Алиев С. М. - История Ирана. XX век - 2004 (2)

как в области экономики, так и в политической и социальной сферах делали бюрократическую буржуазию одной из самых влиятельных сил общества [133]. Нефтяной бум привел к еще большему укреплению ее позиций.

Бюрократическая буржуазия была тесно связана с верхушкой промышленно-банковской буржуазии, хотя их интересы не всегда полностью совпадали. Это объяснялось тем, что бюрократическая буржуазия, выражавшая волю шаха и проводившая в жизнь его социально-экономические и политические установки, во имя сохранения авторитарного режима и сглаживания социальных противоречий участвовала в разработке и проведении политики, порою ущемлявшей интересы крупного капитала.

Вместе с тем государственный сектор играл важную роль в развитии частнокапиталистического сектора. Более того, именно благодаря целенаправленной деятельности властей уже в 60-х годах начался процесс формирования новой влиятельной прослойки промышленно-банковской буржуазии. Этот процесс особенно усилился после 1973 г. Бурный рост поступлений от нефти был использован властями, помимо всего, также для укрепления позиций своих сторонников в лице указанной прослойки, посредством перераспределения национального дохода в ее интересах. Подобное перераспределение осуществлялось путем предоставления крупному капиталу огромных, и не только по иранским масштабам, кредитов под невысокие проценты, выгодных государственных заказов, налоговых льгот. Ко второй половине 60-х годов эта новая фракция иранской буржуазии стала значительной силой, сумевшей приступить к созданию промышленных групп монополистического типа [134].

Все это, однако, не означает, что в Иране капитализм насаждался лишь сверху. Развитие капиталистических отношений в Иране имело сравнительно долгую историю. Середина 60-х годов XX века была временем, когда уже шел процесс превращения капитализма в ведущий уклад в масштабах всей страны. Поэтому попытка отнести в принципе верный тезис Р. Н. Андреасяна о появлении в некоторых аравийских монархиях своеобразного государственного феодально-монополистического капитализма к Ирану вызывает возражения [135]. Трудно согласиться и с мнением, согласно которому госсектор Ирана, как и ряда других государств в зоне Персидского залива, можно называть таковым «лишь услов-

но» по той причине, что он формировался «не вследствие обычных процессов концентрации капитала, типичных для развитых капиталистических государств», а создавался «обуржуазивающимися фе- одально-монархическими режимами» [136]. Во-первых, когда делается попытка определить характер общественного уклада, вряд ли будет верным избрать в качестве единственного критерия его генезис. Во-вторых, в Иране госсектор формировался буржуазнопомещичьим государством как императив, т. е. как необходимое условие развития капиталистических отношений.

Сыграв решающую роль в становлении новой верхушки иранской буржуазии, которую условно можно называть финан- сово-промышленной олигархией, глава государства в то же время всеми имевшимися в его распоряжении средствами добивался от нее полной покорности. В значительной мере именно вследствие этого у представителей верхушки иранской буржуазии не было серьезных поползновений к политической самостоятельности. Вместе с тем в результате возрастания экономической мощи крупного капитала его политическая роль, особенно в 70-е годы, все более усиливалась. Одна из особенностей происходивших летом 1975 г. парламентских выборов заключалась в том, что в меджлис и сенат были избраны и назначены представители крупного капитала - промышленники и финансисты. «Тайме» отмечала, что каждый из этих бизнесменов возглавляет какую-либо промышленную группу - своеобразное иранское монополистическое объединение [137].

Представители крупного капитала считали своим долгом выразить признательность главе государства за поддержку, которую оказал им госсектор. Тем не менее финансово-промышлен- ная олигархия, взращенная шахом на нефтедолларах, проявляла подчас недовольство некоторыми аспектами социальной и экономической политики государства. Так, сенатор Али Резаи, критически оценивая расширение промышленной деятельности госсектора, упрекал правительство в желании «сочетать капитализм и социализм» [138]. Глава промышленной группы и семейства Лад- жеварди-Касем выступил в сенате за экономическую и финансовую политику, благоприятствующую деятельности тех капиталистов, которые в состоянии участвовать в реализации «новых и крупных промышленных объектов». Он резко критиковал правительственные организации за «бюрократизм» при выдаче лицен-

зий на строительство новых промышленных объектов [139]. Верхушка буржуазии требовала также пересмотра некоторых пунктов законов о труде, социальном обеспечении и подоходном налоге. В правительство Дж. Амузегара (август 1977 - август 1978 г.) входил ряд политических деятелей, непосредственно выражавших интересы крупной промышленно-банковской буржуазии, что было признаком усиления ее позиций.

