О Спинозе (на рус. языке) / Делёз, Ж. - Спиноза. Практическая философия, 2018

Спиноза. Практическая философия

ем собственном формальном бытии — должна, в свою очередь, объективно постигаться другой идеей. Но такие привилегии нисколько не разрушают параллелизм, они являются его неотъемлемыми частями. Ибо онтологический параллелизм (одна модификация для всех модусов, которые различаются атрибутом) основывается на равенстве всех атрибутов между собой как форм сущностей и сил существования (включая мышление). Эпистемологический параллелизм основывается на совершенно ином равенстве, на равенстве двух способностей — формальной способности существовать (обусловленной всеми атрибутами) и объективной способности мыслить (обусловленной только атрибутом мышления). И то, что фундирует переход от эпистемологического параллелизма к онтологическому параллелизму, — это снова идея Бога, потому что она одна санкционирует перенос единства с субстанции на модусы (II, 4). Следовательно, последняя формула параллелизма такова: одна и та же модификация выражается одним модусом в каждом атрибуте, причем каждый модус формирует индивида вместе с идеей, которая

еепредставляет в атрибуте мышления.

Мы не будем смешивать реальные привилегии атри-

бута мышления в параллелизме с явными разрывами. Последние бывают двух типов: 1° в случае существующего модуса это способ, каким тело принимается в качестве направляющей модели для изучения души (II, 13, схолия; III, 2, схолия); 2° в случае модальной сущности это способ, каким душа принимается в качестве исключительной модели, вплоть до высказывания, что душа «безотносительна к телу» (V, 20, схолия). Пре-

91

Жиль Делёз

жде всего, мы отметим, что, поскольку душа является в высшей степени составной идеей (II, 15), такой разрыв вовсе не касается самих частей: модель тела подходит к душе также, как и идея, которая охватывает существующее тело, а отсюда и ко всем обреченным на гибель частям души, которые мы группируем под эгидой воображения (V, 20, схолия, 21, 39, 40), то есть к идеям аффективных состояний, коими мы обладаем. Напротив, модель чистой души справедлива для души, как идея, выражающая сущность тела, а отсюда и к вечной части души, именуемой пониманием, то есть к идее того, чем мы являемся, рассматриваемой в ее внутренней связи с идеей Бога и с идеями других вещей. Понятые таким образом, разрывы являются только очевидными. Ибо в первом случае речь идет вовсе не о том, чтобы придать какую-то привилегию телу над душой: речь идет об обретении знания о способностях тела, чтобы параллельно раскрыть способности души, избегающие сознания. Итак, вместо того, чтобы довольствоваться призывом к сознанию и поспешно делать вывод в пользу так называемого могущества «души» над телом, мы будем продолжать сравнение способностей, которые позволяют нам раскрывать в теле больше, чем мы знаем, а значит больше в душе, чем мы осознаем (II, 13, схолия). Во втором случае, речь более не идет о предоставлении привилегии души над телом: существует единичная сущность того или иного тела также, как и единичная сущность души (V, 22). Правда, такая сущность проявляется только как выраженная идеей, которая конституирует сущность души (идеей того, чем мы являемся). Но тут нет никакого идеализма; Спиноза лишь

92

Спиноза. Практическая философия

хочет напомнить — в соответствии с аксиомой эпистемологического параллелизма, — что сущности модусов имеют причину, посредством которой они должны постигаться; значит, существует идея, выражающая сущность тела и заставляющая нас постигать эту сущность через ее причину (V, 22 и 30).

ЖЕЛАНИЕ. — См. Сознание, Способность.

ЗАБЛУЖДЕНИЕ, ИЛИ ОШИБКА. См. Идея.

ЗАКОН. См. Знак, Общество.

ЗНАК. — В первом смысле знак — это всегда идея эффекта, постигаемого при том условии, что этот эффект отделен от собственной причины. Итак, эффект действия некоего тела на нас схватывается не в связи с сущностью нашего тела и не в связи с сущностью внешнего тела, а в зависимости от мгновенного состояния нашего вариабельного телосложения, а также простого наличия той вещи, чья природа на самом деле нам не известна (Этика, II, 17). Эти знаки суть индикативные знаки, они — эффекты смешивания; прежде всего они указывают на состояние нашего тела, а во-вторых, на присутствие внешнего тела. Такие указатели закладывают основание для всего порядка конвенциональных знаков (язык), уже характеризуемого своей двусмысленностью, то есть вариабельностью ассоциативных цепочек, куда входят данные знаки (II, 18, схолия).

