Ingushi

Девочки на празднике Мархаж

Назрановский район, с. Гамурзиево Фото М.С.-Г. Албогачиевой. 2013 г.

нием звезды и поумесяца, с вышитыми или написанными бронзовой краской добрыми пожеланиями. Эти флаги укреплялись на машине или на гриве коня без древка (Албогачиева, 2007. С. 77). У потенциальных женихов появляется возможность присмотреть невест.

На третий день праздника очередь переходит к женщинам. Дети в течение всего праздника бегают от дома к дому, возвещая о празднике и произнося традиционное поздравление: «Марх къоабал хилда шун, хьига хало маьлех йазйол, дехка а, даста а, хаI-ди маьрш догIал...» (Да будет благословенен Ваш пост, да пусть страдания и тяготы этого месяца обернутся для Вас милостью Аллаха, пусть и в будущем время поста и разговенья будут благословенны), после чего их одаривают сладостями, фруктами, грецкими орехами, носовыми платками.

Через 70 дней после праздника Мархаж, в 10-й день месяца Зуль-хиджжа в память жертвоприношения пророка Ибрахима мусульмане отмечают праздник жертвоприношения ГIурба, знаменующий окончание хаджа. Праздновать день жертвоприношения начинают с раннего утра. С рассветом мусульмане идут в мечеть к утренней молитве, обязательно совершив перед этим полное ритуальное омовение (гусль) и надев чистую опрятную праздничную одежду. Идя к мечети, повторяют слова такбира, возвеличивая Аллаха. Кроме того, стараются изменить маршрут пути к месту общей молитвы, подобно тому, как Пророк Мухаммед обыкновенно изменял пути в день Ид аль-Адха. Также в этот день принято (но не обязательно) совершать жертвоприношение, время которого наступает после того, как солнце поднимется 10 зул-хиджжа

343

Маулид

Назрановский район, с. Гамурзиево Фото М.С.-Г. Албогачиевой. 2011 г.

(первый день жертвоприношения) на высоту среднего копья на расстоянии вытянутой руки, затем наступает время коллективной молитвы – «Iийда» и проповеди. После молитвы до захода солнца 13 зул-хиджжа начинается жертвоприношение животных. Жертвенному животному (барану, корове или верблюду) должно быть не менее полугода, оно должна быть здорово и не иметь никаких недостатков. Перед тем, как принести животное в жертву, необходимо произнести намерение (нийят): «Я закалываю его в жертвоприношение». Можно также передать полномочия тому, кто будет закалывать. Из того, что принесено в жертву, можно оставить себе 1/3 часть или даже половину туши, но достойнее всего оставить себе только ломтик, чтобы быть участником берката – благоденствия. Обычно шкуры жертвенных животных также отдаются в мечеть. Мясо варят и съедают за общей трапезой, на которой может присутствовать любой мусульманин, во главе стола обычно бывает имам.

В настоящее время широко отмечается мусульманами многих стран, в том числе ингушами, Маулид, или праздник рождения Пророка Мухаммеда. В течение этого месяца стараются чаще обращаться к Корану, читать молитвы, слушать проповеди, раздавать милостыню (сагIа), делать пожертвования, собирать гостей для исполнения религиозных песнопений и чтения маулида.

Ритуал проведения Маулида достаточно подробно исследован (Албогачиева, 2009. С. 341–345), поэтому остановимся на тех моментах, которые позволяют понять природу праздника. Маулиды, отмечающие важные события частной и общественной жизни мусульман, считаются эффективным средством для прерывания череды несчастий, преследующих отдельно взятую семью, а также неурожаев, засухи и т.д. (Хизриева, 2006. С. 51). На традиционные маулиды приглашаются не только родственники, соседи и знакомые, но и просто прохожие, которых угощают. Эти люди, не будучи участниками маулида, являются слушателями (Албогачиева, 2009а. С. 343).