В то же время в условиях шахской диктатуры усиление позиций крупной буржуазии ограничивалось в основном экономической сферой. Порою, как было подчеркнуто, представители крупной буржуазии выражали недовольство социально-полити- ческими аспектами осуществлявшейся государством экономической политики. Подобные заявления делались даже такими близкими шаху деятелями, как Шапур Ансари [140]. Он обращал внимание на то, что достигнутый значительный уровень иранского частного капитала находится в дисбалансе с его сравнительно низким политическим статусом.

В действительности шах и выполнявшие его политические директивы предводители бюрократической буржуазии (члены правительства и т. д.) блокировали почти все политико-экономи- ческие инициативы, исходившие от промышленно-финансовой буржуазии.

6.13. Возрождение абсолютной монархии и серия реформ

Вполитическом плане существенной чертой развития Ирана

впериод нефтяного бума оказался курс на упрочение личной диктатуры шаха. Весной 1975 г. был осуществлен переход к «однопартийной системе». По инициативе шаха была образована «Партия возрождения иранской нации» («Хезб-е растахиз-е меллат-е Иран»). Основными идейно-политическими принципами партии «Растахиз» были объявлены верность «шахиншахскому строю» (т. е. монархии), конституции (которую шах нарушал) и программе «революции шаха и народа». В программе партии «шахиншахский строй» провозглашался единственной формой правления, соответствующей «национальным чаяниям» иранского народа. Шах был назван «командующим» и «вождем» иранской нации.

Вофициальном издании «Философия иранской революции» роль вождя в общественной жизни была названа «решающей» [141].

тических противоречий. Более того, в результате социальной политики режима в период резкого увеличения нефтяных доходов они заметно обострились.

Этот вывод, разумеется, не означает, что реформы не сыграли положительной роли в судьбах режима. Как они, так и проводившаяся с середины 60-х годов новая политика в области промышленности, несомненно, содействовали известному развитию производительных сил и улучшению материального положения трудящихся классов. Эти сдвиги и продлили жизнь режиму. Однако уберечь его от нового кризиса они не смогли.

Дело в том, что если в начале 60-х годов власти прежде всего вынуждены были приступить к преодолению наиболее важных препятствий, стоявших на пути развития капитализма в деревне, то к середине 70-х годов иранская верхушка столкнулась с проблемами, порожденными теми специфическими общественно-по- литическими условиями, в которых протекало ускоренное развитие капиталистических отношений. Реформы были вызваны к жизни необходимостью экономического развития и предотвращения дальнейшего нарастания социальной напряженности. В то же время существенной чертой кризиса 70-х годов явилось то, что ускоренное развитие и рост одних секторов хозяйства и укладов сопровождались спадом, стагнацией других.

В этой связи следовало бы акцентировать внимание на одном важном обстоятельстве: на двойственном характере последствий нефтяного бума. В чисто экономическом аспекте, объективно, аграрные реформы явились необходимым шагом, направленным на смягчение дисбаланса между городом и деревней, промышленным и сельскохозяйственным секторами. Нефтяной бум, вызвавший, прежде всего, чрезвычайное финансовое благополучие государственного сектора, имел и явно негативные последствия. Они, несомненно, были прямо связаны с волюнтаристской политикой режима. Уповая на возраставший поток нефтедолларов, иранское руководство отказалось от продолжения курса на преобразования в иранской деревне. Вместо того чтобы идти путем массированных капиталовложений в реконструкцию сельскохозяйственного сектора, государство предпочло увеличить объем импортируемого продовольствия и сельскохозяйственного сырья. Аграрная проблема обстоятельно рассмотрена в исследованиях ряда иранистов. Особенно большой интерес в этом отношении

вызывают труды Хома Катузиана, проф. Кейта Мак-Лэчлэка и либерального иранского экономиста Бахрама Техрани [144]. В них указанные негативные стороны аграрной политики эпохи Мохам- мед-Реза шаха подвергаются основательному анализу. К тому же в книге Мак-Лэчлэка рассмотрен также экологический аспект проблемы.

Суть дела состоит в том, что шахский режим органически был не в состоянии решить возникшие в этот период проблемы или хотя бы предложить для их смягчения какие-либо новые половинчатые меры. Ибо, помимо всего, новый кризис был порожден также усилившимися антагонистическими противоречиями между политической надстройкой, сохранившей полуфеодальные черты, и капиталистическими производственными отношениями. Широта и размах капиталистических производственных отношений и быстрота, с которой разрушались устои традиционных социальных структур, усиливали драматизм ситуации.

