Gnitsevich_Preddogovornaya_otvestvennost

Константин Викторович Гницевич. Преддоговорная ответственность в российском ГП. Вестник ВАС.

Идея о преддоговорной ответственности высказана Р. Иерингом и принята наукой пандектного права в Германии. В дореволюционном ГП юридического значения переговорам не придавалось, но в годы действия ГК 1922 явная позиция о том, что недобросовестное поведение одной из сторон на стадии заключения договора, выразившееся в отказе от ранее сделанного контрагенту предложения заключить договор, является основанием преддоговорной ответственности даже в том случае, когда закон допускает возможность отзыва оферты. Недобросовестному контрагенту надлежало возместить потерпевшей стороне убытки, которые та понесла в связи с подготовкой к заключению договора, т. е. "отрицательный договорный интерес”

Тема в российской доктрине разработана слабо. О возмещении убытков, которые были причинены одним из участников переговоров другому вследствие несообщения сведений, имевших существенное значение для принятия контрагентом решения о заключении договора, рассматриваются в контексте обсуждения иных проблем. (Потом тут текст поехал хз что тут было, надеюсь не очень значимо).

Общее правило касательно преддоговорной отвественности охватывающее случаи любого, в том числе и умышленного, введения контрагента в заблуждение на стадии переговоров о заключении договора сформулировать затруднительно, так как закон предполагает различные правовые последствия при проявлении конкретной формы вины при заключении договора.

Умышленное нарушение преддоговорных обязанностей непременно влечет недействительность (оспоримость) совершенной сделки, вследствие чего на виновную сторону и возлагается обязанность возмещения причиненного вреда.

В случае проявления неосторожности в ходе переговоров правовые последствия, состоящие в обязанности возмещения убытков, наступают независимо от действительности заключенного договора, которая может иметь значение лишь для конкретизации размера возмещения причиненного вреда. Законом не предусмотрено самостоятельное основание для признания недействительной любой сделки, при заключении которой одна из сторон своими неосторожными действиями способствовала формированию у контрагента неверных представлений о последствиях ее совершения

Следовательно, объединить в общем правиле и результаты умысла, и неосторожности сделало бы практически невозможным создание описывающей нормы закона или теоретической концепции с сохранением догматической стройности и непротиворечивости системы обязательственного права в целом.

В случае совершения сделки под влиянием обмана поведение виновной стороны сочетает в себе признаки объективной и субъективной неправомерности, т. е. является недозволенным с точки зрения объективного права при одновременном осознании факта неправомерности самим действующим субъектом. В таком случае, при заключении договора с умышленно введенным в заблуждение контрагентом, следует причислить ст. 179 ГК к специфическим проявлениям деликтной ответственности. Трактовка преддоговорной отвественности как деликтной (так принято на Западе) наталкивается на определенные сложности, связанные с установлением признака противоправности применительно к тому действию недобросовестного контрагента на стадии переговоров о заключении договора, вследствие которого образуются соответствующие имущественные потери у невиновной стороны. Лицо, по неосторожности причинившее убытки своему контрагенту, вызванные, например, отказом от продолжения переговоров или неумышленным несообщением контрагенту о каких-либо существенных для него обстоятельствах, связанных с совершением сделки, действует в пределах дозволенного объективным правом. Вред, причиненный объективно правомерными действиями, подлежит возмещению по нормам деликтного права только в случаях, когда это специально предусмотрено законом (п. 3 ст. 1064 ГК РФ). Это означает, что понимание преддоговорной ответственности как особого рода деликтной ответственности и, следовательно, формирование обобщенного подхода к оценке случаев нарушения преддоговорных обязанностей добросовестного поведения безотносительно к форме вины ненадлежащим образом действовавшей стороны будет возможно лишь в том случае, если мы сможем выявить в существующем нормативном массиве подобного рода отдельные виды деликтов.

Также невозможно оценивать преддоговорную ответственность как злоупотребление правом иначе это приведет к пониманию преддоговорной отвественности как деликта.

