Новый арест

Уже в феврале 1919 г. последовал новый арест Спиридоновой. На этот раз ревтрибунал обвинил её в «контрреволюционной клевете», «антисоветской агитации» и «ввиду болезненно- истерического состояния» решил изолировать от общественной и политической жизни на год «посредством заключения в санаторий». Однако вместо этого её поместили в караульном помещении в Кремле, где она жила среди грязи и ужасного бесконечного шума. Сырой и промозглый закуток Кремля... Часовые чуть ли не ежеминутно заглядывали к узнице: сидит? лежит? Пристроилась на ведро по естественной надобности? Их и это не смущало, да и подстражную — тоже. Но густой, удушающий дым махры, врывавшийся в закуток, когда распахивалась дверь, повергал ее в затяжной кашель. У Марии Александровны возобновилось обильное кровохарканье — кровь просто лилась изо рта безостановочно. Вдобавок онемели руки, не подчинялись ноги, она страшно зябла. Мужики из караулки забеспокоились: “Амба! Сейчас отойдет!” — и вызвали фельдшерицу. Та вызвонила санитаров, и умирающая Мария очутилась ненадолго в больнице.

Ей посчастливилось — с помощью жалостливого, из рязанских крестьян, охранника в апреле Спиридонова бежала. Более полутора лет, оставаясь в Москве, скрывалась под чужой фамилией. Она много писала в подпольных эсеровских газетах, встречалась с нелегалами. В это время в партии возникли разногласия: одни призывали к вооружённой борьбе с большевиками, другие – к сотрудничеству с ними.

В октябре 1920 г. в дом, где скрывалась Спиридонова, нагрянули чекисты. Когда ее, сраженную брюшным тифом, но успевшую сдать товарищам по партии перечень явочных адресов, рукописи злых статей и шифры, снова арестовали, карательные санкции следовали одна за другой. Спиридонову упрятали в психушку под фамилией “Онуфриева” и создали такую невыносимую обстановку, что у нее началось помутнение разума. Её отправили в лазарет, где она находилась полгода. Левые эсеры требовали у Ф. Э. Дзержинского отпустить её, но безуспешно. Спиридонову перевезли в Пречистенскую психиатрическую больницу. Чтобы не сломиться, она объявила двухнедельную сухую голодовку и лежала неподвижно с исхудавшим лицом и застывшими в выражении тоски и ужаса глазами. Доктора говорили, что она умирает.   Ей удалось продержаться 14 дней, из них десять – без воды. Немецкая коммунистка Клара Цеткин, приезжавшая в это время на Международный женский конгресс в Москву, специально просила Л. Д. Троцкого выпустить Спиридонову, но тот даже не захотел её слушать. А. Измайлович, подруга Марии Александровны по Нерчинской каторге, писала: «Совершается что-то неслыханное, вопиющее. В течение почти года происходит истязание живой души человека, по рукам и ногам связанного своей болезнью. В больном мозгу тюрьма, слежка и гнёт удесятеряются и воспринимаются с острым страданием».

В 1921 году Марию Александровну освободили с условием, что она отойдёт от политики. Спиридонова прожила два года в посёлке Малаховка под Москвой в страшной нищете. На двоих, по описи, у них было: две старые юбки, одни старые ватные брюки, одна рваная кофта, две старые телогрейки, одно ватное одеяло, вязаная шапка, одно рваное полотенце, эмалированная тарелка и две железные кружки, три деревянные ложки, одна кастрюля... Жили впроголодь, зато под явным надзором местного ЧК, накапливающего против них “компромат”. Знать бы несчастным женщинам, что нищее “малаховское сидение” очень скоро им покажется раем.

В 1923 г. Мария Александровна была обвинена в попытке побега за границу. Её приговорили к ссылке в Самарканд; там она работала мелкой служащей в конторе. Город ей понравился и когда в 1926 г. закончился срок ссылки, Спиридонова решила остаться там. После закрытия конторы Мария Александровна получила разрешение приехать в Москву, но столичные доктора посоветовали ей поселиться в Крыму. Вот тут-то и поняла Спиридонова, что не всё в её жизни потерянно, что не всё так плохо и безысходно: ведь в её жизни ещё оставались настоящие друзья, такие как Е. Сазонов, Г. Гершуни, И. Пулихов, А. Измайлович. Спиридонова устроилась в ялтинский туберкулёзный институт, лечение в котором оплачивала за счёт средств, собранных друзьями. А с осени 1921 года для ухода за больной Марией Спиридоновой освободили из заключения «под честное слово» Александру Измайлович. С этого времени они вместе прошли весь путь ссылок и заключений вплоть до 1937 года.

