эссе августин

Аврелий Августин – один из святых Отцов Церкви, главных христианских философов эпохи патристики. Его перу принадлежат многие сочинения, заложившие основы современной богословской науки. Исповедь— самая популярная книга Блаженного. Это общее название 13 автобиографических сочинений Августина, написанных около 397-398 года н. э. и рассказывающих о его жизни и обращении в христианство. «Исповедь», которая считается первым образцом автобиографии в европейской литературе, в течение тысячелетия служила литературным образцом для христианских писателей. Она охватывает только часть жизненного пути Августина (33 года из около 40 прожитых им к моменту написания), но содержит ценнейшие сведения о его духовном пути и развитии философских и религиозных взглядов. Скирбекк, в «Истории философии» пишет об Августине так: «Августин предстает в ней (Исповеди) не как греческий гражданин, а как отдельный индивид, личность, вовлеченная в борьбу души и тела, где эмоции преобладают над разумом».

Некоторые моменты в «Исповеди», касающие юриспруденции, не могли оставить меня равнодушной. Так, Августин пишет: «Когда преступным людям приписывают божественное достоинство, преступления перестают считаться преступлениями». Частично не могу согласиться с этим. Блаженный обосновывает это так: «совершающий преступление кажется подражателем не потерянных людей, а самих богов - небожителей». Если преступник кажется подражателем самих Богов, то он подражает поведению Бога, перенимает его черты, но как, будучи «долготерпеливым, многомилостивым и справедливым», Бог совершает преступления? Ведь это абсурдно. Мне больше импонирует мысль Ф.М.Достоевского, озвученная 15 столетий позже: «Преступление всегда останется преступлением, грех всегда будет грехом, на какую бы степень величия ни возносилось порочное чувство». Да и с точки зрения современного законодательства de jure положение в обществе не может освобождать от ответственности, хотя, к моему глубокому сожалению, надо оставаться честной и признаться, что история действительно знает примеры, подтверждающие мысль Августина. Так, например, когда Папа проводил инквизицию или когда Гитлер очищал арийскую кровь, мало кто задумывался, что это было преступление против человечества. Осознание пришло позднее, когда ощутили последствия. Но все же я остаюсь оптимистом и верю, что время слепых авторитетов осталось в прошлом, Valeat justitia!

Кроме того, интересна мысль Августина о причинности преступлений. Он пишет: «Итак, когда спрашивают, по какой причине совершено преступление, то обычно она предоставляется вероятной только в том случае, если можно обнаружить или стремление достичь какое-либо из тех благ, которых мы назвали низшими, либо страх их потерять…Он убил человека. Почему? Он влюбился его жену, или ему понравилось его имение…Разве совершил бы человек убийство без причины, из наслаждения самим убийством?». Блаженный, по всей видимости будучи идеалистом, даже не мог предположить, что преступление можно совершить без причины. Преступление по Августину – порочное движение души, побуждающее к действию, в котором душа и утверждает себя дерзостно и взбаламучено. Он не оправдывает преступление, он пытается найти повод. Как мы сейчас говорим, мотив и цель. Но окунись он сейчас в 21 век, его ждало б разочарование! В наше безумное время, когда дети на улице избивают до смерти прохожих, а на суд говорят: «Мы просто так, нам интересно было!». Или взять Кемеровского маньяка-насильника, который убивал каждую неделю по девушке, на допросе сказал, что совершал эти жуткие преступления только потому что «ему это доставляло наслаждение». Мне кажется, Августин настолько высоко ставил человека, даже самого пропащего, что не мог даже помыслить о возможности таких крамольных мыслей, ибо «человек действует по собственному разуму, который дал ему Бог». Но надо все-таки признать несостоятельность этой идеи в наше время.

Возвращаясь от вопросов юридических, к обыденному хотелось бы отметить так же следующую мысль. Августин пишет: «…Страдать никому не хочется, но хочется быть сострадательным, а так как нельзя сострадать, не печалясь, не это ли и есть единственная причина, почему печаль любезна?..Теперь я больше жалею человека, радующегося на позор себе, чем того, кто вообразил, что жестоко страдает, лишившись губительного наслаждения и утратив жалкое счастье». И все-таки. Что есть сострадание? Мне кажется, что корень надо искать в слове страдание. А что есть страдание? Боль? Опустошенность? Ненависть? Апатия? «Да и что такое страдание? Не боюсь его, хотя бы оно было бесчисленно. Теперь не боюсь, прежде боялся.... И кажется столько во мне этой силы теперь, что я всё поборю, все страдания, только чтобы сказать и говорить себе поминутно: я есмь! В тысячи мук -- я есмь, в пытке корчусь - но есмь! В столпе сижу, но и я существую, солнце вижу, а не вижу солнца, то знаю, что оно есть. А знать, что есть солнце -это уже вся жизнь…»(Иван Карамазов). Мне кажется, страдание необходимо. Необходимо для самосовершенствования, для сострадания. Человек, который умеет сострадать, как это ни пафосно звучит, должен разделить участь того, кому он сострадает. «Сострадание вытекает из источника дружбы», - Блаженный пишет. Сострадающий (а чаще всего это именно друг) должен прочувствовать его страдание. Мне кажется, что это и значит как раз сознательно желать страдать. Ведь ты можешь закрыть свое сердце, пройти мимо, а можешь помочь человеку рядом, ведь, как было сказано князем Мышкиным, «сострадание есть главнейший и, может быть, единственный закон бытия всего человечества»…

«Господи Боже, любящий души, Твое страдание неизмеримо чище нашего и неизменнее именно потому, что никакая печаль не может уязвить Тебя…

…И красота эта ничто, если она не от Тебя. Прекрасное родится и умирает; рождаясь, оно начинает как бы быть и расти, чтобы достичь полного расцвета, а расцветши, стареет и гибнет. Родившись и стремясь быть, прекрасное чем скорее растет, утверждая свое бытие тем сильнее торопится в небытие: таков предел, положенный Тобою».

С этим сложно спорить, очень сложно аргументировать эту позицию, конечно, можно пытаться создавать теории, но никто не знает наверняка, что там, за гранью. Поэтому ты либо веришь в этот порядок безоговорочно, либо нет. Он либо есть, либо его нет. Tertium non datur. Я верю. Он есть.

«И однако, до сих пор только верой, не видением, надеждой спасены мы…»