Во втором смысле знак — это сама причина, но схватывается в условиях, когда мы не постигаем ни ее при-

93

Жиль Делёз

роду, ни ее связь с эффектом. Например, Бог открывает Адаму, что плод отравит его, ибо будет действовать на тело Адама, разрушая связность последнего; но поскольку Адам слаб умом, то он интерпретирует эффект как наказание, а причину — как моральный закон, то есть, как конечную причину, действующую через заповедь и запрет (письмо 19 Блейенбергу). Адам верит, будто Бог подал ему знак. Именно так мораль компрометирует всю нашу концепцию закона, или, скорее, моральный закон извращает верную концепцию причин и вечных истин (порядок компоновки и разрушения связностей). Само слово закон настолько скомпрометировано его моральным происхождением (Богослов- ско-политический трактат, гл.4), что мы понимаем его как предел способности, а не как правило развития: достаточно не понимать вечную истину, то есть композицию связностей, чтобы интерпретировать ее как некий императив. Значит, такие знаки второго вида суть

императивные знаки, или эффекты откровения; у них нет иного смысла, чем заставлять нас подчиняться. И самая серьезная вина теологии именно в том, что она отрицает и утаивает различие по природе между подчинением и знанием, в том, что она заставляет нас принимать принципы подчинения за модели познания.

В третьем смысле знак — это то, что гарантирует извне такую денатурализованную идею причины или такую мистификацию законов. Ибо причина, интерпретированная как моральный закон, нуждается во внешней гарантии, удостоверяющей интерпретацию и псевдооткровение. Опять же, эти знаки каждый раз меняются: любой пророк требует знаков, приспособленных к

94

Спиноза. Практическая философия

его мнениям и темпераменту, дабы быть уверенным, что воображаемые им приказы и запреты исходят от Бога (Богословско-политический трактат, гл.2). Такие знаки суть интерпретативные знаки и являются эффектами суеверия. Единство всех знаков состоит в том, что они формируют по существу двусмысленный язык и воображение, противостоящие естественному языку философии, составленному из единоосмысленных выражений. Итак, каждый раз, когда ставится проблема знаков, Спиноза отвечает: таких знаков не существует (Трактат об усовершенствовании разума, 36; Этика, I, 10, схолия 1). Неадекватным идеям свойственно быть знаками, которые настойчиво требуют своих интерпретаций со стороны воображения, а не выражениями, поддающимися объяснению со стороны живого понимания ([стоящего] над оппозицией объяснительных выражений и индикативных знаков, см. II, 17 схолия, и 18 схолия).

ИДЕЯ. — Модус мышления, первичный по отношению к другим модусам мышления и в то же время отличный от них (Этика, II, аксиома 3). Любовь предполагает идею — какой бы запутанной она ни была — любимой вещи. Это потому, что идея представляет вещь или положение вещей, тогда как чувство (аффект, affectus) охватывает переход к большей или меньшей степени совершенства, соответствующий вариации положений вещей. Итак, одновременно существует первенство идеи над чувством и различие по природе между идеей и чувством.

95

Жиль Делёз

Идея репрезентативна. Но мы должны отличать идею, каковой мы является (душа как идея тела), от идей, которые мы имеем. Идея того, что мы есть, пребывает в Боге, Бог адекватно обладает ею не только потому, что он конституирует нас, но и потому, что он аффектируется бесконечным числом других идей (идеи других сущностей, которые все согласуются с нашей, и идеи других существований, являющихся причинами нашего существования до бесконечности). Следовательно, мы не обладаем адекватной идеей непосредственно. Единственные идеи, какими мы обладаем в естественных условиях нашего восприятия, — это идеи, представляющие то, что происходит в нашем теле, эффект действия другого тела на наше тело, то есть некое перемешивание обоих тел: они по необходимости неадекватны (II, 11, 12, 19, 24, 25, 26, 27...).

Такие идеи являются образами. Или скорее, образы

— это сами телесные аффективные состояния (affectio), следы внешнего тела на нашем теле. Следовательно, наши идеи — это идеи образов или аффективных состояний, которые представляют положение вещей, то, благодаря чему мы, так сказать, утверждаем присутствие внешнего тела, поскольку наше тело остается, таким образом, помеченным (II, 17): 1о Такие идеи суть знаки: они не объясняются нашей сущностью или способностью, но указывают на наше актуальное состояние или неспособность избавиться от следа; они вовсе не выражают сущность внешнего тела, но указывают на присутствие этого тела и его эффект действия на нас (II, 16). Постольку, поскольку ум обладает идеями, он, как говорится, воображает (II, 17); 2о Эти идеи соеди-

96

Спиноза. Практическая философия

няются друг с другом согласно порядку, который, прежде всего, является порядком памяти или привычки: если тело аффектировано двумя телами одновременно, то след одного их них побуждает ум вспомнить другое (II, 18). Такой порядок памяти является также и порядком внешних случайных встреч между телами (II, 29). И чем меньше постоянных встреч, тем больше плывет воображение и тем более двусмысленными будут знаки (II, 44). Следовательно, поскольку наши аффективные состояния перемешивают разнообразные и переменные тела, постольку воображение формирует чистые фикции, подобно фикции крылатой лошади; и поскольку оно не замечает различия между внешне похожими телами, воображение формирует абстракции, подобно абстракциям видов и родов (II, 40 и 49).

