Korporativnoe_pravo_Aktualnye_problemy_teorii_i_praktiki

системе ведения реестра - записями на лицевых счетах у держателя реестра. В процессе рассмотрения дела суд не исследовал, был ли соблюден установленный законом порядок перехода права собственности на спорные акции к истцу и является ли истец законным владельцем этих акций"*(1245). В более позднем постановлении по аналогичному делу ВАС РФ подтвердил ранее высказанную позицию, дополнив ее следующим соображением: поскольку истец, которому не были переданы ценные бумаги и предъявивший иск о признании права собственности, в силу положений ст. 29 Закона о рынке ценных бумаг не приобрел права собственности на ценные бумаги, отношения, возникшие между сторонами в подобном споре, носят обязательственно-правовой характер, а основания для признания права собственности на акции за истцом и удовлетворения заявленного иска отсутствуют*(1246). Эта же мысль (договор о распоряжении ценными бумагами не порождает каких-либо прав на сами бумаги) была высказана Судом и в Обзоре практики разрешения споров, связанных с применением норм о договоре залога и иных обеспечительных сделках с ценными бумагами (п. 13 Обзора)*(1247). Этот подход и должен быть признан единственно верным*(1248).

Вкачестве примера применения иска о признании права в отношении прав участия

вобществе с ограниченной ответственностью приведем следующее дело, связанное с толкованием положений прежней редакции Закона об ООО. Истец обратился в суд, указав, что он приобрел долю участия в обществе с ограниченной ответственностью. При этом процедура уведомления участников о возможности преимущественного приобретения доли была продавцом доли соблюдена. Участник обратился в общество с заявлением о необходимости провести общее собрание участников и принять на нем решение об изменении учредительных документов общества. Однако общество на указанное обращение не ответило. Истец обратился в суд, указав, что он стал собственником доли с момента уведомления общества о покупке (п. 6 ст. 21 Закона об

ООО). Суд признал, что истец действительно обладает правом собственности на долю участия в ООО и вынес решение о признании права*(1249). В данном деле спорным является утверждение суда о том, что право на долю в обществе с ограниченной ответственностью возникает с момента уведомления общества*(1250); но, во всяком случае, суд был последователен - сначала он констатировал, что право на долю у истца уже возникло, а затем удовлетворил иск.

Именно признание права на долю участия в обществе с ограниченной ответственностью законодатель назвал основным способом защиты прав участника обществе с ограниченной ответственностью в случае утраты последним принадлежащей ему доли (см. п. 17 ст. 21 Закона об ООО (в ред. от 30 декабря 2008 г.)).

Надо прежде всего определиться с природой данного иска - относится ли он к подлинным искам о признании или же составляет разновидность исков о восстановлении положения, существовавшего до нарушения права.

С одной стороны, вопреки своему обозначению в законе ("иск о признании права на долю") данный способ защиты может быть отнесен к такому способу, как восстановление положения, существовавшего до нарушения права. Это, кажется, вытекает из того, что сам же законодатель подчеркивает, что удовлетворение такого иска связано с лишением ответчика права на долю либо часть доли. Тем самым вроде бы восстанавливается положение, которое было до нарушения - до незаконного лишения истца доли.

Однако не все так просто. Прежде всего, необходимо разобраться с тем, в какой момент у участника общества с ограниченной ответственностью возникают соответствующие права на долю в уставном капитале общества. Таких моментов в соответствии с Законом может быть выделено два. Дело в том, что в соответствии с п. 12 ст. 21 Закона об ООО (в ред. от 30 декабря 2008 г.) право на долю общества с

ограниченной ответственностью возникает с момента нотариального удостоверения "сделки, направленной на отчуждение доли или части доли"*(1251) либо в случаях, не требующих нотариального удостоверения, - с момента внесения записи о приобретении доли в единый государственный реестр юридических лиц*(1252).

Таким образом, законодатель по каким-то неведомым причинам отказался от построения полноценной регистрационной системы учета прав участников общества с ограниченной ответственностью. Взамен этого был предложен дуплицитет определения момента возникновения прав: первый момент возникновения прав - нотариальное удостоверение некоей "сделки, направленной на приобретение доли"; второй момент - регистрация соответствующих прав в ЕГРЮЛ*(1253). Итак, права у разных участников общества с ограниченной ответственностью возникают по-разному: у одних - через нотариальное удостоверение сделок, у других - посредством внесения регистрационных записей в ЕГРЮЛ.

