Зорькин. Позитивизм

зрения и в конечном счете к отождествлению государства и права. Классовая природа государства, все богатство его содержания подменялись правовым аспектом, который к тому же трактовался формально-догма- тически. Теоретические изыскания были направлены не на раскрытие социальной обусловленности государства и государственного права, а на решение формально-схо- ластического спора: к какой из трех основных категорий права отнести государство как формально-юриди- ческую мыслимую конструкцию (объект — субъект — отношение). Отказ от философских, сущностных и аксиологических проблем государства и права позитивисты пытались компенсировать построением логически замкнутой системы формально-догматических категорий.

Гносеологически истоки юридических и тяготеющих к ним доктрин государства восходят к констатации не-

господствующие при данных отношениях индивиды должны конструировать свою силу в виде государства, они должны придать своей воле, обусловленной этими определенными отношениями, всеобщее выражение в виде государственной воли, в виде закона» 157.

Однако юридический позитивизм как крайнее воплощение юридического мировоззрения буржуазии гипертрофирует правовой аспект государства и заменяет политические отношения их формой — отношениями юридическими. Так что государство понимается исключительно как правовая конструкция, чаще всего как субъект права — юридическое лицо.

Значительно больший удельный вес права, демократии, законности в буржуазной государственности по сравнению с феодальной способствовал тому, что фор- мально-правовая оболочка буржуазных политических

государства (и всей общественной организации) преимущественно в категориях права.

Юридические концепции государства ошибочны, поскольку политическое содержание они подменяют юри-

83

дической формой. Государство иногда может выступать особым субъектом права, причем далеко не во всех отношениях, в которых выступают его органы, оно может быть субъектом права в государственно-правовых отношениях федеративных единиц, международно-пра- вовых и некоторых имущественно-правовых отношениях. Но даже в имущественно-правовых отношениях государство «выступает не в качестве обычной фигуры гражданского права — юридического лица, а остается властным субъектом» 158. Следовательно, понятие государства должно базироваться на анализе политической власти и политических отношений как таковых, а не их формально-правовой оболочки.

Юридическая теория государства перекликается с концепциями «правового государства», «господства права» и т. п., собственно, она была логическим их завершением как отражение либерально-конституционной позиции юридического позитивизма. Отдельно от этой буржуазно-либеральной связи формула позитивистов о том, что право есть совокупность велений государства, приобретала явно реакционный, антилиберальный и антидемократический смысл.

Выдвинув юридическую конструкцию государства, позитивисты создали порочный круг в вопросе о соотношении государства и права. С одной стороны, право творится государством и есть совокупность велений, приказов государства, с другой стороны, само государство есть правовое явление, субъект права. Выход из этого противоречия позитивизм искал в концепции публичных политических прав и доктрине самоограничения государства (Г. Еллинек в Германии и такие его последователи в России, как А. Рождественский, А. С. Алексеев и др.). Буржуазно-либеральные по своей идеологической направленности, эти конструкции были весьма искусственны и уязвимы с познавательной точки зрения, приводили позитивистов к еще большим противоречиям и ярко подтверждают несостоятельность формально-догматической юриспруденции.

158 К е ч е к ь я н С. Ф. Правоотношения в социалистическом обществе. М., 1958, с. 126—129; см. также: М и ц к е в и ч А. В. Субъекты советского права. М., 1962, с. 95—109.

84

3.Путь к неопозитивизму. «Реформированная общим

языковедением юриспруденция»

(В. Д. К а т к о в )

Отождествление права с законом, нормативным суждением законодателя, рассмотрение субъективного права как простого, автоматического производного от закона (право-закон) логически вело к тезису о ненужности самого понятия права как специфической нормативной регуляции в классовом обществе. Данное обстоятельство гносеологического свойства подкреплялось также практико-политическими соображениями: в эпоху монополистического капитализма, т. е. в период обострения

ются к идеям солидарности и критикуют прежнюю, рассчитанную на период свободной конкуренции индивидуалистическую концепцию абсолютных субъективных прав (неограниченное право частной собственности), противопоставленных обществу и государству. Не случайно поэтому идеи правового солидаризма, противопоставленные марксистскому учению об эксплуататорской сущности буржуазного права, находят благожелательную почву среди буржуазных правоведов России (М. М. Ковалевский, А. С. Ященко и многие другие). Причем положение о правовой солидарности (социализация права, отрицание самостоятельной роли субъективного права и т. п.) как конкретно-исторический взгляд обосновывалось самыми различными направлениями. Задачу теоретического обоснования правового солидаризма и умаления субъективного права поставили перед собой не только социологические концепции права (Леон Дюги и его последователи в России), но также идеалистическая философия (аксиология) права и даже юридический позитивизм. В рамках последнего это проявилось особенно ярко у предшественника юридического неопозитивизма В. Д. Каткова.