Специфика и сложность общественно-политической жизни Ирана середины 70-х годов проистекали из особенностей общественного и экономического развития страны. Хотя уже с середины 60-х годов социально-экономическое развитие Ирана во многом определялось капиталистическим способом производства, в целом в стране еще полностью не сложилась новая формация. Капиталистический уклад стал ведущим. Но он еще не стал господствующим в масштабах всего иранского хозяйства. Присущие раннему капитализму и даже докапиталистическим формациям традиционные формы и методы хозяйствования сохраняли в Иране еще значительные позиции. Преобладающая часть самодеятельного населения была связана, прежде всего, с переживавшим острый структурный кризис мелкотоварным укладом. Продолжался процесс распада и разложения натурального уклада. Период скачкообразного развития капитализма «сверху» в годы нефтяного бума, когда с головокружительной быстротой обогащалась крупная промышленно-финансовая и бюрократическая буржуазия, стал временем массовой пауперизации огромного числа трудящихся и представителей мелкобуржуазных слоев города и деревни. Углублялись различия в уровнях социального и экономического развития различных провинций. В Систане, например, ежегодный доход на душу населения в начале 70-х годов составлял всего 40 долларов - примерно восьмую часть среднего

подушевого дохода. Крестьяне покидали Систан, и в поисках средств к существованию направлялись в Хорасан и Горган [145]. Экономический застой был характерен и для многих районов Белуджистана, Курдистана, отчасти Йезда и некоторых других провинций. Буржуазные преобразования не только не сглаживали, но нередко увеличивали существовавшие между районами различия, что в принципе обостряло социальную напряженность.

Другая важная особенность иранского общества состояла в том, что ускоренное развитие капиталистических отношений, быстрый экономический рост, особенно в период нефтяного бума, устранив или смягчив одни противоречия, породили или обострили новые проблемы, характерные для капитализма. Не понимая природы этих новых, присущих капиталистическому способу производства негативных явлений, иранская верхушка оказалась бессильной бороться с ними. В более сложных условиях она не смогла верно оценить ситуацию и выработать новый подход к решению возникших проблем. Она избрала прежнюю тактику: с одной стороны, власти провозгласили новую серию реформ, причем куда менее действенных, чем реформы 60-х годов, а с другой - стали продолжать политику репрессий в отношении оппозиционных сил.

Проведение новой программы реформ началось весной 1975 г. почти одновременно с образованием партии «Растахиз». 24 апреля был издан указ о включении реформы «расширение собственности в промышленности» в программу «революции шаха и народа» в качестве ее тринадцатого пункта (или принципа) [146].

То, что первая из новой серии реформ касалась рабочих, не было случайностью. Промышленное строительство конца 60-х - первой половины 70-х годов, а также процесс урбанизации вызвали резкое увеличение численности рабочих, появление новых отрядов пролетариата. К середине 70-х годов в Иране насчитывалось свыше 2,5 млн. рабочих, занятых в промышленности и строительстве. К этому времени иранские рабочие стали играть более значительную роль в общественном производстве и социальной структуре страны, чем в дореформенный период. Несмотря на частичное выполнение провозглашенных в начале 60-х годов реформ и на усиление контроля над деятельностью созданных правительственными органами профсоюзов, к середине 70-х годов было отмечено некоторое возрастание забастовочного движе-

ния рабочих. Это свидетельствовало о росте классового сознания иранского пролетариата и о малой эффективности широко разрекламированной реформы, предусматривавшей участие рабочих в прибылях. Даже по официальным данным, ею была охвачена незначительная часть рабочих [147]. Власти насторожило, что в ходе некоторых забастовок 70-х годов рабочие выдвигали требования не только экономического, но и политического характера.

Поэтому помимо реформ был разработан целый комплекс политических мероприятий. Важное место в нем отводилось деятельности созданной в 1967 г. Организации рабочих Ирана (ОРИ). Первоначально ОРИ объединила три самостоятельные правительственные профсоюзные рабочие организации Тегерана. Через год после учреждения партии «Растахиз» был созван III съезд рабочих Ирана. К тому времени, ввиду роспуска в марте 1975 г. партии «лояльной оппозиции» - «Мардом», примыкавшие к ней профсоюзные организации также прекратили свою деятельность. В результате к съезду был завершен процесс огосударствления всех профсоюзных рабочих организаций Ирана. ОРИ стала единственной организацией рабочих.