Все другое — это адекватные идеи. Это — истинные идеи, которые пребывают в нас так, как они пребывают в Боге. Они являются являются представителями, но не положений вещей или того, что происходит в нас, а того, что мы есть, или того, чем являются вещи. Они формируют систематическую совокупность, обладающую тремя пределами — идея нас самих, идея Бога и идея других вещей (третий род познания): 1° Эти адекватные идеи объясняются нашей сущностью или способностью как способностью к познанию и постижению (формальная причина). Они выражают другую идею как причину и идею Бога как определителя этой причины; 2° Следовательно, они не могут быть отделены от автономного соединения идей в атрибуте мышления. Такое соединение, или concatenatio, объединяющее

97

Жиль Делёз

форму и материал, является порядком понимания, который конституирует ум как некий spiritual automaton.68 Мы видим, что, если идея репрезентативна, ее репрезентативность (объективное бытие) ничего не объясняет относительно ее природы, напротив, последняя вытекает из внутренних характеристик идеи (II, определение 4). Когда Спиноза говорит «адекватное», то речь идет совсем о другом, нежели картезианское яс- ное-отчетливое, хотя он и продолжает использовать эти слова. Форма идеи находится не на стороне психологического сознания, а на стороне логической способности, которая превосходит сознание; материя идеи находится не на стороне репрезентативного содержания, а в выразительном содержании, в эпистемологической материи, посредством которой идея отсылает к другим идеям и к идее Бога; наконец, логическая способность и эпистемологическое содержание, экспликация и выражение, формальная причина и материальная причина идеи воссоединяются в автономии атрибута мышления

ив автоматизме ума, который мыслит. Адекватная идея поистине представляет нечто, она представляет порядок и соединение вещей лишь потому, что разворачивает в атрибуте мышления автономный порядок своих форм и автоматические соединения своей материи.

Тогда мы видим, чего недостает в неадекватной идее

ив воображении. Неадекватная идея подобна следствию без своих предпосылок (II, 28, доказательство). Она отделена от своих двух — формальной и материальной — предпосылок, лишена их, поскольку формально не определяется нашей способностью постигать,

68 Прим. перев.: духовный автомат (лат.).

98

Спиноза. Практическая философия

она формально не выражает свою собственную причину и придерживается порядка случайных встреч вместо того, чтобы достигать конкатенации идей. Именно в этом смысле ложь не имеет формы и не содержит ничего положительного (II, 33). И все же есть что-то положительное в неадекватной идее: когда я вижу солнце за двести шагах от себя, то это восприятие, это аффективное состояние хорошо представляет эффект действия солнца на меня, хотя он и отделен от причины, которая объясняет его (II, 35; IV, 1). То, что является положительным в неадекватной идее, должно определяться следующим образом: оно охватывает самую низкую степень нашей способности постигать, не будучи объясняемой ею, и указывает на свою собственную причину, не выражая ее (II, 17 схолия). «Душа не ошибается в силу того только, что она воображает; ошибается она лишь постольку, поскольку рассматривается лишенной идеи, исключающей существование тех вещей, которые она воображает существующими налицо. Ведь если бы душа, воображая несуществующие вещи находящимися налицо, вместе с тем знала, что эти вещи на самом деле не существуют, то такую силу воображения она считала бы, конечно, совершенством своей природы, а не недостатком» (II, 17, схолия).

Следовательно, вся проблема такова: как мы умудряемся обладать адекватными идеями, формировать их, хотя наши естественные условия предопределяют, чтобы мы имели только неадекватные идеи? Мы определили адекватную идею, не имея ни малейшей идеи о том, как мы можем ее достичь. Ответ будет дан благодаря производству общих понятий; и даже здесь Спиноза

99

Жиль Делёз

начинает с определения того, что такое общие понятия (часть II) до показа того, как мы можем производить их (часть V). Мы рассмотрим эту проблему далее (см. Общие понятия). Но идея, адекватная или неадекватная, всегда сопровождается чувствами-аффектами (affectus), которые вытекают из нее как из своей причины, хотя они и иной природы. Итак, неадекватное и адекватное прежде всего качественно определяют некую идею, но, прежде всего, они качественно определяют и некую причину (III, определение 1). Поскольку адекватная идея объясняется нашей способностью постигать, мы обладаем адекватной идеей, только сами являясь адекватной причиной тех чувств, которые последуют и которые, тогда, активны (III, определение 2). Напротив, поскольку мы имеем неадекватные идеи, мы являемся неадекватной причиной наших чувств, которые суть страсти (III, 1 и 2).

ИММАНЕТНОСТЬ. См. Атрибут, Причина, Эминенция, Природа, Необходимость.

ИНДИВИД. — Этот термин иногда обозначает единство идеи в атрибуте мышления и ее объекта в определенном атрибуте (Этика, II, 21, схолия). Но, в более общем плане, он обозначает сложную организацию существующего модуса в каком-либо атрибуте.

На самом деле: 1° модус обладает единичной сущностью, которая является степенью способности или интенсивной частью, par aeterna (V, 40), причем каждая сущность является абсолютно простой и согласуется со всеми другими сущностями; 2° эта сущность выражается в характерной связности, которая сама является веч-

100