В. Д. Катков воспринимает кредо юридического позитивизма второй половины XIX в. Под правом он разумеет всецело и исключительно закон, юридическую норму, опирающуюся на авторитет государственной власти. «Цивилистика, — заявляет он, — есть наука о

85

гражданских законах, понимая закон в широком смысле: в смысле всякой нормы, пользующейся охраной государства» 159. «Право есть закон в широком смысле» 160.

Однако, по мнению В. Д. Каткова, прежний юридический позитивизм «недостаточно позитивистичен», в нем якобы полно «метафизических выражений и понятий», которые олицетворяются и наделяются реальностью161. Аналитическая школа права и другие представители формально-догматической юриспруденции XIX в., полагает профессор, не сумели обосновать достаточно позитивную, неметафизическую юриспруденцию. В. Д. Катков поэтому призывает к «реформированию» юриспруденции на основе новейших для его времени достижений языковедения, истолкованного через призму субъективно-идеалистической философии (линия средневекового номинализма, Беркли — Юма, махистского позитивизма). Отсюда весьма помпезное и претенциозное название его основной работы — Jurisprudentiae novum Organon. Однако претензия на то, чтобы сыграть роль Бэкона в юриспруденции, явно несостоятельна.

Языкознание, полагает В. Д. Катков, позволяет реформировать юриспруденцию, понять ее не вульгарнонатуралистически, биологически или психологически, а как «создание слова» 162. Здесь он опирается на восходящую к субъективному идеализму, в том числе махистскому позитивизму, концепцию лингвистики А. И. Томпсона, Ф. Маутнера, Крейтона, Бирне, Эрдманна, Бизе.

В отличие от юридического позитивизма второй половины XIX в., В. Д. Катков идет дальше по пути субъ- ективно-идеалистической трактовки права. Представители юридического позитивизма второй половины XIX в. (Дж. Остин, Г. Ф. Шершеневич и др.), опираясь на философию так называемого «первого» позитивизма (Ог. Конт, Д ж . Ст. Милль, Г. Спенсер и др.), исходили из феноменалистической догмы. Сущность права, с их точ-

159 К а т к о в В. Д. Jurisprudentiae novum Organon. (Реформированная общим языковедением логика и юриспруденция). Т. 1. Цивилистика. Одесса, 1913, с. 404; см. также его более ранние произведения: Наука и философия права? Берлин, 1901; Кое-что о критике в юриспруденции. Одесса, 1909.

86

ки зрения, непознаваема. В. Д. Катков же вообще снимает проблему существования права как реального явления общественной жизни. Вопрос о праве как действительном общественном явлении, по его мнению, есть псевдопроблема, порожденная неверным истолкованием языка науки. Наделение права объективным и реальным существованием, персонификация права происходят, по его мнению, вследствие «антропологического, антропоцентрического мышления» 163. С позиций крайнего номинализма он не только отрицает объективный характер права, более того, в его концепции, оно превращается в «бессодержательное», «безыдейное» «сло-

самостоятельное объективное общественное явление, «институт» и пр., В. Д. Катков объявляет «наивно-реа- листической» и «метафизической». Под флагом борьбы с метафизикой снимается вообще попытка познать право как самостоятельное объективное общественное явление и проникнуть в его сущность. С помощью субъ- ективно-идеалистической трактовки лингвистики он полагает возможным доказать «нелепость метафизических соображений о существовании особого явления «права» 165. «Нет, — заявляет В. Д. Катков, — особого явления «право», в том смысле, в каком существуют такие особые явления, как «закон», «государство», «правило» или «норма поведения». Понятие права (гражданского права, обязательственного права и т. п.) — все это, по его мнению, есть «плод схоластики и рабства мышления перед дурно понятой грамматической категорией субстантива в группе индоевропейских языков» 166. Права как особого явления «рядом или выше закона», делает он вывод, не существует. Это лишь «выдумка», некритическое использование слова «право» 167. Право, в кон-

87

ляются осмысленными и имеют значение при условии, если можно указать на их референты (чувственные данные опыта), т. е. комплексы ощущений. Вследствие этого, как отмечает Л. О. Резников, «объективная действительность, существующая независимо от субъекта и применяемых им способов обозначения, с самого начала исключается при рассмотрении отношения знаков к обозначаемым «объектам»173. Ошибка В. Д. Каткова состоит не в том, что он подвергает осознание правовой действительности лингвистическому анализу. Напротив, последний, развитый на диалектикоматериалистической почве, является важным вспомогательным средством исследования права, необходим для уточнения смысла юридических терминов и выражений научного и обыденного языка, который имеет большое влияние на образование и развитие философского и со- циально-практического осмысления права. Лингвистический анализ открывает много перспективных рубежей юриспруденции, связанных с развитием нормативной логики, юридической техники, историко-сравнительного метода, языка политики, права и т. п. Однако языкознание в его субъективно-идеалистическом варианте бесконечно удаляет от познания подлинной природы права, препятствует познанию права как объективной действительности. Право существует не как абстракция, оно существует в живой сети конкретных правоотношений, есть не абстракция, устанавливаемая языком, а результат и часть общественной жизни, общественных отношений.

