TERRORIZM

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК

СИБИРСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ

ИНСТИТУТ ФИЛОСОФИИ И ПРАВА

С.И. Бахтин, Ю.В. Попков, Е.А. Тюгашев

ТЕРРОР – АНТИТЕРРОР:

СИБИРСКОЕ ИЗМЕРЕНИЕ

Новосибирск

Сибирское Научное Издательство

2006

ФЕНОМЕН ТЕРРОРА:

СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКИЙ РАКУРС

(вместо введения)

Âпоследние десятилетия территория Сибири и Дальнего Востока считается зоной, свободной от терроризма. В политических кругах довольно расхожим является убеждение: «в Сибири террора нет». Однако в правоохранительной рефлексии отмечается множество фактов проявления здесь террористической деятельности, в частности эпизодов «телефонного терроризма». Общественное мнение также широко оперирует дискурсом террора для отображения происходящих в Сибири событий.

Отсутствие заметных террористических проявлений во многом обеспечено благодаря активной деятельности органов государственной власти по профилактике и предупреждению террористической деятельности. Вместе с тем поддерживаемая в настоящее время в Сибири стабильная оперативно-политическая обстановка в ближайшем будущем окажется под воздействием факторов, которые могут существенно ее осложнить. Объективная динамика геополитических и геоэкономических процессов ведет к перемещению на карте мира узлов противоречий

èлиний напряженности, вследствие чего не исключено распростране-

ние террористической активности на территорию Сибири, а также возникновение здесь местных региональных очагов терроризма1.

ÂСибири обозначилось действие ряда тенденций, формирующих конфликтный потенциал, который при определенных условиях имеет потенциальную возможность приобрести террористические формы проявления. Важнейшими из этих тенденций являются следующие.

1. Северная ориентация миграций и встреча на территории Сибири миграционных потоков из Центральной Азии и Китая могут привести

1 Один из таких гипотетических очагов был описан Э. Тополем еще 1968 г. в его быт-

ность журналистом «Комсомольской правды». См.: Тополь Э. Красный газ. — М., 2005.

3

ФЕНОМЕН ТЕРРОРА: СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКИЙ РАКУРС

к распространению террористической активности из южных очагов тер-

роризма (например, уйгурского терроризма из Синьцзяна).

2.«Разогрев» Южной дуги нестабильности (от Филиппин до Северной Африки и Балкан) делает выгодным смещение геоэкономического потенциала транспортных мостов и топливно-энергетических баз в Се-

верную Евразию, вследствие чего она может стать привлекательным объектом для атак террористов1.

Научный подход к восприятию и оценке протекающих в мире процессов отличают объективность, взвешенность, системность анализа. Такой подход к терроризму как феномену объективно протекающего исторического процесса позволяет:

во-первых, зафиксировать его как спонтанное проявление более глубоких, фундаментальных процессов; в этом аспекте терроризм позиционируют как одну из множества тактических форм политической борьбы;

во-вторых, воспринимать терроризм как некоторое явление, которое локализовано в пространстве и времени, имеет конкретные масштабы, возникает и исчезает в зависимости от текущей политической конъюнктуры, оказывая значимое, но ограниченное воздействие на общественную жизнь;

в-третьих, понимать, что это воздействие количественно фиксируемо и по эффекту может сравниваться с воздействием иных форм политической борьбы, а также других общественных процессов (войны, революции) и природных стихийных бедствий (землетрясения, цунами и т.п.).

С этой точки зрения, современная ситуация с терроризмом в нашей стране вызывает определенное беспокойство, но следует признать, что интенсивность (частота) его проявлений весьма незначительна по сравнению с активностью террористов в Европе и России в конце ХIХ — на- чале ХХ вв. или в Европе в 60–70-е гг. ХХ в. Таким образом, ситуацию

ñтерроризмом в современной России нельзя недооценивать, но ее не следует и драматизировать. В предшествующей истории террор «знавал и лучшие времена».

Надо сказать, что террор далеко не всегда и не всеми оценивался отрицательно. Он не только рассматривался как одна из приемлемых

1В 1987 г. в США бестселлером стала книга Т. Клэнси «Красный Октябрь», в кото-

рой третья мировая война начиналась уничтожением нефтедобывающего комплекса в Нижневартовске террористами из числа «братьев-мусульман». Возможность террористической акции тогда считалась явно фантастической (см.: Игнатенко А.А. Халифы без халифата. Исламские неправительственные религиозно-политические организации на Ближнем Востоке: История, идеология, деятельность. — М., 1988. — С. 3).