Центральное место на съезде заняло обсуждение, точнее восхваление, уже упомянутого тринадцатого пункта шахской программы реформ. Этот пункт имел свою предысторию. Еще в 1972 г. власти заявили о намерении организовать продажу части акций промышленных предприятий рабочим и другим слоям населения. Однако капиталисты встретили этот призыв настороженно, некоторые - даже враждебно. Но обстоятельства, о которых говорилось выше, вынудили правительство вернуться к прежней идее. В 1975 г. этот принцип вошел в программу «революции шаха и народа». Иранские органы массовой информации придавали первостепенное значение пропаганде очередной реформы, выдавая ее за средство, способное содействовать установлению социального равенства. Более того, иранские руководители утверждали, что реализация этого принципа «революции шаха и народа» позволит воспрепятствовать концентрации средств производства в руках представителей частного сектора. Сам монарх называл предстоявшую реализацию указанной реформы «воплощением новой теории», по его словам, выгодно отличавшейся от марксистской концепции. «В нашей системе участия, - писал он, - рабочий является собственником и одновременно

работает на себя» [148]. После осуществления реформы, заключил шах, в Иране система эксплуатации человека человеком будет заменена классовым сотрудничеством.

В действительности же реформа не могла способствовать заметным общественным сдвигам в пользу рабочего класса. Реформа предусматривала распродажу поэтапно до октября 1978 г. 49% акций частных и 99% государственных и других крупных производственных предприятий (оплаченный капитал каждого из которых составлял 1-1,5 млн. долл.) промышленным и сельскохозяйственным рабочим, крестьянам и представителям других классов [149]. Она не распространялась на предприятия металлургической, нефтехимической, нефтедобывающей промышленности и других ключевых отраслей государственного сектора.

Прежде всего, в условиях, когда уровень жизни 54% семей, по официальным данным, находился ниже порога бедности (их ежегодные расходы в ценах 1971 г. составляли менее 800 долл. в год) [150], отсутствовала социально-экономическая база для реализации реформы. Чиновники жаловались на отсутствие у рабочих и других неимущих слоев интереса к приобретению акций. А дело заключалось в том, что у них просто не было средств. Чтобы помочь трудящимся приобрести акции промышленных предприятий, были учреждены специальные финансово-адми- нистративные учреждения, которым вменялось в обязанность приобретать акции у фирм и предприятий, а затем путем предоставления кредита способствовать их продаже рабочим и другим слоям населения с низким доходом. Однако деятельность указанных учреждений также оказалась малоэффективной. И это вполне понятно. Трансплантация порожденных в экономически развитых капиталистических странах реформистских мер в отсталую в целом социально-экономическую структуру Ирана, где уровень доходов абсолютного большинства трудящихся классов оставался сравнительно низким, не могла быть успешной.

Как и следовало ожидать, реформа коснулась весьма незначительного числа трудящихся. И, разумеется, она никаким образом не угрожала позициям крупного капитала. Мало того, несмотря на заявление шаха о недопустимости формирования слоя «промышленных феодалов», вторая половина 70-х годов была отмечена дальнейшим упрочением позиции верхушки буржуазии. То, что шах, провозглашая указанную реформу, исходил из инте-

ресов режима и крупного капитала, фактически признавали даже члены правительства. В этом отношении весьма характерным было высказывание премьер-министра А. А. Ховейды в марте 1976 г. Выступая перед иранскими и американскими промышленниками и финансистами, он подчеркнул, что реформа «расширения собственности в промышленности», никоим образом не сужая возможности частного предпринимательства, в состоянии стимулировать подъем производительности труда и улучшение качества выпускаемой на промышленных предприятиях продукции [151].

Подобная интерпретация сущности реформы ясно показывает, какую экономическую цель преследовали иранские власти. Вместе с тем подчеркивать именно эту сторону реформы Ховейду вынудили следующие обстоятельства. Провозглашение реформы в качестве составной части программы шахской «революции» вызвало недовольство верхушки буржуазии, которая сочла, что ее позиции могут быть при этом поколеблены. Такого же мнения придерживались и представители иностранного частного капитала, действовавшие в Иране. (Недаром буржуазная пресса Запада объясняла причину увеличения объема заграничных вложений частного иранского капитала главным образом опасениями, вызванными у крупной иранской буржуазии новыми шахскими реформами.) На самом же деле, как было отмечено, осуществление новой реформы не могло нанести даже незначительного ущерба крупному капиталу. Более того, во второй половине 70-х годов государство продолжало оказывать крупным иранским промышленным группам и фирмам большую финансовую помощь, что позволило им значительно увеличить основной капитал.

Одним словом, реформа «расширения собственности в промышленности», которая выдавалась шахом за становой хребет нового курса, явилась еще одним образцом политики манипуляции общественным сознанием и социальной демагогии. Однако подобная политика не могла продолжаться бесконечно. Если в условиях экономического подъема, позитивных сдвигов во внешней политике и борьбы режима «против феодалов» в 60-х годах она сработала, то к середине 70-х годов - в период нарастания социальной напряженности в городе, роста инфляции, ухудшения положения большей части сельского населения - она перестала быть эффективной.

Широкая общественность отнеслась к шахским реформам с