§ 28. Экскурс в некоторые приложения теории субъективного и объективного смысла в гуманитарных науках

Здесь следует указать на большое значение, которое имеет раз­витая нами в предшествующем параграфе теория двоякой воз­можности интерпретации порождения в гуманитарных науках, и не только в них. Обратимся сначала ко всем тем предметам, которые объединяются наименованием «объекты культуры», т.е. к идеальным предметам государства, искусства, языка и т.д. Все эти идеальные предметности, согласно нашей теории, яв­ляются порождениями; ведь они указывают на порожденность кем-то нам подобным, они являются свидетельствами процес­сов сознания, этих существ. Поэтому все объективации куль­туры могут интерпретироваться двояко. Одна интерпретация подходит к порождениям как окончательно конституирован­ным предметностям, какими они предстают перед нами, ин­терпретаторами, сейчас, в настоящем – если мы их современ­ники – или в истории, если обращаемся к ним какое-то время спустя. Эти предметности могут быть представлены в простом описании или в теоретической трактовке стать предметом по­стижения сущности подобных порождений, государства вооб­ще, искусства вообще, языка вообще и т.д.

Однако все эти порождения могут толковаться и как свиде­тельства потока сознания того, кто их создал, и в этом случае чрезвычайно сложные объекты культуры допускают разную постановку вопроса. Государство может интерпретироваться как сумма действий тех, кто ориентируется на государственное

852

853

устройство, т.е. граждан государства; или же как результат пос­ледовательности действий в истории, т.е. как предмет истории; или же как конкретизация определенной идеи государствен­ного устройства того или иного властителя и т.д. Искусство определенной эпохи может интерпретироваться как выра­жение определенной художественной воли этого времени или же как выражение определенного толкования мира, предшествующего любому художественному творчеству и определяющего его, т.е. определенной «манеры видеть». Од­нако оно может интерпретироваться и как историческое развитие, осуществляющееся как переиначивание предше­ствующих стилевых эпох в смене школ или в смене поколе­ний. Все эти различные возможности – лишь примеры из множества других, и каждому из этих подходов соответству­ет своя интерпретативная схема и свое смыслополагание предмета интерпретации.

Мы уже отмечали, что инвариантность смыслового содер­жания порождения в соотнесении с актами его создания, сви­детельством которых оно является, зависит от степени ано­нимности, с какой постигается поток сознания порождающего. Только идеальность чистого Некто позволяет постижение по­рожденного в идеальности «и так далее» и «я могу это снова». Раскроем это утверждение на примере экономики. Предметом положений теоретической национальной экономии, скажем, так называемые положения каталлактики, являются, безуслов­но, человеческие действия, однако действия как порождения, а не деятельность как процесс порождения. Смысловое содержа­ние этих положений конституируется исключительно в подведе­нии данных действий под интерпретативные схемы толкователя, т.е. теоретизирующего специалиста по национальной экономи­ке. Безусловно, любое рассматриваемое экономическое дей­ствие отсылает к занятому экономической деятельностью че­ловеку, но этот действующий абсолютно анонимен, это не Я или Ты, или некий предприниматель или homo oeconomicus вообще, ему соответствует лишь универсальный Некто¹⁹⁶. В этом причина того, что положения национальной экономии обладают той самой «универсальной значимостью», которая опять-таки придает им идеальность «и так далее» и «я могу это снова и снова». Однако и человека экономики как такового можно сделать предметом рассмотрения и заняться его пото­ком сознания; однако в этом случае мы будем заниматься не национальной экономией, а историей экономики или социо-

логией экономики, скажем, в том духе, как это сделал в первой книге «Экономики и общества» Вебер, продемонстрировав не превзойденный до сих пор образец методологии. Однако поло­жения этих наук не обладают универсальной значимостью, по­скольку они восходят либо к экономическим идеям определен­ных исторических индивидов, либо к типам экономической деятельности, свидетельством которых являются порожденные экономические действия.

Чтобы привести примеры значимости данной постановки вопроса из других областей, упомянем важность четкого разли­чения субъективного и объективного смысла в собственно науках об интерпретации, а именно, в филологии и юриспруденции. Главной проблемой любого филологического исследования является вопрос, должна ли филологическая интерпретация исследовать объективный смысл слова в определенное время в определенной языковой общности, или же смысл субъектив­ный, которым это слово наделено в употреблении определен­ного автора или определенного круга носителей языка, или же смысл окказиональный, приобретаемый словом в речевом контексте. Любому юристу хорошо известно различие между подходом к какому-либо положению закона как высказыва­нию в пределах правовой системы согласно филологическим и юридическим правилам интерпретации, с одной стороны, и вопросом о «воле законодателя» – с другой. Все эти противо­поставления восходят к различию между объективным и субъективным смыслом порождений, как оно было рассмотре­но нами ранее.

Более того. Стремление к обнаружению субъективного смыс­ла всего поддающегося рассмотрению столь глубоко укорене­но в человеческом духе, столь тесно смыкается смысловая ин­терпретация любого предмета с возможностью его возведения к смыслополанию каким-либо сознанием, что просто-таки все может рассматриваться как порождение и тем самым как сви­детельство потока сознания того, кто его породил: мир как по­рождение Бога, о творческом акте которого он свидетельствует, и человек как творение Божье, чья жизнь – свидетельство Гос­поднего бытия и сознания. Здесь мы можем только указать на эти вопросы – лежащие за пределами строгой науки. Во вся­ком случае проблематика субъективного и объективного смыс­ла – врата всякой теологии и метафизики.

854

855