4

форм противоборства, но и лежал у истоков образования многих государств. Субъекты ряда буржуазно-демократических революций (Англия, Франция, Россия и др.) и национально-освободительных движений (Алжир, Израиль, Ирландия, Италия, Польша, Палестина, Турция, Чечня) обращались к тактике терроризма. Здесь образ террориста ассоциировался с образом героического борца за свободу, а субкультура терроризма становилась образцом для подражания в новой организации культуры.

После Второй мировой войны во многих странах Запада террор перестает восприниматься как легитимная форма политической борьбы, криминализируется и оценивается как общественно опасное явление. Террор вытесняется за пределы правового поля и зачастую приобретает латентные формы. Аналогичной переоценке в историческом процессе подверглись геноцид, рабство, тирания, пиратство и т. п.

Однако начавшийся в последние десятилетия процесс вытеснения террора из политического оборота не является устойчивым. Политические субъекты могут открыто прибегать к терроризму, но не признавать этого. Они также могут поддерживать террористов опосредованно, в ка- честве спонсоров или так называемых «симпатизантов».

Тотальность террористических практик (аксиома: «виновны все») порождает своеобразный эффект отдачи (бумеранга) в системной динамике террористической деятельности: террор порождает контртеррор. Возникновение эффекта отдачи может быть интерактивным, когда террор со стороны одного политического субъекта вынуждает противоборствующую сторону также обратиться к тактике террора (по формуле: «Лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас»). Это эффект оборачивания метода.

Возникновение эффекта отдачи метода может быть следствием обора- чивания средств. Известный «стокгольмский синдром» — отождествление террористов и заложников — является двояким. Не только заложники могут идентифицироваться с террористами, но и наоборот, террористы идентифицируют себя с жертвами. В результате террористические практики выходят из-под контроля породившего их политического субъекта и переходят под контроль политического контрсубъекта.

Таким образом, любые действия политического субъекта, которые типизируются его контрсубъектом как террористические, неизбежно приведут к контртеррору. Соответственно, террористическая деятельность должна рассматриваться как реакция, инициированная террористическими акциями противника.

5

ФЕНОМЕН ТЕРРОРА: СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКИЙ РАКУРС

Ракурс социоестественной истории значим для анализа террора вообще и для Сибири в частности также в том отношении, что террористи- ческие реакции современности, как правило, являются отдаленным и многократно отраженным от различных субъектов историческим эхом террористических практик далекого и недавнего прошлого.

Террор опознается по вновь переживаемому древнему архетипиче- кому состоянию ужаса, в котором переживается безосновность бытия. Деструкция основ, растворение порядка в хаосе открывают бездну, в которой не существует какой-либо точки опоры. Ужас является бессознательной рефлексией хаоса, архетипом мировосприятия, сопутствующим архетипу хаоса.

Потеря основания есть и потеря самого себя, так как различение себя в мире происходит путем отождествления с собственным основанием. Растождествление проявляется в утрате идентичности, чувства принадлежности к какой-либо группе, включенности в нее. Состояние кризиса идентичности, стремление лично самоутвердиться и усилить чувство идентичности вхождением в группу, в которой можно проверить подлинность собственного Я, как раз и характерно для террористов.

Кризис идентичности обычно разрешается в возрасте поздней юности. Отсюда преимущественно юношеский и молодежный состав террористических организаций. С возрастом готовность совершать террористический акт существенно падает. Особенно заметно это по возрастному составу субъектов телефонного терроризма.

Террористы рекрутируются из людей, ищущих опору в жизни и находящихся в состоянии повседневного, бытового ужаса. Причем «ужас может проснуться в безобиднейших ситуациях» (М. Хайдеггер). Идентифицируя себя по отсутствию идентичности, люди такого типа отождествляются и ассоциируются с такими же людьми, а затем в качестве коллективных субъектов Хаоса, Безосновности и Бездны отождествляют в терактах с собой других людей, ввергая их в состояние ужаса.

Чувство ужаса, переживания неотвратимости надвигающейся катастрофы считается главным эффектом террора. Победа достигается эскалацией чувства объективно неопределенной, диффузной угрозы, ведущей к дезадаптации и дезорганизации противника. Характер используемых при этом средств определяется их информационной эффективностью. Поэтому возможны и такие виды террора как моральный террор, судебный террор, телефонный террор, информационный террор и т. п.