Но если это верно, то получается, что способ защиты таких прав должен быть разный - ведь в случае если была незаконно отчуждена (например, по поддельному документу) доля, которой участник владел на основании ранее заключенного договора о приобретении доли (например, купли-продажи), то сам по себе факт изменения записей в ЕГРЮЛ о принадлежности этой доли не способен лишить участника прав на долю - права эти возникли с момента нотариального удостоверения приобретательной сделки и продолжают существовать вопреки изменениям ЕГРЮЛ, так как законодатель отказался от того, чтобы придать реестру в отношении таких участников общества с ограниченной ответственностью функцию легитимации.

Следовательно, в рассматриваемой ситуации неправомерного списания доли в ЕГРЮЛ участник общества с ограниченной ответственностью все равно остается участником общества, он обладатель корпоративного права и ему требуется устранить возможные негативные последствия того, что кто-то пытается умалить его право. То есть ему лишь надо исправить запись в реестре (которая, еще раз подчеркнем, не имела в отношении него какого-либо легитимирующего значения). В итоге перед нами классическая ситуация для предъявления классического иска о признании права*(1254).

Иначе будет обстоять дело с защитой прав участника, приобретшего долю не посредством "договора о приобретении доли", а по иным основаниям, предусмотренным законом. Напомним, что в соответствии с п. 12 ст. 21 Закона об ООО (в ред. от 30 декабря 2008 г.) такой участник считается обладателем доли с момента внесения записи о нем в ЕГРЮЛ. Следовательно, запись для него - это средство легитимации, иными словами, запись создает его право, его право существует постольку, поскольку в ЕГРЮЛ есть запись об этом. Прекращение записи означает и прекращение его права. Таким образом, обращаясь с иском, который законодатель обозначил как иск о признании права на долю, такой участник просит не подтвердить наличие у него права, а восстановить то право, которого он лишился! И здесь принципиальнейшая разница между двумя судебными решениями, которые мы описывали. В одном случае суд подтверждает существующее право и устраняет его нарушения (в виде неправильной записи в ЕГРЮЛ), а во втором случае - суд своим решением создает для участника (или возвращает ему, или наделяет его - как угодно!) такое же право (таким же правом), какое у него было до нарушения. И если первое решение - это классическое решение по иску о признании, то второе - это решение с преобразовательным эффектом, тяготеющее к недавно возникшей судебной доктрине "восстановления корпоративного контроля".

Однако на этом сложности, порожденные новой редакцией ст. 21 Закона об ООО, не заканчиваются. Теперь, немного забегая вперед, определим, а с какого момента добросовестный приобретатель доли, в отношении которой иск о признании права был оставлен без удовлетворения, становится ее собственником? Законодатель на это

отвечает следующим образом: доля признается принадлежащей добросовестному приобретателю с момента нотариального удостоверения соответствующей сделки. И это, наверное, логично в рамках общей (хотя и ошибочной, на наш взгляд) идеи закона о том, что право на долю, приобретенное по сделкам, возникает с момента нотариального удостоверения. Если же доля была приобретена на публичных торгах, она признается принадлежащей приобретателю с момента внесения записи в ЕГРЮЛ (абз. 2 п. 17 ст. 21 Закона об ООО).

Таким образом, у нас появляется третья ситуация легитимации - приобретение добросовестным приобретателем доли на публичных торгах. Причины специального выделения такой ситуации неочевидны. Означает ли это, что в случае продажи доли на публичных торгах нотариальное удостоверение договора, заключенного в результате торгов, не требуется? По всей видимости, нет, этого из закона не следует: в соответствии с п. 11 ст. 21 Закона об ООО нотариальное удостоверение не требуется в случае перехода доли к обществу в порядке, предусмотренном ст. 23, п. 2 ст. 26 указанного Закона, а также распределения доли между участниками общества и продажи доли всем или некоторым участникам общества либо третьим лицам в соответствии со ст. 24 Закона об ООО (продажа доли, принадлежащей обществу).

Итак, мы видим, что, различно определив момент возникновения у участника общества с ограниченной ответственностью права на долю, законодатель неизбежно запутался и в способах защиты этого права.

Перейдем теперь к содержательной стороне защиты прав участника общества с ограниченной ответственностью на долю в обществе.