(дальше он решил порассуждать о том что такое злоупотребление правом: В.П. Грибанов: Злоупотребление правом — особый тип гражданского правонарушения, совершаемого управомоченным лицом при осуществлении им принадлежащего ему права, связанного с использованием недозволенных форм в рамках дозволенного законом общего типа поведения. Грибанов так же говорит о возможности неосторожного злоупотребления, но такое было возможно по Основам 1961 года, но сейчас никак нельзя. Существенное отличие ст. 10 ГК РФ от ст.5 Основ 1961 года: отказались от объективной категории осуществления прав в противоречии с их назначением, заменив ее на субъективный критерий осуществления прав исключительно с намерением причинить вред другому лицу и указание на возможность злоупотребления правом в иных формах. Явное указание в диспозиции правовой нормы на необходимость прямого умысла для совершения шиканы, а также общий нормативный контекст, предполагающий возможность исключительно умышленного совершения правонарушения, объективная сторона которого состоит в злоупотреблении — достаточное основанием для того, чтобы считать возможным совершение злоупотребления правом только при наличии вины в форме умысла, что не позволяет отнести culpa in contrahendo к числу проявлений злоупотребления правом.

Недопустимо рассматривать положения ст. 179 ГК РФ в контексте преддоговорной ответсвенности и то, что преддоговорная ответственность — не деликт.

Далее: В отечественной доктрине — преддоговорная ответственность проявляется в обязанности возмещения реального ущерба лицу, не обладавшему на момент совершения сделки полной дееспособностью либо находившемуся в таком состоянии, когда оно было не способно понимать значение своих действий или руководить ими, если его дееспособный контрагент знал или должен был знать о соответствующих субъективных качествах контрагента, препятствующих заключению данного договора.

В советской доктрине: в случае, если договор признается недействительным как совершенный недееспособным лицом, каждая из сторон обязана возвратить все полученное по договору; сверх того, дееспособный контрагент обязан возместить недееспособному понесенный последним вследствие заключения договора реальный ущерб. Данная норма возлагает на дееспособную сторону обязанность установления обстоятельств, препятствующих действительности заключаемого сторонами договора, во всяком случае тех из них, которые связаны с личностью контрагента и с его сделкоспособностью. Ненадлежащее исполнение этой обязанности выступает основанием ответственности дееспособной стороны независимо от ее вины в заключении договора с недееспособным лицом.

Изящно, но далеко от традиционных представлений о преддоговорной ответственности. На западе преддоговорная ответственность может возникнуть не от любого нарушения преддоговорных обязательств, но только с теми, которые могут возникнуть исключительно в ходе переговоров сторон о заключении договора напр.: обязанность давать разъяснения и обязанность сообщить контрагенту об обстоятельствах, имеющих существенное значение для заключения договора. Проверка дееспособности хотя и должна быть осуществлена не позднее стадии заключения договора, но не имеет ничего общего с признаваемыми в цивилистической доктрине европейских государств преддоговорными обязанностями информирования контрагента о существенных свойствах объекта договора и о наличии обстоятельств, влекущих за собой недействительность совершаемой сторонами сделки, неисполнение которых влечет ответственность за culpa in contrahendo. Ответственность за заключиение сделки с недееспособным — не преддоговорная.

Иеринг хотя и рассматривал недееспособность как одно из оснований недействительности сделки, влекущих за собой ответственность за culpa in contrahendo, но возлагал возлагал ответственность на само не обладающее полной дееспособностью лицо, не сообщившее своему контрагенту о наличии препятствий к действительности сделки. При таком подходе осведомленность дееспособного контрагента об отсутствии необходимого объема сделко способности у другой стороны следовало бы рассматривать как основание, исключающее ответственность за culpa in contrahendo, но не как самостоятельное основание преддоговорной ответственности.

Казуистика culpa In contrahendo в действующем гражданском законодательстве.

