В ФОКУСЕ: ВЕТЕР КОНСТИТУЦИОННОСТИ НАД АРАБСКИМ МИРОМ

Суннитско-шиитский конфликт был движущей силой и событий в Ираке, где после вывода большей части американских войск в декабре 2011 года началось выдавливание суннитов из правительственных органов.

ВОмане протесты носили преимущественно экономический характер и не были направлены против монархии. В октябре 2011 года прошли выборы в нижнюю палату парламента. Хотя султан Омана и обещал расширить полномочия этого консультативного органа, этого до сих пор не произошло.

ВЙемене в 2011 году произошло дальнейшее обострение начавшегося задолго до этого противостояния режима авторитарно правившего страной и поддерживаемого Саудовской Аравией и США Президента Салеха

иего противников. В конце 2011 года удалось достичь определенного политического компромисса, фигурой Салеха пожертвовали, его место во главе государства занял бывший вице-президент Хади. Формально занятие поста президента произошло по итогам «выборов», единственным кандидатом на которых был Хади. По официальным данным, за него проголосовали 99,8% избирателей, явка составила 65%7. Стремление Южного Йемена вновь обрести независимость не ослабло, в мае 2013 года здесь вновь прошли массовые выступления в пользу образования самостоятельного государства.

По чистому совпадению обстоятельств отделение от Судана южной части страны и образование нового государства – Республики Южного Судана – произошло как раз в начале «арабской весны». Однако это событие готовилось заблаговременно и стало результатом длившегося несколько десятилетий конфликта между центральным правительством и южно-суданскими сепаратистами.

Наравне со странами, пережившими и переживающими серьезные перемены, в ряде арабских стран ситуация оставалась относительно стабильной. К ним относятся Объ-

единенные Арабские Эмираты и Катар.

II.Новая «жизнь» знакомых терминов

1. Что такое конституционная монархия?

При изучении новой марокканской Конституции8 сразу бросается в глаза, что она почти идеально подпадает под понятие «конститу-

ционной монархии», если использовать этот термин в его первоначальном значении. Понятие «конституционная монархия» появилось в XIX веке и означало сложившуюся на тот момент во многих странах Европы компромиссную форму правления. Корона, с одной стороны, сохранила значительную часть своей компетенции, особенно в сфере исполнительной власти, руководства вооруженными силами и внешней политикой, но парламент также уже играл немаловажную роль.

Классическая конституционная монархия – это сочетание двух начал, выборно-де- мократического и стационарно-элитарного. Это сочетание существует здесь в явном виде и было первым опытом такой комбинации в Новое время. В дальнейшем появились другие варианты сочетания этих элементов, в которых роль монархии стали выполнять другие институты, например конституционные суды или закулисные внутрипартийные механизмы в партиях, традиционно имеющих шанс на участие в правительстве.

Со временем баланс между короной и парламентом был нарушен, и в подавляющем большинстве европейских стран прерогативы короны урезаны практически до нуля. Европейские монархии по сути являются республиками, с монархическими элементами чисто символического, опереточного плана. Использовать термин «монархия» в их отношении нельзя, точно так же, как нельзя использовать термин «демократия» к странам таковыми явно не являющимися, даже если это слово содержится в их официальном названии. Обычно этот момент затрагивается в разделе «политический режим», но подобное «разделение труда» заведомо означает примирение с полным выхолащиванием содержания конституционно-правовых терминов.

Интересно, что описание марокканских событий напоминает описание процессов в Европе в XIX веке. Это может свидетельствовать о том, что в Марокко движущие силы носят внутренний характер. Остается лишь надеяться, что это органичное развитие не будет искажено вмешательством внешних сил, как это уже случилось во многих других странах.

2. Выборы без выбора?

Мероприятие по подаче голосов за единственного кандидата, выставленного правящим

к власти представителей шиитского большинства населения объективно усилил бы позиции Ирана, хотя причастность последнего к волнениям на острове так и не удалось доказать11. Большинство комментаторов сходится на том, что причины для восстания носили внутриполитический характер: дискриминационная политика правящей суннитской династии в отношении шиитских подданных.

В данном случае внутри- и геополитические обстоятельства подсказывали западным демократизаторам разные варианты реагирования, но преимущество было отдано геополитическим. Ситуация повторилась с противоположным знаком в мае 2013 года. Когда выяснилось, что отряды шиитской организации «Хезболла» принимают участие в боях в Сирии на стороне правительства Асада, правительства одиннадцати государств – участников группы «Друзья сирийского народа», мгновенно отреагировали на это и приняли на конференции в Аммане резолюцию с требованием прекратить участие «Хезболлы» в сирийском конфликте12.

На словах внешняя политика западных демократий носит ценностный характер, и направлена на поддержание демократии и прав человека в регионе (союзники Запада – фундаменталистские режимы Аравийского полуострова разделяют, естественно, совсем иные ценности). На практике объяснить зигзаги политики западных демократий в арабском регионе можно только если встать на иную позицию, а именно что последние преследуют некие (собственные) прагматические интересы. Развитие ситуации в Ливии иллюстрирует этот тезис.

E"#7"3$<2 F20):

F/:$> E2772A$G– "8&2</+ 735 6"7&2:2#$5

Странный период тесного сотрудничества режима Муамара Каддафи и западных демократий неожиданно завершился весной 2011 года, когда последние поддержали вооруженное восстание против Каддафи, вылившееся в гражданскую войну. Этим событиям предшествовал процесс примирения между обеими сторонами, увенчанный восстановлением полноценных дипломатических отношений между США и Ливией. По этому поводу госсекретарь (министр иностранных дел) США Кондолиза Райс, сделала следующее заявле-

ние 15 мая 2006 года: «Ливия является важным образцом для подражания в мире, который ожидает изменений в позиции иранского и северо-корейского режимов, изменений, которые могут оказаться жизненно важными для международного мира и безопасности. Мы требуем от лидеров Ирана и Северной Кореи принять аналогичное стратегическое решение, которое пойдет на пользу гражданам этих стран»13.

Уступки Каддафи касались, в частности, его отказа от развития программы по созданию ядерного оружия, сотрудничества в расследовании террористического акта, приведшего к авиакатастрофе в Локерби, выплаты компенсации семьям жертв и т.д. Изменению были подвергнуты ливийские позиции внешне- и геополитического либо экономического плана. Никаких изменений во внутриполи-

тическом устройстве страны не произо-

шло.

В этот период правительство США и режим Каддафи активно сотрудничали в борьбе с общими врагами, в том числе оппозиционерами ливийскому режиму14. Американцы и их союзники выдавали ливийскому правительству противников режима, которых по прибытии в Ливию сажали в тюрьмы и подвергали пыткам. Сотрудники ливийских спецслужб могли допрашивать противников режима, содержащихся в американской тюрьме в Гуантанамо. Организация «Ливийская исламская боевая группа» (Libyan Islamic Fighting

Group), считающаяся наиболее опасной для режима Каддафи, была внесена в список террористических, а ее счета в США заморожены.

Конечно, среди преследуемых США ливийских оппозиционеров было не слишком много сторонников прав человека, особенно в их западной версии, например борцов за права сексуальных меньшинств. Однако после начала гражданской войны в Ливии все противники режима Каддафи, включая тех, кто еще незадолго до этого числился среди исламских террористов15, были зачислены западным официозом в борцы за демократию и права человека.

«H"&"=$/» $ «63"-$/» 7:$-27$)%,

Когда отдельные западные правительства хотят оправдать свою поддержку противни-

ституции). В Иране до сих пор сохранилась достаточно многочисленная – около 25– 35 тыс. человек – еврейско-иудейская община, здесь работают синагоги и иудейские конфессиональные школы23. Представить себе нечто подобное в Саудовской Аравии совершенно невозможно24. Однако именно эта арабская страна, в которой до сих пор приме-

няется смертная казнь за колдовство25,

является важным союзником западных демократий26. Причины этого могут носить исключительно геополитический и экономический, но не ценностный характер.

IV. Искаженное зеркало западных масс-медиа

Поучительно «наблюдение наблюдателей», а именно того, как освещаются события в арабском мире западными средствами массовой информации (включая телеканал «АльДжазира»). Так, становится совершенно очевидно, что, как минимум, на уровне отдельных редакций существуют жесткие инструкции по применению определенных штампов. Например, стандартная формулировка в немецком издании «Шпигель» звучит примерно так: «Сирийские повстанцы, именуемые правительством Асада “террористами”, опять взорвали бомбу в центре столицы, что привело к гибели 15 прохожих».

Избирательный фарс в Йемене масс-ме- диа повсеместно именовали «выборами». Мне не удалось найти ни одной статьи, где это слово взяли хотя бы в кавычки, хотя факт сингулярности кандидата при этом не замалчивался27.

