Сванидзе А.А. (ред.) - Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Т. 3. - 2000

родах столь категоричных требований не предъявляли, но успешная по­ литическая карьера без членства в цехе была невозможна. Проблема решалась достаточно просто там, где уставы цехов были снисходитель­ ны по отношению к состоятельному человеку. Он мог приписаться к какому-либо из “старших” цехов, например, к цеху “Калимала” во Фло­ ренции, и при этом продолжать заниматься своим делом, скажем, веде­ нием кредитных операций, но уже иметь хорошие возможности занять важный муниципальный пост. Богатство и принадлежность к цеху ока­ зывались в таком случае соединенными весьма гибкой связью.

Вопределенные периоды таким цехом мог становиться не столько самый богатый, сколько самый многочисленный или самый политиче­ ски влиятельный цех. В Динане это был цех медников, в Пизе такую роль играли кожевники. В Генте, Брюгге, Ипре какое-то время приори­ тетные позиции в городе занимали ткачи. Но любые успехи оказыва­ лись эфемерными и за ними следовал крах, если попытки такого цеха “править как патрициат”, не подкреплялись солидным богатством и гибкой социально-экономической политикой. Пример такой гибкости демонстрирует Филипп фан Артевельде, который сумел учесть ошибки своего отца и сплотить вокруг корпорации речников-”поортеров” са­ мые разные группы населения, с успехом сопротивляясь власти короля

играфа в 1379-1382 гг.

Вцелом достаточно частой для северных городов была ситуация, когда цехи, добившиеся привилегированного места в городской полити­ ческой системе, старались сохранить его, даже если их экономическая мощь уже ослабла. Так, в ходе бурного XIV в. нюрнбергские цехи полу­ чили право направлять своих представителей в городской совет. Это были цехи мясников, пивоваров, меховщиков, портных, красильщиков, кожевников, пекарей и жестянщиков. Но уже в следующем веке эта ие­ рархия оказалась архаичной, поскольку главную экономическую силу в городе составили ремесленники-металлисты, доставившие Нюрнбергу его славу. Понятно, что изменения в экономике порождали социальнополитические конфликты, которые, однако, редко ограничивались только соперничеством различных корпораций ремесел.

Примером таких коллизий может служить Париж. Здесь с XIV в. особую роль играли так называемые “шесть корпораций” (“six corps”), из числа которых обычно избиралось “городское бюро”: “купеческий прево” и эшевены. В их число входили суконщики, объединенная кор­ порация бакалейщиков и аптекарей, ювелиры, меховщики, менялы, га­ лантерейщики. Если первые две группы, во всяком случае их верхушка, представляли собой солидную экономическую и политическую силу (суконщиком, например, был Этьенн Марсель), то три последние кор­ порации уже в XV в. объединяли вполне средних по своему достатку горожан. Однако они цродолжали занимать почетные места во время торжественных городских процессий, пользуясь большим престижем.

Вто же время парижские мясники - представители древнейшей корпо­ рации, основанной еще в XII в., были людьми весьма богатыми: по сути полноправными членами корпорации были владельцы боен и мясных лавок, на которых работали зависимые от них живодеры, убойщики

20

скота, розничные торговцы, входившие в корпорацию на правах “млад­ ших членов”. Но мясники были обделены престижем, на них, вероятно, распространялось табу как на представителей “нечистых ремесел” (от­ сутствовавшее в Германии и в странах Северной Европы). Для париж­ ских мясников доступ к городским должностям в XIV - начале XV в. был закрыт. И именно они в десятых годах XV столетия возглавили движение парижан против традиционных элит. Специфика Парижа как столицы состояла в том, что городские элиты были тесно связаны с двором, феодально-аристократическими группировками, кланами чи­ новников. Мясники и шедшие за ними горожане оказались включенны­ ми в сферу интересов партии “бургиньонов” - сторонников герцога Бургундского, к которой примкнула определенная часть магистров Па­ рижского университета. Эта группировка использовала давний и весьма популярный лозунг “реформы королевского управления”. В 1413 г. мясники выступили движущей силой так называемого восстания кабошьенов (по имени одного из активистов - живодера Симона Кабоша), а в 1418 г. они открыли ворота отрядам герцога Бургундского, учинив в столице серию страшных погромов. Парижские мясники получили, на­ конец, ряд ключевых постов в муниципалитете и приумножили свое влияние в период “англо-французской монархии”. Но их попытка в це­ лом не увенчалась успехом: слишком тесно они оказались связаны с ан­ гличанами и бургундцами. Но другой корпорации - парижским колпачникам - удалось на рубеже XV-XVI вв. занять место среди “шести кор­ пораций”, сменив корпорацию менял, разорившихся в связи с изменени­ ем монетной политики.