В соответствии с абз. 1 п. 17 ст. 21 Закона об ООО, если доля или часть доли в уставном капитале общества возмездно приобретена у лица, которое не имело права ее отчуждать, о чем приобретатель не знал и не мог знать (добросовестный приобретатель), лицо, утратившее долю или часть доли, вправе требовать признания за ним права*(1255) на данные долю или часть доли в уставном капитале общества с одновременным лишением права на данные долю или часть доли добросовестного приобретателя при условии, что данные доля или часть доли были утрачены в результате противоправных действий третьих лиц или иным путем помимо воли лица, утратившего долю.

Что здесь является принципиальным?

Во-первых, заметно, что данное правило существенно отличается от привычного текста ст. 302 ГК, защищающей добросовестных приобретателей вещей. В чем эти отличия? Так, в п. 17 ст. 21 Закона об ООО нет такого критерия, как возмездность приобретения. Известно, что критерий возмездности приобретения установлен в норме о виндикации не столько для того, чтобы подчеркнуть, что возмездное приобретение - более ценное для приобретателя, а для того, чтобы предъявить повышенные требования к осмотрительности приобретателя. Ведь если ты приобретаешь вещь возмездно, степень осмотрительности в выборе контрагента и проверке его прав на вещь, очевидно, должна быть выше, чем в ситуации, когда тебе эту вещь дарят. Именно поэтому уравнивание в законе возмездных и безвозмездных приобретателей долей участия в обществе с ограниченной ответственностью вызывает сомнения в своей оправданности*(1256).

Во-вторых, в отличие от ст. 302 ГК, содержащей формулу "...когда имущество утеряно собственником или лицом, которому имущество было передано собственником во владение, либо похищено у того или другого, либо выбыло из их владения иным путем помимо их воли", здесь говорится о ситуации, когда доля была утрачена в результате противоправных действий третьих лиц или иным путем помимо воли лица, утратившего долю. Таким образом, принцип недопущения приобретения добросовестным

приобретателем права собственности на краденое имущество*(1257) в Законе об ООО

сохранен.

Самые же главные претензии должны быть предъявлены к формулировке "противоправные действия третьих лиц". Ведь дело в том, что добросовестный приобретатель - это всегда приобретатель незаконный, он всегда получает имущество в результате правонарушения - как правило, совершения недействительной сделки (значительно реже - в результате универсального правопреемства). Совершение недействительной сделки всегда составляет гражданское правонарушение в широком смысле этого слова. Поэтому есть обоснованные опасения в том, что сфера применения п. 17 ст. 21 Закона об ООО может быть серьезно сужена судами, например, посредством широкого толкования термина "противоправные действия третьих лиц". Приведем такой пример. Акционерное общество является обладателем права на долю участия в некоем обществе с ограниченной ответственностью. Далее акционерное общество продает эту долю другому лицу, а то - третьему. Впоследствии выясняется, что сделка с первым покупателем являлась крупной и требовала одобрения компетентного органа продавца, коего получено не было. Акционер общества выступает с иском о признании крупной сделки недействительной, и такой иск судом удовлетворяется. Разумеется, следующий шаг - попробовать вернуть долю от третьего лица. В связи с этим возникает такой вопрос - есть ли в деле о признании права на долю (по п. 17 ст. 21 Закона об ООО) основания для удовлетворения иска о признании права на долю потому, что доля была утрачена акционерным обществом в результате противоправного поведения лица, осуществлявшего полномочия единоличного исполнительного органа общества? Если на этот вопрос ответить положительно, то становится очевидным, что никакая защита добросовестного приобретателя доли участия в уставном капитале общества работать никогда не будет - суд всегда сможет сослаться на чьи-то противоправные действия (благодаря которым новый участник и является добросовестным приобретателем, а не полноценным обладателем права) и присудить долю истцу.

На наш взгляд, норму абз. 1 п. 17 ст. 21 Закона об ООО надо толковать иначе. Акцент в ее понимании следует делать на словах "иным путем помимо воли лица, утратившего доли". Это означает, что противоправные действия, дающие возможность лишить доли ее добросовестного приобретателя, должны быть из ряда таких, которые совершаются помимо воли лица, утратившего долю, т.е. без его ведома или же против его воли. В разобранном нами выше случае очевидно, что доля выбыла по воле единоличного исполнительного органа акционерного общества, который является выразителем вовне воли юридического лица в целом. Для приобретателя важны обстоятельства передачи ему доли; для всех третьих лиц воля юридического лица определяется по воле его исполнительного органа. Заставлять же участников оборота устанавливать содержание процесса волеобразования в коллегиальных органах юридического лица было бы совершеннейшей нелепицей. И поэтому, на наш взгляд, именно такое толкование слов "противоправные действия" является единственно правильным.

