Похвальное слово сну. (Письмо редактору Вестника Европы)

Похвальное слово сну [говоренное въ Обществ? Л?нивыхъ].

Пока еще сладостный сонъ не сомкнулъ р?сницъ вашихъ, и полуоткрытые глаза могутъ взирать на оратора, лежащаго на мягкомъ пуховик?, почтенные слушатели и прекрасныя слушательницы, преклоните ухо ваше къ словамъ моимъ! Не грозныя битвы, не шумъ воинскій, не гибельные подвиги героевъ, подвиги, клонящіеся къ отнятію сна у б?дныхъ челов?ковъ, н?тъ! я хочу выхвалять способность спать, — и ежели душа есть источникъ прекрасныхъ мыслей, то пов?рьте, что р?чь моя, истекающая изъ оной, должна вамъ нравиться, ибо душа моя дышетъ любовію къ благодатному богу л?совъ Киммеринскихъ.

Вы улыбаетесь, слушатели, вы отд?ляете медленно головы свои отъ мягкихъ подушекъ, чтобъ не пропустить ни одного слова краснор?чиваго витіи, — и я, ободренный симъ геройскимъ подвигомъ, см?ло выступаю на обширное поле краснор?чія!

Кто не спитъ, кто не вкушаетъ сладости сна? Злод?й, преступникъ; ибо и невинный, приговоренный къ смерти, и несчастный страдалецъ подъ бременемъ б?дности и зла, и они смыкаютъ в?жды свои, омоченныя

12

слезами, и они усыпляютъ свои горести. Сладостное усыпленіе, истинный даръ небесъ, оставшійся на дн? сосуда неосторожной Пандоры! Ты вм?ст? съ надеждою украшаешь бытіе несчастнаго! Ты украшаешь жизнь его прелестными мечтами!.. Ахъ, сонъ есть свид?тель нашей сов?сти! Сонъ, надежда и добрая сов?сть неразлучны; они суть братья и сестры одного семейства. Бросьте взоръ свой на сего спящаго младенца: это ангелъ, который покоится на лон? невинности; розы, райскія розы горятъ на ланитахъ малютки, уста его улыбаются... они ищутъ поц?луевъ матери; дыханіе его легко и сладостно. Спи, малютка, пока страсти и люди, ненавистники сна, не лишили тебя способности спать!..

Взгляните на сонъ благотворительнаго челов?ка: онъ тихъ и спокоенъ, какъ ночь весенняя. Душа его, которой ничто не препятствуетъ излиться наружу, дышетъ на его устахъ, на, ясномъ чел? его, даже на опущенныхъ р?сницахъ. Сердце его утопаетъ въ веселіи, пульсъ его ударяетъ тихо и ровно: онъ счастливъ, ибо онъ учинилъ доброе д?ло, ибо сонъ напоминаетъ ему несчастнаго, котораго онъ извлекъ изъ пропасти, съ которымъ под?лился посл?дними крохами, съ которымъ плакалъ наедин?. Кажется, что ангелъ-хранитель присутствуетъ у ложа праведника и отгоняетъ благовонными крилами ужасныя мечты и призраки. Надежда сыплетъ на него цв?ты свои обильною рукою, и онъ просыпается едва ли столько счастливъ; ибо первый взоръ его часто, очень часто встр?чаетъ неблагодарнаго! Что нужды? Онъ уже наслаждался во сн?! Я жал?ю, жал?ю отъ искренняго сердца о томъ, кто не заснулъ посл? добраго д?ла.

Взгляните теперь на оратая, который засыпаетъ на

13

жесткомъ лож?, въ объятіяхъ супруги своей; взгляните на поденщика, который, окончивъ трудъ свой, бросается на голый камень; взгляните на ратника, утружденнаго походомъ, дождемъ, холодомъ: онъ н?сколько дней сряду сражался; кровь и потъ лились ручьями, голодъ изнурялъ его; но онъ заснулъ, — и все забыто, и онъ счастлив?е сатрапа, засыпающаго тонкимъ сномъ на персяхъ восточной красавицы. Скажите мн? теперь, что? награждаетъ страдальцевъ сихъ за труды, потъ и раны? — Сонъ!

Кто изъ насъ не былъ влюбленъ и кто не спалъ вопреки любви своей? Сладостенъ сонъ любовника; онъ видитъ или бархатные луга, орошенные журчащими ручьями, или прохладные сады, гд? все таетъ и н?жится, или луну, царство сильфовъ... Но вс? сіи предметы украшены присутствіемъ его возлюбленной. Везд? она съ нимъ ходитъ рука съ рукою, везд? неразлучна — и въ хижин?, и во дворц?. Сонъ и самыя печали услаждаетъ. Любовница теб? изм?нила, или она, новая Галатея, невнимательна къ твоимъ п?снямъ; ц?ломудренна какъ Цинтія, или какъ Зеновія, которая