В конце 1930 г. последовал очередной арест. Особое совещание ГПУ приняло решение осудить Спиридонову на восемь лет ссылки по знаменитой 58-статье: антисоветская агитация и пропаганда. Эти годы прошли в Уфе, где Мария Александровна смогла потом устроиться на работу экономистом в местном госбанке. В ссылке вместе со Спиридоновой находились и другие члены ЦК левых эсеров.

Впрочем, судьба подарила Спиридоновой и короткую радость — в Самарканде, куда она с А. Измайлович была выслана без суда, Мария Александровна обрела “друга любимого и мужа”, бракосочеталась с Ильёй Андреевичем Майоровым, членом ЦК левых эсеров. Член коллегии наркомата земледелия, автор проекта закона о социализации земли, он тоже был репрессирован — за несогласие с методами коллективизации. Двое гонимых образовали семью, куда входили старик отец Майорова, 17-летний сын Ильи Андреевича, а также две беспомощные приятельницы Спиридоновой — бывшие политкаторжанки. Майоров как-то не тяготел к семейным хлопотам, все заботы о прокорме, об одежке-обувке взяла на себя Мария Александровна, умудрявшаяся еще и рассылать посылки бедствующим единомышленникам: варенье — в Суздаль, изюм — в Соловки, деньги — в Казань и Тулу... Невесть откуда взявшаяся энергия, заглушая прилипчивые болезни, помогала ей крутиться, словно белке в колесе. Кажется, она вновь ощущала себя молодой, желанной, единственной, потому что рядом был самый близкий человек, вроде бы не замечающий, как она дряхлеет... Думается, она была признательна ему за эту “близорукость”. И в Уфе (теперь их сослали сюда) устроилась на две работы, чтобы не только по праздникам покупать забытые белый хлеб, молоко, сахар.

За границей её не забывали. В Париже и Берлине создавались комитеты по спасению Спиридоновой. Иностранные анархические организации негодовали; социалистические издательства выпускали открытки с её изображением. Но раскрутившийся маховик сталинских репрессий невозможно было остановить. Когда в феврале 1937 года Спиридонова, И. Майорова и др. снова арестовали, следователь не без ехидства сказал Марии Александровне, что у Майорова изъята значительная сумма денег — он скрывал от жены случайные заработки. Это ее не обидело, не возмутило — экая мелочь в сравнении с пытками, которым ее подвергали в тюрьме Башкирского НКВД, обвинив в подготовке покушения на Ворошилова. Допросы продолжались по два-три дня без перерыва, с матерщиной и рукоприкладством. Сесть не позволяли, отчего ноги Спиридоновой превратились в нечто бревнообразное, черно-лилового цвета, и не умещались в ботинки..

Однажды устроили очную ставку с Майоровым и вслух зачитали его признание: да, он замышлял теракт против Сталина, и Спиридонова об этом знала. Это была чудовищная нелепость, ни у кого из них подобная идея никогда не возникала.

— Ах, Илюша! — укоризненно прошептала она. — Лучше бы ты изменил мне с десятком женщин, с целым гаремом, а не так... Какое низкое падение!

Она не догадывалась, что фантастическое “признание” супруг сделал под пыткой крысами.

В 1937 г. Военная коллегия Верховного Суда в Москве объявила, что Спиридонова «до дня ареста входила в состав объединённого эсеровского центра и в целях развёртывания широкой контрреволюционной террористической деятельности организовала вредительские группы в Уфе, Горьком, Тобольске, Куйбышеве и других городах и непосредственно руководила до 1937 года контрреволюционной организацией эсеров в Башкирии...». В результате Спиридонова была приговорена к 25 годам заключения с отбыванием срока в тюрьме города Орла. Мария Александровна приговор не расслышала — она оглохла.

Когда к Орлу в 1941 году подходили немцы, некогда «возлюбленную террора», Марию Александровну Спиридонову расстреляли вместе с мужем и несколькими другими политическими заключёнными. Накануне чекисты выкапывали здесь с корнями деревья. В образовавшиеся ямы спихнули расстрелянных, сверху поставили деревья, насыпали землю и утрамбовали...

Но могила Спиридоновой не найдена до сих пор, и в этом, пожалуй, заключается глубокий нравственный смысл...

Для справки.

Как подсчитали историки, жизнь Спиридоновой — одного из лидеров октябрьского переворота оборвалась на 57 году. 34 года она провела в царской и советских тюрьмах и ссылках. Реабилитирована в 1992 году.