Софийность и ее коннотации в русской литературе XIX-начала XX веков (поэтика всеединства)

чувству жизни, с обретением софийного времени – в творчестве А.С. Пушкина, М. Лермонтова, Ф. Тютчева, А. Фета, Ф.М. Достоевского.

6. Топосом Вечной Женственности является прежде всего софия усадебной жизни, с её равновеликостью вечного и повседневного, воплотившаяся в поэтической галерее женских образов А.С. Пушкина, И.А. Гончарова, И.А. Тургенева, Л. Толстого, И. Бунина.

7.Русский усадебный роман сочетает романтический и кенотический сюжеты. Первый связан с катастрофизмом, образами искусства и художника, второй – с цельной женской (или женственной) натурой, воплощающей христианство в миру.

8.Символизм как миропонимание, утверждаемый русскими символистами и теоретиками символизма, с их поисками неохристианского возрождения акцентирует двойственность христианской традиции: онтологизм

ипафос мироприятия, восходящий к Ветхому Завету, и апокалиптика неприятия и преображения человека и мира. В теории эту двойственность христианского космизма и творческой эсхатологии воплотили Вяч. Иванов и А. Белый, С.Н. Булгаков и Н.А. Бердяев. Космогония и эсхатология целого являются двумя важнейшими аспектами софийной поэтики всеединства поэзии Серебряного века, в которой явственно присутствуют две линии «архаистов» и «апокалиптиков».

9.«Архаисты» – поэты лиро-эпического склада, с их доминирующим всерадостным «Да» миру и жизни, утверждают светлый космизм (космотеизм) мировосприятия. Такова поэзия Вяч. Иванова, К. Бальмонта, Б. Пастернака. Но дух переходного времени больше определяет творчество «апокалиптиков», поэтов лиро-драматического и трагического склада, с их напряжённым антиномизмом мироотношения, трагической раздвоенностью, апокалиптическим восприятием истории, чутких к расколам мировой и национальной психеи. Такова поэзия А. Блока, М. Цветаевой, Г. Иванова.

10.В софийном мироощущении Ф.М. Достоевского и названных поэтов Серебряного века рождается новая сакрализация человека и мира. В софийном опыте художника можно видеть то новое восприятие вечной христианской истины, о чём размышлял Вл. Соловьёв, связывая его с новыми формами теофании, сакральной способностью видеть высшее, божественное начало в реальных, земных проявлениях. Вселенская церковь обогащается новым моментом мистического имманентизма. Носителем искомого религиозного синтеза является прежде всего поэт, художник, чувствующий живую ткань единого целого.

Теоретическая значимость работы определяется тем, что на основе полученных в диссертации результатов появляется возможность развития нового направления исследования русской литературы и культуры в аспекте софийной поэтики всеединства, а также дальнейшего изучения целого ряда поставленных в работе проблем: антикризисный потенциал русской словесной культуры; философия русских писателей; русская картина мира, связанная с

11

космизмом, онтологизмом и эсхатологией отечественной интеллектуальной традиции; переход от классической к неклассической поэтике; духовные искания Серебряного века (поиски синтеза).

В работе обосновывается софийность русской литературы конца Нового времени как поэтика всеединства. Выявляются её основные аспекты: антиномический (двойственность мироотношения), космологический (тема Вечной Женственности, Матери-Земли, утверждение космичности художественно-поэтического сознания, поиски мирового сознания), национально-почвенный (кенотический герой, усадебный топос), любовноромантический (романтическая философия любви и её драма в антисофийном мире), диалогический (брачная тайна мира и духовно-душевного состава человека), эстетический (культ красоты и художника, чуткого к этой спасительной красоте), символический (восхождение поэта от реального к реальнейшему), экзистенциально-эсхатологический (апокалиптика кризиса и преображения), экклезиологический (чувство храмовости мира). В составе классической поэтики говорится о драме софийных тем и смыслов (ибо мир в реальном состоянии – антисофиен), обретении софийного времени и топоса, раскрывается трансформация темы Вечной женственности в связи с кризисом усадебного топоса и домашнего мира, выявляются романтический и кенотический сюжеты русского усадебного романа. Вл. Соловьёв предстаёт в работе центральной фигурой, связующей романтическую традицию XIX века с эпохой символизма, Софию поэтическую и теоретическую. Сопоставляется софийный космос К. Бальмонта, Вяч. Иванова, Б. Пастернака и исследуются эсхатологические метаморфозы Софии и нарастание экзистенциальнокатастрофических тем в поэзии А. Блока, М. Цветаевой, Г. Иванова. Онтологический подход в работе соответствует одной из важнейших тенденций развития отечественной культуры и помогает вскрыть топику вербального творчества в его всеединстве.