И третье замечание. По всей видимости, законодатель не пожелал разрушить почву для практики применения последствий недействительности отчуждательной сделки вне зависимости от добросовестности приобретения, которая сложилась на почве известного Постановления КС РФ от 21 апреля 2003 г. N 6-П. Об этом свидетельствует сохраненная формула из ст. 302 ГК - "приобретено у лица, которое не имело право его отчуждать". Возвращаясь к нашему примеру с продажей доли участия по крупной сделке, нельзя не заметить, что акционерное общество имело право на отчуждение имущества, необходимо только было соблюсти специальный порядок согласования этой сделки. А вот другое лицо (покупатель по этой сделке) после

признания крупной сделки недействительной уже является "лицом, не имеющим право на отчуждение". И защита добросовестного приобретателя доли будет работать только в отношении приобретения именно у такого лица*(1258).

Б. Восстановление положения, существовавшего до нарушения права, и пресечение действий, нарушающих право или создающих угрозу его нарушения. Данный способ защиты прав в практике корпоративных споров до недавнего времени активно не использовался. Отдельные попытки (особенно в части пресечения действий, создающих угрозу корпоративным правам) использования этого способа защиты, насколько мы можем судить, были безуспешны. Приведем в качестве примера такое дело.

На внеочередном общем собрании акционеров закрытого акционерного общества были приняты решения: об избрании председателем собрания Д., секретарем собрания С.; избрании счетной комиссии; о неподтверждении решений, принятых на предыдущем общем собрании акционеров; избрании директором общества Д. Данные решения были оформлены протоколом.

Истец, само закрытое акционерное общество, считая, что незаконные действия Д. и С. по изготовлению протокола внеочередного собрания акционеров создали угрозу правоспособности и дееспособности общества, выразившуюся в создании неправомочного единоличного исполнительного органа, который своими действиями причинил обществу убытки, обратилось в арбитражный суд с иском. При этом в обоснование своих требований закрытое акционерное общество ссылалось на положения абз. 3 ст. 12 ГК.

Из материалов дела следовало, что решения внеочередного общего собрания акционеров закрытого акционерного общества признаны в судебном порядке недействительными, вследствие чего права акционеров и, соответственно, права самого общества, существовавшие до принятия названных решений общего собрания акционеров, восстановлены.

Далее окружной суд рассуждал следующим образом. В соответствии со ст. 49 ГК юридическое лицо может иметь гражданские права, соответствующие целям деятельности, предусмотренным в его учредительных документах, и нести связанные с этой деятельностью обязанности. Юридическое лицо может быть ограничено в правах лишь в случаях и в порядке, предусмотренных законом. Решение об ограничении прав может быть обжаловано юридическим лицом в суд. Правоспособность юридического лица возникает в момент его создания и прекращается в момент внесения записи о его исключении из Единого государственного реестра юридических лиц. Доказательств ограничения правоспособности закрытого акционерного общества и угрозы нарушения ответчиками в будущем прав общества последним не представлено.

Поскольку на момент принятия оспариваемых судебных актов отсутствовали условия для применения абз. 3 ст. 12 ГК, суды отказали в удовлетворении исковых требований. Кроме того, суд указал, что истец не лишен права обратиться в суд с исками о признании недействительными сделок, заключенных от имени закрытого акционерного общества как Д., так и уполномоченным им лицом*(1259).

В качестве исков о восстановлении положения, существовавшего до нарушения права, суды иногда квалифицируют иски о восстановлении в правах участников общества с ограниченной ответственностью, незаконно исключенных из общества*(1260). Попытки использовать тот же способ защиты (восстановление в правах участника) для устранения последствий незаконной продажи доли участия (акций) в судах сочувствия не нашли, потому как ГК предусмотрен специальный способ защиты прав в случае совершения недействительной сделки - применение реституции*(1261).

Однако данный способ защиты права буквально обрел "второе дыхание" после того, как ВАС РФ начал вводить в судебную практику понятие восстановление

корпоративного контроля.

