Булавин А.В. - Мировая политика. Передовые рубежи и красные линии - 2018

уровне четко ассоциируется с действующей властью, ее институтами, лидерами, политическим режимом.

Заряд негатива, который группа направляет на образ статусного работника президентской администрации, проходит сквозь образ чиновника как сквозь стекло и намертво прикрепляется к самому образу власти, так как для образа власти многочисленный корпус высокопоставленных чиновников – всего лишь один из атрибутов, маркеров, характерных признаков. В коллективном подсознании членов группы происходит коррекция образа виновника трагедии, образ чиновника замещается образом власти, причем все это происходит неосознанно, сознание не распознает процесс подмены и не посылает сигнал тревоги. В результате следующий вброс информации закрепляет эту подмену, которая и так уже состоялась:

вгруппу поступает модифицированная установка, звучащая как «власть раздавила беззащитное существо, только начинающее жить»1.

Убольшинства участников группы возникает состояние испуга и одновременно – чувство беззащитности перед образом власти, давящей их питомцев. Это формирует в их подсознании установку на действие, готовность искать защиту от той мифической угрозы, которая подменила в их сознании и подсознании реальность. Одновременно в группе нарастает волна протеста против произвола все той же власти, представители которой

– чиновники на дорогих машинах, которые начинают восприниматься как абсолютное зло. Возникает чувство вовлеченности в протестное движение, направленное «за все хорошее, против всего плохого». Здесь появляется уже основной мотив, побуждающий обычных людей в случае начала цветной революции идти на майдан. В группе начинается процесс вторичной консолидации, однако на этот раз основным мотивом, побуждающим участников группы к сплочению, является неясно осознаваемое чувство личной угрозы и стремление выступить против источника предполагаемой опасности, т.е. причастность к коллективному (массовому) протестному движению. Группа начинает сплачиваться не ради достижения какой-либо цели, а против общего врага, в образе которого выступает власть.

Для того чтобы закрепить этот эффект и одновременно дать группе установку на конкретное действие (т.е. направить протестную активность

вопределенное русло), политтехнологи цветных революций делают заключительный, финальный вброс следующего содержания: «Преступная власть раздавила котенка. Сегодня она проехалась по котенку, завтра – по вам!» И вся группа мгновенно переходит в состояние повышенной агрессивности, готовности немедленно выступить против действующей вла-

1 Манойло А.В. «Убить котенка», или Как действуют технологии конфликтной мобилизации в социальных сетях.

сти, выйти на майдан. Организаторам цветной революции достаточно дать им сигнал.

Приведенный выше пример технологии конфликтной мобилизации в социальных сетях – всего лишь один пример подобного рода технологий, используемых вербовщиками и политтехнологами цветных революций для вовлечения граждан в протестное движение1. Эти технологии основаны на отличном знании особенностей психики человека, способов манипулирования массовым и индивидуальным сознанием, инструментов воздействия на подсознание и управления им, в которых пространство социальных сетей играет роль особой организующей среды, где инстинкт самосохранения человека довольно часто перестает работать, поскольку эта виртуальная середа ему не знакома. Вместе с тем знание того, как эти технологии действуют, кем и в каких условиях применяются, позволяет просчитывать действия их операторов и разрушать технологическую цепочку. В эффективном противодействии сетевым технологиям конфликтной мобилизации кроется главное условие эффективного противодействия современным цветным революциям.

1.5.Гибридная война и цветная революция:

êвопросу о соотношении понятий

Всовременном мире тематика гибридных войн и цветных революций продолжает набирать все большую популярность. Это не случайно: миро-

вая цивилизация на современном этапе своего развития столкнулась

спринципиально новыми инструментами формирования новой политической реальности, чрезвычайно эффективными в условиях кризиса одно-

полярного мира, но вместе с тем представляющими исключительную опасность для современных наций-государств2.

Эта опасность исходит из понимания того, что гибридные войны и цветные революции – явления сравнительно новые, с них только недавно сняли «кавычки», и для этих явлений, способных потрясать и разрушать сами основы современного общества, еще не выработано сбалансированных противовесов, противоядий, сдерживающих механизмов, ограничительных норм международного права.

Ввоенно-политическом плане «понятие «гибридная война» может объединять широкий диапазон действий, осуществляемых противником

сиспользованием военных и иррегулярных формирований с одновре-

1Манойло А.В. «Убить котенка», или Как действуют технологии конфликтной мобилизации в социальных сетях.