Напротив, британская газета «Телеграф» взяла в кавычки слово «каннибал» в заголовке «Сирийский повстанец-“каннибал” объясняет свои действия»28. Напомним, речь шла о том, что один из полевых командиров антиасадовских сил снял и выложил в Интернете ролик, в котором он вырезает и пожирает внутренние органы убитого солдата правительственных войск. В данном случае имеет место типичный акт так называемого ритуального каннибализма, явления хорошо известного из описаний антропологов, изучавших в конце XIX – начале XX века традиционные культуры, особенно на островах Тихого океана. Почему газета взяла слова «каннибал» в кавычки, осталось непонятным.

Крайне избирательным является выбор тем. О том, что происходит в Ливии после прихода к власти «борцов за демократию и права человека», можно узнать лишь из спорадических сообщений. Существование

вЮжном Йемене массового движения за воссоздание собственной государственности также редко оказывается в центре внимания29.

Характер сообщений западных масс-ме- диа предсказуем, как предсказуемы были в свое время передовицы газеты «Правда», но иногда он меняется, причем происходит это синхронно, как будто бы по указанию из единого центра. Эти факты вольно или невольно наводят на мысль, что согласование носит организованный характер. То, что «свободные» масс-медиа регулярно выполняют правительственный заказ, является константой западного мира, просто обычно об этом становится известно, когда дело сделано, и это интересует исключительно исследователей30 или: «Выигрыш во времени – выигрыш во всем».

Принцип, названный в приведенной выше цитате, является частью схемы работы современных масс-медиа, блестяще описанной в памфлете немецкого драматурга и публициста начала XIX века, Генриха фон Клейста «Учебник французской журналистики»31. Другим элементом этой модели является спорадическое упоминание неудобных, но верных фактов. Цель этого – добиться доверия со стороны потребителя информации, отключить его защитные механизмы. После того как эта задача достигнута, потребитель подвергается шквалу стереотипных сообщений,

вкоторых реалии манипулируются нужным образом, или, говоря словами фон Клейста, «что народу три раза сказать, то он за правду будет считать».

Вэтих условиях конституционалисты и политологи должны решать психологически непростую задачу. С одной стороны, они должны следить за событиями (индуктивный метод, от частного к общему), что, как правило, возможно лишь путем изучения материалов масс-медиа, с другой – они должны обладать достаточной резистентностью против «промывания мозгов».

Читатель, особенно российский, прочитав этот раздел, справедливо спросит, а как же обстоят дела с российскими масс-медиа? Они

не рассматриваются не по причине высокого качества их работы, а из-за отсутствия материала для анализа. Кроме отдельных публикаций, представляющих интерес, единственный орган, который регулярно и интересно, но не обязательно объективно освещает интересующую нас проблематику, – это телеканал «Russia Today». Однако его регулярное вещание осуществляется только на иностранных языках – английском, арабском и испанском. Как в бывшем СССР, в области масс-медиа действует правило: «Все лучшее – на экспорт».

V. Внутриполитические уроки

1. Заграница нам поможет?

Опыт событий в арабском мире свидетельствуют о том, что демократизация и права человека не являются задачами, которые преследуют западные правительства и тем более союзные им исламско-фундаменталистские режимы и движения. И те, и другие преследуют исключительно свои собственные интересы и строят политику в зависимости от того, что лучше им отвечает. По этой причине вполне возможен следующий, не слишком гипотетический сценарий.

Предположим, что в некоей авторитарно управляемой стране существует движение, которое выступает за демократизацию общества. Это движение может надеяться на помощь западных правительств только в том случае, если это отвечает их интересам. Возможно, на начальной стадии это именно так. Но ничто не мешает местному правительству в какой-то момент предложить западным «демократизаторам» лучшие условия, чем предлагала оппозиция. Если исход борьбы не очевиден, то прагматики из западных правительств, скорее всего, пойдут на эту сделку и оставят оппозицию на произвол судьбы либо даже начнут участвовать в ее подавлении.

Возможен и другой вариант, а именно что оппозиция попробует «перебить ставки», предложив еще лучшие условия, в ответ на что правительство ответит тем же. В итоге ситуация будет развиваться по спирали, движущей силой которой будут, однако, не каче-

ства внутреннего политического режима

данной страны, а то, в какой степени ее текущее или будущее правительство готово

встроиться в предписанную извне линию поведения.

В этих условиях даже тактический союз демократической оппозиции с западными (про)правительственными организациями может принести больше вреда, чем пользы, как для страны, так и для самой оппозиции (но не для ее отдельных представителей). Не столь однозначна оценка сотрудничества с иностранными или международными негосударственными организациями: партиями, фондами и т. д. Среди них существуют и такие, которые действительно выступают за ценности, которые они декларируют. Признаком этого может являться их очевидная неспособность разделить ответственность участия в правительственной деятельности, условием чего является достаточный уровень оппортунизма или, иными словами, беспринципности.

2.Дискредитация понятий «демократия» и «права человека»

Широкое использование западными правительствами и основными (mainstream) массмедиа терминов «демократия» и «права человека» в обоснование проводимой политики привела к определенному побочному эффекту: оба эти понятия начали восприниматься негативно, как обязательный элемент вмешательства во внутренние дела стран, подлежащих насильственной «демократизации» в чужих интересах. Однако эта реакция контрпродуктивна по следующей причине.

Понятия «демократия» и «права человека» могут использоваться в очень разных значениях. Это может быть просто риторическая фигура. Это может быть заявление о принадлежности к определенному геополитическому лагерю. Но в конституционном праве эти понятия могут использоваться лишь в другом, собственном значении – как обозначения определенных способов организации общества. Как таковые они имеют определенную функциональность, и решать, хороши они или плохи, можно лишь на основании оценки этой функциональности. То, что сами эти термины скомпрометированы их использованием для защиты геополитических интересов ряда стран, – явление исключительно психологическое, не имеющее никакого отношения к свойствам этих институтов.

VI. Выводы

Одной из возможных причин перемен, наблюдаемых в арабском мире, стало изменение в представлениях населения о допустимых и необходимых формах легитимации власти. Вместо того чтобы учесть эти изменения, некоторые псевдореспубликанские режимы осуществили неудавшуюся попытку превращения в де-факто монархии. Сочетание этих факторов привело к ослаблению поддержки власти в обществе и возможности ее ненасильственного свержения.

Политика, проводимая правительствами западных демократий, как и подавляющим большинством правительств других стран мира, – это Realpolitik, она направлена на достижение прагматических результатов в интересах соответствующих стран, а не на продвижение определенных ценностей. Последние могут поддерживаться лишь тогда и в той степени, в которой это служит достижению прагматических результатов. Напротив, наиболее радикальные исламско-фунда- менталистские движения проводят политику, основанную на ценностях. Сочетание этих двух начал, Realpolitik западных демократий и ценностного подхода исламских фундаменталистов, приводит к тем метаморфозам, которые мы можем сейчас наблюдать в арабском мире.

Наука конституционного права должна оперировать не этикетками-идеологемами, а понятиями, значение которых должно быть определено в тех пределах, в которых это в принципе возможно. При этом важно избежать смешения геополитических и внутриполитических аспектов. И те, и другие должны оцениваться на основании своих собственных, совершенно самостоятельных друг от друга критериев. Понятия «демократия» и «права человека» имеют отношение к внутреннему устройству того или иного государства, их использование во внешней политике служит исключительно целям последней.

Румянцев Андрей Георгиевич – доктор права (Dr. jur).

post@law.net.ru

1См., например: Gantin K., Seddik O. Révolte du «peuple des mines» en Tunisie // Monde diplomatique. 2008. Juillet. P. 11.

2См. также: Труевцев К. М. «Арабская весна» – ход, акторы, технология и промежуточные ито-

ги // Полития. 2012. № 1 (64). С. 21–32, 21– 24.

3Алжир, Бахрейн, Джибути, Египет, Иордания, Ирак, Катар, Коморские острова, Кувейт, Ливан, Ливия, Мавритания, Марокко, Оман, Палестина, Саудовская Аравия, Сирия, Сомали, Судан, Тунис, Объединенные Арабские Эмираты, Йемен. См. сайт организации: http://www. lasportal.org/. В принципе, это страны, находящиеся на территории бывшего Арабского халифата. Уже хотя бы по этой причине Сомали, Джибути и Коморские острова могут быть отнесены к числу арабских стран с большой степенью условности.

4См.: Westall S. Kuwait elects new parliament on record low turnout // Reuters. 2012. 2 December (http://www.reuters.com/article/2012/12/02/ us-kuwait-election-idUSBRE8B102620121202).

5См.: Zaaiter H. National Assembly Elections: A Victory for Kuwaiti Shiites // As-Safir. 2012. 3 December (перевод на англ.: http://www.almonitor.com/pulse/politics/2012/12/kuwait- elections-results-rile-opposition.html).

6См., например: Avenarius T. Riad kündigt Politik der eisernen Faust an // Süddeutsche Zeitung. 2011. 6. Oktober (http://www.sueddeutsche.de/ politik/schiiten-sorgen-fuer-unruhen-in-saudi- arabien-riad-kuendigt-politik-der-eisernen-faust- an-1.1155983).

7См.: Présidentielle au Yémen: Abd Rabbo Mansour Hadi élu à 99,8 % des voix // Le Point. 2012. 24 février (http://www.lepoint.fr/monde/ presidentielle-au-yemen-abd-rabbo-mansour- hadi-elu-a-99-8-des-voix-24-02-2012-1434944_ 24.php).