Научно-практическая значимость. Результаты исследования:

1.являются частью реализации проекта «Герменевтические исследования макрокультурного кризиса и антикризисного потенциала русской словесной культуры», осуществляемого кафедрой культурологии и литературы ФГБОУ ВПО «ШГПУ» под руководством проф. В.П.Океанского в рамках федеральной целевой программы «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» (2009 – 2013 годы). В рамках этого проекта опубликован ряд работ по диссертации. Автор работы является старшим научным сотрудником «Центра кризисологических исследований» при кафедре культурологии и литературы ФГБОУ ВПО «ШГПУ».

2.Могут быть использованы при подготовке научных трудов, в общих курсах по истории русской литературы и культуры, при дальнейшей разработке софиологического и онтологического подхода к изучению нашей словесности.

12

3. Могут быть представлены в виде вузовского спецкурса или спецсеминара для студентов-филологов и культурологов «Антикризисный потенциал русской словесной культуры: софийная поэтика всеединства».

Достоверность научных положений и выводов диссертации

обеспечивается фундаментальным характером поставленной проблемы, её обоснованностью, выбором необходимых для её решения методов исследования, апробацией полученных результатов.

Апробация результатов исследования. Основные положения диссертационного исследования были изложены в форме докладов на различных научных конференциях и семинарах в период 1994–2011 гг. в Иванове, Шуе, Москве, С-Петербурге, Владимире, Астрахани, Пензе: научный семинар «Соловьёвские исследования» (ИГЭУ, 2000–2011), международные конференции «Вл. Соловьёв и философско-культурологическая мысль XX века» (ИГЭУ, 2000), «Россия и Европа в XXI веке и наследие Вл. Соловьёва» (ИГЭУ, 2003), «Философия В.С. Соловьёва в истории мысли и современных дискуссиях» (ИГЭУ, 2008), «Философия В.С. Соловьёва в межкультурной коммуникации» (ИГЭУ, 2010), «К. Бальмонт и мировая культура» (Шуя, 1994), «Роман Достоевского «Идиот» и мировая культура» (ИвГУ, 1999), «Художественный текст и культура» (Владимир, 1999), международный симпозиум «Глобальный культурный кризис Нового времени и русская словесность» (Шуя, 2006), «Проблематика имяславия в контекстах древних и новых: международный научный семинар» (Иваново-Шуя, 2009), «Идеи космизма в философии, науке и искусстве. История и современность: международная научно-общественная конференция» (СПетербург, 2009), «Антикризисный потенциал русской интеллектуальной культуры конца Нового времени» (Иваново-Шуя, 2010, 2011), «Творчество К.Д. Бальмонта в контексте мировой и региональной культуры» (Шуя, 2010); всероссийские конференции «К. Бальмонт, М. Цветаева и художественные искания XX века» (ИвГУ, 1996, 1998, 1999, 2003), «Потаенная литература» (ИвГУ, 1999, 2001, 2003), «Синтез в русской и мировой художественной культуре» (МПГУ, 2001, 2004, 2006, 2007), «Мир и язык в наследии отца Сергия Булгакова» (Шуя, 2007), «Куприяновские чтения» (Иваново, 2009), «Бальмонтовские чтения» (Шуя, 2009,2010,2011);

региональные конференции «малые жанры» (ИвГУ, 1999, 2001), проблемно-

интеллектуальный семинар «Проект – Перекресток» (Иваново – Шуя, 1998– 2001), областной межвузовский методологический семинар «Актуальные проблемы теории и истории культуры» (ИГХТУ, 1999), «Дети и сказка в культуре, кинематографии и литературе» (Иваново, 2002, 2003), Шереметевские чтения (Иваново, 2003), «Методические чтения памяти В.П. Медведева. Проблемы анализа литературного произведения в средней школе» (ИвГУ, 2004–2005), «Проблемы литературного образования: школа – вуз» (Шуя, 2005, 2007) и др.

13

Основные положения диссертации отражены, а отдельные более подробно развёрнуты в 64 публикациях (3 монографии, статьи) общим объёмом

79 п.л.