2Манойло А.В. Гибридные войны и цветные революции в мировой политике // Право и по-

литика. 2015. № 7. C. 918–929 [Электронный ресурс]. DOI: 10.7256/1811-9018.2015.7.15832.

менным привлечением гражданских компонентов»1, а понятие «цветная революция» – включать в себя целый сценарий государственного переворота и демонтажа политического режима, успешно маскирующийся под народный бунт.

Кроме того, сегодня технологиями гибридных войн и технологиями цветных революций практически на правах монополии владеют Соединенные Штаты, которым даже сами термины «гибридная война» и «цветная революция» обязаны своим происхождением, и любое государство, отстаивающее свое суверенное право на проведение независимой внешней политики, тем самым рискует стать мишенью для применения этих инструментов и технологий.

Сегодня, когда говорят о гибридных войнах и цветных революциях, довольно часто смешивают и путают эти понятия. Более того, после появления в широком научном дискурсе термина «гибридная война» появилась тенденция объединять все известные формы, методы и технологии вооруженной борьбы под одним «зонтичным» брендом – понятием гибридной войны, являющимся своеобразной надстройкой над появившимися ранее в научном дискурсе и потому значительно более изученными традиционными, информационными, психологическими, сетевыми, сетецентричными, прокси-войнами и цветными революциями (войнами не являющимися).

Это тоже не случайно: между гибридными войнами и цветными революциями, помимо принципиальных различий, существует много общего. Оба этих явления рассматриваются как на феноменологическом (как явление), так и на технологическом уровне (как технология и инструмент политического воздействия); эти явления еще недавно встречались исключительно в кавычках, что говорит о том, что еще не было выработано специальной терминологии, точно описывающей их и принадлежащей только им; наконец, оба этих понятия даются синтетическими конструкциями, базирующимися на известных понятиях «война» и «революция» с уточняющими прилагательными, меняющими их смысл2.

Действительно, гибридная война по своей сути находится ближе всего к понятию «война», а цветные революции, являющиеся технологиями организации государственных переворотов, успешно маскируются под революции истинные. Вместе с тем сам факт наличия прилагательных

1Бартош А. Гибридные войны во внешней политике США и НАТО // Независимое военное обозрение. 10.10.2010 [Электронный ресурс]. URL: http://nvo.ng.ru/concepts/2014-10- 10/1_nato. html (дата обращения: 12.04.2015).

2Манойло А.В. Гибридные войны и цветные революции в мировой политике.

ставит под сомнение корректность отнесения гибридных войн к войнам и цветных революций – к революциям: понятия «война» и «революция» не нуждаются в уточнениях (так же как настоящая демократия не может быть суверенной); строго говоря, гибридные войны – это не совсем войны, хотя и имеют с известными нам войнами много общего, а цветные революции – не совсем революции, более того – совсем не революции. Тем не менее, как и в случае с определением «информационная война», мы вынуждены пользоваться этим приемом, описывая новые явления через сравнения и аналогии с теми явлениями, событиями и процессами, смысл которых для нас предельно ясен. Так, новая терминология рождается на прочном фундаменте аксиоматики политической науки, которая принята всем экспертным сообществом и которую никто не ставит под сомнение. Этот подход, помимо всего прочего, имеет еще и объективный характер: современный мир меняется с такой скоростью, динамика этих изменений настолько высока, что ежегодно возникают новые явления, не имеющие прямых аналогов в мировой истории, которые требуют своего определения и описания. Мир развивается быстрее, чем понятийный аппарат, способный описать эти изменения.

Тем не менее необходимо признать, что при всей эклектичности и публицистичности термины «гибридные войны» и «цветные революции» описывают объективные, реально существующие явления, и эти явления все больше распространяются в современном мире, оказывая заметное влияние на мировой политический процесс, политическую динамику и на трансформацию системы международных отношений. Наличие в их названии терминов «война» и «революция» указывает на их высокую социальную опасность, выполняя сигнальную функцию, и эта оценка их опасности правильна. При этом нельзя разделить мнение тех ученых, которые при этом стремятся нивелировать значение этих новых явлений, утверждая, что гибридные войны существовали в истории человечества всегда, любая война является по своей сути гибридной: автор убежден, что качественный эволюционный скачок и гибридные войны, и цветные революции совершили сравнительно недавно, в конце XX в. или даже позже, а их схожесть с войнами и «бархатными революциями» прошлого говорит в первую очередь о том, что ни одно принципиально новой явление не возникает в вакууме, оно всегда есть результат эволюционного процесса и всегда базируется на более ранних и более примитивных формах. Эти формы передают часть своих отличительных черт и технологических решений новым явлениям, но именно возникновение новых способно преодолеть технологический, военно-стратегический, цивилизационный барьер, которые прежние формы преодолеть не в состоянии. Так происходит фазовый переход от одной политической реаль-

ности к другой, с одного витка эволюции к другому, более высокому, от набора аминокислот в первичном «бульоне» к первым формам белковой жизни.