даже супругу своему на условіи позволяла разд?лять брачное ложе, какъ Зеновія, едва, едва склоняетъ къ теб? суровые взоры?.. Ут?шься, печальный страдалецъ! Я не стану теб? сов?товать вооружаться терп?ніемъ стоика, или потоплять любовь свою въ чаш? вина1), или забыть в?роломную: первое не есть д?ло невозможное (ибо въ какой стран? любовники терп?ливы?), другое и третіе противно нравамъ. Но никто не отнималъ у тебя сна. Никто не лишалъ тебя способности усыплять сердце твое посредствомъ сладостныхъ

14

мечтаній? Спи же, любовникъ, спи же отъ вечера до утра, отъ утра до вечера, и къ наказанію твоей каменной Лауры — ты в?рно когда-нибудь проснешься съ прежнимъ спокойствіемъ, съ прежнимъ равнодушіемъ; ибо сонъ, успокоивая страсти, истребляетъ даже ихъ вредное начало. Что? есть сердце наше? Море. Удержи дыханіе в?тровъ, — и оно спокойно.

Природа, благая мать смертныхъ! Ты начинаешь наказывать преступника, рушителя правъ твоихъ, прежде законовъ челов?ческихъ. Взгляните на юношу, который въ первый разъ нарушилъ ея священныя права: взоръ его пасмуренъ, нетерп?ливъ; онъ ищетъ чего-то, ибо уб?гаетъ самого себя; онъ ищетъ разс?янія въ шумномъ св?т?, въ опасныхъ удовольствіяхъ, и горе ему, если новыя преступленія изгладятъ сл?ды первыхъ! Но если, ведомый рукою сов?сти, онъ скроется на минуту отъ взоровъ челов?ческихъ и тамъ, въ безмолвномъ уединеніи, предастся размышленію, то слезы — в?стники добраго сердца — слезы раскаянія, омочатъ его ланиты, душа его успокоится, подобно мутной вод?, протекающей по ровному песчаному долу; душа его придетъ въ лучшее состояніе, и сонъ, награда всякаго добраго д?ла, сонъ заключитъ его въ мягкія объятія1); ибо сонъ, вопреки вс?мъ наблюдателямъ страстей челов?ческихъ, идетъ непосредственно за первымъ раскаяніемъ: явная премудрость небеснаго Провид?нія, которое врачуетъ язвы сердца нашего посредствомъ благотворнаго усыпленія!

Но какія ужасныя картины представляются взорамъ нашимъ! Преступникъ, преступникъ, закорен?лый въ

15

злод?яніяхъ! Гласъ оскорбленной природы, подобно грому, раздался въ его сердц?, и гласъ сей былъ ужасенъ: Злод?й, ты не будешь спать1)! Вотъ приговоръ тиранамъ, сластолюбцамъ, рушителямъ священныхъ правъ челов?чества! Приведемъ на память сильныя слова латинскаго стихотворца2): «Ужели страшный ревъ быка Фаларидова, ужели мечъ, приц?пленный къ златому крову и висящій надъ главою ув?нчаннаго тирана, ужасн?е грызеній сов?сти того несчастнаго, который, бл?дн?я, говоритъ —

истоль тихо, что жена, лежащая съ нимъ на одномъ лож?, слышать не можетъ: я б?гу, б?гу къ погибели!». Знали ли сонъ Діонисій Сиракузскій

исіи изверги природы, сіи ряды в?нчанныхъ злод?евъ Рима, которыхъ, какъ говоритъ Расинъ3), одно имя есть ужасная обида ужасному тирану? Вкушалъ ли сонъ и сей счастливый злод?й Британіи4), котораго жизнь была загадка, который, подобно древнему тирану, укрывался всякую ночь въ новомъ уб?жищ? своего лабиринта? Между т?мъ какъ герой С?вера — сей великій мужъ, котораго жизнь достойна пера Плутархова, ибо мал?йшее его д?яніе есть подвигъ великаго ума, — между т?мъ, говорю я, какъ Суворовъ спалъ на плащ?, подъ открытымъ небомъ, въ виду огней непріятельскихъ и на канун? р?шительнаго сраженія!!!

Такъ, почтенные слушатели, способность спать во всякое время есть признакъ великой души. Древность, неисчерпаемый источникъ истины и басень, древность, 16

хранилище опытности, развертываетъ предъ нами свои хартіи. Прим?ры обильны и уб?дительны. Александръ на канун? ужасной битвы съ Даріемъ засыпаетъ ввечеру. Парменіонъ принужденъ его будить, ибо знамена персскія блистали уже вблизи стана греческаго. Катонъ им?лъ привычку засыпать при наступленіи опасности, ибо ничто не могло поколебать

великаго духа героя стоиковъ: Mediis tempestatibus placidus. Августъ спитъ мертвымъ сномъ во время упорнаго морскаго сраженія, происходившаго у береговъ цв?тущей Сициліи. Марій — и что? еще чудесн?е

— засыпаетъ подъ деревомъ во время посл?дней битвы съ Силлою, и тогда только сонъ покидаетъ предпріимчиваго вождя, когда сонмы непріятелей обратили въ б?гство его воинство. Гибельный сонъ, но не мен?е того славный! Мудрый Эпименидъ, если в?рить историкамъ, проспалъ 47 л?тъ сряду, и Геродотъ, отецъ л?тописцевъ, свид?тельствуетъ, что народы С?вера спятъ въ теченіи шести зимнихъ м?сяцевъ, подобно суркамъ, не просыпаясь.