Структура работы. Диссертация состоит из Введения, 5 глав, Заключения, Библиографического списка. Общий объём текста – 383 страницы. Список литературы включает 489 наименований.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

ВВЕДЕНИЕ «Проблема софийности русской литературы и культуры

всовременной науке» – носит теоретико-методологический характер. Обосновывается актуальность темы, определяются цель и задачи, предмет и методология исследования, анализируется литература по исследуемой проблеме, показывается степень её разработанности, определяется новизна, теоретическая и практическая значимость результатов исследования, логика построения работы.

ГЛАВА 1 «СОФИЙНАЯ ПОЭТИКА ВСЕЕДИНСТВА:

ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ ВВЕДЕНИЕ» раскрывает истоки и содержание образаидеи Софии; рассматриваются: проблема софийности в литературе и искусстве

втрудах Вл. Соловьёва и его продолжателей, представителей софийнотеургической философии Серебряного века, её связь с космическим мироощущением мыслителей и поэтов этого времени; основные аспекты софийной поэтики всеединства.

Раздел 1.1. «Онтология Софии: София Божественная и космическая»

содержит разные определения Софии – это начало, сообщающее материи смысл, глубину, связывающее земное бытие с миром высшим, постижение божественной основы мира, видение преображённого мира, интуиция целостности человеческого, божественного и природного. Творчество, не потерявшее свою метафизическую основу, веры в реальность сверхчувственного мира, своей цельности и чувства священного, может быть названо софийным. Выявляются библейские и древнерусские истоки софийного чувства, на почве которого способно вырасти цельное софийное мироощущение, восприятие мира в аспекте софийности, суть которого – преклонение, благоговение вопреки видимой скудости вещей. Гностики, каббала и опирающаяся на теософскую традицию свободной религиозности эпоха романтизма (в которой художник становится творцом собственного мира) вносят в древний лиро-эпический образ Софии-мироустроительницы драматические смыслы. Миром правит не только Логос, но и Эрос. Речь идёт о мире в широком смысле как тотальности (а не порядке и согласии), где сопряжены космос и хаос. Возникает эротическая символика двойственной Мировой Души, способной к падению и просветлению. Образ мира связывается не с гармоническим аполлоническим космосом в эллинском понимании

14

(упорядоченное, украшенное, пронизанное Логосом целое), но с бесконечностью и непостижимостью – прерогативами божественного абсолюта (в мистическом богословии восточной церкви). Мистика Софии, способной сопрягать различное, порождает восходящий платоновский эрос, находящий свое воплощение в романтическом культе Вечной Женственности, музы, «вечной подруги» и возлюбленной. Потому можно говорить о текучести и многосмысленности софийных тем и мотивов в русской литературе ХIХ-ХХ веков, о присутствии среди них древнерусских и гностических коннотаций, романтических и апокалиптических смыслов. Идея-образ Софии явилась не только посредником между человеком и Богом, но и звеном сопряжения различных образов мира в переходном XIX веке. Если ницшеанская религия жизни отвергала христианскую традицию, соловьёвская мистика Софии сопрягала православную Софию-Премудрость Божию, богочеловеческую Софию с двойственной Мировой душой, космической Софией. В этой двоякости и текучести Софии осуществляется переход от христианского теоантропоцентризма к бесконечному и релятивному новоевропейскому космосу.

Романтическая традиция в её контаминации на русской почве с традициями православной святости: онтологической направленности русской религиозности, порождающей пасхальный тип культуры с его идеей преображения – воплощает себя в философии всеединства, идее Софии или «свободного синтеза», в определении Вл. Соловьёва. Особая синтетичность отечественной литературной традиции XIX в. порождает проблему софийного видения человека и мира. Это способность видеть в каждой вещи её софию, мудрое, божественное, метафизическое предназначение или измену этому назначению, своему пути. Любой предмет можно созерцать в полноте его божественного предназначения. У каждого предмета есть своя софия, которая может быть проявлена – светом любви, а может остаться непроявленной, сокрытой. В софийных интуициях рождается новая сакрализация мира и человека. В софийном опыте художника, преодолевающем хаос (ибо мир в реальном состоянии – антисофиен), можно видеть то развитие христианского мира, о котором размышлял Вл. Соловьёв, связывая его с новыми формами теофании, способностью видеть высшее, божественное начало в реальных, земных проявлениях.