Так и в случае с гибридными войнами: по своему содержанию гибридные войны – это качественно новое понятие, более широкое, чем просто совокупность современных форм и методов вооруженной борьбы в традиционной, информационной, экономической и других сферах. То же самое можно сказать и о цветных революциях после событий Арабской весны, кризиса 2013–2015 гг. на Украине и «зонтичной революции» в Гонконге.

1.6.Точки сопряжения гибридных войн

и цветных революций

Для того чтобы точно определить, как именно соотносятся между собой гибридные войны и цветные революции, необходимо сопоставить их между собой, выявить сходства и различия, связи, объединяющие их в тех событиях, где они находят свое проявление.

Прежде всего, необходимо определиться с тем, что же такое гибридные войны, поскольку на этот счет существует масса различных мнений, зачастую противоречащих друг другу. Точного и однозначного определения гибридным войнам нет, известно лишь, что впервые этот термин был введен в оборот американскими фабриками мысли, такими как RAND Corp., Стэндфордский университет и др.

Гибридные войны предполагают комбинированное использование стратегий, характерных для различных видов современных войн, – традиционной, информационной, идеологической, экономической, для нанесения военного поражения, для поражения сил и средств противника, достижения военно-стратегического превосходства над ним и силового принуждения к миру на условиях победителя. При этом гибридные войны могут вестись как в традиционной форме (предполагающей наличие линии фронта, тылов различной глубины и действия регулярной армии), так

ив сетецентрической, где линия фронта отсутствует в принципе. В гибридной войне именно информационные операции (операции информационной войны) могут иметь решающее значение для принуждения противника к капитуляции, а боевые операции вооруженных сил могут играть сервисную роль, обеспечивая организаторов информационных войн пиар-материалом, необходимым для информационных атак на сознание

иподсознание противника в целях как нанесения ему прямого урона (информационным оружием), так и скрытого управления его сознанием

иповедением. Именно такую картину мы наблюдали во время второй войны в Ираке, где боевые действия американских войск являлись конвейером для производства пиар-новостей и «мыльных опер» про войну,

воперациях в Афганистане, Ливии, Сирии и теперь, в определенной мере,

вгражданской войне на Украине.

Вгибридных войнах достигается не просто эффект сочетания различных видов и форм противоборства; напротив, различные формы

иметоды ведения войны гибридизируют традиционные концепции вооруженной борьбы, прививают их от новых вызовов и угроз, обеспечивают эффект глубокой взаимной интеграции и симбиоза различных поражающих факторов и технологий. При этом целью гибридной войны по-прежнему остается классическая цель традиционной войны – военное поражение, уничтожение и капитуляция противника. Это важно понимать, потому что в противном случае понятие гибридных войн быстро размывается и приобретает спекулятивную окраску.

Вэтом и заключается основное отличие гибридной войны от цветной революции: в отличие от гибридной войны, главная и единственная цель цветной революции – организация государственного переворота и ничто иное.

Цветные революции – это технологии государственных переворотов в

условиях искусственно созданной нестабильности, в которых давление на власть осуществляется в форме политического шантажа, а инструментом шантажа выступает молодежное протестное движение, организованное по специальной сетевой схеме. Цель цветных революций – государственный переворот, после его успешного осуществления цветная революция заканчивается. На практике цветные революции довольно часто перерастают

ввооруженные мятежи или сочетаются с военной интервенцией, но применение военной силы в цветных революциях – скорее исключение, чем правило, для технологов-«цветников» это мера вынужденная. Но цветные революции, являясь технологиями демонтажа политических режимов, создают условия для вмешательства других государств во внутренние дела страны, ставшей жертвой цветной революции, для военной интервенции, военных мятежей, гражданских войн. В этом плане последствия цветных рево-

люций могут быть не менее катастрофичными, чем сама цветная революция. ЭтомыхорошовидимнапримерегражданскойвойнынаУкраине1.

Таким образом, наличие существенных отличий не позволяет полно-

стью объединять современные гибридные войны, ставшие новой формой и содержанием современных вооруженных конфликтов, и цветные революции, ставшие инструментами организации государственных переворо-

1 Манойло А.В. Гибридные войны и цветные революции в мировой политике.