Изъ всего мною сказаннаго ясно извлекается сл?дующее заключеніе: Сонъ есть признакъ великаго духа и доброй души. Доброй души — ибо сонливый челов?къ неспособенъ д?лать зло, которое требуетъ великихъ усилій, безпокойства и безпрестанной д?ятельности. Лафонтенъ, жертвовавшій ему половиною жизни своей, посмотрите, съ какимъ удовольствіемъ говоритъ о безпечномъ сн? везд?, гд? можетъ сказать что-нибудь въ пользу его!

Je ne dormirai point sous de riches lambris: Mais voit-on que le somme en perde de son prix?

En est-il moins profond et moins plein de delices? Je lui voue au desert de nouveaux sacrifices. Fable du Mogol.

17

А добродушіе Лафонтена, какъ изв?стно вамъ, вошло въ пословицу. Сонъ есть стихія стихотворцевъ. Отчего же предаются оному даже до излишества? Вопросъ важный, достойный вниманія мудрецовъ, и котораго я, хотя и могъ бы, разр?шить не см?ю, боясь вооружить противъ себя высокопарнаго Мевія и неусыпнаго, но усыпительнаго Бавія, которые — о, святотатство! — и самое божество ночи оскорбляютъ кропаніемъ стиховъ!1) Но поэты всегда прославляли сладость сна, начиная отъ Омира; вс? они, вс? до одного, описывали мен?е и бол?е, хуже и лучше сіе успокоеніе души и т?ла. Тибуллъ, котораго вся жизнь была поэзія (простите мн? сіе выраженіе!), Тибуллъ не въ одномъ м?ст? выхваляетъ сонъ. Я всегда съ живымъ удовольствіемъ привожу на память стихи его:

....подъ т?нію древесной отдыхаю, Которая меня прохладою дарить.

Сквозь солнце иногда дождь мелкій чуть шумитъ: Я, слушая его, помалу погружаюсь Въ забвеніе — и сномъ пріятнымъ наслаждаюсь.

Дмитріевъ.

Какая истинная любовь къ наслажденіямъ тихимъ, какая любовь ко сну!...

Дал?е:

Иль въ мрачну, бурну ночь, въ объятіяхъ драгой Не слышу и грозы, гремящей надо мной!

Вотъ сердца моего желанья и ут?хи! Дмитріевъ.

Первые два стиха показываютъ мастера наслаждаться. Посл?дній принадлежитъ къ малому числу стиховъ, написанныхъ отъ души. 18

Ахъ, почтенное сословіе сонныхъ! Еслибъ я не боялся траты времени, которое можно посвятить съ такою пользою на сонъ, еслибъ томные глаза ваши не показывали, что онъ вамъ становится нужн?е краснор?чив?йшей похвалы, — то в?рно бъ сд?лалъ уб?дительное и многор?чивое сравненіе двухъ народовъ: одного — воинственнаго, другаго — мирнаго; одного — провождающаго дни и ночи на страж? съ копьемъ въ рукахъ, другаго — изгнавшаго изъ пред?ловъ своихъ все, что? клонится къ нарушенію сна: и п?туховъ, в?стниковъ утра, и шумныя художества, и снаряды воинственные. Я бы сд?лалъ сравненіе Спартанъ со счастливыми Сибаритами, и сравненіе мое клонилось бы въ пользу посл?днихъ. Я бы доказалъ, что счастія н?тъ въ д?ятельности народной, и чрезъ то открылъ бы неиспов?димыя истины и

новое поле политикамъ, поле вовсе неизв?стное. Но я вижу, что Морфей сыплетъ на васъ зернистый макъ свой! Я ощущаю и самъ тайное присутствіе бога Киммеринскаго. Крил? его сотрясаютъ благовонную росу на любимцевъ... Перстъ его смыкаетъ уста мои... языкъ косн?етъ... и я...

засыпаю. ЛЮБИТЕЛЬ СНА.

————

Сноски Сноски к стр. 13

1)Ou bien buvez: c’est un parti fort sage. — Voltaire.

Сноски к стр. 14

1)Выражение Гомерово. Сноски к стр. 15

1)Шекспиръ.

2)Персій.

3)Расинъ, см. Британника.

4)Кромвель.

Сноски к стр. 17 1) Древніе не см?ли нарушать безмолвія ночи. Битвы прекращались съ закатомъ солнца.