Раздел 1.2. «Вл. Соловьёв и софийно-теургическая эстетика о софийности литературы и искусства. Софийность в космическом мироощущении русских мыслителей и поэтов Серебряного века» посвящён рассмотрению соловьёвской идеи софийности искусства. Соловьёвская интуиция Софии, являясь истоком софиологии и софийно-теургического синтеза Серебряного века и одновременно главным символическим образом его поэзии, связывает софиологию теоретическую и поэтическую софийность, соединяя эпохи романтизма и символизма. Утверждая софийность искусства, Вл. Соловьёв создавал ту новую, жизнедейственную эстетику, новое мироощущение, осознававшее символизм и диалогизм искусства и подлинного

15

человеческого существования, которые и были для мыслителя выявлением «истинного христианства». Новоевропейская тенденция десакрализации культуры сменяется возвращением к сакральному.

В софиологических трудах Вл. Соловьёва, Вяч. Иванова, А. Белого, П. Флоренского, С. Булгакова почитание Вечной Женственности, софийные истоки творчества неотделимы от главных христианских догматов о преображении твари и воплощении божества. Искусство, осознающее свою софийность, несоизмеримо только с эстетическими категориями и превышает свои десакрализованные границы. Таким образом, утверждалась преображающая, просветляющая природа искусства и выявлялись эсхатологические замыслы восточного христианства. Для С.Н. Булгакова это истина христианского космизма. Для Н.А. Бердяева новая христианская духовность имеет творческую природу. В эпоху открытия космической бесконечности необходимо творческое усилие человека. Экзистенциальноэсхатологическая метафизика Бердяева (вслед за Соловьёвым) превращает человека и художника в творца софийного космоса. Возможно говорить о софийности русских писателей, выявляющей своеобразие онтологизма русской литературы.

В христианской традиции мир – «становящаяся София», ибо в мировом бытии смешаны бытие и небытие, София и меон, божественная основа и ничтожество. Потому и важным становится усилие человека по устроению и преображению мира. Если подчёркивать романтические истоки софийной тематики, то, разумеется, София предстаёт русским софиологам и поэтам в образах вечно-женственного начала (мать-земля, возлюбленная, невеста, жена). Если связывать софийность мира с исихастской традицией, то очевидно, что её апофатические и энергийные представления органичны для софийной тематики, стремящейся связать трансцендентное и имманентное. Сущность Божественного абсолюта непостижима, трансцендентна миру, но проявляется в мире в виде божественных имён и энергий. Из апофатической концепции сущности вытекает энергийная и символическая концепция имени С.Н. Булгакова: «В словах содержится энергия мира» («Философия имени») и энергийные определения Софии – «энергия Логоса в мире», «божественные энергии, струящиеся в мир» («Свет Невечерний»).

Русская культура дольше всего сохраняет синтетические задания Нового времени. Замыслы синтеза отражают процесс глобальной переориентации европейского художественного сознания с классических антропо- и логоцентрических позиций на позиции онтологические: целое – мера всех вещей, человек – хранитель бытия, которые всегда главенствовали на Востоке как откровение божественного. К всеохватности стремится новоевропейское искусство в своих высших достижениях. Важнейшим принципом мироотношения становится двуединство полярностей. Но децентрация отношений человека и тотальности делает возможность синтеза проблематичной. Ницше и Соловьёв были двумя великими современниками,

16

(3)Национально-почвенный аспект. Важным воплощением Вечной Женственности, Матери-Земли является душа народа. Культ смиренного, кроткого героя, неотделимого от тихой, скудной природы, определяет русскую литературу. Д. Мережковский писал о «естественном христианстве» с его кенотизмом и духовной стойкостью как Софии русской природы и русского национального характера. Пушкинская Татьяна – открытие нового софийного образа человека в русской литературе. Важнейшим воплощением «вечной России», «внутреннего и внешнего домоустроения» становится в XIX веке усадебный топос. С миром «дворянских гнёзд» связан софийный женский образ души усадьбы, уездной русской барышни – «символ русской вечной женственности» (В. Кантор), запечатлённый А.С. Пушкиным, И. Тургеневым, И. Гончаровым, «естественной, как сама жизнь» (И. Гончаров).

(4)Любовно-романтический аспект. Центральная любовная коллизия русского романа связана с поисками смысла жизни (её высшей софийной полноты) и, как правило, трагична как антиномическое столкновение героя, принадлежащего десакрализованному, меональному миру и софийного женского образа, воплощение Вечной Женственности. Женщина в контексте философии всеединства становится хранительницей тайн жизни и смерти. Русский писатель воспроизводит трагедию любви в антисофийном мире. Эта любовная коллизия тяготеет к драме монологизма – разминовения, непонимания героев, принадлежащих разным социокультурным мирам как выражение внутреннего раскола души России.