344

ФОлЬклОР

В ингушском фольклоре представлены такие жанры, как предания

(къаьнача ханах дола дувцараш), нартские сказания (наьртах лаьца дола дувцараш), сказки (фаьлгаш), трудовые (къахьегама), героико-эпические

(турпала), обрядовые песни (саг йоагIача, йодача доаха иллеш), причитания (белхамаш), анекдоты о Цагене (кIонолгаш ЦагенагI лаьца), меткие послови-

цы и поговорки (кицаш), загадки (ховли-довзали).

НаРтскИй эПОс

Вершиной развития народного словесного искусства признается эпос. У каждого народа он имеет свою историю, морфологию и поэтику. Кавказовед П.К. Услар, отмечая ареал бытования нартского эпоса, писал, что он распространен по Северному Кавказу, однако в Дагестане этот эпос затухает, и нарты здесь превращаются уже в обычных сказочных великанов, иногда добрых, но чаще злых (Услар, 1868. С. 29). У некоторых народов нартский эпос изучен довольно основательно, у других – еще недостаточно, что порождает научные споры о том: где зародились основы кавказской Нартиады; у кого из народов, его носителей, он наиболее архаичен. Возникают вопросы о генезисе разных мотивов, заимствованиях, типологических схождениях и пр. Вопрос о первоистоках этого эпоса продолжает оставаться открытым. Возможно, он во многом прояснится, когда будут детально изучены все национальные версии, а уже затем появятся основательные обобщающие научные исследования по проблематике всей Нартиады в целом.

Действия ингушских нартов большей частью локализуются в ущелье Саниба, где в древности находился целый ряд ингушских селений (совр. территория РСО-А). Осетинский исследователь М. Туганов писал: «Предание говорит, что до прихода осетин в указанных ущельях (Санибское, Даргавсское, Кобанское) жили ингуши» (Туганов, 1977. С. 54). В. Тменов отмечал, что Двалети – часть древней горной Ингушетии, осваивалась осетинами весь золотоордынский период, а затем жители Двалети были ассимилированы осетинами; что по осетинским преданиям некогда коренным населением Тагаурии и Куртата были ингуши (Тменов, 1979. С. 119–125).

Новые записи текстов и развитие общекавказской и местной фольклористики требуют более углубленного изучения проблематики как всей кавказской Нартиады, так и конкретно ингушского нартского эпоса. Почему в данном случае выделяется именно ингушский эпос? Необходимо отметить, что с 1934 г. идея нивелировки как чеченского, так и ингушского народов заданно требовала от исследователей рассматривать культуру (в частности, фольклор) этих народов как нечто единое и целое. Несомненно, в культурах имеется много общих черт как и немало черт, сближающих их с культурой других кавказских народов. Но у каждого народа есть своя история, есть свое национальное лицо, свои специфические культурные традиции. Если посмотреть на все это с позиций нартского эпоса, то разночтения между ингушским эпосом и чеченскими сказками и быличками довольно существенны, что

345

позволяет говорить о несостоятельности объединения двух национальных версий фольклора.

ИнгушскийэпоссподачиД.Д. Мальсагованачинаяс1950-хгодовнередко ошибочно называли «нарт-орстхойским». Термин «нарт-орстхойцы» неверен. Ведь нарт – это эпический герой, а орстхо (вернее – арштхо) – этническое название; эти понятия совершенно разные, тем не менее по инерции фольклористы продолжали его употреблять. От этой ошибки предостерегал Ч. Ахриев, который в работе «Несколько слов о героях в ингушских сказаниях» писал: «Во всех ингушских сказках и песнях героями являются нярты и орхустойцы (а не орстхойцы! И.Д.) с противоположными характерами. Первых изображают как людей в высшей степени добрых и нравственных, а потому не удивительно, что слово «нярт» сделалось между ингушами нарицательным именем. Ингуш, желая выразить посильнее похвалу кому-либо, говорит так: Няртмо сана ва из, т.е. “Он молодец, как нярт, он добр как нярт”. В памяти народа нярты являются рыцарями, защитниками слабых, вот почему они и ведут беспрерывную борьбу с орхустойцами, являющимися в народных сказаниях как люди злые, коварные, завистливые» (Ахриев, 1872. С. 3). Так же неверно проведение параллелей между «орхустойцы» и «орстхойцы» (а точнее – арштхойцы), которые являются частью ингушского этноса. И в данном случае, следуя Ч. Ахриеву, эпос следует именовать «нартским».

