5.3. Цели закона

5. Социальная действительность и реакция теории права 21Ъ

Ритуальные практики (молитва, пост, паломничество и др.) предназначены для исполнения религиозных предписаний и закона. Закон, в свою очередь, регулирует повседневную мирскую жизнь и нацелен на охрану жизни и психического здоровья (принятие пищи, наличие крова над головой, одеж­ ды и т.д.). Торговые и прочие договоры и сделки предназначе­ ны для защиты интересов наследников, а также личной соб­ ственности. В случае угрозы пяти универсалиям, входящим в эту категорию, их призваны защитить уголовное право, а так­ же различные виды наказаний и компенсаций.

Вторая категория — хаджиййат (общенеобходимое) — связана с аспектами права, которые нужны, чтобы соблюде­ ние закона не было сопряжено с излишними трудностями и стрессовыми ситуациями. Примером служит допущение ис­ пользовать вид договора 'apäuä, имеющий элемент риска16, а также разрешение не исполнять некоторые ритуалы в слу­ чае, если это связано с трудностями или болезнью. Такой под­ ход необходим, чтобы правила жизни и соблюдение закона были более доступными для мусульман.

Третья категория — тахсйниййат (усовершенствован­ ное) — относится к таким аспектам права, как, например, ре­ комендации освободить на волю раба, совершать омовение перед молитвой, оказывать милость бедным и т.д. Эта катего­ рия не включает в себя остро необходимые поступки, как две первые, поскольку отказ от них никак не вредит даруриййат или хаджиййат; они всего лишь призваны способствовать совершенствованию общего характера шариата.

Итак, рассмотрев таксономию различных категорий ин­ тересов (масалих) общины, удовлетворение каждой из ко­ торых по-своему способствует достижению целей закона

16 'Apäuä представляет собой такой вид договора, когда неспелые финики на пальмовом дереве продаются по цене съедобных сушеных фиников. И хотя исламский закон осуждает подобный элемент риска в ходе торговых сделок, договор 'apäuä все же был разрешен. См.: [ас-Субкй, Такй ад-Дйн 1906, т. 11, с. 2 слл.].

(макасид), мы можем снова вернуться к эпистемологиче­ скому вопросу о том, что делать, если частность не соот­ ветствует своей универсалии. Возьмем в качестве примера договор 'apäuä, который отличается от других договоров в шариате, но тем не менее признается правомерным. На са­ мом деле разрешение использовать этот вид договора — одно из множества исключений, относящихся к универсальным ценностям хаджиййат, нацеленным на смягчение жестких требований даруриййат. Универсалия может возникать и как результат сложения целого ряда исключений, количества ко­ торых достаточно, чтобы образовать новую ценность. Если же их недостаточно, то это неизбежно приведет к подрыву второй и третьей ценностей — хаджиййат и тахсйниййат. Если вовсе отклонить не подходящие ни к какой универса­ лии частности, возникнет странная ситуация: утверждать, что некоторая частность не соответствует ни целям закона, ни интересам человека, — значит согласиться, будто Господь допускает существование каких-либо вещей без пользы, что в корне неверно. Аш-Шатибй считает, что совсем отказаться от частности можно лишь в том случае, если она продолжает противоречить одной из трех ценностей.

Но как это согласуется с предыдущим утверждением, что не подходящие ни к одной универсалии частности можно признать законно существующими? Аш-Шатибй пишет, что три категории являются воплощением смысла самого закона, поэтому ни одна частность не может им противоречить. Если же такая частность будет найдена, следует доказать, что она подкрепляет собой какой-то другой универсальный прин­ цип или лежит в основании одного из аспектов универсалии. Например, такая частность, как смертная казнь, очевидно, противоречит ценности даруриййат, цель которой — защита и охрана человеческой жизни. Однако казнь убийцы не нару­ шает этот принцип напрямую, будучи призвана действовать в качестве метода устрашения тех, кто захочет покуситься на чужую жизнь. Аш-Шатибй считает, что одна неверная част­ ность никогда не сможет подорвать универсалию, не говоря

вид — искаженное знание, примером которого аш-Шатибй называет фанатичную и агрессивную пропаганду религи­ озного и шариатского знания, чересчур строгие подходы к определению достоверности пророческих преданий, а также радикальные практики суфиев, предъявляющих к верующим столь суровые требования, что соблюдение закона становит­ ся для человека непосильной ношей.