(5)Диалогический аспект. Идеал русского писателя – софийная личность, связанная с Матерью-Землей, остро ощущающая красоту мира, брачную тайну мира и духовно-душевного состава человека. Эта сакрализация мира и человека порождает «основной миф русской литературы» – вечное стремление вечно мужественной формы, творческой потенции бытия к спасительной и освобождающей Вечной Женственности, которая способна пробудить живую жизнь и живую душу – «высшее, что дано человеку» (В. Кантор). «Я есть Ты». Индивидуалистическая антропология сменяется диалогической. Тема Вечной Женственности порождает равноправие я и ты, диалогизм поэтического сознания – поэзии Вл. Соловьёва, А. Блока.

(6)Эстетический аспект. Последнее слово в мирооправдании романтика принадлежит эстетике. Романтики верили, что «мир спасёт красота», ибо она божественна, софийна. Поэт софиен, он – «сын гармонии», послушный «веленью Божию». Софийность Пушкина – прежде всего в гармонии его классической формы, которая всегда о целом. Все эпохи расцвета художественной культуры в своем пан и мета-эстетизме создавали особую игровую, артистическую атмосферу, в которой остро осознавалась целостность

исакральность творимой человеком культуры.

(7)Символический аспект. Эта мета-восприимчивость поэта возрождает символическое мироотношение, окрылённое чувство прозрачности мира, сочетания индивидуального-мирового, обыденного-возвышенного.

18

Поэт вступает в диалог с судьбой и предвосхищает реальное течение событий. Пушкинская софийность с его трансцендентным пониманием красоты ориентирована на православную святость. Созерцательно-кенотическая софийность самоотречения и смирения увенчивает многосложный духовный мир пушкинской поэзии. Пытаясь объять целое, поэт неизбежно приходит к апокалиптической теме смерти-возрождения, заявленной в стихотворении «Пророк», где явлена мистерия целостного преображения личности. Пушкинский пророк примиряет теистическую идею с обретением космического сознания. В творчестве Гёте и Пушкина европейская литературная традиция возвращается к своим индоевропейским, архаическим корням, в частности, в способности сочетать полярности.

Пушкин, наделённый высшим онтологическим даром охвата полноты бытия, сочетает кенотическую софийность самоотречения и смирения с раскрытием антиномической природы сущего, апокалиптическую тему смертивоскресения – крестный путь поэта-пророка с преображающим «Божественным Глаголом» Поэта, ибо поэт – «свидетель горнего мира», по слову С.Н. Булгакова. Вслед за Пушкиным русская литература исследует онтологическую драму мира, драму утраты человеком софийного мировосприятия и причастности поэта софийности мира, сакральности бытия.

названных авторов присутствие софийного чувства. Полнота мгновения, приобщающего вечности, порождает лермонтовское бесстрашие. Подобно Достоевскому, Тютчев – не только поэт хаоса и бездны, но славословит Бога в творении, символическую причастность поэта жизни природы. В поэзии Тютчева начинает размываться грань между человеческой и мировой душой, живущих по единым мистериальным законам дионисийской жажды жизни и отрешения от жизни. Пафос поэзии Тютчева – в единении с миром, в преодолении типично романтического разлада с целым (самораскрытие личности ведёт к единению с жизнью мировой). Смысл поэзии Фета – феноменологическая явленность богатства Божьего мира, состояний природы и любовных переживаний. Миг пробуждения души преображает самые обыкновенные предметы, рождая чувство включённости в бытие вместо романтико-модернистского ощущения изгнанности и потерянности.

Раздел 2.3. «О софийном мироощущении в романах Ф.М. Достоевского» выявляет перерастание поэтического софийного чувства в романах Достоевского в цельное софийное мироощущение. Благодать радости бытия почти запредельна для героев Достоевского, пребывающих в мире апокалиптическом, где ослабевают источники жизни. Современному человеку, утратившему цельность и благообразие своей жизни, недостаёт «веселия духовного». Но катастрофическому миру в романах писателя противостоит софийный опыт их автора и его восторженных героев, которые переживают мгновения «мировой гармонии», открывают тайну Матери-Земли, света и

20