При всей исключительности Парижа как столицы и “мегаполиса”, данный пример является скорее правилом, чем исключением. В горо­ дах, особенно в период с рубежа ХШ-XIV вв. по начало XVI в., велась постоянная борьба за власть между различными стратами и группами бюргерства. В ходе этой борьбы достигалось определенное равновесие, но оно в любой момент могло быть нарушено. Но насколько целена­ правленными были попытки изменить городской строй и обеспечить “ротацию элит”? Каковы были лозунги таких движений? Часто “отцы города” обвинялись в “предательстве”, особенно там, где внутригород­ ская борьба была очень тесно включена во “внешние” коллизии. Иног­ да, особенно если в движении участвовал плебс, или город попадал в экстремальную ситуацию (голод, осада, эпидемия), в лозунгах могли слышаться отголоски эсхатологических и милленаристских мотивов: борьбы со слугами Антихриста и стремления установить Царство Бо­ жие на земле.

Но самым частым случаем был не вопрос о власти как таковой, а вопрос финансовый (что, впрочем, могло хорошо сочетаться и с выше­ названными лозунгами). Обвинения в казнокрадстве были той осью, на которую легко нанизывались все прочие инвективы: кумовство, неком­ петентность, предательство интересов города, неправедный образ жиз­ ни и прочие пороки. Действительно, финансы были ахиллесовой пятой

21

городского управления. Городские власти располагали несколькими ис­ точниками пополнения городского бюджета. В городскую казну посту­ пали доходы от муниципальных имуществ. Городу принадлежали неко­ торые здания, мельницы и мастерские, крытые рынки, мосты, акведу­ ки, участки земли. Город брал мостовые и всевозможные торговые по­ шлины, получал сеньориальные доходы, штрафы, собирал отчисления за предоставление звания мастера, за продажу некоторых должностей, например, сержантов городской стражи. Определенные городские ин­ ституты владели недвижимостью, приносившей доход. Так, в Германии муниципальные больницы, богадельни, странноприимные дома в ре­ зультате пожертвований становились обладателями солидной собствен­ ности, приносящей немалый доход, часть из которого могла использо­ ваться для пополнения городской казны. Подобные доходы, как прави­ ло, отдавались на откуп, за получение откупов обычно соперничали различные патрицианские кланы. Но чаще всего “патримониальные” доходы покрывали лишь небольшую часть городского бюджета, кото­ рая даже в оптимальном случае не превышала 20%.

Для финансирования все возрастающих нужд города община прибе­ гала к самообложению. В городах, как и везде, существовало два основ­ ных типа налогов - прямые налоги в виде подушного или, чаще, подым­ ного обложения в соответствии с оценкой доходности хозяйства и раз­ личного рода акцизы на предметы потребления и роскоши (“омгельд”, “ассизы”, “эды”, “габеллы”). Наиболее распространенными были нало­ ги на алкогольные напитки (вино, пиво, хмельной мед, сидр), соль, ро­ гатый скот. Особым налогом могли облагаться бани, публичные дома (которые, впрочем, могли находиться и в муниципальной собственно­ сти). В целом горожане понимали необходимость и правомерность сбо­ ра налогов на городские нужды. Сомнения вызывали, скорее, способы их расходования и выбор типа налогообложения. Широкие слои бюр­ герства настаивали на подоходном налогообложении под присягой для всех, за исключением беднейших горожан и части клириков. “Отцы го­ рода” предпочитали налоги на потребление, которые являлись по сути “налогами на бедных”. Так, например, в Брюгге 85% бюджета города пополнялось в начале XIV в. за счет налогов на мед, пиво, вино.

“Отцы города” обычно подчеркивали справедливость такого нало­ гообложения, поскольку ему подвергались все те, кто иначе был бы ос­ вобожден от обложения (клирики, горожане, не включенные в списки бюргеров, временные жители города, пришлый люд и проч.). Акцизы брались на откуп. Формально торги были открытыми и проводились в ратуше, но всем было ясно, что побеждают на них не те, кто предложит наиболее выгодные городу условия, а те, кого муниципалитет считает “своими”. Например, в Лилле даже во время роста городской экономи­ ки (в Бургундский и в Габсбургский периоды) суммы, поступавшие в го­ родскую казну от откупов косвенных налогов, оставались крайне низ­ кими, поскольку распределялись между родственниками членов город­ ского совета.

Впрочем, и тогда, когда происходила раскладка прямых налогов, элиты оказывались в выигрышном положении. Причин тому было мно­

23

го. В городе Сен-Флур, например, лавки торговцев и мастерские ремес­ ленников, полностью облагались прямым налогом, в то время как со­ стоятельные купцы платили налоги не более, чем с половины своего имущества, поскольку мало кому удалось бы учесть все принадлежащие им загородные земельные владения, проценты, получаемые по рентам, долговые расписки и даже звонкую монету, хранимую в сундуках и ку­ бышках. Главное же заключалось в том, что итоговую документацию составляли все равно те, кому принадлежала власть в городе, или пре­ данные им люди.