Запись ингушских нартских сказаний восходит к началу 70-х годов XIX в., когда впервые их опубликовал Ч. Ахриев (Ахриев, 1870а, 1871а, 1875). К 1890-м годам эту работу в Ингушетии продолжил даргинец Б. Далгат (Далгат, 1893б, 1901). В советское время работа по записи ингушских нартских сказаний была в довоенный (до 1941 г.) период продолжена X. Осмиевым и Х.-Б. Муталиевым (Ингушский фольклор, 1940), Д. Мальсаговым (Мальса-

гов, 1957), Л. Семеновым (Семенов, 1930), Е.И. Крупновым (Крупнов, 1966, 1969), Л. Ахриевым, А.-В. Аушевым. В 1960–1970-х годах к этой работе подключились А. Мальсагов, А. Танкиев, И.А. Дахкильгов и др. Представленные тексты ингушских нартских сказаний дают о них наиболее цельное представление.

Е.И. Крупнов, научная деятельность которого начиналась в Ингушетии, на основе неопровержимых фактов развенчивает идею о привнесении к народам Кавказа основного ядра нартского эпоса степными народами, ведшими кочевой образ жизни. Приведем выводы самого Е.И. Крупнова из его статьи «О времени формирования основного ядра нартского эпоса у народов Кавказа»: «И сейчас я вновь со всей категоричностью хотел бы подчеркнуть свой главный тезис о том, что героический нартский эпос – это результат самобытного (а не заимствованного) творчества сугубо местных кавказских племен, носителей родственных языков, развившихся на основе древнего и единого кавказского субстрата. Поэтому не случайно нартский эпос возник

иразвивался в таких районах Северного и Западного Кавказа, на территории которых на рубеже бронзового и железного веков бытовали морфологически близкие между собой так называемые археологические культуры: кобанская, прикубанская и колхидская. Они развились и развивались также на базе более древних родственных культур эпохи бронзы. Ныне же на этой территории проживают чеченцы, ингуши, кабардинцы, черкесы, адыгейцы, абазины

иабхазы, т.е. народы, принадлежащие к особой, так называемой кавказской

346

языковой семье... Здесь я сознательно не упоминаю ираноязычных осетин, проживающих на северном склоне Центрального Кавказа, и тюркоязычных балкарцев и карачаевцев, также представляющих один и тот же единый так называемый кавкасионский антропологический тип. И наличие у них, в особенности у осетин, развитых циклов нартского эпоса для меня служит одним из доказательств их сугубо местного, а не пришлого происхождения. Только на протяжении столетий они сменили свой язык: одни племена, как осетины – на иранский, другие – балкарцы и карачаевцы – на тюркский языки» (Сказания о нартах, 1969).

В средние века общность нартского эпоса кавказских народов, несомненно, поддерживалась и развивалась в условиях их совместного проживания в полиэтничной Алании, а затем и при золотоордынцах, к которым кавказские народы сумели довольно быстро адаптироваться. Единство национальных версий кавказской Нартиады наиболее ярко представлено в образах двух ее главных героев: СескаСолса (который в дальнейшем нашел отражение в таких мифологизированных героях других народов, как Сосруко и Сослан) и Села Сата (Сатаней – Сатана). Оба этих образа, в несколько измененной форме сохраняя свои имена, предстают выразителями идеальных человеческих черт отдаленного и недавнего прошлого. К числу главных героев относится и Патарза.

Нартский эпос весьма древен. В его праоснове лежит древняя мифология, по которой герои божественные и герои земные мало чем отличаются друг от друга. Герой эпоса на равных общается с мифическими героями и существами, он довольно свободно путешествует из этого солнечного мира в потусторонний мир мертвых. В эпосе много злых и коварных существ, с которыми герой чаще всего вступает в бой и побеждает их. Все это типично также и для волшебной героической сказки, некоторыми чертами приближающейся к эпосу.

