2. Объективный смысл групповой принадлежности

Итак, мы обсудили субъективную значимость группы для лю­дей, считающих себя ее членами и говорящих друг о друге «мы». Объективный же смысл групповой принадлежности — это тот смысл, которым данная группа обладает для аутсайде­ров, говорящих о ее членах «они». В объективной интерпрета­ции представление о группе есть концептуальный конструкт аутсайдера. В силу своей системы типизации и релевантностей он подводит индивидов, проявляющих некоторые особые ха­рактеристики и качества, под одну социальную категорию, с его (аутсайдера) точки зрения гомогенную.

Бывает, конечно, и так, что социальная категория, сконст­руированная аутсайдером, соответствует социальной реальности, т.е. принципы, лежащие в основе такой типизации, учитыва­ются и самими индивидами, таким образом типизированны­ми, как элементы их ситуации (такой, как они сами ее опреде­ляют) и как нечто, с их точки зрения, релевантное. Однако даже и тогда интерпретация группы аутсайдером никогда не будет полностью совпадать с самоинтерпретацией мы-группы, и этот случай мы уже изучили в предыдущем параграфе.

Бывает, что люди, сами считающие друг друга разными, оказываются помещенными типизацией аутсайдера в одну и ту же социальную категорию, трактуемую далее так, как если бы

644

645

она была гомогенной единицей. Ситуация, в которой индиви­ды типизируются подобным образом аутсайдером, является ситуацией, определенной им, а не ими. А потому система ре-левантностей, ведущая к такой типизации, принимается как данность только аутсайдером и не обязательно признается теми индивидами, которые могут быть не готовы осуществить соответствующую самотипизацию.

Возникающее в результате этого расхождение между субъек­тивной и объективной интерпретацией группы остается относи­тельно безвредным, пока индивиды, типизированные таким образом, не подпадают под контроль аутсайдера. Американс­кий образ жизни не меняется от того, что иностранцы идентифи­цируют его с тем образцом, который преподносят им голливуд­ские киноленты. Равно как и образ, складывающийся при чтении французских романов или комедий, никак не влияет на жизнь реальной французской семьи. Однако если аутсайдер получает возможность навязывать индивидам, которых он ти­пизирует, свою систему релевантностей и особенно насаждать ее институционализацию, этот факт будет иметь множество последствий для ситуации индивидов, типизированных против их собственной воли.

Строго говоря, почти все административные и законода­тельные акты предполагают помещение индивидов в навязан­ные социальные категории. Налоговое законодательство рас­пределяет индивидов по классам с разными доходами, законы о воинской повинности — по возрастным группам, законы об аренде — по различным категориям арендаторов. Такие навя­занные типизации вряд ли способны заставить людей, подве­денных под них, начать считать себя членами Мы-группы, хотя заинтересованные лица и могут, например, создать ко­миссию, призванную отстаивать их интересы.

С субъективной точки зрения такие типизации мало значи­мы по двум причинам. Во-первых, этими типизациями не уп­раздняются ни границы областей релевантностей, ни их иерар­хический порядок, принимаемые индивидами, подпадающими под навязанную категорию, как неотъемлемый элемент их ситу­ации. В приведенном нами примере индивиды, определяемые законом как налогоплательщики, призывники и арендаторы, рассматривают эти категории всего лишь как дифференциа­ции, существующие в области релевантности, конституирую­щей «группу» законопослушных граждан; они признают эту об­ласть и берегут ее гомогенность. Во-вторых — что гораздо

важнее, — такие навязанные типизации затрагивают лишь очень небольшую и очень поверхностную часть личности ин­дивида. И то чувство унижения и угнетенности, которое появ­ляется, по словам Зиммеля, когда целостное эго вынуждено опуститься в низины социальной страты, здесь абсолютно ни при чем. Целостность личности остается нетронутой, и инди­видуальное право погони за счастьем не несет почти никако­го ущерба.

Совершенно иначе обстоит дело, когда навязанная типиза­ция вдребезги разбивает целостность личности, идентифици­руя всю личность индивида или широкие ее слои с какой-то отдельной типизированной чертой или особенностью. Разуме­ется, человек нередко и сам проявляет склонность идентифи­цировать свою личность в целом с какой-то частной своей чер­той или особенностью, но при условии, что сам признает эту черту как в высокой степени для него релевантную. При этом он даже переживает такого рода самотипизацию как одну из высших форм осуществления своего Я.

