вправе запросить цедента и не исполнять

вадрес цессионария, пока не получит подтверждения перехода права от цедента. Нельзя ли исходить из того, что в контексте факторинга от данного введенного ВС РФ правила можно сделать отступление, при условии что должник, получивший уведомление о переходе права от цессионария и поставленный в данном уведомлении в известность о том, что уступка происходила в рамках договора факторинга, мог ознакомиться с фактом заключения указанного договора в реестре? Вопрос пока не решен в судебной практике. Сам факт заключения договора не гарантирует, что право перешло, так как договор может предполагать уступку права в будущем и носить вовсе рамочный характер. Так что придание такого значения указанной публикации

вреестре не вполне очевидно.

В-третьих, при последующей «переуступке» фактором требования отсутствие публикации также не помешает праву перейти к следующему цессионарию. Осторожный цессионарий, скорее всего, изучит

договоры, на основании которых право оказалось в руках цедента, и, если он увидит, что цедентом является фактор, который ранее приобрел требование у клиента, ему будет логично проверить данные о заключении соответствующего договора факторинга. Но отсутствие там искомых данных само по себе не означает, что у цедента нет требования для продажи, так что цессионарий может решиться приобрести требование, несмотря на отсутствие публикации о факторинге в реестре. Это

735

все могло бы иметь какое-то значение при оценке добросовестности приобретателя требования на случай недействительности договора факторинга, если бы в российском праве ст. 302 ГК РФ применялась по аналогии при аннулировании одной из уступок в цепочке. Но пока российская судебная практика не решилась признать доктрину добросовестного приобретения обязательственного права. Нельзя не признать, что наличие публикации о договоре факторинга в указанном реестре может несколько упрощать цессионарию, желающему приобрести право у фактора, проверку факта наличия уступаемых прав у фактора. Но, естественно, публикация не отменяет необходимости проверки того, что право действительно перешло к фактору (например, договор мог предполагать уступку права фактору в будущем или уступку будущего права, и, соответственно, наличие договора не гарантирует, что право перешло к фактору).

Теоретически такая публикация могла бы помешать фактору переуступить требование третьим лицам в рамках обеспечительной или инкассо-моделей факторинга, в отношении которых такая переуступка по умолчанию запрещена законом (п. 2 ст. 829 ГК РФ). Но и эта роль публикации сомнительна, ибо никакой разумный цессионарий не купит требование «со вторых рук», не проверив предыдущие договоры в цепочке; увидев, что цедент приобрел требование в рамках обеспечительного факторинга, и зная о п. 2 ст. 829 ГК РФ, цессионарий поостережется покупать такое требование, не найдя в договоре факторинга условия о допущении переуступки или согласия клиента на переуступку. Публикация записи о заключении договора факторинга в указанном реестре здесь никакой новой информации цессионарию на сей счет не даст.

В-четвертых, отсутствие публикации в реестре о договоре факторинга вряд ли может изменить решение конкурсного управляющего фактора или клиента при впадении в банкротство одного из них по вопросу о включении или невключении уступленного требования в конкурсную массу соответствующего лица. В конкурсную массу лица включается все его имущество, включая обязательственные требования. Исключения могут быть сделаны только законом. Закон

ничего про невключение требования в конкурсную массу фактора при отсутствии данных о договоре факторинга в указанном реестре не говорит.

В общем и целом повторимся, что логика включения в закон данной нормы неясна. Непонятно, ради чего участники оборота несут издержки по раскрытию фактов заключения договора факторинга. Целью раскрытия должно быть не обогащение той организации,

736

которая сопровождает ведение некоего реестра, а некая общественная польза, позитивные экстерналии. Но таковые пока абсолютно неочевидны.

2.Бухгалтерские и иные услуги. Согласно п. 2 комментируемой статьи обязательства фактора могут включать ведение для клиента бухгалтерского учета, а также предоставление клиенту иных услуг, связанных с денежными требованиями, являющимися предметом уступки. Не вполне очевиден смысл в сохранении этой нормы прежней редакции ст. 824 ГК РФ в новой редакции в условиях, когда оказание дополнительных услуг по учету и осуществлению прав по требованиям, являющимся предметом уступки (включая право на получение платежей от должника и т.п.), теперь указано как возможный предмет договора в рамках п. 1 комментируемой статьи. Такое впечатление, что эту норму просто забыли удалить при изменении п. 1 комментируемой статьи.