8http://www.sgg.gov.ma/constitution_2011_ Fr.pdf.

9См.: Труевцев К. М. Указ. соч. С. 32.

10Scholl-Latour P. Arabiens Stunde der Wahrheit: Aufruhr an der Schwelle Europas. Berlin: Ullstein, 2011/2012. S. 10.

11См.: Black I. WikiLeaks cables show no evidence of Iran’s hand in Bahrain unrest // Guardian. 2011. 15 February (http://www.guardian.co.uk/ world/2011/feb/15/wikileaks-no-evidence-iran- bahrain). См. также доклад независимой комиссии по расследованию вышеназванных собы-

тий: Report of the Bahrain Independent Commission of Inquiry. P. 387 (http://www.bici.org.bh/ BICIreportEN.pdf). Однако комиссия установила факты использования бахрейнскими властями

пыток для выбивания «признаний» о поддержке волнений Ираном, см.: Ibid. P. 284.

12См.: Hazaimeh H. ‘Friends of Syria’ call for forming transitional body to rule country with full powers // Jordan Times. 2013. 23 May (http:// jordantimes.com/friends-of-syria-call-for-forming- transitional-body-to-rule-country-with-full- powers). Во встрече принимали участие США, Великобритания, Франция, Германия, Италия, Турция, Саудовская Аравия, Египет, Иордания, Катар и ОАЭ.

13Полный текст этого заявления см.: http://20012009.state.gov/secretary/rm/2006/66235.htm.

14См., например, отчет организации «Human Rights Watch», опубликованный в 2006 году:

Libya: Words to Deeds: The Urgent Need for Human Rights Reform (http://www.hrw.org/node/ 11480/section/1).

15См., например: Black I. The Libyan Islamic Fighting Group – from al-Qaida to the Arab spring // Guardian. 2011. 5 September (http:// www.guardian.co.uk/world/2011/sep/05/libyan- islamic-fighting-group-leaders).

16В 1972–1990 годах депутат Бундестага от Хри- стианско-Демократического союза, совершивший в последние 50 лет несколько десятков поездок в страны Востока, в том числе в Афганистан во время советской оккупации.

17Todenhöfer J. Es gibt keine gemäßigten Rebellen mehr // Frankfurter Allgemeine Zeitung. 2013. 5. Mai (http://www.juergentodenhoefer.de).

18См.: Irish J. Most Syrian Rebel Fighters Do Not Want Democracy and the Country’s Civil War is Producing Ever Worse Atrocities and Increasing Radicalization, Independent U.N. Investigators Said on Tuesday // Reuters. 2013. 29 May (http:// www.reuters.com/article/2013/05/29/us-syria- crisis-violations-idUSBRE94S1AO20130529).

19См.: Rashid A. After 1,700 years, Buddhas fall to Taliban dynamite // Telegraph. 2001. 12 March (http://www.telegraph.co.uk/news/worldnews/ asia/afghanistan/1326063/After-1700-years- Buddhas-fall-to-Taliban-dynamite.html).

20См.: Timbuktu shrine destruction ‘a war crime’ // Telegraph. 2012. 2 July (http://www.telegraph. co.uk/news/worldnews/africaandindianocean/ mali/9369271/Timbuktu-shrine-destruction-a- war-crime.html).

21См.: Harding L. Timbuktu mayor: Mali rebels torched library of historic manuscripts // Guardian. 2013. 28 January (http://www.guardian.co. uk/world/2013/jan/28/mali-timbuktu-library- ancient-manuscripts).

22См., например: Dareini A. A. Persian Icons Regain Favor in Modern Iran // Los Angeles Times. 2003. 22 June (http://articles.latimes.com/2003/ jun/22/news/adfg-persia22).

23См.: Demick B. Life of Jews Living in Iran: Iran remains home to Jewish enclave (http://www. sephardicstudies.org/iran.html).

24«Свобода вероисповедания отсутствует. Ислам является официальной религией и закон устанавливает, что все граждане должны быть мусульманами. Государство запрещает публичное отправление культа иным религиям, чем ислам» (из доклада Управления по делам демократии, прав человека и труда госдепа США от 28 фев-

раля 2005 года: http://www.state.gov/j/drl/rls/ hrrpt/2004/41731.htm).

25См.: Saudi man executed for ‘witchcraft and sorcery’ // BBC. 2012. 19 June (http://www.bbc. co.uk/news/world-middle-east-18503550).

26«Саудовская Аравия является ключевым стратегическим партнером в регионе и одним из наиболее близких друзей и союзников» (из заявления британского МИДа, см.: Gardner F.

Saudi Arabia ‘insulted’ by UK inquiry // BBC. 2012. 15 October (http://www.bbc.co.uk/news/ uk-politics-19943865)).

27Единственная публикация, в которой вещи были названы своими именами, это статья в британском журнале «Экономист», см.: Yemen’s election: One vote, one man: The coronation of a new president is greeted with popular relief // Economist. 2012. 25 February (http://www.economist. com/node/21548292).

28Syrian ‘cannibal’ rebel explains his actions // Telegraph. 2013. 19 May (http://www.telegraph. co.uk/news/worldnews/middleeast/syria/ 10066988/Syrian-cannibal-rebel-explains-his- actions.html).

29См.: Al-Asrar F. A. Yemen’s Real Blackout // AlMonitor. 2013. 31 May (http://www.al-monitor. com/pulse/originals/2013/05/yemen-transitional- government-mistakes-south.html).

30Анекдотические примеры пропагандистских усилий британского правительства в годы Второй мировой войны описаны в биографии Джор-

джа Оруэлла, см.: Crick B. George Orwell: ein Leben. Frankfurt am Main: Insel-Verlag, 1984. S.580 f. (оригинальное издание: Crick B. George Orwell: A Life. London: Martin Secker & Warburg, 1980). Наблюдение этих кампаний нашло свое отражение в описании «министерства правды» в романе «1984».

31См.: http://www.law.net.ru/raznoe/v_kleist.htm.

I.Революцию начинают одни, пожинают плоды – другие

В «арабской весне» поначалу не было ничего специфически «арабского» или «исламского». Участники демонстраций апеллировали к достоинству, выборам, демократии, справедливому управлению и правам человека. В отличие от остальных арабских революционных движений последних шестидесяти лет, они обращались к индивидуальным гражданским права, а не некоей холистической сущности вроде «Народа», исламской «уммы» или арабской нации. Участники демонстраций не ссылались на какие-либо ближневосточные политические конфликты, не жгли флагов США или Израиля, не скандировали лозунгов в поддержку главных оппозиционных партий (а эти партии были исламистскими) и не проявляли желания установить исламское государство или внедрить нормы шариата. Более того, несмотря на все старания западных СМИ воплотить эти события в образе

*© R. Roy, 2012. Oxford University Press and New York University School of Law. All rights reserved. For permissions, please e-mail: journals.permissions@oxfordjournals.org.

Roy O. The Transformation of the Arab World // Journal of Democracy. Vol. 23. 2012. No. 3. P. 5–18.

тех или иных непривычно молодых и современных участников протестов, регулярно беря у них интервью, демонстранты не выдвинули харизматических лидеров. Короче говоря, «арабская весна» не привела к «арабскому кризису», она просто не последовала сценарию, согласно которому фиксация на арабоизраильском конфликте перманентно подпитывает исламизацию арабских обществ, поиск харизматических лидеров и идентификацию с наднациональными идеями.

Однако к власти эти демонстранты не пришли – собственно, они к этому и не стремились. Они просто хотели создать новую политическую сцену. Как и ожидалось, египетские и тунисские выборы принесли успех исламистским партиям. Глубоко укорененные в обществе, легитимизированные десятилетним пребыванием в оппозиции, защищающие консервативные и религиозные ценности, разделяемые большинством населения, «Братья-мусульмане» в Египте и «АнНахда» в Тунисе смогли привлечь голоса за пределами радикального ядра своего электората, поскольку выглядели как респектабельные парламентские партии. Сильнее удивили серьезные результаты салафитской партии «Ан-Нур» в Египте. Даже если мы примем, что популярность салафизма в этой стране резко выросла, внезапное преобразование

аполитичной и неформальной философской школы в успешное политическое движение показывает, что представление ислама в политической сфере не удалось монополизировать какой-то одной партии.

В любом случае участники, выступившие на электоральном поле и выигравшие от «арабской весны», будь то уже известные игроки вроде давно знакомых исламистов или новички, подобные салафитам, не имеют репутации приверженцев демократии. Даже если они перестали говорить об «исламской революции», в центре их повестки дня попрежнему религия. Как исламисты, так и салафиты осуждают секуляризацию, влияние западных ценностей и издержки индивидуализма. Повсеместно они стремятся утвердить ключевой характер религии для национальной идентичности, они консервативны во всех областях, кроме экономики. А в Египте, как часто случается с партиями, получившими подавляющее большинство голосов, у них появляется искушение пренебречь таким презренным делом, как формирование коалиций и равное распределение правительственных постов. И действительно, с чего бы исламистам, о демократической культуре которых говорить не приходится, вести себя как демократы, верящие в плюрализм?