тов и принудительного демонтажа политических режимов. Гибридная война – это последовательность боевых операций, цветная революция – это технология. Это не позволяет рассматривать цветную революцию в качестве одной из фаз гибридной войны, хотя технологии цветных революций могут использоваться в гибридных войнах в строгом соответствии с их собственными целями и задачами (целями и задачами гибридных войн). Вместе с тем есть кое-что, что их объединяет: цветные революции довольно часто становятся прелюдией для гибридной войны, формируя условия, необходимые для перевода конфликта в военную фазу; примером этого может служить нынешняя Украина. При этом часто реализовывается следующая цепочка: цветная революция (инцидент– протест–майдан) – вооруженный мятеж – гражданская война – гибридная война. Цветная революция при этом играет роль спускового механизма гибридной войны, а ее технологии могут использоваться организаторами гибридных войн в целях провоцирования вооруженного конфликта, дальнейшее течение которого будет проходить в гибридной форме.

1.7. Гибридное измерение информационных войн

Информационные войны в современном мире стали одним из основных и уже привычных факторов окружающей нас действительности. Каждый из нас ежедневно оказывается в фокусе действия той или иной информационной атаки, несущей заряд убийственной агрессии, направленной как на общество в целом, так и на сознание каждого человека в отдельности. Технологии информационных войн, основанные на манипулятивном управлении политическим сознанием и поведением граждан, исключительно опасны: их главная задача – разделить и поляризовать общество, разорвать его на множество клочков и фрагментов, заставить эти фрагменты искренне ненавидеть друг друга, с тем чтобы затем столкнуть их между собой, инициировав борьбу на уничтожение, или объединить их агрессию в единый поток и направить его против действующей власти. При этом цель информационной войны – сломить волю противника к сопротивлению и подчинить его сознание своей воле. Высокая эффективность информационных атак и растерянность, являющаяся типичной реакцией большинства стран на акции информационной войны, делает информационные войны одним из основных элементов современных гибридных войн, таких как война в Сирии или конфликт на Украине1.

1 Манойло А.В. Информационная война как угроза российской нации // Вестник российской нации. 2016. № 6. С. 174–184.

Технологии информационных войн активно и весьма охотно применяют не только страны Запада (прежде всего США, где термин «информационная война» официально закреплен в боевом уставе армии США «Психологические операции»), но и международными террористическими организациями и группировками, такими как запрещенные в России «Исламское государство» (ИГ), «Аль-Каида». ИГ по всему миру ищет, вербует или просто нанимает на работу высококлассных специалистов в области кибервойны и информационного противоборства, которые в информационно-идеологическом поле вполне успешно конкурируют с силами специальных операций стран Запада.

Наиболее часто объектами информационной атаки становятся первые лица государства – президент и премьер: с них, как правило, информационная война и начинается. Причина этого предельно проста: первые лица всегда находятся под прицелом, они ведут публичный образ жизни, каждый их шаг, каждое их действие или движение рассматривается сквозь лупу. То, что прощается любому публичному политику, даже самому высокопоставленному и известному, никогда не прощают лидерам государства: они часто просто не имеют права на ошибку, что в определенном смысле роднит их с саперами. В силу своей публичности именно первые лица государства выступают главными ньюсмейкерами и производят большинство резонансных информационных поводов, которым затем дают свою интерпретацию национальные и зарубежные СМИ. Информационная война всегда разворачивается вокруг первых лиц, их действий, реакции на те или иные события, которые на первоначальном этапе тщательно прощупываются и тестируются с помощью заведомо провокационных вбросов ложной информации, запуска в социальных сетях вирусного контента, распространения слухов и сплетен, способных эмоционально «зацепить» хотя бы одного из первых лиц государства и вызвать его ответную резкую, эмоционально окрашенную реакцию (документальный фильм «Он вам не Димон»).

Особую роль в информационных войнах играют средства массовой информации и коммуникации (СМИ). С одной стороны, СМИ служат каналом доведения информационного воздействия до конкретной целевой аудитории (политических элит, лидеров мнений, широких слоев общественности, политически активной молодежи), с другой – выступают непосредственными участниками конфликтного взаимодействия. В современных конфликтах СМИ активно используются как средство дезинформации и пропаганды, как инструмент манипулирования общественным мнением,

массовым сознанием и поведением граждан, как инструмент прямого давления на оппонентов.