6

Оружием массового поражения, используемым террористическими организациями, является общественный резонанс, который вызывается чувствами страха и ужаса, распространяемыми и многократно усиливаемыми средствами массовой коммуникации. Широкое освещение своей деятельности в средствах массовой информации террористы рассматривают как самое важное вознаграждение, поскольку оно позволяет оказать влияние на массовое политическое сознание и дестабилизировать его.

Отсюда особого внимания заслуживает вопрос о характере информационной политики государства по освещению террористических актов. Не исключено, что информация о террористическом акте должна подаваться

âстрого дозированном объеме и в течение строго ограниченного промежутка времени. Возможно, что предотвращение фобийных реакций населения на террористические акты может быть обеспечено информационной блокадой «болевых точек» общественного сознания с последующим максимально быстрым и тотальным вытеснением из памяти людей травмирующей информации. В связи с этим возникает также вопрос об эффективности различных информационно-пропагандистских кампаний: «Спорт против террора», «Музыка против террора» и др.

Политический этикет требует не допускать использования терактов

âкачестве информационных поводов в публичной политике: в целях консолидации общественного мнения при принятии непопулярных решений, для проведения предвыборных кампаний, повышения персональных рейтингов. Вместе с тем политические деятели вынуждены публично высказывать свое отношение к происходящим событиям, к тем или иным антитеррористическим мерам.

Поэтому в стратегической превенции террора существует проблема самоконтроля политической деятельности, долгосрочного расчета функции отклика в политическом пространстве легитимно предпринимаемых террористических действий. Эффект бумеранга позволяет политическому субъекту использовать террор контрсубъекта как внешнее средство решения внутриполитических задач. Благодаря этой возможности в структуре политического субъекта содержится внутренний контрсубъект, который выступает спонсором или симпатизантом внешнего терроризма.

Поскольку внешний террор используется как инструмент разрешения внутриполитических противоречий, то превенция его достигается эффективным самоконтролем политического субъекта. В противном случае внешняя террористическая активность оказывается предвестником ротации элит в составе политического субъекта.

7

ФЕНОМЕН ТЕРРОРА: СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКИЙ РАКУРС

Любое сообщество представляет собой композицию различных со-

циальных порядков. И террористические проявления сигнализируют

îвозможных напряжениях и подвижках в архитектонике социального организма, обусловленных неравномерностью развития его отдельных составляющих. Эти напряжения и подвижки могут проявляться по-разному, а террористическая форма их проявления сигнализирует

îситуации коммуникативного разрыва в иерархии порядков, отсутствии обмена взаимно значимой информации в том смысле, что передаваемые сообщения интерпретируются как информационный шум. Таким образом, террористические проявления являются симптомом возможного в будущем разлома порядков, распада их композиции или деструкции одного из них.

Террор — феномен преимущественно гражданского общества. Частная собственность, индивидуализм личности, права и свободы граждан порождают угрозу распада общественного целого. В то же время террор в известной мере мобилизует гражданское общество, препятствуя его перманентно усугубляющемуся естественному разложению. Один из крупнейших теоретиков гражданского общества немецкий философ Георг Вильгельм Фридрих Гегель особую роль в периодическом терроризировании этого общества отводил правительству. В своей знаменитой «Феноменологии духа» во фрагменте «[Правительство, война, негативная власть]» он указывает, что общественность, «высший и явно при свете солнца действующий закон, имеет свою действительную жизненность в правительстве», которое объединяет разрозненные части общества в негативное «одно». И далее продолжает: «Таким образом, с одной стороны, общественность может организоваться в систему личной независимости и собственности, личного и вещного права; а с другой стороны — расчленять на собственные сочетания и делать независимыми способы работы для осуществления прежде всего единичных целей — приобретения и наслаждения. Дух всеобщего сочетания есть простота и негативная сущность этих изолирующихся систем. Для того чтобы последние не укоренились и не укрепились в этом изолировании, благодаря чему целое могло бы распасться и дух улетучился бы, правительство должно время от времени внутренне потрясать их посредством войн, нарушать этим и расстраивать наладившийся порядок и право независимости; индивидам же, которые, углубляясь в это, отрываются от целого и неуклонно стремятся к неприкосновенному для-себя-бытию и личной безопасности, дать почувствовать в указанной работе, возложенной на них, их господина — смерть... Негативная сущность

8

оказывается в собственном смысле властью общественности и силой

ååсамосохранения...»1.