Как только были объявлены результаты выборов, энтузиазм западных СМИ увял, заголовки на первых полосах, прославляющие продемократическую «арабскую весну», уступили место беспокойству насчет начала неоавторитарной «арабской зимы». Над Тунисом и Каиром простерлись длинные тени Ирана, Саудовской Аравии и движения «Талибан». Было ли какое-нибудь препятствие исламизации в Египте, кроме египетской армии (отвращение которой к демократии хорошо известно)? Не попал ли арабский Ближний Восток в безнадежную ловушку, не имея иного выбора, кроме как между «светской» диктатурой и «исламским» тоталитаризмом?

На последний вопрос следует ответить «нет». Во время «арабской весны» произошло что-то необратимое. Каковы бы ни были взлеты и падения на этом пути, мы наблюдаем начало процесса укоренения демократизации в арабских обществах. Демократиза-

ция в значительной мере является процессом, а не программой правительства, внедряемой некими стопроцентными де-

мократами. С другими регионами, такими, как Латинская Америка, сравнивать Ближний Восток сложно, поскольку только здесь доминирующая оппозиция состоит из централизованных и идеологизированных партий с религиозной программой. Разве что возможно сравнение с испанской и португальской коммунистическими партиями конца 1970-х годов: как и исламисты Египта и Туниса, они также выиграли от процесса демократизации, у истоков которого сами не стояли. И все же иберийские коммунисты так и не получили такого контроля над избранными парламентами, каким пользуются теперь исламисты в Каире и Тунисе. Какими бы ни были программы этих компартий, им пришлось идти на переговоры.

Исламистские партии, возможно, имеют больше власти и свободы маневра, но и им придется приспосабливаться к процессу демократизации. Давление на них будет оказываться в силу «естественных» причин, в силу ограничивающей и динамичной природы социальной, религиозной, политической и геостратегической сфер, в которых данные партии должны действовать. Они могут принять требования процесса демократизации более («Ан-Нахда») или менее («Братья-мусуль- мане») охотно, но они все же должны их принять, или же стать маргиналами. Дело не в том, у кого есть скрытая программа, а у кого ее нет, и не в том, можно ли или нельзя примирить ислам и демократию.

Чтобы понять, что происходит на Ближнем Востоке, надо отказаться от ряда глубоко укорененных предрассудков. Прежде всего это представление, согласно которому демократия предполагает секуляризацию. Движение к демократизации арабского мира началось спустя тридцать лет после так называемого «возвращения к святыням», очевидного процесса реисламизации повседневной жизни, идущего рука об руку с ростом влиятельности исламистских партий. Во-вторых, это мысль о том, что демократ по определению также должен быть либералом. Никакого расцвета «либерального ислама» до распространения демократических идей на Ближнем Востоке не было. Существует несколько реформистских религиозных мыслителей, восхваляемых то тут, то там на Западе, но никто из них никогда не пользовался особой популярностью ни в одной арабской стране. И на-

оборот, многие убежденные секуляристы, например в Тунисе, демократами не являются. Они преследовали бы исламистов примерно так же, как алжирские светские интеллектуалы, известные как «искоренители» (les éradicateurs), преследовали их во время алжирской гражданской войны в 1990-е годы. Более того, фундаменталистские религиозные деятели, такие как исламисты в Тунисе или даже салафиты в Египте, могли стать, вопреки себе, проводниками той специфически политической секуляризации, которую ни в коем случае не следует путать с секуляризацией общества.

История Запада не противоречит этим тезисам. Религиозная терпимость не стала плодом либерализма или Просвещения. Она была результатом вынужденных компромиссов

входе жестоких религиозных войн – от Аугсбургского мира 1555 года до Вестфальского договора 1648 года. Здесь куда большую роль, чем философия или теология, играла политика. Величайший западный религиозный реформатор Мартин Лютер был далек от того, чтобы быть образцом демократии, толерантности или либерализма (не говоря уже о его антисемитизме). Связь между протестантизмом и демократизацией объясняется не богословскими положениями, а сложными политическими и социальными процессами. Отцы-основатели США не были секуляристами; для них отделение церкви от государства было средством защиты религии от правительства, а не наоборот. Третья Французская республика была учреждена в 1871 году преобладающе консервативным, католическим и монархическим парламентом, который только что сокрушил Парижскую коммуну. Христианская демократия получила развитие

вЕвропе не потому, что Католическая церковь желала распространять светские ценности, но потому, что это был для нее единственный выход сохранить политическое влияние. Наконец, не забудем, что в современной Европе популистские движения объединяются с христианской демократией в стремлении включить христианскую идентичность континента в Конституцию Евросоюза – но немногие сочли бы эту «политику идентичности» знаком новой христианизации Европы. Все разговоры об «исламской идентичности» на волне «арабской весны» не означают, что теперь мечети заполнятся до отказа. Религиоз-

ная идентичность и вера – это два разных (и, возможно, противопоставленных друг другу) понятия в политике. Идентичность может быть средством похоронить веру под светской политикой.

Исламисты, как и салафиты, выходят на политическое пространство в условиях определенных ограничений. Эти ограничения не только создадут препятствия для реализации их предполагаемой «тайной программы» создания исламского государства, но и будут подталкивать к использованию более открытого и демократического способа управления, потому что именно в этом заключается их единственный шанс остаться в центре политической жизни. Таким образом, исламисты и даже салафиты, вопреки себе, станут проводниками демократизации.

II.Социальные изменения в структуре общества

Первое из этих ограничений связано с демографией. Как показал Филипп Фарг, во всем арабском мире произошло резкое падение рождаемости1. В Тунисе уровень рождаемости с 2000 года ниже, чем во Франции. В университетах и на рынке труда появились женщины. Молодые люди учатся дольше, чем их родители, и позже вступают в брак. Мужья

ижены все чаще ближе друг к другу по возрасту и уровню образования. У них меньше детей, нуклеарные семьи приходят на смену расширенной семье традиционного типа. Мобильные телефоны, спутниковое телевидение

иИнтернет позволяют представителям новых поколений завязывать знакомства, общаться

испорить с равными им по статусу и ровесниками, выходя за рамки авторитарной иерархической системы передачи знаний. Молодежь уже не чувствует былую привязанность к патриархальным обычаям и институтам, которые оказались неспособны справиться с вызовами, стоящими перед современными обществами Ближнего Востока.

Демографические изменения способствуют изменениям в политической культуре. Молодежь более индивидуалистична и менее склонна к восприятию холистических идеологий, будь то исламистских или националистических. Вместе с упадком патриархальной модели уходит и потребность в харизматических лидерах. Крах политического ислама,

нилась. И эта религиозность, будь она либеральной или нет, совместима с демократизацией, поскольку отделяет личную веру от традиций, коллективной идентичности и внешнего авторитета. Традиционные религиозные авторитеты (улемы и исламистские лидеры) в значительной мере утратили легитимность на фоне возникновения самопровозглашенных (и часто являющихся самоучками) религиозных активистов. Молодые мусульмане, вновь обратившиеся к вере, нашли свой путь в Интернете или в местных группах ровесников. Они критиковали культурный ислам своих родителей и попытались создать собственную разновидность ислама, более похожую на их личные убеждения, чем на унаследованную привычку. Религия все более и более становится делом личного выбора, будь это выбор строгих салафитских подходов к исламу или выбор своего рода синкретизма, не говоря уже о переходе в другую религию5.

III.Фундаментализм и секуляризм: тайные партнеры

Эта индивидуализация и диверсификация религии имела неожиданное последствие в виде отделения религии от повседневной политики, возвращения ее в частную жизнь и исключения ее из сферы правительственной деятельности. Фундаментализм, отделив религию от культуры и определив общину верующих через веру, а не просто принадлежность, фактически способствует секуляризации общества6.

В частности, это означает, что кажущееся отрицание секуляризации и демократии может, тем не менее, выражать модели поведения, «совместимые с демократией»: индивидуализацию, отказ от слепого повиновения, отделение веры от коллективной идентичности, и определенную дистанцированность от повседневной политики. В таком контексте любая попытка восстановить традиционные нормы через законы и правила обречена на неудачу. В конце концов, общество нельзя изменить указом. В Саудовской Аравии официальное применение норм шариата к «эмансипированным» женщинам, число которых растет в средних и высших классах, ведет к росту напряженности. В Иране, судя по всем показателям, за время правления исламского духовенства общество стало более модер-

нистским и секулярным. Хотя после 1979 года был принят закон, разрешающий брать в жены девочек, начиная с девяти лет, средний брачный возраст иранской женщины продолжает расти и теперь равен примерно 25 годам. Одним словом, даже если шариат пользуется поддержкой со стороны властей, на практике возвращения к традиционному обществу уже не наблюдается.