Первое упоминание о концепции восстановления корпоративного контроля содержится в деле N 1176/08 от 3 июня 2008 г. Суть спора такова. Участник общества с ограниченной ответственностью (далее - корпорация) обратился в суд с иском о применении последствий недействительности ничтожной сделки. Корпорация указала, что принадлежащая ей доля участия в обществе с ограниченной ответственностью была незаконно отчуждена третьему лицу (ответчику по иску). При рассмотрении дела было установлено, что после совершения оспариваемой сделки уставный капитал общества увеличился за счет внесения дополнительных вкладов и впоследствии был перераспределен между новыми участниками общества с ограниченной ответственностью*(1262). В итоге ни у одного из участников общества не было доли того размера, который был предметом незаконной отчуждательной сделки.

Президиум ВАС РФ, обсуждая обстоятельства дела, исходил из следующего. Из материалов дела следует, что ответчиком и третьими лицами по делу были совершены недобросовестные действия (незначительное увеличение уставного капитала, внесение дополнительных вкладов и изменение соотношения долей участников), которые могли затруднить защиту прав истца.

Хотя корпорация предъявила иск о применении последствий недействительности договора купли-продажи доли в уставном капитале общества, фактически это требование содержит просьбу о восстановлении права истца на корпоративный контроль над обществом посредством присуждения корпорации соответствующей доли участия в уставном капитале данного общества.

Далее Суд указал, что в области корпоративных отношений реализация такого способа защиты прав, как восстановление положения, существовавшего до нарушения права, может выражаться в виде присуждения истцу соответствующей доли участия в уставном капитале хозяйственного товарищества или общества, исходя из того, что он имеет право на такое участие в хозяйственном товариществе или обществе, которое он имел бы при соблюдении требований действующего законодательства.

Кроме того, Суд признал, что при рассмотрении дела о восстановлении корпоративного контроля в нем должны участвовать те участники, за счет которых корпоративный контроль восстанавливается. Судом также предложен и способ защиты имущественных интересов лиц, за счет которых происходит восстановление корпоративного контроля: "При этом следует исходить из того, что имущественные интересы этих ответчиков в отношении внесенных в уставный капитал общества сумм подлежат защите по отдельному или встречному иску, поскольку в сложившихся обстоятельствах при восстановлении корпоративного контроля в интересах одного из участников общества они образуют неосновательное обогащение этого участника, не вносившего указанных сумм в уставный капитал общества"*(1263).

Следующее дело, в котором Президиум ВАС РФ продолжил развивать концепцию восстановления корпоративного контроля, было рассмотрено надзорной инстанцией буквально неделю спустя.

Фабула этого дела такова. Супруги К. и Х. учредили общество с ограниченной ответственностью, распределив уставный капитал поровну. В связи с расторжением брака суд общей юрисдикции признал за К. право собственности на 1/2 доли (50%) уставного капитала общества. По заявлению Х. решением арбитражного суда по другому делу К. был исключен из числа участников общества. Впоследствии это решение было отменено, а производство по делу - прекращено. Однако до отмены данного решения арбитражного суда Х., действуя в качестве единственного участника общества, закрепила за собой долю К. в уставном капитале общества и внесла сведения о себе как единственном участнике общества, обладающем одной долей в размере 100% уставного

капитала общества, в учредительные документы общества и Единый государственный реестр юридических лиц. После этого Х. передала эту долю гражданину М. на основании заключенного с ним договора купли-продажи.

К. предъявил иск к Х. и М. о переводе на него прав и обязанностей покупателя по договору купли-продажи доли в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью, заключенному между ответчиками, в части доли в размере 50% уставного капитала общества и признании за ним права собственности на указанную долю за счет М. Суды в удовлетворении исковых требований отказали со ссылкой на то, что решением Арбитражного суда г. Москвы от 27 августа 2007 г. в иске отказано со ссылкой на то, что "права истца как участника общества надлежащим образом не подтверждены", поскольку в ЕГРЮЛ на день рассмотрения спора в суде о К. как участнике общества сведений не содержится.

Президиум ВАС РФ, рассматривавший дело в порядке надзора, подчеркнул, что судами при рассмотрении дела было установлено, что на момент заключения и исполнения договора купли-продажи от 7 ноября 2005 г. Х. располагала информацией о рассмотрении судом дела об исключении К. из числа участников общества. Об этом, по мнению Суда, должен был знать и гражданин М., поскольку Х. продала ему долю в размере 100% уставного капитала общества незамедлительно после приобретения ее на основании судебных актов.