В. Д. Катков напрасно пытается отождествить уровень «существования» и объективной значимости понятий «право», «правоотношение», с одной стороны, и «кентавр», «леший» — с другой. Конечно, и то и другое не является предметами материального мира, «реальными» вещами. И право и «кентавр» есть нечто «духовное», неразрывно связанное с субъектом и его созна-

173 Современная идеалистическая гносеология. Критические очерки. Под ред. Г. А. Курсанова. М., 1968, с. 128. Критику соответст-

89

нием и вне этoгo сознания не существует, как существует реальная вещь. Однако объективно существуют не только предметы материального мира (вещи, дома, лошади и пр., т. е. физическая и органическая жизнь), но и социальные отношения. Объективность последних специфична, она не отделена от субъекта, тем не менее эта объективность есть непреложный факт. Общественные отношения, в том числе правовые, есть сама объективная социальная действительность, не сводимая ни к психике субъекта, ни к его индивидуальному сознанию, ни к «метафорическим» словам-абстракциям, которым якобы в объективной действительности ничего не соответствует. Кентавр (конкретный или абстрактный — понятие кентавр вообще) есть порождение фантазии, вымысел. Напротив, правоотношение есть часть тех многочисленных социальных связей человека, которые отнюдь не являются пустыми фантазиями, а существуют объективно и с помощью которых человек бесчисленными нитями введен в контекст социальной жизни, определяет свою деятельность, поведение, поступки, место в обществе.

Право есть не «антропоцентрическая иллюзия», порожденная неправильным использованием субстантива и, следовательно, являющаяся лишь лингвистической проблемой, а сложная нормативная регуляция в классовом обществе, выраженная не только в нормативных

В. Д. Катков не только отрицает существование права как самостоятельного общественного явления, но и узколингвистически трактует понятие закона, юридической нормы. Вслед за предшествующими представителями юридического позитивизма он рассматривает ее всецело как приказ, нормативное суждение законодателя. Тем самым существенно обедняется и искажается не только юридическая нормативная регуляция вообще, но и важнейшая ее часть — закон и юридическая норма, которые служат непосредственным и по сути дела единственным предметом исследования юридического позитивизма. Между тем юридическое правило отнюдь не сводится к нормативному предписанию государственной власти, к фиксированию его в соответствующих

90

языковых терминах (словах и предложениях). Юридическая норма неразрывна с деятельностью человека, с общественными отношениями, участником которых он является. Не может существовать сначала деятельность и отношения, а потом правила и нормы. Нельзя противопоставлять и разрывать норму и отношения, норму и деятельность без риска впасть в абстрактный формализм. Право как специфическая нормативная регуляция существует не только абстрактно, в виде нормативных суждений законодателя, оно существует и конкретно: конкретно существуют правоотношения и соответствующая деятельность человека в пределах нормативных установлений.

Другое дело, что юридические нормы не всегда формулируются и провозглашаются одновременно с их возникновением. В этом смысле иногда говорят о генетическом примате правоотношений по отношению к нормам права. Это положение может быть правильно понято только в том случае, если понимать норму в ее развитом, «цивилизованном» виде, когда она выражена не только в деятельности, но и соответствующим образом зафиксирована и провозглашена.

Гипертрофия возможностей и пределов лингвистического анализа явилась причиной того, что В. Д. Катков свел закон и юридическое правило к нормативному предписанию законодателя, истолковал не только право, но и закон только как лингвистическую проблему и тем самым чрезвычайно обеднил понятие права.

В. Д. Катков тщетно пытался решить (точнее, устранить) проблему объективности права, при этом он апеллировал к так называемым «чувственным данным опыта», «комплексам ощущений реальности» и т. д. Понятию «право» ничто не соответствует в мире материальных вещей. Но признать нематериальность права — это не значит доказать его иллюзорность, объективную ничтожность. Безусловно, право, норма и правоотношения — это не предметы материального мира вещей. И в этом смысле можно до определенной степени провести аналогию между терминами «право» и субстантивами «под» и «над», поскольку последние выражают определенные состояния и отношения объектов: человек на стуле, гроза над полями, мяч под столом и т. д. Есть основания полагать, что этимологически слово

91