Положения о преддоговорной отвественности в абз. 2 п. 2 ст. 178 ГК РФ. Тут установлена обязанность стороны, виновной в недействительности сделки, совершенной под влиянием заблуждения, имеющего существенное значение, возместить добросовестному контрагенту причиненный тому реальный ущерб. Включенная в действующее законодательство формулировка основания ответственности перед контрагентом за недействительность договора показывает, что при создании данного правового предписания законодатель исходил из необходимости обеспечения максимальной защиты добросовестной стороны, испытывающей доверие к действительности совершенной ею сделки.

Возложение обязанности возместить реальный ущерб независимо от вины вызывает сложности для квалификации абз. 2 п. 2 ст. 178 ГК РФ как частного случая ответственности за culpa in contrahendo при недействительности сделки, поскольку данное правило представляет собой отступление от принципа вины. Тут соблюдается баланс интересов: вследствие признания сделки недействительной по причине ее совершения под влиянием заблуждения убытки возникают у обеих сторон, и законодателю необходимо определиться с тем, убытки кого из контрагентов и в каком объеме подлежат возмещению. В случае когда заблуждение формируется в результате обстоятельств, не зависящих от обеих сторон, возникает коллизия интересов добросовестного ответчика, страдающего от признания сделки недействительной, и не менее добросовестного истца, который, однако, не может мириться с юридической действительностью заключенного им под влиянием заблуждения договора. С учетом того, что заблуждение при заключении договора не рассматривается как безусловно исключающее автономию воли обстоятельство, законодатель и возлагает на заблуждавшуюся сторону обязанность возмещения реального ущерба ее контрагенту, в чем состоит компенсация за нарушение его доверия.

В абз. 2 п. 2 ст. 178 ГК РФ, предоставляющем заблуждавшейся стороне возможность возложения понесенного ею реального ущерба на ее контрагента при условии доказанности вины последнего в возникновении заблуждения, прослеживается стремление законодателя поставить обязанность возмещения убытков в зависимость от вины сторон. Следовательно заблуждение в отношении предмета сделки — частный случай преддоговорной ответсвенности.

Так же преддоговорная ответственность — в обязанности полного возмещения убытков, вызванных уклонением от нотариального удостоверения или государственной регистрации сделки (п.4 ст.165). ГК РФ не затрагивает ситуации ответственности за недействительность договора по причине несоблюдения предписанной правом формы. По ст. 165 нет обязанности возмещения причиненного вреда с добросовестным неведением одной из сторон относительно требований к форме сделки. Законодатель исходит из наличия у обеих сторон знаний относительно требований к заключению договора в нотариальной форме или его государственной регистрации, но при этом стремится обеспечить защиту доверия контрагента к нормальному течению процесса совершения сделки. Следовательно, положения данной нормы закона, увязывающие право на возмещение убытков с требованием о признании недействительной сделки, относительно которой не соблюдены предписания законодательства о совершении ее в нотариальной форме, либо с требованием о государственной регистрации сделки с недвижимостью, совершенной в надлежащей форме, должны рассматриваться как частный случай ответственности за разрыв переговоров, произошедший на финальной стадии преддоговорных отношений. Одним из назначений правовых предписаний, устанавливающих обязательность соблюдения определенной формы сделки данного вида либо необходимость государственной регистрации сделок с недвижимостью, выступает обеспечение негативной свободы договора и гарантирование участников гражданских правоотношений от проявления излишней поспешности при заключении договора. Вместе с тем ограничение их действия, установленное в интересах защиты доверия добросовестного контрагента, а также обеспечения лояльного и соответствующего требованиям гражданского оборота процесса ведения переговоров, направлено на соблюдение баланса интересов участников такого соглашения. Отличие ст.178 ГК от ст.168 , выступает противоречащий требованиям принципа добросовестности отказ от заключения договора (прекращение переговоров), идущий вразрез со сформировавшейся у другой стороны убежденностью в благополучном исходе переговоров. Иными словами, такое поведение контрагента, которое описывается формулой venire contra factum proprium.