Перечисляя эти порочные, как он их называет, практики, аш-Шатибй подводит нас к формулировке фундаментальной идеи, на основе которой он затем продолжит разрабатывать свою критическую теорию. Он пишет, что шариат был пере­ дан не знающим грамоты (уммй) Пророком, что очевидно указывает: его язык должен быть в первую очередь понятен неграмотным арабам. Поэтому, продолжает аш-Шатибй, что­ бы понять истинный смысл Корана, нужно представить, как понимали его арабы средневековой Аравии. Любое понятие, чуждое речи арабов того времени, не может быть использо­ вано для разъяснения смысла языка первоисточников. Со­ держание каждого слова должно соответствовать арабской лингвистической традиции, что полностью исключит веро­ ятность идиосинкразических и неуместных толкований.

Поскольку Коран был ориентирован прежде всего на не­ грамотное население Аравии, не стоит пытаться понять его с помощью обращения к «иноземным» рационалистическим наукам — логике, физике, математике и др. Толковать Коран, руководствуясь принципами этих наук, — значит получить неверное представление о том, что изначально было задума­ но Богом и заложено Им в Священное писание, ниспосланное через Пророка; подобные толкования не будут иметь ничего общего с исламской правовой традицией. Взять, к примеру, разницу между двумя определениями слова «ангел», одно из которых было сформулировано для неграмотных и мало­ образованных людей, а другое представляет собой сложную философскую дефиницию. Известно, что определения необ­ ходимы, чтобы получить представление (тасаввур) о вещах. Однако одно определение, «неграмотное», звучит как «ан-

гел — это Божие создание, которое слушается Его во всем», а философское определение гласит: «ангел — это лишенная плоти сущность». Второе — пример чересчур сложной фор­ мулировки, которая, хотя и имеет отношение к закону, может вызвать недоумение у обычных верующих, то есть у основной массы субъектов закона. Поэтому необходимо сформулиро­ вать закон таким образом, чтобы обычный среднестатисти­ ческий человек мог без труда понять все свои обязанности в отношении религии и мирской жизни. Будучи представлен­ ным в чересчур сложной форме, закон станет недоступен для многих людей, которые просто не будут знать, как его следует исполнять.

Таким образом, продолжает аш-Шатибй, нельзя отталки­ вать даже малую часть верующих чрезмерной сложностью, нужно стремиться к обратному. Универсальность применения закона — одно из ключевых свойств шариата: он универсален в том смысле, что все мусульмане в равной степени являются субъектами всех правовых положений. Ни один взрослый и полноправный (мукаллаф) мусульманин не свободен от этих постановлений. Исключений, по мнению аш-Шатибй, просто не бывает.

Какое значение имеет для нас это утверждение? Аш-Шатибй с готовностью отвечает и на этот вопрос. Те, кто не понимает целей Закона, считают, что суфии имеют пра­ во следовать своим законам, отличающимся от законов для остальных членов общины. Это ошибочное, с точки зрения ученого, мнение об особом положении суфиев заставило не­ которых поверить, что закон может иметь двоякий смысл. Рассказывают, как передает аш-Шатибй, что, когда у одного суфийского шейха спросили о благотворительном налоге (зака), он дал два разных ответа — один в соответствии с уче­ нием его суфийской «школы» (мазхаб), а другой — согласно учению правовой школы самого вопрошающего19. Однако и это еще не все. Те суфии, которые возносят себя над осталь-

[Аш-Шатибй 1970, т. 2, с. 181].