Ошибка нижестоящих судов заключалась, по мнению Президиума ВАС РФ, в том, что суды отказали истцу в удовлетворении требования, мотивируя отказ отсутствием надлежащих доказательств наличия у него соответствующих прав участника общества и сославшись на учредительные документы общества и Единый государственный реестр юридических лиц. Однако судами не было учтено, что судебные акты об исключении гражданина К. из состава участников общества, на основании которых данные о нем как участнике общества были исключены из учредительных документов и ЕГРЮЛ, были впоследствии отменены судом кассационной инстанции. Следовательно, гражданин К. был вправе, несмотря на отсутствие сведений о нем как участнике общества в учредительных документах общества и в ЕГРЮЛ, действовать в качестве участника общества и защищать свои права участника предусмотренными гражданским законодательством способами.

И самый важный вывод суда надзорной инстанции: в результате недобросовестных действий ответчиков истец лишился не только права преимущественной покупки доли в уставном капитале, но и корпоративного контроля над обществом. Предъявленный гражданином К. иск, основанный на правилах ст. 21 Закона об ООО, направлен на восстановление права корпоративного контроля над обществом и на осуществление права участника общества. Статья 12 ГК предусматривает такой способ защиты гражданских прав, как восстановление положения, существовавшего до нарушения права. В области корпоративных отношений реализация данного способа защиты может выражаться в виде присуждения истцу соответствующей доли участия в уставном капитале хозяйственного товарищества или общества исходя из того, что он имеет право на такое участие в хозяйственном товариществе или обществе, которое он имел бы, если бы ответчик соблюдал требования законодательства, действуя добросовестно и разумно.

В итоге Президиум ВАС РФ счел, что если судебными актами подтверждено право гражданина на долю в уставном капитале общества, а следовательно, подтвержден и его статус участника общества, то отсутствие в ЕГРЮЛ записи о нем как участнике общества не лишает его права преимущественной покупки доли, продаваемой другим участником. Состоявшиеся по делу судебные акты были отменены, а дело направлено на новое рассмотрение.

добросовестного приобретателя доли), либо защищать добросовестного приобретателя, перейдя тем самым в плоскость применения соответствующих законов.

Кроме того, нельзя не заметить, что данный способ защиты прав, в принципе, повторяет идею, реализованную в п. 17 ст. 21 Закона об ООО в отношении участников общества с ограниченной ответственностью, чье право на доли легитимируется записью в ЕГРЮЛ: в соответствии с данной нормой суд признает (а по сути - создает вновь) право на долю участия, которая у такого участника была до правонарушения, лишая одновременно ответчика этого права. По всей видимости, данные положения Закона об

ООО послужат базой для дальнейшего развития доктрины восстановления корпоративного контроля.

В. Присуждение к исполнению обязанности в натуре. Одним из случаев применения данного способа защиты корпоративных прав является предъявление лицом, приобретающим акции, к лицу, не исполняющему договор об отчуждении акций, иска о понуждении к совершению трансферта ценных бумаг.

Теоретическим обоснованием возможности предъявления подобных исков может стать известная позиция ВАС РФ по поводу допущения иска о понуждении к передаче вещей, определяемых родовыми признаками*(1269), применяемая в данном случае по аналогии: в случае если суд установит, что на лицевом счете продавца ценных бумаг имеются бумаги, соответствующие по своим признакам тем бумагам, которые являлись предметом договора купли-продажи, то ответчик, не исполнивший договор, может быть понужден к их передаче истцу. Если же у продавца бумаг не окажется, то покупатель имеет право требовать возмещения убытков, причиненных неисполнением договора купли-продажи.

Изучение же окружной практики свидетельствует о том, что суды, в принципе, положительно относятся к подобному способу защиты нарушенных прав покупателя ценных бумаг*(1270).

Предъявление же покупателем ценных бумаг иска о понуждении к передаче ценных бумаг на основании положений ст. 398 ГК не нашло поддержку высшей судебной инстанции. Так, по одному из дел Суд указал следующее. Нижестоящий суд, удовлетворивший иск покупателя об отобрании акций у продавца на основании ст. 398 ГК, не принял во внимание то обстоятельство, что объекты договора купли-продажи (бездокументарные ценные бумаги) не были каким-либо образом индивидуализированы. Кроме того, по мнению Суда, удовлетворение иска об изъятии индивидуально-определенных вещей возможно лишь при соблюдении требований названной статьи: наличии объекта обязательства у продавца и отсутствии приоритетных требований иных кредиторов в отношении данной вещи (вещей). При отсутствии указанных обстоятельств оснований для принудительного изъятия у продавца бездокументарных ценных бумаг по требованию кредитора (покупателя) не имелось*(1271).