Высокая степень убежденности добросовестного контрагента в благополучном окончании переговоров, достигших финальной стадии, позволила законодателю отказаться от принципа по которому разрыв переговоров, совершенный стороной в нарушение требования добросовестности, выступает основанием для привлечения виновного контрагента к ответственности, но не позволяет понудить его к заключению договора или признать намеченный сторонами незаключенный договор действительным. В ст. 165: имеет право требовать возмещения убытков лишь наравне с признанием полной юридической силы за договором, условия которого были полностью согласованы сторонами, но который вследствие уклонения одной из сторон от придания ему нотариальной формы или от его государственной регистрации не состоялся. Тут — обеспечение защиты доверия за счет умаления негативной составляющей принципа свободы договора, призвано обеспечить минимальный баланс интересов сторон в отсутствие нормативного закрепления общего принципа ответственности за culpa in contrahendo при необоснованном прекращении переговоров или отказе от заключения договора в случае, когда предшествующее поведение одной из сторон позволяло другой стороне надеяться на благоприятный исход переговоров и соблюдение всех предписанных законом формальностей, необходимых для того, чтобы договор обрел юридическую силу.

Закон защищает доверие участника гражданского оборота к благополучному завершению переговоров и предстоящему заключению договора, которое нарушается внезапным отказом контрагента от продолжения переговоров. Необходимость защиты основанного на таком доверии интереса добросовестного субъекта в первую очередь объясняется тем, что к моменту разрыва переговоров о заключении договора они достигли своей финальной стадии, что и позволяло потерпевшей стороне надеяться на благополучное их завершение.

Доверие к надлежащему ведению переговоров может порождаться не только стадией, на которой объективируется желание одной из сторон отказаться от заключения договора, но и иными обстоятельствами:

1. обязательность заключения договора для одной из сторон (ст. 445 ГК РФ);

2. вступление в переговоры о заключении договора конкретного вида; в действующем ГК РФ таким договором является только договор поставки, применительно к которому установлена особая процедура урегулирования разногласий, возникших при его заключении (ст. 507 ГК РФ);

3. вступление в переговоры о заключении договора в качестве профессионала; ответственность за уклонение от заключения договора с потребителем или иным клиентом, который не может рассматриваться как профессионал в соответствующей области, в общем виде предусмотрена п. 3 ст. 426 ГК РФ и конкретизирована правилами о договоре розничной купли-продажи (п. 3 ст. 495 ГК РФ), договоре бытового подряда (п. 2 ст. 732 ГК РФ) и договоре банковского счета (абз. 3 п. 2 ст. 846 ГК РФ).

Везде ответственность недобросовестного контрагента наступает вследствие виновного нарушения доверия добросовестного контрагента к соблюдению установленного порядка ведения переговоров и заключается в обязанности полного возмещения причиненных убытков. Необходимо учитывать основание ответственности лица, осуществляющего предпринимательскую деятельность п.2 ст. 401 ГК, т.к. нарушения преддоговорных обязанностей совершаются, как правило, именно субъектами предпринимательской деятельности.

Во всех перечисленных выше ситуациях необоснованного прекращения переговоров доверие контрагента к соблюдению надлежащей процедуры заключения договора формируется на первоначальном этапе преддоговорных отношений, но в итоге все же продуцируется соответствующим поведением другой стороны, она позиционирует себя в глазах своего делового партнера как имеющая твердые намерения вступить с ним в договорные отношения, что, как правило, проявляется в адресованных неопределенному кругу лиц предложениях делать оферты этому контрагенту о заключении договора конкретного вида, заключение которого или по крайней мере участие в переговорах о заключении которого для него обязательно.

Вид и прочие характеристики конкретного несостоявшегося по вине одной из сторон договора приобретают существенное значение для решения вопроса о допустимости преддоговорной ответственности в каждом отдельно взятом случае. Но это не означает, что ответственность возникает на основании незаключенного договора.