Âтом формате гражданского общества, единство которого крепится правительством, государственный террор — вынужденная необходимость, стимулируемая стихийно поднимающимся низовым террором. В повседневной политической жизни настоящая война, упоминаемая Гегелем, конечно, крайность. В поле власти насилие, в том числе террористическое, эффективно осуществляется и в символических формах. Поэтому будничный государственный террор (он же и антитеррор) уходит в тень, принимает малозаметные, но не менее действенные формы административного, полицейского, судебного, налогового и т. п. террора, непредсказуемого, иррационального, и потому внушающего страх и трепет.

Âнастоящее время в общественно-политическом дискурсе наблюдаются прогрессирующее отчуждение от терроризма, делегитимация отдельных форм террористической деятельности. В условиях глобальной взаимозависимости снижение уровня организации противника автоматически приводит и к упразднению субъектов террора. Глобальная нерентабельность террора создает объективную возможность для его сдерживания, локализации в отдельных очагах, ликвидация которых не влечет за собой широкомасштабных последствий.

Âэтой связи можно говорить о появлении основания для оптимистического в целом прогноза в отношении долгосрочной перспективы снижения роли террора в политической деятельности. Актуализация темы борьбы с терроризмом способна выступать симптомом качественного перелома в отношении к нему. Складывающаяся ситуация сродни развернувшейся в Англии середины XIX в. кампании борьбы против морской работорговли.

Косвенным признаком начавшегося перехода террора в регрессирующую стадию является рост числа женщин в составе «комбатантов». Знаковым в этом отношении оказывается использование шахидок. В терроризме, как, впрочем, и в любой другой сфере деятельности, отлив мужчин и восполнение освободившихся вакансий женщинами красноречиво свидетельствует о спаде эффективности (а значит, и оплаты) данной формы политической борьбы.

Наметившаяся тенденция снижения политической эффективности террора требует содействия, которое может быть реализовано, во-пер- вых, рутинизацией текущей практики противодействия террористичес-

кой деятельности, во-вторых, оперативным разрешением проблем

в рамках иных форм общественных коммуникаций.

1 Гегель Г.В.Ф. Феноменология духа. — СПб., 1999. — С. 242–243.

9

ФЕНОМЕН ТЕРРОРА: СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКИЙ РАКУРС

Активизация усилий государственных органов в борьбе с международным и внутренним терроризмом включает не только противодействие отдельным террористическим проявлениям и конкретным террористическим организациям, но и широкомасштабную социально-про- филактическую работу. Основным субъектом данной работы является гражданское общество, органы местного самоуправления, общественные организации.

Разносторонняя деятельность по профилактике терроризма, как представляется, должна разворачиваться в двух основных направлениях. Во-первых, в оперативном выявлении, локализации и посредническом разрешении микросоциальных конфликтов, разрядке оча- гов социальной напряженности. Во-вторых, в гражданском контроле за легитимностью действий правоохранительных органов государства, за своевременным и систематическим расследованием и принятием мер по фактам террористических проявлений в их деятельности, а также по фактам провоцирования, пособничества и поддержки терроризма.

Для эффективного решения указанных задач необходима интеграция науки и гражданского общества, информационно-аналитическое сопровождение деятельности органов государственного управления всех уровней, местного самоуправления и общественных организаций, реализация социально-научных проектов по созиданию нового формата гражданского общества, не приемлющего терроризм как форму полити- ческой борьбы, а устрашение — как психологический механизм правоохранительной деятельности.

Âгражданском обществе точка зрения безопасности стала социаль- но-практической позицией, определяющей актуальный горизонт дея-

тельности не только научно-технической интеллигенции, но и других социальных групп1. «Безопасность есть высшее социальное понятие гражданского общества...» — констатировал в свое время К. Маркс2.

Поэтому точка зрения безопасности неизбежно должна была найти выражение в философии.

Âнастоящее время бурно развивается специализированная область социально-философских исследований — философия безопасности. Исследователи Новосибирского научно-философского центра проявляют не только общегуманитарный, но и профессиональный

1Вследствие систематической дестабилизации науки, указывает У. Бек, на смену индустриальному обществу приходит общество риска. См.: Áåê Ó. Общество риска. На пути к другому модерну. — М., 2000.

2Маркс К. К еврейскому вопросу // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. — Т. 1. —

Ñ.401.

10