ными, уверены, что им предназначен особый закон, осво­ бождающий их от запретов, действующих в отношении всех остальных. В качестве примера аш-Шатибй приводит распро­ страненный суфийский обычай пения (гина), который «мы [правоведы] объявили запрещенным»20.

Подобно тому, как правовые предписания предназначе­ ны всем мусульманам и являются для всех обязательными, все без исключения члены общины обязаны подражать лич­ ным добродетелям и прочим качествам Пророка, сообще­ ние о которых было передано через его Сунну всей общи­ не, без особого выделения в ней какой-то группы. Далее аш-Шатибй перечисляет тридцать добродетелей Пророка,

втом числе милосердие, мудрость, способность противо­ стоять ереси и не впадать в ошибки; напомним, что именно эта способность легла в основу метода единогласия, разра­ ботанного в трудах теоретиков права. Но одно из качеств Пророка выделяется особенно, а именно — его умение творить чудеса. Уделив достаточно большое место в своей

работе рассуждению о достоверности чудес, совершаемых суфийскими святыми21, аш-Шатибй пришел к вполне ло­ гичному заключению, что ни одно чудо не может считаться достоверным, если у него нет прецедентной основы (асл)

впророческой Сунне. Только такое чудо, аналог которого будет найден в чудесах Пророка, может считаться достовер­ ным. В любом случае, настаивает аш-Шатибй, именно через

шариат можно с точностью определить, насколько законны все человеческие поступки, включая и чудеса святых22. Та­ ким образом, все мусульмане, суфии и не суфии, — субъек­ ты одного и того же шариата.

20 [Там же; аш-Шатибй, т. 1, с. 264 слл.; аш-Шатибй, т. 2, с. 348 слл.].

21О разнице между чудесами Пророка и суфиев см.: Encyclope­ dia of Islam. New edition. Leiden: E.J. Brill, 1960-2005, s.v. "Karama", IV. p. 615-616.

22[Аш-Шатибй 1970, т. 2, с. 182-205].

Закончив рассуждать о суфиях, аш-Шатибй переходит к тем правоведам и юрисконсультам, которые, на его взгляд, чересчур снисходительно относятся к действию закона. Уче­ ный пишет, что многие из его современников из числа юри­ сконсультов издавали фатвы, руководствуясь не законом, а чьими-то частными интересами. Потакая алчности и низ­ менным побуждениям, они позволяли мирянину сочетать противозаконным образом наиболее удобные доктрины из

разных школ (татаббу рухас ал-мазйхиб), обосновывая это

тем, что прийти к правовому решению в рамках одной школы не представлялось возможным23. Более того, обнаружилось, что эти юрисконсульты и правоведы, используя правовые уловки (хийал, ед. ч. — хила), нередко выходили за рамки дозволенного. Исследуя эту ситуацию, аш-Шатибй уделил в своей работе немалое место разбору того, что такое закон­ ные и противозаконные приемы. Правовые уловки представ­ ляют собой правовой механизм, применяемый правоведом, чтобы прийти к такому решению, которое без использования этих уловок считалось бы противозаконным24. Незаконные уловки позволяют человеку уклониться от исполнения обя­ зательных действий или сделать то, что в действительности не может быть разрешено. Шариат, как считает аш-Шатибй, был ниспослан, чтобы упорядочить представление об общей пользе и сделать его общепризнанным и общеприменимым. Обращение к незаконным уловкам или совмещение доктрин нескольких правовых школ в произвольной манере противо­ речит этой цели и наносит ущерб универсалиям закона.

Таким образом, настаивая на том, что универсалии зако­ на являются установленной с эпистемологической точки зре­ ния категорией, аш-Шатибй пытался раз и навсегда убедить всех, что истинные цели шариата пролегают между двумя крайними подходами, один из которых продиктован стрем-

23[Аш-Шатибй 1970, т. 4, с. 85-86].

24См.: Encyclopedia of Islam. New edition. Leiden: E.J. Brill, 19602005, s.v. "Hiyal" (by Schaht), III, p. 510-513.