Именно через так называемые «независимые» СМИ спецслужбы осуществляют вбросы («контролируемую утечку») информации, компрометирующей их соперников, дестабилизирующей политическую обстановку в различных странах, инициирующей массовые протесты в стиле цветных революций. СМИ также имеют обыкновение выдавать непроверенную информацию за достоверную, если в ней содержатся элементы сенсационности, тем самым способствуя ее легализации. Экстремисты часто используют СМИ для усиленного разжигания националистических, экстремистских настроений даже в тех регионах, где эти противоречия уже давно не проявлялись; именно прозападные, демократические СМИ формируют романтический образ цветных революций в тех странах, где осуществляются «цветные» государственные перевороты, они же затем легитимируют хунты, пришедшие к власти. Западные СМИ активно участвуют в формировании образов «стран-изгоев» (в эту категорию попадают все страны, проводящие независимую от США внешнюю политику), провоцируя новые международные конфликты и столкновения1.

В качестве субъектов информационных атак часто привлекаются «независимые журналисты», выполняющие политический заказ. Эта «темная сторона» деятельности современных СМИ связана с тем, что современные СМИ фактически не могут быть независимыми: журналисты зависят от мнения главного редактора и редакционной политики, которая для них является своего рода корпоративной цензурой; редакторы изданий зависят от владельцев СМИ и от спонсоров, которые напрямую диктуют, в каком ракурсе журналисты должны подавать те или иные события; боязнь потерять источники финансирования делает современные СМИ даже в демократических странах чрезвычайно зависимыми и несвободными. Единственная свобода, которая еще пока остается у журналистов, – уволиться, если их собственные взгляды не совпадают с «мнением редакции». Но очень немногие пользуются этим правом, предпочитая путь конформизма.

Особое внимание заслуживают технологии, применяемые в современных информационных войнах и распространяемые по каналам СМИ. Наряду с более сложными технологическими схемами в информационных войнах используется целый ряд простых приемов. Наиболее распространен среди них метод «наклеивания ярлыков». Работает он так: в отношении одного из первых лиц государства вбрасывается информация

1 Манойло А.В. Информационная война как угроза российской нации.

компрометирующего характера, в которой он без каких каких-либо веских оснований объявляется коррупционером. Первоначальная реакция на такие обвинения, как правило, носит эмоциональный характер: попытка наклеить ярлык коррупционера воспринимается как чушь, дикость, абсурд. Однако ассоциативная связь между личностью политика и образом коррупционера при этом в сознании граждан все же выстраивается, а яркая эмоциональная реакция эту связь закрепляет. В результате спустя некоторое время образы лидера и коррупционера в сознании человека совместятся и ярлык коррупционера прочно «приклеится» к личности конкретного политика. «Отодрать» или «отмыть» его затем будет очень непросто. Именно этот прием «наклеивания ярлыков» был использован Западом в информационной войне против лидера Российского государства сначала на базе извлеченного из нафталина «дела Литвиненко», а затем и благодаря известному фильму про коррупцию в России, показанному по британскому телеканалу ВВС-2. Появился даже особый термин «демонизация Путина», связанный с непрерывным наклеиванием новых ярлыков поверх прежних на один и тот же объект информационных атак1.

Не менее распространенным в современных информационных войнах является метод так называемых «пробных шаров», которыми прощупы-

ваются эмоциональные реакции первых лиц на различные внешние раздражители. Действует он так: в отношении одного из первых лиц государства выдвигаются обвинения заведомо оскорбительного характера. К примеру, лидера и его страну ни с того ни с сего объявляют угрозой всему демократическому миру и ставят в один ряд с вирусом Эбола и с ИГ. Эти обвинения сконструированы так, чтобы они вызывали настойчивое желание «мощно ответить»; они служат своего рода приманкой, провоцирующей политика на ответные заявления столь же эмоционального характера. Если провокация удалась и лидер эмоционально ответил на «обвинения Запада», объектом информационной атаки становится уже конкретная эмоциональная реакция конкретного лидера, а первоначальные обвинения сразу же «забываются». Метод «пробных шаров» работает очень точно и без перебоев, но в его функционировании есть одна особенность: он всегда должен получать «обратную связь» от объекта информационной атаки (т.е. от самого лидера), которая дает возможность организаторам информационной атаки контролировать процесс. Иногда по каким-то причинам обратная связь теряется – так, как это было перед Олимпиадой в Сочи, когда президент России на неделю исчез из публичного пространства и западные политтехнологи, перестав получать от него

1 Манойло А.В. Информационная война как угроза российской нации.