Тузов: основания преддоговорной ответственности — конкретное поведение одного из контрагентов, а именно уклонению от согласования условий договора, описанному в гипотезе правовой нормы” представляющей ответственность за уклонение от заключения основного договора на условиях, согласованных в предварительном договоре, с ответственностью за culpa in contrahendo, выразившуюся в уклонении от заключения договора или прекращении переговоров, является общность правовых последствий обоих видов нарушений, состоящих в обязанности полного возмещения убытков потерпевшей стороне, что ни в коем случае не может свидетельствовать об общности оснований и условий этих видов ответственности.

ГК РФ, содержит нормы, предусматривающие обязанность возмещения убытков, вызванных заключением действительного, но невыгодного для добросовестного контрагента договора конкретного вида. Такие положения нашли свое закрепление применительно к ненадлежащему исполнению преддоговорных обязанностей, предшествующему заключению договоров розничной купли-продажи (п. 4 ст. 495 ГК РФ), дарения (ст. 580 ГК РФ), аренды (ст. 612 и 613 ГК РФ), ссуды (ст. 693 и 694 ГК РФ), хранения (ст. 894 ГК РФ) и доверительного управления имуществом (п. 2 ст. 1019 ГК РФ). Тут он говорит, что он противоречит доктрине, так как на самом-то деле такого рода ответственность рассматривается как элемент правового регулирования договорных отношений соответствующего вида, так что ответственность за передачу контрагенту индивидуально определенного объекта, не обладающего и не обладавшего на момент заключения договора необходимыми признаками, обычно квалифицируется как ненадлежащее исполнение договорной, а не преддоговорной обязанности.

Так же в странах с существующей преддоговорной ответственностью в качестве общего правила, подходит к разрешению споров, связанных с формированием у покупателя на стадии заключения договора неверных представлений о характеристиках проданной вещи, не ухудшающих ее качества, но предопределивших для покупателя вступление в договорные отношения, когда соответствующие положения о свойствах продаваемых объектов не нашли отражения в договоре купли-продажи.

Таким образом, в специфических случаях преддоговорная ответственность выступает действенным дополнением ответственности за нарушение договора. При заключении действительного договора нарушение преддоговорных обязанностей приобретает релевантность в том случае, когда договорные ожидания стороны основаны на нарушении преддоговорной обязанности раскрытия информации или неправильном информировании этой стороны контрагентом до заключения договора, что может не найти адекватного отражения в тексте заключенного сторонами договора.

Своеобразное проявление действия принципа преддоговорной отвественности — в положение об ответственности продавца за юридические недостатки вещи, включая его ответственность за изъятие проданной вещи у покупателя (ст. 461-462 ГК РФ). Нормы об ответственности за эвикцию традиционно понимаются как проявление договорной ответственности продавца, но при этом необходимо учитывать, что существуют как минимум два качества, не позволяющие отнести ответственность за эвикцию к классическим проявлениям ответственности из договора купли-продажи. Во-первых, ответственность продавца обусловлена добросовестностью покупателя (п. 1 ст. 461 ГК РФ), несмотря на то что такое условие обычно несвойственно для регулирования договорных отношений. Во-вторых, ответственность продавца за эвикцию не может быть устранена соглашением сторон (п. 2 ст. 461 ГК РФ), хотя применительно к ответственности продавца за иные недостатки проданной вещи договором могут быть предусмотрены отличные от содержащихся в законе правила.

Основание ответственности за эвикцию, так же как и основание ответственности продавца за отсутствие у индивидуально определенной вещи ко времени ее продажи необходимых покупателю свойств, следует искать вне договорного регулирования сложившихся между сторонами отношений, точнее - до заключения договора.