Как мы видели, исламисты не пользуются монополией на высказывание религиозных идей в публичной сфере. Существуют и другие движения, такие, как суфии и салафиты. Эта диверсификация является последствием тридцати лет «реисламизации». Центральная роль религии в повседневной жизни в сочетании с индивидуализацией религиозности привела к возникновению целого ряда религиозных движений. Некоторые из них поддерживались властями, стремившими размыть влиятельность «Братьев-мусульман». Их сосуществование волей-неволей способствует демократизации религиозного поля. Одним из неожиданных результатов «арабской весны» стало то, что каирская мечеть аль-Азхар, один из важнейших религиозных институтов Египта, обнаружила новые основания для своей легитимности. Ее имам Шейх Ахмад ат-Тайиб, конформист и назначенец бывшего Президента Хосни Мубарака, внезапно стал защитником прав человека, свободы и отделения религиозных организаций от государства. В Тунисе «Ан-Нахда», придя к власти, обнаружила, что не контролирует и даже не знает сотни молодых имамов, захвативших мечети, брошенные дискредитированным духовенством, занимавшим свои посты при старом режиме Бен Али.

В Египте «Братья-мусульмане» с удивлением узнали, что их перманентного на протяжении последних шестидесяти лет религиозного и социального активизма недостаточно, чтобы остановить новичков-салафитов, успешно посягнувших на их гегемонию. Еще один парадокс: египетские салафиты критиковали «Братьев» слева, блокируясь с диссидентами из этой партии. В Тунисе салафиты примкнули к правому крылу «Ан-Нахды», выступая против демократии и требуя немедленно ввести шариат. Есть, помимо прочего, еще один знак того, что 2011 год – не 1979-й: в отличие от Исламской Республики Иран во время правления аятоллы Хомейни, ни в

Египте, ни в Тунисе нет единой инстанции (будь то «Братья-мусульмане» или «АнНахда»), которая претендовала бы на право «говорить от лица ислама». Религиозная площадка тоже стала плюралистичной и открытой для демократического давления, даже если некоторые элементы в глазах верующих остаются не подлежащими обсуждению.

Таким образом, среди религиозных политических деятелей нет единства насчет того, что может стать предметом обсуждения, а что нет; единственное исключение – это центральная роль ислама. Должен ли существовать орган, определяющий, какие законы совместимы с исламом, а какие нет? Если такой орган необходим, то кто должен назначаться

внего и кем? Должен ли в случаях нарушения религиозных законов применяться «худуд» (телесное наказание)? Может ли мусульманин перейти в христианство? Наиболее жесткой дискуссии можно ожидать именно по вопросу определения пределов религиозной свободы. Если «Братья-мусульмане» представляют себя в качестве защитников прав коптского христианского меньшинства

вЕгипте, то готовы ли они сделать свободу совести индивидуальным правом человека, отказавшись при этом от понятия отступничества, а не просто коллективным правом определенного исторического меньшинства? Дискуссия на эту тему уже началась. Абдель Монейм Абуль Футух, диссидент «Братьев», ставший кандидатом в президенты, неожиданно получившим поддержку салафитов, объявил, что «никто не должен вмешиваться, если христианин решает перейти в ислам или мусульманин решает оставить ислам и стать христианином»7.

Каждый раз, когда реализация исламских религиозных норм становится предметом обсуждения, в соответствующих институциях начинается внутренняя дискуссия. Демократизация затронула и общину верующих. Салафиты, безусловно, будут пытаться поднять ставки шариата и подвергать критике противоречивую позицию «Братьев-мусульман». Но и сами салафиты вступили на политическое поле, сформировав собственные партии, несмотря на то что они раньше оспаривали саму идею политических партий во имя ислама. В их случае это дань порока добродетели: салафиты знают, что без представительства

впарламенте они утратят влияние.

И все же у салафитов нет другой программы, кроме введения шариата, и поэтому они не могут стать настоящей правительственной партией, что хорошо понимают наиболее реалистичные из них. «Братья-мусульмане» и салафиты обречены быть соперниками, поэтому нельзя исключить возможности их вступления в неожиданные альянсы с другими политическими силами.

IV. Крах политического ислама

Исламисты изменились или, по крайней мере, поняли, что мир изменился. Даже там, где они пришли к власти, как в Иране или в секторе Газа, они оказались неспособны создать успешную модель исламского государства. Выигрыш, полученный ими на волне «арабской весны», опирается на предшествующий этому успех «других» (в Египте и Тунисе – демократов-секуляристов). Ранее «другими» оказывались националисты. В Газе «Хамас» (местное крыло «Братьев-мусульман») пришел к власти, опираясь на палестинский национализм, а не на политический ислам. Во многом это относится и к «Хезболле» в Ливане, строившей свой успех на противостоянии с Израилем и позиционировавшей себя как защитника большой, но традиционно малопривилегированной шиитской общины Ливана.

Когда исламисты попадали в тюрьму, они объединяли усилия с секуляристами и правозащитниками (такими, как Саад Эддин Ибрагим в Египте). Когда они отправлялись в изгнание, то чаще в Европу, чем в Мекку. Исламисты поняли необходимость заключать союзы и учитывать другие точки зрения. Они пытались привлечь и Запад, но там их слишком часто отвергали. Призывы к священной войне и насильственной конфронтации – фирменный знак стран или групп, недружелюбных по отношению к исламистам этого типа, таких как Иран или «Аль-Каида», которые даже считают исламистов предателями. Введение шариата – официальная позиция режимов и движений, с которыми исламисты не могут идентифицироваться, например Саудовской Аравии или талибов. Если вынести за скобки благотворительную деятельность, социальная повестка дня исламистов постепенно сокращается, по мере того как участники движения становятся все более буржу-

азными и проникнутыми духом предпринимательства. Лидеры исламистов стареют и хуже находят общий язык с новым поколением верующих. Между исламистами и молодым поколением есть культурный разрыв, который связан не столько с исламом как таковым, сколько с тем, что значит для человека быть верующим.

Все эти изменения указывают на возникновение явления, которое Асеф Байят называет «постисламизмом»8. Это не значит, что исламисты исчезли; просто их утопические амбиции, как оказалось, не отвечают существующей социальной, политической и даже геостратегической реальности. Например, нет никакого проекта «исламской экономики». Когда речь заходит об экономических вопросах, то исламисты вполне довольствуются статус-кво, ограничиваясь благотворительностью в бедных районах, но выступая против забастовок и одобряя сворачивание земельной реформы в Египте. Волна религиозного возрождения, прокатившаяся по мусульманскому миру, не увеличила их рядов, но, напротив, привела к диверсификации религиозного поля, сделав исламистов одной из групп религиозных политиков наряду с другими.

Стали ли исламисты «демократами»? Они долго благосклонно относились к институту выборов и утверждали, что поддержка вооруженной борьбы играет на руку джихадистам вроде «Аль-Каиды», с одной стороны, и репрессивным светским правительствам, с другой стороны, особенно когда последние ищут поддержки Запада, позиционируя себя как единственный оплот против «исламистской угрозы». Лидер «Ан-Нахды» Рашид аль-Ган- нуши явным образом отверг идею «исламского государства» и предлагает турецкую Партию справедливости и развития (ПСР) (тур. Adalet ve Kalkınma Partisi, AKP) в ка-

честве образца постисламистской консервативной партии с религиозной идеологией.

И все же большинство исламистов пока с трудом делятся властью с неисламскими партиями и преобразовывают свои организа- ции-«братства» в современные политические партии. Они могут, как в Марокко или Тунисе, перестать формально поддерживать требование о повсеместном введении шариата, но они не могут сформулировать конкретной руководящей программы, выходящей за

пределы запрета алкоголя, введения женской одежды, скрывающей лицо, и других мелких форм «шариатизации». После «арабской весны», начавшейся за пределами исламистских кругов и заставшей их лидеров врасплох, исламистам придется выбирать между несколькими сценариями.

Сценарий 1 – турецкая модель, представленная ПСР. Это означает превращение «братства» в настоящую политическую партию, стремящуюся привлечь электорат за пределами кругов ультраконсервативных набожных мусульман; переформулирование религиозных норм в виде более расплывчатых консервативных ценностей (семья, собственность, честность, трудолюбие, этика), принятие неолиберального подхода к экономике и приверженность конституции, парламентскому строю и регулярным выборам.

Сценарием 2 стал бы альянс с «контрреволюционными» силами (например, как в Египте) из страха перед тем, что реальная демократия окажется слишком непредсказуемой и трудноконтролируемой. Этот выбор имел бы много непривлекательных сторон, поскольку исламисты оказались бы под угрозой утрата остающейся у них легитимности и превращения в орудие в руках армии. Другим модифицированным вариантом этого сценария стал бы союз исламистов с салафитами на почве единства по некоторым часто обсуждаемым вопросам (скрывающая лицо женская одежда и семейное право), не затрагивающий других социальных и экономических проблем. Скорее всего, действия исламистов будут определяться не идеологической дискуссией, а ходом самих событий.