Такие значительные творения, как эпос, при своем возникновении, конечно же, вбирали в себя ранее накопленный мировоззренческий и художественный опыт. Немалую роль тут сыграла мифология. Одна из ее примечательных черт – активные контакты эпических героев с праязыческим божественным пантеоном. В ингушском нартском эпосе его герои как со своими близкими друзьями и помощниками общаются с такими древнейшими богинями (Великими Матерями), как Хи-нана (Мать воды), Мехка-нана (Мать страны, земли) и др. Среди древнейших ингушских богов наиболее воинственным предстает боггромаимолнииСела,потому-тоонсвободнодействуетвэпическихсказа- ниях и вступает во всевозможные контакты с нартскими героями. Эпическими и вместе с тем полубожественными предстают и некоторые главные герои эпоса, например, Сеска Солса и Села Сата, в образах которых отразились солярные и космогонические черты. Одной из исстари почитаемых ингушами местностей является Нясаре – большой возвышающийся мыс, образуемый двумя рекам – Сунжей и Назранкой. Находки каменного века свидетельствуют, что эта местность исстари была облюбована человеком. В средние века там стояли сторожевые посты, а в начале XIX в. была воздвигнута царская крепость. И совершенно не случайно, что один из мужественных и добропорядочных нартов, поселившийся в районе современной Назрани, зовется Нясаром (по его имени и идет название основанного им селения Наьсаре),

347

Д.О. Оздоев. Солнце в ущелье реки Асса

Холст, масло

2007 г.

Фото М.С.-Г. Албогачиевой, 2013 г.

а с самим мысом и названными реками связаны Хи-нана, Мехка-нана. Эти две могущественные божественные Матери являются хранительницами этого урочища, и они делают все, чтобы нарт Нясар не покинул эту местность. В сказании совпадают интересы Великих Матерей и нарта Нясара. Через этих героев доносится народная патриотическая идея: «Умри, но с родной земли не сходи!»

Второй после космогонического мир, довольно часто встречающийся в ингушском эпосе – это мир хтонический, представляемый в образе сниженной копии с мира живых, называемого «солнечным миром» (маьлха дуне). Подземный мир называется Эл (Iел). Слово это весьма близко германскому hеl, тоже обозначающим ему потусторонний мир мертвых. Ингушские нарты относительно свободно посещают этот подземный мир. Споры, неразрешимые в солнечном мире, нарты решают в Эле. Оттуда же герои черпают мудрость, недостающую в мире солнечном. Из Эла Села Сата «добыла» (украла) семена злаков, инструменты для рукоделия, рецепт приготовления хмельного напитка. После посещения Эла нарт Хамчий Патараз убедил людей делать пожертвования в угоду умершим. Из Эла нарт Селий Пиръа и Боткий Ширтка добывают водяную мельницу. С образом Хамчи Патараза связано поверье о «солнце мертвых» – утренних и вечерних зорях. Хамчи Патараз, подобно Сеска Солсе, предстает и солярным героем. Так, он освобождает солнце от злого дракона-сармака. И он же является героем хтоническим: не раз посещает подземный мир. Видимо, древними мыслилась связь этих двух миров через Солнце, которое ежедневно проходит через эти два мира.

348

Сеска Солса, Села Сата и Патараз являются теми героями, которые позволяют говорить о генетическом единстве нартских сказаний разных кавказских народов. Сеска Солса – персонаж многосторонний и во многом загадочный. Он и предводитель нартской дружины, и божество. В отличие от нартского эпоса других народов, в ингушском эпосе это герой положительный, хотя за ним иногда и числятся не совсем достойные поступки. Не будучи нартом, Боткий Ширтка вместе с тем активный персонаж эпоса. Но всегда подчеркивается, что его мир – Эл. Одно из его преимуществ – свободный переход из одного мира в другой. Боткий Ширтка – персонаж мифический хотя бы в силу того, что земные обычаи для него как бы не существуют: ему не знакомо чувство злобы, мести; он покровительствует нартам, даже если они враждебны по отношению к нему.