3.Факторинг и цессия. Цессия (уступка требования) представляет собой волеизъявление, направленное на непосредственный перенос обязательственного права с цедента на цессионария. Ее следует отличать от договора, на основании которого происходит уступка. Таким договором может быть договор купли-продажи обязательственного права, дарения обязательственного права, обмена обязательственными правами и т.п. Одним из таких договоров является и факторинг в своих безвозвратной («купле-продажной»), обеспечительной или инкассоверсиях. Данное понимание отражено в п. 1 Постановления Пленума ВС РФ от 21 декабря 2017 г. № 54, где, по сути, ВС РФ подтвердил принцип аналитического разъединения обязательственной сделки (договора, на основании которого производится уступка) и самой уступки требования, носящей сугубо распорядительный характер. Ранее ВАС РФ прямо признавал цессию (уступку) сделкой, совершаемой в рамках исполнения соответствующего договора (п. 1 Информационного письма Президиума ВАС РФ от 30 октября 2007 г. № 120).

Чаще всего договор, на основании которого производится уступ-

ка, одновременно содержит и волеизъявление на уступку требования (пусть нередко и откладывая сам переход права за счет отлагательных срока или условия). Более того, моментальный распорядительный эффект (т.е. переход права в момент заключения договора, на основании которого происходит уступка) установлен в качестве общего правила

ив общих положениях о цессии п. 2 ст. 389.1 ГК РФ, и в п. 2 ст. 826 ГК РФ в отношении факторинга.

737

Но ничто не мешает сторонам договориться о том, что цедент будет обязан совершить отдельное распорядительное волеизъявление

вбудущем, и тогда обязательственный договор и распорядительная сделка, оформляющая перенос права на цессионария, разрываются во времени, и никаких сомнений в том, что здесь при наличии двух отдельных волеизъявлений имеют место две сделки (обязательственная и распорядительная), ни у кого не возникает. Постановление Пленума ВС РФ от 21 декабря 2017 г. № 54 в п. 5 на этот счет говорит следующее: «В договоре, на основании которого производится уступка, может быть также предусмотрено, что требование перейдет в момент совершения отдельного соглашения, непосредственно оформляющего уступку (отдельного двустороннего документа о переходе требования)». То же касается и ситуации, когда в силу договора одна из сторон имеет секундарное право на объявление перехода права; в таком случае переход права произойдет также на основании отдельной распорядительной сделки, только уже односторонней.

Спорным в правовой науке является вопрос о каузальном или абстрактном характере самой по себе распорядительной сделки уступки требования. При каузальном характере цессии недействительность договора, на основании которого происходит уступка, влечет неизбежную недействительность перехода права. В случае же абстрактности распорядительного эффекта ничтожность или признание недействительным договора, на основании которого происходила уступка, автоматически не влечет ничтожность распорядительной сделки, влекущей переход права. Пока в судебной практике нижестоящих судов доминирует каузальный подход. Соответственно, ничтожность договора, на основании которого происходит уступка (например, договора купли-продажи требования), влечет автоматическую ретроспективную отмену перехода права, а это влечет не только констатацию отсутствия права у цессионария, но также «обваливает» по принципу домино всю последующую цепочку цессий (если такая цепочка имела место), что делает оборот денежных требований крайне рискованным. Данную проблему может теоретически решить либо рецепция знакомой некоторым правопорядкам идеи абстрактности распорядительной сделки

отчуждения имущественных прав, либо введение механизма добросовестного приобретения обязательственных требований, схожего с правилами ст. 302 ГК РФ, установленных в ГК РФ в отношении вещей (тем более что аналогичные нормы закреплены в законодательстве

вотношении оборота бездокументарных акций и долей в уставном капитале ООО). Каждое из таких решений имеет свои преимущества и недостатки, а также сложности в имплементации, которые здесь

738