Безусловно, исламисты не являются ни секуляристами, ни либералами, но они могут быть демократами. В формировании политики убеждения политических деятелей часто играют меньшую роль, чем наложенные на них ограничения. Исламисты вступают в совершенно новое политическое пространство. Революции в Египте и в Тунисе не сменили диктатуры на новые, похожие на них режимы; были проведены выборы, существует парламент. Сформировались политические партии, и какими бы ни были разочарования и опасения либеральных левых, будет непросто уничтожить это новое состояние, потому что те, кто способствовал его возникновению прежде всего – продвинутое, живущее в ус-

ся, то она только подтолкнет исламистов к изменению внутренней повестки дня в сторону большей демократичности и умеренности.

Безусловно, израильско-палестинский конфликт сохраняет эмоциональную значимость, но никто не готов поставить под угрозу геополитическую стабильность и экономическое развитие во имя палестинского дела. Исламисты не любят Израиль, и в этом отношении они идут за арабским общественным мнением; но воевать они не хотят. Они приняли существующие геостратегические ограничения. Приглашение, отправленное новым демократически избранным правительством Туниса лидеру партии «Хамас» Исмаилу Ханийе в январе 2012 года, в русле той же тенденции, что и приглашение Туниса Организации освобождения Палестины после взятия Израилем Бейрута в 1982 году, и является знаком скорее преемственности, нежели разрыва. Стремление «Братьев-мусульман» в Египте наладить диалог с западными дипломатами – еще одно свидетельство того, что эта партия принимает стратегическую реальность. «Братья-мусульмане» хотят перестроить отношения между Египтом и Израилем, но путем переговоров, а не конфронтации. Экономические ограничения, такие, как отсутствие нефтяной ренты и необходимость поддерживать туризм, также являются поводом для новых правительств стремиться по крайней мере выглядеть умеренно. Известны проекты по организации «халяльного» туризма с пляжами, сегрегированными по половому признаку, и курортами, где алкоголь запрещен, но все это выглядит как воздушные замки. Зачем богатым саудитам отказываться от Марбельи или Бейрута ради халяльного Шарм-аш-Шейха, который всего в нескольких милях от их собственных пуританских пятизвездочных отелей?

Основной формирующийся конфликт – это не столкновение между мусульманским миром во главе с исламистами и Западом. Скорее, это противостояние между консервативным суннитским арабским миром (будь то светским, исламистским, ваххабитским или салафитским), с одной стороны, и «шиитским полумесяцем», основным элементом которого является Иран, с другой стороны. Кризис и война, разразившиеся теперь в Сирии, заставляют региональных игроков делать вынужденный выбор. «Хезболла» выступает на

стороне Ирана и его клиента, режима Ассада в Сирии. «Хамас», хотя и союзник Сирии и «Хезболлы», с неохотой покинул Дамаск и перешел на сторону Каира, вернувшись в лоно старой семьи – суннитских «Братьев-му- сульман». Турция, лишившись европейской мечты, переориентировала свои пылкие надежды с полноценного членства в Европейском Союзе на свою новую региональную роль лидера некоего суннитского альянса. Лидеры ПСР хорошо знакомы с арабскими исламистскими лидерами; можно говорить о формировании новой оси, объединяющей схожие консервативные суннитские партии. Связь с Турцией является также фактором модернизации исламистских партий.

Разумеется, эта намечающаяся суннитская ось противопоставляется местным меньшинствам (алеви в Турции, алавитам в Сирии) и обостряет напряженность в отношениях с шиитами в странах Персидского залива (поддержки бахрейнским демонстрантам оказано не было), в Саудовской Аравии, Ливане

иИраке. И все же изоляция Ирана является также шагом в сторону стабилизации и умеренности. Возможный военный удар Израиля по ядерным объектам Ирана, несомненно, вызовет демонстрации в Касабланке, Каире

иТунисе. Но арабская улица, вероятно, не будет мобилизована против вновь избранных арабских правительств, которые при этом будут выглядеть менее ярко, чем ожидалось. Саудовская Аравия, которая не переносит самого понятия «арабской весны», все сильнее отчуждается от исламистских партий. Саудиты задействовали, по крайней мере косвенно, салафитов в качестве противовеса «Братьяммусульманам», но у них не получится найти надежных союзников ни среди радикальных салафитов Туниса, ни среди их более мягкой разновидности в Египте.

Взаключение скажем, что впервые с начала 1950-х годов геостратегическая ситуация на Ближнем Востоке не диктует внутренней политической программы и не стимулирует радикализацию внутренней политики –

ито, и другое хорошие знаки для процесса демократизации.

VI. А что же с самим исламом?

Каковыми бы ни оказались предстоящие политические взлеты и падения, какими бы пе-

Оливье Руа – профессор Европейского университетского института во Флоренции.

Ilpp-ccr@mail.ru

Перевод с английского Д. Сичинавы.

1См.: Fargues P. Générations arabes: L’Alchimie du nombre. Paris: Fayard, 2000.

2См.: Roy O. The Failure of Political Islam. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1994.

Оригинал на фр. яз. см.: Roy O. L’échec de l’Islam politique. Paris: Seuil, 1992.

3См.: Ahmed Y.M. Who Do Egypt’s Villagers Vote For? And Why? // Egypt Independent. 2012. 10 April (http://www.egyptindependent.com/ opinion/who-do-egypt’s-villagers-vote-and-why).

4См.: Roy O. Globalized Islam: The Search for a New Ummah. New York: Columbia University Press, 2004.

5В Марокко и Алжире заметное количество бывших мусульман перешло в христианство, вступив ряды протестантской евангелической церк-

ви. См.: Marznuki N. Conversion as Statelessness: A Study of Contemporary Algerian Conversions in Evangelical Christianity // Middle East

Law and Governance. 2012. Vol. 4. No. 1. P. 69– 105.

См.: Roy O. Holy Ignorance: When Religion and Culture Part Ways. New York: Columbia University Press, 2010.

7El-Hennawy N. Islamist Presidential Candidate Declares Conversion Permissible // Egypt Independent. 2011. 16 May (http://www.egypt independent.com/news/islamist-presidential- candidate-declares-conversion-permissible).

8См.: Bayat A. The Coming of a Post-Islamist Society // Critique: Critical Middle East Studies. 1996. Vol. 5. No. 9. P. 43–52.

9Между «арабской весной» и нефтяной рентой есть четкая обратная связь. Правительства, не располагающие горами нефтедолларов, вынуждены завоевывать поддержку старомодным способом – на избирательных участках.

10Работы турецкого антидарвиниста Аднана Октара, который пишет под псевдонимом Харун Яхья, широко распространяются на Западе с 2007 года. Его «Атлас творения», который он разослал (без какого-либо заказа с их стороны) тысячам западных ученых и институтов, представляет все аргументы и некоторые иллюстрации, знакомые по антидарвинистской литературе в США.

11См.: Roy O. Holy Ignorance: When Religion and Culture Part Ways.

12Husain E. Egypt’s Piety Contest // The Arab Street. 2012. 7 February (http://blogs.cfr.org/ husain/2012/02/07/egypts-piety-contest/).

Вот уже два года над Северной Африкой и Ближним Востоком веет ветер конституционности – то бурный, то порывистый, то спокойный. Его дуновения не избежало почти ни одно государство. Действительно, помимо государств, переживших настоящую революцию (Тунис, Египет и Ливия), столкнувшихся или до сих пор сталкивающихся с восстаниями (Йемен, Бахрейн, Сирия) или с массовыми протестами (Марокко, Иордания), многие государства, не пережившие ничего подобного, такие как Мавритания, тоже участвуют в процессе политических реформ и демократических преобразований, восстановления конституционности и признания принципа правового государства.

Разумеется, способы и средства, использованные теми и другими, различны, но цель одна и та же: конституционный процесс повсеместно призван придать конституционности, долгое время попранной и формальной, больше жизнеспособности и эффективности, установить правовое государство, развивать гражданское общество, вернув народу – носителю суверенитета – свободу и право слова и решения, подчинить власть политическому и судебному контролю, положить конец

злоупотреблениям, коррупции, незаконной торговле, влиянию тайных группировок и т. д.

I. Классификация типов трансформации

Для того чтобы лучше интегрировать тунисский опыт в контекст так называемой «арабской весны»1, мы вначале предложим типологию текущих конституционных процессов в арабском мире. Для наших целей, произведя необходимое обобщение многообразной и очень сложной действительности, можно выделить по крайней мере три варианта трансформации:

Во-первых, это государства, пережившие полный отказ от ранее существовавшей конституционной традиции и стремящиеся создать на ее месте некую новую конституционность. Так обстоит дело в Тунисе и, в несколько меньшей степени, в Египте.