Исследуя мифические основы абхазо-адыгского, осетинского, балкарокарачаевского эпосов и сопоставляя их с эпосом ингушским, приходишь к выводу, что мифологические основы ингушского нартского эпоса наиболее древние. В мифологических основах национальных версий кавказской Нартиады нет единства, хотя единство мифологических корней должно было бы быть более осязаемым. Конечно же можно сказать, что за многие века разобщенности народов их мифология могла значительно обособляться, иногда до неузнаваемости. Дискутируя о первоначальном ядре нартского эпоса народов Кавказа, ученые не всегда обращают внимание на прамифологическую основу местного эпоса. Именно она и может пролить более яркий свет на праосновы нартского эпоса. Эпос не воспринимался как сказочный вымысел. В сознании народа нарты были реальными героями, которых в Ингушетии нередко причисляли к общенародным или родовым предкам.

Наиболее древние из сюжетов нартского эпоса – сказания о рождении героев. Весьма архаичен мотив чудесного рождения героев Сеска Солса и Хамчи Патараза из камня. Последующая закалка героев в огне прямо указывает на период появления металла. Уже в детстве герой начинает проявлять необыкновенные богатырские способности. Ряд сказаний повествует и о женитьбе нарта. Часто его женою становится наделенная чудесными свойствами героиня. Большая часть сказаний, конечно же, посвящена подвигам нартов. Они борются с многочисленными врагами: драконами, великанамивампалами, или же, наоборот, с карликами (Бийдолг-бяре, Пхагал-бяре, Накий лоха Боштольг); врагами их выступают и ужасный лесной вепрь, и злая ведьма-гам. Есть сказания и о «грабительских» набегах нартов, но грабителями они являются лишь с точки зрения нашего современника, ведь в далеком прошлом приобрести добычу силою оружия считалось подвигом. В те далекие времена, как свидетельствует народная память, различали обыкновенное воровство, которое осуждалось, и набег – поход за добычей для раздачи сиротам и беднякам, которая в таких случаях называлась кIай фос – «белая добыча», т.е. приобретенная в честном и открытом поединке.

Нартов сближает с обыкновенными людьми то, что и у них случаются межличностные столкновения, которые, впрочем, чаще всего мирно разрешаются. Нарты выступают и основателями поселений, и воинами, стоящими на страже общенародных границ. Народ не любит, когда кто-то превозносит себя, кичится своей силой, и потому-то в эпосе есть сказания, в которых утверждается мысль: не надо быть кичливым, потому что на сильного всегда

349

найдется более сильный. Немало сказаний, в которых действуют богатырские кони, разные чудесные звери и птицы. Встречаются и мотивы оборотничества. О том, что эпос восходит ко временам материнского рода, наглядно свидетельствует предельно уважительное отношение к женщине. Следует отметить древнейший из образов – образ вещей Жер-бабы, хранительницы благодати и мирной жизни. Особенно примечательны наделенные необычными свойствами мифические женщины – Села Сата и Мялха Аза.

Эпос вобрал в себя и стадиально предшествовавшую ему мифологию и социальные черты, свойственные матрилокальному обществу. Длительное бытование эпоса было обусловлено и весьма затяжной на Кавказе эпохой «военной демократии». К периоду его разложения (в позднем Средневековье) в нартский эпос адыгов и осетин стали проникать и некоторые феодальные черты. У ингушей же они не получили развития. В ингушском нартском эпосе можно выделить такие основные циклы: Сеска Солсы; Села Саты и Мялха Азы; Хамчи Патараза; Наьсара; Боткий Ширтки. На стадии деформации предстают отдельные сказания о Бятаре, Кинда Шоа, Оршамар (его сын Арш) и др.

