3. Проблемы применения "умных" контрактов в системе

современного российского договорного права

На данном этапе "умные" контракты вызывают огромное количество вопросов с точки зрения возможности их применения в контексте существующего права, безотносительно того, российское это право или право какой-либо иной юрисдикции. Основная проблема заключается в том, что концепция "умных" контрактов зародилась в параллельной, технической реальности, без оглядки на какие-либо правовые аспекты, подобно тому, как в свое время зарождался сам Интернет. Поэтому принципы, лежащие в основе "умных" контрактов, отличаются от принципов права: компьютеру безразличны категории законности, добра и справедливости, для компьютера главнее принципы определенности и исполнимости. Не претендуя на исчерпывающий характер перечня, можно обозначить следующие основные проблемы, с которыми столкнется рассмотрение "умных" контрактов в контексте договорного права.

1. Понятие "обязательство" и связанные с ним концепции утрачивают значение.

В "умном" контракте воля сторон выражается единожды: в момент его заключения. Впоследствии компьютерная программа сама исполнит все запрограммированные условия такого контракта. Никаких действий по исполнению договора, никаких дополнительных распорядительных сделок от сторон договора не требуется.

Это означает исчезновение понятия "обязательство" в том смысле, как оно понимается еще со времен римского права. В соответствии с п. 1 ст. 307 ГК РФ "в силу обязательства одно лицо (должник) обязано совершить в пользу другого лица (кредитора) определенное действие, как-то: передать имущество, выполнить работу, оказать услугу, внести вклад в совместную деятельность, уплатить деньги и т.п., либо воздержаться от определенного действия, а кредитор имеет право требовать от должника исполнения его обязанности". Поскольку одним из ключевых элементов обязательства является его направленность в будущее и последующие волевые действия (бездействие) обязанного лица по его исполнению, в ситуации, когда соответствующие условия исполняются самим компьютером, утрачивает значение и само понятие "обязательство". В "умном" контракте имеет значение поведение компьютера, а не поведение должника, которое является ядром понятия "обязательство".

Можно, конечно, попробовать его спасти путем введения фикции "заранее выраженного согласия": при заключении "умного" контракта сторона договора выражает волю на последующее совершение действий по его исполнению электронным агентом, тем самым придавая таким действиям волевой характер. Здесь можно провести некоторую аналогию с заключением договора с использованием автоматов. В доктрине высказывается мнение, что "воля, выраженная в договоре, - воля владельца программы-робота" <1>, иными словами, программа не сама принимает решение, а лишь осуществляет заранее определенное на данный случай решение стороны договора. Российская доктрина и судебная практика признают действительность категории заранее выраженного согласия в различных контекстах договорного права <2>, что можно рассматривать в качестве проявления общего принципа осуществления гражданских прав по усмотрению участников оборота (ст. 9 ГК РФ).

--------------------------------

<1> См., например: Дмитрик Н.А. Осуществление субъективных гражданских прав с использованием сети Интернет. М.: Волтерс Клувер, 2006. С. 89; Ананько А. Заключение договоров путем электронного обмена данными. URL: www.russianlaw.net/law/doc/a123.htm; Карев Я.А. Указ. соч. С. 216. К аналогичным выводам приходят и в зарубежной доктрине: См.: Online Contract Formation. Ed. by Stephan Kinsella and Andrew Simpson. N.Y.: Oceana Publications, 2004. P. 49 - 50.

<2> Например: заранее выраженное согласие поручителя на последующее изменение основного обязательства (п. 16 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ (далее - Пленум ВАС РФ) от 12 июля 2012 г. N 42 "О некоторых вопросах разрешения споров, связанных с поручительством"); заранее выраженное согласие на заключение сублицензионных договоров (п. 17 Постановления Пленума Верховного Суда РФ N 5, Пленума ВАС РФ от 26 марта 2009 г. N 29 "О некоторых вопросах, возникших в связи с введением в действие части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации").

Но вся красота аналогии пропадает, как только появляется главное различие между заключением договора с участием автомата и "умными" контрактами. В первом случае сторона по договору - владелец автомата - может вмешаться в процесс его функционирования и изменить параметры его настроек или вовсе отключить. В случае с "умными" контрактами это сделать не получится: такие договоры, будучи введенными в систему Blockchain, начинают жить своей жизнью и уже не могут быть изменены какой-либо стороной. Поэтому если в первом случае факт невмешательства владельца автомата в процесс его функционирования можно еще возводить к воле стороны, то во втором случае делать это можно только при условии отождествления воли и волеизъявления, иными словами, при условии придания воле статического, а не динамического характера.

Но главной причиной, по которой не имеет смысла вводить фикции и "спасать" посредством них понятие "обязательства", является тот факт, что это не имеет практического смысла. Если исходить из того, что единственным смыслом правовой квалификации определенного явления является распространение связанного с ней правового режима, то можно увидеть, что положения ГК РФ о порядке исполнения обязательств непригодны для применения к "умным" контрактам: все параметры исполнения уже заранее и однозначным образом определены в программном коде, и дополнительных вспомогательных правил не требуется. Любое исполнение, произведенное программным кодом, будет считаться "надлежащим", в связи с чем данное понятие само по себе утрачивает смысл, поскольку ненадлежащего исполнения в рамках "умного" контракта быть в принципе не может.

Можно ли из всего этого сделать вывод, что возможно существование гражданско-правового договора без обязательств сторон? При всей кажущейся абсурдности положительного ответа на данный вопрос, получается, что такое возможно: все стороны "умного" контракта пребывают в состоянии "связанности" результатом своего волеизъявления, сделанного в момент заключения договора. Однако, в отличие от пресловутых секундарных прав, это состояние "связанности" никак не привязано к реализации другой стороной какого-либо права: все стороны "умного" контракта в равной степени связаны действием программного кода. Наверное, было бы правильным утверждение, что последствием заключения "умного" контракта является не возникновение обязательств, а добровольно принятое на себя сторонами договора самоограничение, реализация которого обеспечивается техническими средствами.

С исчезновением понятия "обязательство" в "умном" контракте понятие "обязанности", если не отождествлять его с понятием "обязательство", также утрачивает свое значение. В контексте "умного" контракта данное понятие может быть сведено скорее к информационной функции, обозначающей источник происхождения соответствующей ценности, подлежащей передаче другому лицу по мере наступления определенных обстоятельств. Соответственно, должником будет обозначаться лицо, цифровой актив которого должен быть передан посредством изменения записи в базе данных Blockchain другому лицу по наступлении определенных обстоятельств, а кредитором - лицо, уполномоченное на его получение. Но между кредитором и должником "умного" контракта в любом случае отсутствует та правовая связь друг с другом, которая характерна для обязательства, данные лица связаны технически с инфраструктурой платформы "умного" контракта и эта связь гораздо прочнее обязательственно-правовой.