Во-вторых, это государства, которые, не совершая полного разрыва с прошлым, тем не менее стремятся построить на этой базе новую конституционность. Такова ситуация в Марокко. В этом случае страна, не доходя до полного отказа от прежней конституционности, тем не менее выработала новую. С умо-

зрительной точки зрения это парадокс, но в реальности он таковым не является: действующие институты не исчезли, но в корне поменялась их «философия». Переход к новой конституционности происходил в рамках действующей. После первых же волнений инициативу внесения изменений в Конституцию взял на себя король Марокко. В отличие от Президента Сирии, он предложил не точечные поправки к действующей Конституции, а действовал в соответствии с артикулированными в ходе народных выступлений требованиями большей свободы и конституционной монархии. В итоге новая Конституция была разработана коллективом экспертов, назначенных королем. После тщательных консультаций этот проект был пересмотрен, отредактирован и вынесен на референдум, на котором он и был принят 1 июля 2011 года. С этого момента начался процесс постоянного обновления конституционных институтов, особенно усилившийся после парламентских выборов 25 ноября 2011 года и последовавшего за этим назначения на пост главы правительства лидера партии-победительницы.

Наконец, в-третьих, есть государства, которые пытаются сохранить действующую конституционность, внося в нее усовершенствования и поправки различной степени выраженности. Так обстоит дело в Мавритании, Бахрейне и Иордании.

После этого краткого экскурса вернемся к ситуации в Тунисе и приступим к описанию тех процессов, которые шли здесь в период начиная с бегства бывшего Президента до настоящего времени2.

Тунис пережил настоящую революцию, последствия которой будут еще долго ощущаться. Эта революция привела к полному краху режима во всех отношениях. Действительно, Тунис предпочел полностью отменить конституционный порядок, действовавший с 1 июня 1959 года, и создать новую конституцию. Для этого были проведены выборы в Национальное учредительное собрание, призванное дать стране новую конституцию в течение года после своего избрания. В ожидании этого события Тунис жил, начиная с революции 14 января 2011 года, под знаком переходного периода. Как он справится с этой задачей? Удастся ли создать переходное звено между революционной легитимностью и конституционной законностью, учитывая, что, с

одной стороны, конституционные положения, сохранявшиеся с 1959 года, перестали отражать произошедшие изменения, а с другой стороны, народная революция произошла без политического руководства, способного довести до конца процесс демократических преобразований. Ситуация, как мы увидим, рискованная, но отнюдь не безвыходная.

Прежде чем установить этот новый конституционный порядок, Тунис должен пройти через три переходных этапа. Первый этап мы назовем этапом «конституционного» перехода. Второй этап – это этап «консенсусного» перехода, а третий – «демократического». Последний этап все еще продолжается.

II.Периодизация конституционного развития Туниса

1.Первый переходный этап, или «конституционный» переход (14 января – 15 марта 2011 года)

На этом первом переходном этапе страна еще не решается порвать связь с Конституцией 1 июня 1959 года. До того, как эта Конституция окончательно была сдана в архив, можно выделить еще два отрезка: сперва, и очень недолго, имело место настоящее конституционное недоразумение, но потом, причем достаточно быстро, удалось открыть «прицельный огонь».

2) E"#)%$%*+$"##"/ #/7"&2<*>/#$/: $)6"34<".2#$/ )%2%4$G56 E"#)%$%*+$$

Начиная с 17 декабря 2010 года Тунис испытывал серьезных потрясения. Ставший итогом этого неожиданный отъезд из Туниса бывшего Президента страны Бен Али произошел 14 января 2011 года без предварительной подготовки или согласования и привел в замешательство всех, включая тогдашних наиболее высокопоставленных должностных лиц, в частности премьер-министра и председателей обеих законодательных палат – Палаты депутатов и Палаты советников. Степень замешательства было такова, что это привело к состоянию конституционной неопределенности, ясно выраженному в кратком обращении премьер-министра, выступившего вечером 14 января по телевидению в присутствии председателей Палаты де-

ведение избирательной кампании в религиозных учреждениях, на работе, в образовательных и университетских учреждениях (ст.38 в совокупности со ст. 72);

–отсутствия регулирования вопроса о санкциях за ведение предвыборной борьбы до начала официальной избирательной кам-

пании (ст. 43–53);

–расплывчатости некоторых положений, наделяющих избирательный орган полномочиями предпринимать необходимые меры, с целью прекращения злоупотреблений, обнаруженных в ходе избирательной кампании

(ст. 47);

–отсутствие критериев назначения руководителей избирательных участков (ст. 54);

–риска, связанного с возможностью для избирателей-инвалидов «воспользоваться помощью», без дальнейших уточнений того, какие принципы при этом должны соблюдаться (ст. 61);

–отсутствия критериев назначения дополнительных членов комиссии для проведения процедуры подсчета голосов (ст. 63);

–отсутствия других оснований для отстранения от участия в выборах, кроме нарушения правил финансирования избирательной кампании (ст. 70);

–слишком коротких сроков оспаривания предварительных результатов выборов

(ст.72)

–слабой совместимости соответствующей процедуры с принципами разделения властей и прозрачности (ст. 72).

бб) Декрет-закон № 2011-27 от 18 апреля 2011 года «О создании Высшей независимой избирательной инстанции»

Другой важный акт, ставший плодом обсуждения в ВИЦР и принятый правительством без оговорок – это декрет-закон № 2011-27 от 18 апреля 2011 года «О создании Высшей независимой избирательной инстанции»12, означающий полное отстранение Министерства внутренних дел от организации выборов. В этом смысле высшая независимая избирательная инстанция (далее – ВНИИ) была задумана как настоящий высший независимый общественный институт, наделенный статусом юридического лица, а также административной и финансовой автономией в том, что касается организации выборов. Задачи, сто-

явшие перед ВНИИ, носили титанический характер:

–составление списков избирателей с целью организации избирательного корпуса, что представляло собой переход от 4 млн «отобранных» выборщиков при режиме Бен Али к 7 млн потенциальных избирателей;

–организация и контроль за процедурой допуска кандидатов от более чем 60 конкурирующих политических партий, 1 711 списков, из которых 678 «независимых»; число кандидатов во всех округах превысило 11 тыс. человек, из них около 6 тыс. женщин;

–организация хода избирательной кампании, проходившей с 1 по 21 октября 2011 года, а также разрешение споров, возникших в этой связи;

–организация голосования 23 октября на тысячах участков, распределенных по 33 округам;

–подсчет бюллетеней и составление протоколов;

–объявление результатов, рассмотрение ходатайств о признании списков действительными или недействительными;

–подготовка окончательного отчета о выборах и т. д.

Вструктурном отношении ВНИИ состоит из центрального бюро и региональных комиссий, помещения которых находятся в административных центрах вилайетов и дипломатических миссиях. Они называются Региональными независимыми инстанциями по проведению выборов. Однако ВНИИ, будучи органом, отвечающим за организацию выборов, не смогла воплотить принцип паритета на своем собственном примере. Из 16 членов центрального бюро лишь двое – женщины.

Итак, ВНИИ привлекла к сотрудничеству многие тысячи людей, задействовав их

в«ограничении» демократии. Несмотря на огромное количество насущных проблем, препятствий, ограничений и превышений полномочий, мешавших ее действиям, ВНИИ

витоге достигла цели, для которой она была создана: организации свободных выборов.

вв) Нормативные акты, регулирующие статус участников общественных обсуждений

Следует отметить также два других декретзакона, предложенных ВНИИ для регулирования статуса ключевых участников общест-

был предметом дискуссии на протяжении недели, часто бурной и эмоциональной. Голосование проводилось по отдельным положениям, и каждый раз коалиционное большинство одерживало верх (141 голос против 37).

Этот акт, названный «учредительным законом», по праву был прозван «малой конституцией». Он состоит из преамбулы и 22 статей25. В нем урегулированы вопросы организации исполнительной, законодательной и судебной власти, органов местного самоуправления и Центрального банка Туниса. Он устанавливает фактически парламентский режим, в котором реальная власть сконцентрирована в руках главы правительства. Глава государства обладает исключительно представительскими функциями, а Учредительному собранию переданы, помимо собственно учредительных полномочий, ради которых оно и было избрано, также законодательная власть и право контроля за правительством посредством института ответственности последнего (утверждение и вотум недоверия).

Два принципиальных вопроса вызвали острые дискуссии и первоначально были причиной того, что оппозиция проголосовала против текста в целом.

Первый вопрос связан с продолжительностью полномочий Собрания и институтов, создаваемых на основании законопроекта «О временной организации публичной власти». Действительно, стоит напомнить, что декрет, созывающий Собрание, определил в качестве его цели выработку Конституции страны и дал ему на это годичный срок со дня избрания. Аналогично, временное соглашение26, подписанное 15 сентября 2011 года 11 политическими партиями, предполагало, что мандат Собрания будет действовать год. Но с момента принятия преамбулы к акту о временной организации публичной власти Собрание большинством голосов сняло с себя это ограничения, апеллируя к своему статусу носителя суверенитета и народной легитимности!

Второй вопрос связан с отсутствием очевидного равновесия между двумя главами исполнительной власти. Роль Президента Республики практически сведена к символической и представительской функции, в то время как в действительности власть находится в руках главы правительства.

Как только этот акт был принят окончательно, была открыта дорога для создания

временных институтов, призванных обеспечить проведение третьего переходного этапа в послереволюционном Тунисе. 12 декабря 2011 года Национальное учредительное собрание выбрало нового Президента Республики. Из 10 кандидатов был выбран Монсеф Марзуки, председатель «Конгресса за республику». Оппозиция отказалась выставить кандидата в знак протеста против закона о временной организации публичной власти27.