Если в богатырской сказке герой трафаретно задан, удачлив, а действие развивается в рамках устоявшихся сюжетно-тематических комплексов, то эпический герой бывает во многом индивидуализированным. Например, перечисленные нартские герои своими чертами характера и поведения, только с ними связанными сюжетами во многом разнятся между собой. Общее для нартских героев – их беззаветный героизм и этичное поведение. Нартов также объединяет их благородный характер, хотя представления о благородстве подвержены историческим изменениям. Еще одна типичная черта – гордость. Апогея она достигает, когда повествуется о самоубийстве нартов. Такой поступок в быту подвергается всяческому осуждению. Но случай с нартами особенный: они очутились у черты неминуемой и позорной гибели. Гордые нарты не хотят, чтобы после смерти о них говорили как о жалких людях, не сумевших сохранить себя и умерших от голода. Не хотят они, чтобы люди насмехались над их обезображенными голодом, опухшими телами. Они хотят, чтобы после их смерти люди с восхищением говорили о них: «Нарты, пившие расплавленный металл!» (ЦIийдаь чаIа мийнанаьрташ!). Кстати, в описаниях гибели нартов у кавказских народов нет единства. В ингушском эпосе они гибнут, выпив расплавленную медь.

Вряд ли будет правильным утверждать, что в эпосе образ жизни нартов – это исключительно цепь походов и пиров. Ведь чтобы нарты могли вести такой образ жизни, кто-то должен был создавать материальные блага! И тут на фоне нартского эпоса мы видим, например, скотовода Горжая, прилежного и богобоязненного труженика, посредством жертв сроднившегося с богами. Таким образом, выступление нартов против Горжая – выступление против самого Бога. Правда, нарты грабят Горжая, непременно вызвав его на открытый бой. Но мало того, что нарты начисто ограбили его, они после этого не оставили Горжая в покое и насмехались над ним, посадив его на коня лицом к хвосту и пустив в поле. Само же бытование подобных сказаний было возможно лишь в той среде, где всячески восхваляемыми были воинские доблести, даже если они и проявлялись в богоборческих мотивах.

350

На фоне нартских подвигов видны и такие представители мирных профессий, как три брата из сказания «Как победили черного вампала Неге»: охотник, скотовод и ремесленник. В сказании они не совершают походов, завоеваний и других героических поступков. И все же, не в пример законам эпоса, они намного сильнее и могущественнее нартов. Но их сила направлена не на воинские дела, а на производительный труд. В данном случае есть скрытое сопоставление людей труда и людей войны, которое не всегда оказывается в пользу последних. Среди ремесел на первое место выведено кузнечное дело, что вполне понятно, исходя из того, что нартский эпос оформлялся

внаступивший век железа и являлся прежде всего апологией войны, а значит, и оружия. Под стать ему и «булатнотелые» Сеска Солса и Хамчи Патараз. Герои, закованные в броню с головы до ног, осознавались как имеющие стальное (булатное) тело.

Хотя нарты воспринимались как общенародные предки, и имелись случаи возведения к ним того или иного рода (явная дань родовой идеализации), они не предстают каким-то отдельным родом, тем более народом. Нарты – это типичная военная дружина, в основе их единства – военный союз и братство по оружию. Эпос предстает доклассовым (или внеклассовым). В нем несколько более идеализирован Сеска Солса, но лишь потому, что он предводитель дружины, а не представитель аристократической верхушки. Даже силы небесные не властны над нартами. Гордость, независимость и предельное свободолюбие нартов, сопряженные с беззаветным героизмом и презрением к смерти,

атакже и проявления рыцарства в бою и быту, – все это порождает к ним симпатию.

Впериод так называемой военной демократии, типичными представителями которой и являлись нарты, они идеализировались. С развитием же общества идеалы «военной демократии» (а с нею и ее носители – нарты) начинали не вписываться в появившиеся рамки новых общественных отношений. Некогда поэтизированный герой-добытчик и герой-защитник нарт стал со временем ассоциироваться с насильником и даже обычным грабителем. Старый тип героя начинал изживать себя, и нартам ничего не оставалось, как сойти с эпической арены. Все это обусловило появление мотивов гибели нартов. Однако эпическая традиция оказалась настолько сильной, что даже смерть нартов была поэтически героизирована. Многие исследователи отмечали: специфические условия проживания кавказских горцев (относительная изолированность от внешнего мира, натуральный и устойчивый хозяйственный уклад жизни, а отсюда – стагнация общественных отношений) способствовали длительному сохранению в их среде реалий давно прошедших времен,