Это всё, в чем можно видеть преддоговорную ответственность

Казуистика culpa in contrahendo в действующем нормативном массиве демонстрирует крайнюю непоследовательность законодателя в решении вопросов преддоговорной ответственности и отсутствие у него четких представлений об общих последствиях нарушения преддоговорных обязанностей. Нормы действующего права, закрепляющие реализацию принципа ответственности за culpa in contrahendo в отдельно взятых случаях, внутренне противоречивы, не согласуются друг с другом и не охватывают всех возможных ситуаций, когда возложение на недобросовестно действовавшую в ходе переговоров сторону обязанности возместить контрагенту убытки соответствовало бы нуждам оборота. По этой причине удовлетворение потребности оборота в установлении универсального правового предписания относительно правовых последствий любого проявления вины в переговорах при помощи аналогии закона оказывается невозможным. 

Совокупность отдельных случаев ответственности за culpa in contrahendo, нашедших свое отражение в действующем законодательстве, представляется достаточным основанием для конструирования общего принципа преддоговорной ответственности. Практическая потребность в правовом институте ответственности за culpa in contrahendo несомненна; его доктринальная необходимость диктуется наличием общего принципа добросовестности, дедуцируемого из положений п. 3 ст. 10 ГК РФ, и подкрепляется законодательным закреплением правил об ответственности за вину в переговорах, охватывающих множество частных случаев. Такой правовой принцип мог бы как mixtum compositum состоять из отдельных положений, закрепленных в действующем законодательстве применительно к частным случаям преддоговорной ответственности, и иметь нормативным основанием п. 2 ст. 6 и п. 3 ст. 10 ГК РФ. Таким образом, возложение ответственности за преддоговорную вину посредством аналогии права оказывается возможным даже в тех случаях, когда законом такая ответственность не предусмотрена expressis verbis.

Выводы касательно общего правила о преддоговорной ответсвенности:

1. Вступление в переговоры о заключении договора порождает обязанность участвовать в них в соответствии с принципом добросовестности.

2. Любое нарушение принципа добросовестности на стадии переговоров о заключении договора влечет обязанность возмещения убытков, причиненных добросовестной стороне виновным нарушением ее доверия контрагенту, хотя бы переговоры не завершились заключением действительного договора.

3. Основанием преддоговорной ответственности служит вина в форме неосторожности (т.к. умышленное введение контрагента в заблуждение является самостоятельным основанием деликтной ответственности). Ответственность наступает только за виновное нарушение обязанности добросовестного поведения в переговорах, если иное не предусмотрено в законодательстве. (Однако в некоторых случаях законодатель, напротив, может исключить наступление ответственности за culpa in contrahendo, установив правило об ответственности только за такие нарушения преддоговорной обязанности, которые были совершены умышленно (dolus in contrahendo), либо ограничить ответственность за вину в переговорах случаями нарушения преддоговорной обязанности по грубой неосторожности).

4. Сторона, виновно нарушившая обязанность добросовестного ведения переговоров, должна в полном объеме возместить потерпевшему понесенные им убытки, если характер нарушения преддоговорной обязанности не повлиял на действительность заключенного договора и если законом не установлен меньший размер подлежащих возмещению экономических потерь, соответствующий специфике заключенного сторонами договора. В случае если переговоры не увенчались заключением юридически действительного договора, убытки потерпевшего, подлежащие возмещению, определяются следующим образом:

- если стороны заключили недействительный договор, то убытки потерпевшего возмещаются в пределах понесенного им реального ущерба (что соответствует общему для таких случаев правилу, дедуцируемому из положений ст. 178 ГК РФ);

- если нарушение принципа добросовестности на стадии переговоров заключалось в том, что одна сторона своим поведением дала другой стороне надежды на благоприятное их завершение, тогда как сама впоследствии отказалась от заключения договора без видимых причин, которые могли бы побудить ее к такому решению, то убытки, связанные с участием в безрезультатных переговорах, возмещаются потерпевшему в полном объеме, включая расходы, понесенные им в расчете на исполнение подразумевавшегося сторонами договора.