На следующий день после своего избрания новый Президент Республики принял присягу перед Национальным учредительным собранием, после чего впервые в истории Туниса в Карфагенском дворце прошла церемония передачи полномочий исполняющим обязанности президента вновь избранному временному Президенту Республики. День спустя последний поручил генеральному секретарю партии «Ан-Нахда» Хамади Джебали сформировать правительство.

Что касается назначения нового главы правительства, то формально оно прошло в два этапа. Сначала Президент Республики «поручил» сформировать правительство Хамади Джебали28. Затем Джебали был назначен главой правительства29, состав которого был утвержден 29 декабря 2011 года30. Также отметим, что действовавшее до этого правительство во главе с Беджи Каидом Эссебси согласно декрет-закону № 2011-14 от 23 марта 2011 года подало в отставку на следующий день после начала работы Национального учредительного собрания, то есть 23 ноября 2011 года31. Однако некоторое время после этого его члены продолжали исполнять свои обязанности с целью решения текущих задач.

III.Краткая характеристика текущей ситуации

Год спустя после выборов в Национальное учредительное собрание Тунис все еще не имеет конституции и живет – почти через два года после революции 14 января 2011 года –

врежиме временной организации государственной власти. Исходя из общего хода учредительных процедур, не похоже, чтобы этому положению дел в ближайшем будущем пришел конец. Не стоит ожидать того, что Тунис

вскором времени получит новые действующие конституционные институты.

все предшествующие документы, включая, в частности, декрет № 2011-1086 от 3 августа 2011 года «О созыве избирательного корпуса для выборов Национального учредительного собрания». На это можно ответить, что более глубокое заблуждение придумать сложно: ведь если этот декрет утратил силу, то под вопрос ставится само существование Учредительного собрания!

Несмотря на свои собственные аргументы, столкнувшись с ростом сомнений в отношении легитимности Учредительного собрания и призывами к установлению новой консенсусной легитимности, которая, не ставя под вопрос существование Собрания и сформированного им правительства, нашла бы точки сближения, установив четкий и обязательный график дальнейших мероприятий, партии, входящие в правящую трехстороннюю коалицию, попытались перехватить инициативу, опубликовав 13 октября 2012 года план, по которому парламентские и президентские выборы были назначены на 23 июня 2013 года, а возможный второй тур президентских выборов – на 7 июля 2013 года. Принятие конституции было намечено на 14 января 2013 года.

Этот график, который не обсуждался в предварительном порядке с оппозицией и другими политическими партиями, был подвергнут критике. Ему не хватает не только согласования с другими политическими силами, но и реализма. Действительно, после принятия конституции придется выполнить огромный объем работы, в частности надо принять два основополагающих документа: закон об инстанции, которая должна отвечать за проведение избирательного процесса, и избирательный кодекс. В действительности лишь сформированная и работоспособная избирательная комиссия может точно определить календарь выборов.

В свете вышеизложенного, конституционный и политический горизонт постреволюционного Туниса далеко не безоблачен. Переходный период рискует затянуться, и это будет иметь негативные последствия не только в политическом, но и в экономическом и социальном планах, а также для стабильности страны в целом.

Рафаа Бен Ашур, Сана Бен Ашур – профессора факультета юридических, поли-

тических и общественных наук Карфагенского университета (Тунис).

ilpp-ccr@mail.ru

Перевод с французского Д.Сичинавы.

1Этот термин используется для обозначения революций, происходящих с декабря 2010 года в арабских странах, таких как Тунис, Египет, Йемен и Ливия. Упоминание весны вызвано тем, что весна – это сезон пробуждения природы: растения начинают цвести, и животные, впадающие в спячку, покидают свои берлоги. Именно потому, что эти революции стремятся к «пробуждению», их сравнивают с весной. Тунисские, египетские, йеменские и ливийские демонстранты выразили свое желание изменений и обновления политической жизни. См.: Filiu J.-P. La Révolution arabe: Dix leçons sur le soulèvement démocratique. Paris: Fayard, 2011.

2См.: Moati S., Mendibil C. Dernières nouvelles de Tunis. Paris: Michel Lafon, 2011.

314 января 2011 года было объявлено чрезвычайное положение и комендантский час.

4По названию квартала, в котором расположены правительственные учреждения. – Примеч.

ред.

5Декрет-закон № 2011-14 от 23 марта 2011 года

// Journal Officiel de la République Tunisienne (JORT). N°20. 2011. 25 mars. P. 363–365. Здесь и далее, если не указано иное, приводятся данные французской версии журнала.

6Закон позволял исполняющему обязанности главы государства издавать декрет-законы в следующих областях:

x общая амнистия, основные права и свободы; x избирательная система, пресса, организация политической власти, профсоюзы и неправи-

тельственные организации; x борьба с терроризмом;

x экономическое и социальное развитие, финансы и налогообложение;

x собственность, образование и культура;

x борьба со стихийными бедствиями и катастрофами;

x международные соглашения, связанные с финансовыми обязательствами государства, международные соглашения в области торговли, налогов, экономики и инвестиций, международные соглашения, связанные с трудом и социальным сектором, международные соглашения, связанные с правами человека и основными свободами.

выборной пропаганды в местах отправления культа, образовательных и административных учреждениях и на рабочих местах.

xДекларация предполагает, что продолжительность мандата Учредительного собрания не

превзойдет максимума в один год, чтобы страна могла заняться основными насущными вопросами, в частности, на социальном и экономическом поприще.

xДекларация требует стремиться к сотрудничеству и согласию между различными партиями, чтобы лучше справиться с этим новым переходным этапом и выработать всеобъемлющий и гибкий способ мирного перехода власти не-

посредственно после избрания Учредительного собрания.

x Этот документ предполагает, что нынешний исполняющий обязанности Президента Республики и правительство переходного периода будут выполнять свои полномочия вплоть до избрания нового Президента Республики и формирования Учредительным собранием нового правительства.

xПосле оглашения результатов выборов исполняющий обязанности Президента Республики созовет первое заседание Учредительного собрания с тем, чтобы избрать председателя Собрания для руководства его работой, организации заседаний и создания комиссии, которая выработает внутренний регламент Учре-

дительного собрания.

x Учредительное собрание определит новый режим публичной власти, в рамках которого будет избран новый Президент Республики.

x Новый глава государства поручит соответствующему лицу сформировать правительство в согласии с группами, сформированными Учредительным собранием. Руководство делами государства будет находиться в руках переходного правительства вплоть до формирования нового правительства.

xГлава правительства вынесет предполагаемый состав правительства и свою программу на утверждение Учредительного собрания.

x Учредительное Собрание, новый Президент Республики и правительство будут исполнять свою миссию вплоть до создания постоянных органов власти в соответствии с новой конституцией, которую разработает Собрание.

27Марзуки был избран 153 голосами из 202. Оппозиция при голосовании воздержалась.

28Декрет Президента №2011-01 от 14 декабря 2011 года «О поручении Хамади Джебали сфор-

мировать правительство» // JORT. N°97. 2011. 20/23 décembre. P. 3116 (арабская версия).

29Декрет Президента № 2011-02 от 24 декабря 2011 года «О назначении главы правительства»

// JORT. N°99. 2011. 30 décembere. P. 3159

(арабская версия).

30Декрет главы правительства № 2011-4796 от 29 декабря 2011 года «О назначении членов правительства» // JORT. N°99. 2011. 30 décembere. P. 3159–3160 (арабская версия).

31Декрет Президента № 2011-4356 от 3 декабря 2011 года «Об отставке Премьер-министра и членов временного правительства» // JORT. N°93. 2011. 6 décembere. P. 2976 (арабская вер-

сия).

32Собрание начало процесс разработки конституции 13 февраля 2012 года. Были созданы шесть постоянных комиссий, каждая из которых была ответственна за редактирование определенных глав будущей конституции. Комиссии неоднократно заслушивали выступления тунисских и международных экспертов, членов правительства, представителей институтов гражданского общества, а также ученых-юристов, но занимались выработкой статей самостоятельно, без участия экспертов-конституционалистов.

33Каждая Комиссия состоит из 22 членов, избранных пропорционально размеру групп (всего в них входят 132 из 217 депутатов Собрания). Вот список комиссий:

xКомиссия по преамбуле, основным принципам и пересмотру Конституции;

x Комиссия по правам человека;

xКомиссия по законодательной и исполнительной властям и по отношениям между ними;

x Комиссия по судам общей юрисдикции, административным, финансовым и конституционным;

x Комиссия по конституционным органам;

xКомиссия по органам власти на региональном и местном уровне.

Каждой из шести комиссий поручено разрабатывать статьи конституции, относящиеся к ее компетенции, перед подачей своего проекта в совместный Комитет по координированию и редактированию, который может вернуть проект в комиссию для доработки перед его обсуждением на пленарном заседании.

34На рассмотрение Учредительного собрания поступило не менее 40 проектов конституции.

3510 августа 2012 года все шесть комиссий передали свои проекты в Комитет по координированию.