вих числе и нартского эпоса. Но как только горцы Кавказа стали осваивать сопредельные территории, входить в более тесные экономические и культурныевзаимоотношениясдругиминародами,вместесуходящимпрошлымстал уходить и нартский эпос. Его место стали занимать новые эпические формы (героические предания, героико-эпические песни и др.), более соответствующие новым историческим условиям. Д. Мальсагов, записавший в 1930-е годы ряд нартских сказаний, полагал что «с XVIII–XIX веков нартские сказания у ингушей стали забываться… с тех пор народ не пел этих сказаний, а рассказывал» (Мальсагов, 1963). Ч. Ахриев подчеркивал, что ингушские сказания

раньше и рассказывались, и пелись. А о распространенности нартских сказа-

351

ний он же в примечании к сказанию об Урузмане, Орзми, Солсе и Патаразе, сыне Хамчи, писал: «Все эти лица – одни из главнейших героев в сказаниях» (Ахриев, 1875). К сожалению, о двух упомянутых тут «главнейших героях» (Урузман и Орзми) он не приводит ни одного текста, хотя они, по его же собственному заявлению, ему были известны. Следовательно нартский эпос сохранялся и бытовал в значительно большем объеме, чем на момент опубликации.

В исследованиях ингушского нартского эпоса неправильно употреблен термин «местные герои», которым обозначались разные родовые богатыри, которые функционируют в некоторых нартских сказаниях и вступают в разного рода отношения с нартами (дружат, спорят, роднятся). Некоторые родовые богатыри поименованы: Аьшк, Кинда Шоа и др. Чаще называется родовая принадлежность героя: Колой-кант (молодец из рода Калоевых), Барахой-кант (молодец из рода Барахоевых), Баркинхой-кант (молодец из рода Баркинхоевых). Случается, что в имени героя значится местность его проживания – Охкарой-кант (молодец из местности Охкаре). Характерно, что эти имена воспринимаются как имена собственные. В причислении родовых героев к нартам можно видеть стремление возвеличить тот или иной род через его сопоставление с прославленными нартами, и прежде всего с Сеска Солсой. Естественно, что родовые богатыри идеализируются. Часто они оказываются выше нартов. Родовые богатыри появились в эпосе уже в период его разложения.

Ч. Ахриев также отмечал, что ингушские нарты являются и героями песен. По крайней мере, один из фрагментов некогда песенного нартского эпоса исполнялся еще сравнительно недавно. К примеру, прекрасно звучит в исполнении знаменитого народного певца Идриса Цицкиева песня-жалоба связанного врагами Колой-канта (Куолой-кIанта йиш – Песня Колой-канта). Мелодия этой песни была популяризирована чеченским песенником Умаром Димаевым под названием «Песня чабана». У ингушей имеется прекрасная песенная традиция, где многоголосое хоровое исполнение сочетается с сольным. Распространявшийся ислам значительно преуспел в насаждении религиозных песнопений вместо традиционной песенной культуры. Все же традиция исполнения нартских сказаний сохраняется, и фольклористы продолжают записывать их новые версии.

НаРОДНые ПесНИ

Лирические песни ингуши любят и с удовольствием исполняют. В этих песнях много ценного материала не только для фольклористов, но и для лингвистов, историков, психологов, искусствоведов. Песни были частью системы воспитания молодого поколения, поэтому в них воспевается идеальный, с точки зрения народа, герой – мужественный, трудолюбивый, благородный, нравственно чистый. Шутки и юмор – характерные особенности ингушских лирических песен, которые помогали людям жить, преодолевать трудности, вселяли в них оптимизм. Главным достоинством лирических песен можно считать красоту и сочность их языка, то, как естественно в них отразились природа родного края, жизнь горянок, их мечты и чаяния, боль и страдания, радости и печали.

352