Но если его принуждают целиком отождествить себя с этой частной чертой или особенностью, помещающей его в навязан­ной системе инородных ему релевантностей в такую социальную категорию, которую он никогда не включал как релевантную в определение своей частной ситуации, то он начинает чув­ствовать, что его не считают более уникальным человеком, а низводят в положение заменимого экземпляра типизирован­ного класса. Он отчуждается от самого себя, превращается в ничем не примечательного представителя типизированных черт и характеристик. У него отнимается его право погони за счастьем.

Это может привести даже к полному крушению его частно­го порядка областей релевантностей, т.е. кризису, как мы оп­ределили его в параграфе I. То, что не ставилось до сих пор под вопрос, теперь предстает во всей своей проблематичнос­ти; факторы, бывшие до сих пор, с субъективной точки зре­ния, проблемно-нерелевантными, становятся жизненно реле­вантными для навязываемых ныне проблем. Приведем лишь несколько примеров: люди, считавшие себя добропорядочны­ми немцами и сурово осуждавшие всякую приверженность иудаизму, вдруг обнаружили, что нюрнбергские законы Гитле­ра объявили их евреями и что к ним стали относиться как к таковым на основании происхождения их дедушек и бабушек, т.е. факта, бывшего для них до той поры совершенно нереле-

646

647

вантным. Беженцы из Европы, верившие, что в Соединенных Штатах они обрели, наконец, спасительное пристанище, пос­ле нападения на Перл-Харбор вдруг обнаружили себя поме­щенными в категорию враждебных иностранцев из-за той самой национальности, от которой они хотели избавиться. Измене­ния в правилах и определениях, принятые комиссией Сената, превращают лояльных гражданских служащих в угрозу наци­ональной безопасности. Проблема виновности-по-ассоциации и коллективной ответственности в полной мере подпадает под эту категорию навязанной типизации.

Считается, что чувство унижения, вызываемое идентифика­цией всей личности индивида или широких ее слоев с навя­занной типизированной чертой, является одним из основных мотивов субъективного переживания дискриминации. На нем мы и остановимся в следующем подпараграфе.

Б. Субъективный и объективный смысл равенства

Во втором параграфе статьи мы рассмотрели связь понятия равенства со структурой релевантностей. Проанализировав взгляды Аристотеля и Платона, имеющие отношение к данно­му вопросу, мы выяснили, что в любом обществе принимает­ся как данность не только некоторое множество областей ре-левантностей, но и особый иерархический порядок этих областей; каждую область образует совокупность гомогенных элементов. Мы пришли к выводу, что соотносительные терми­ны «равенство» и «неравенство» применимы только к гомоген­ным элементам, т.е. таким элементам, которые принадлежат к одной и той же области релевантностей, поскольку гетероген­ные элементы — элементы, относящиеся к разным областям, – нельзя сравнивать друг с другом.

То, что равенство может существовать только в одной и той же области релевантностей, позволяет нам говорить отдельно о политическом равенстве, равенстве перед законом, имуще­ственном равенстве, равенстве возможностей, религиозном или моральном равенстве и т.д., или даже применить более тонкие дистинкции греческого языка, которые мы привели во Введении. И из самого того, что каждая социальная группа определяет и иерархизирует области релевантностей по-свое­му, следует, что содержание понятия равенства тоже является элементом относительного естественного мировоззрения, при-

нимаемого на веру конкретной социальной группой. (Здесь, как и вообще в этой статье, мы намеренно не обращаем вни­мания на концепции равенства, базирующиеся на фило­софских или религиозных принципах.) Приведем пример из нашей современной культуры: принятая ООН Всеобщая декларация прав человека (ст. 2) провозглашает моральное и правовое равенство, т.е. равенство достоинства, формаль­ное равноправие и равенство возможностей, но вовсе не пред­полагает материального равенства в степени и содержании прав всех индивидов.

Однако анализ, проделанный нами в параграфах III и IV (А), показал, что соотнесение равенства со структурой релеван-тностей и естественным мировоззрением, преобладающим в группе, не может быть достаточным, так как оба термина мно­гозначны. Естественное мировоззрение, преобладающее в группе, может интерпретироваться на разных уровнях (само­интерпретации, интерпретации аутсайдерами, научного и фи­лософского мышления). Да и сам термин «группа» можно по­нимать в субъективном и объективном смысле. Наша задача — выявить субъективные и объективные элементы в понимании равенства. Здесь мы вынуждены ограничиться анализом толь­ко нескольких примеров. Систематическое рассмотрение этой крайне сложной проблемы, открывающей широчайшее поле для эмпирических исследований, разумеется, выходит далеко за рамки настоящей статьи.