Г. Признание оспоримой сделки недействительной и применение последствий ее недействительности, применение последствий недействительности ничтожной сделки. Мы не считаем целесообразным здесь подробно комментировать практику разрешения арбитражными судами дел по спорам, связанным с недействительностью крупных сделок или сделок с заинтересованностью; это тема для другой работы. Здесь мы попробуем проанализировать отдельные случаи признания недействительными сделок, связанных с приобретением корпоративных прав, и в первую очередь - прав на акции. Таким образом, далее речь пойдет о случаях оспаривания трансфертов именных ценных бумаг.

Для правильного ответа на вопрос о возможности самостоятельного оспаривания трансферта целесообразно определиться с природой последнего: является ли

трансферт абстрактной или каузальной сделкой? Иными словами - должно ли лицо, ссылающееся на трансферт, доказать наличие и действительность основания (causa) трансферта - гражданско-правовой сделки по отчуждению именных ценных бумаг? При положительном ответе на заданный вопрос трансферт должен быть признан каузальной сделкой, действительность которой тесным образом связана с наличием юридического основания ее совершения - акта отчуждения бумаг. При отрицательном же ответе на этот вопрос трансферт следует объявить абстрактной сделкой, сила которой не зависит от наличия и действительности основания перехода права на ценные бумаги.

Некоторые авторы (например, Д.И. Степанов*(1272)) признают трансферт каузальной сделкой. В.А. Белов же, напротив, полагает, что трансферт суть сделка абстрактная*(1273).

На наш взгляд, однозначной квалификации трансферта как абстрактной или каузальной сделки из нашего законодательства не вытекает.

В соответствии с п. 3.4.2 Положения о ведении реестра реквизитами передаточного распоряжения являются: информация о лице, передающем ценные бумаги; информация о передаваемых ценных бумагах, в том числе основание перехода прав собственности на ценные бумаги; цена сделки (в случае, если основанием для внесения записи в реестр является договор купли-продажи, договор мены или договор дарения); информация о лице, которому передаются ценные бумаги. Из выделенных нами реквизитов передаточного распоряжения неизбежно следует, что в нем должна указываться кауза передачи бумаг. В этом смысле трансферт не может трактоваться как абстрактная сделка*(1274).

С другой стороны, лицо, совершающее трансферт (отчуждатель бумаг), не обязано предоставлять регистратору (или самому должнику, ведущему реестр владельцев ценных бумаг) документы, подтверждающие наличие и действительность каузы трансферта. Это вытекает из содержания п. 7.3.1 Положения о ведении реестра, в соответствии с которым "регистратор вносит в реестр записи о переходе прав собственности на ценные бумаги при совершении сделки по предоставлению следующих документов: передаточное распоряжение (передается регистратору); документ, удостоверяющий личность (предъявляется регистратору); подлинник или нотариально удостоверенная копия документа, подтверждающего права уполномоченного представителя (передается регистратору); письменное согласие участников долевой собственности, в случае долевой собственности на ценные бумаги (передается регистратору); сертификаты ценных бумаг, принадлежащие прежнему владельцу, при документарной форме выпуска (передаются регистратору)". Из этого перечня следует, что регистратор не имеет права требовать от лица, совершающего трансферт, доказательств того, что кауза трансферта имеет место и она соответствует закону.

Подобные правила Положения ведения реестра внутренне противоречивы: нет смысла указывать в передаточном распоряжении каузу передачи, если лицо, совершающее трансферт, не обязано предоставлять регистратору соответствующие документы (например, договор купли-продажи ценных бумаг)*(1275). Кроме того, следует также помнить и о том, что право совершать отчуждение ценных бумаг основывается прежде всего на формальной легитимации их отчуждателя, а основание отчуждения для целей фиксации изменения легитимированного владельца бумаг является безразличным.

Таким образом, de lege ferenda трансферт действительно должен являться абстрактной сделкой, но de lege lata это не вполне так. Трансферт по действующему российскому праву должен быть охарактеризован как относительно абстрактная (или, если угодно, относительно каузальная) сделка.

Однако не следует придавать вопросу об абстрактности или каузальности