Многочисленные попытки ревизии городских финансов и докумен­ тов редко когда позволяли непосредственно выявить конкретные зло­ употребления из-за крайней запутанности документации. Многие исто­ рики, работавшие с данным типом источников, отмечают, что олигар­ хи, прекрасно умевшие считать и уже владеющие секретами “двойной бухгалтерии”, составляли нарочито запутанные счета. Сплошь и рядом, например, одни и те же деньги дважды, а то и трижды проходили по ве­ домостям. Постоянный дефицит городского бюджета и необходимость рассчитываться с откупщиками и кредиторами создавали дополнитель­ ные трудности.

Финансовые коллизии давали удобный повод для вмешательства представителей сеньора или короля, об этом писал еще Филипп де Бомонуар, призывая королевских чиновников разрешать такие конфлик­ ты. Но и там, где верховная власть практически отсутствовала, город вынужден был зачастую прибегать к помощи извне. Случай, описанный Виллани, был достаточно типичен: “в феврале 1303 года среди флорен­ тийцев вспыхнула ссора, вызванная тем, что мессер Корсо Донати был недоволен своим, как ему казалось, недостаточно высоким в сравнении с его заслугами положением в коммуне, в то время как другие влиятель­ ные гранды и пополаны из партии черных забрали в свои руки чрезмер­ ную, по его мнению, власть. Затаив на них злобу... он объединился с Кавльканти, в большинстве своем белыми, и заявил, что необходимо потребовать отчет в использовании общественных средств у тех, кто располагал финансами коммуны и занимал должности... Из-за этой рас­ при и гражданской войны в городе и контадо случилось много убийств, пожаров и грабежей, ибо во Флоренции царили расстройство и беспо­ рядок, должностные лица были беспомощны и свое право диктовал сильнейший. Весь город наполнился ранее изгнанными, пришлыми жи­ телями контадо, вокруг каждой семьи сплотились ее сторонники. И де­ ло шло к полному краху, если бы Флоренцию не спасли горожане Лук­ ки, которые прибыли сюда по просьбе коммуны с большим числом ры­ царей и народа и взяли на себя умиротворение и защиту города. В силу необходимости им была вручена полная власть, и шестнадцать дней они свободно распоряжались во Флоренции... В конце концов [они] все же сумели прекратить беспорядки, разоружить оба лагеря и успокоить го­ род, призвав новых беспристрастных приоров и сохранив свободу и на­ родовластие”

Вместе с папской курией средневековый город может разделить славу изобретения механизмов финансового контроля - независимой

24

“Открытием” горожан XIV-XV вв. стали муниципальные банки, например, тосканские “монти”, где горожанам-вкладчикам гарантиро­ вался надежный процент за счет постоянных бюджетных поступлений. По сходному пути пошли французские города, которые, чаще всего при непосредственном участии итальянцев, приступили на рубеже XV-XVI вв. к выпуску муниципальных рент (так называемые “ренты на ратушу”), процент по которым гарантировался различными городски­ ми доходами, например, ярмарочными сборами, как в Лионе и в Туре. Для германских городов роль гарантов могли играть и муниципальные больницы, которые, как уже отмечалось, владели солидной собственно­ стью и солидными доходами.

Эти “открытия” охотно заимствовались у горожан королевской властью, но это уже иной сюжет. В данном случае важно подчеркнуть, что финансовый вопрос был в числе важнейших “вызовов”, с которы­ ми сталкивалась городская социально-политическая система, подыски­ вая им адекватные ответы.

Но не менее важным вызовом была проблема бедности. И патрици­ ат, и его основные противники являлись частью бюргерства. Они были полноправными горожанами, владевшими недвижимостью в городе и выполнявшими по отношению к общине определенные обязанности (уплата налогов, обеспечение порядка на улицах, ответственность за ох­ рану города). Это давало право пользования городскими привилегиями. На практике термин “бюргер” и его национальные корреляты применя­ лись к обозначению коренного жителя города (имевшего определен­ ный срок оседлости), мирянина, обладавшего достатком, позволяющим вести соответствующий своему статусу образ жизни и выполнять обя­ занности по отношению к городу. В эту категорию входили те, кого ла­ тинские источники называли maiores и mediocres. Однако и многие из тех, кого именовали “minores”, “низшими”, “меньшими”, “тощими”, так­ же принадлежали к бюргерству и могли пользоваться хотя бы частью бюргерских прав.

Порой такие люди составляли значительную часть городского на­ селения, а иногда и его большинство. Классическим примером концен­ трации “бедняков” могут служить центры фландрского сукноделия. В Генте уже к концу XIII в. малоимущие ткачи и связанные с ними сукно­ валы и красильщики составляли свыше четверти населения. Во Фло­ ренции Джованни Виллани, отличавшийся от прочих хронистов досто­ верностью, насчитывал примерно 30 тысяч текстильщиков на 100 ты­ сяч жителей. В Ипре в 1431 г., т.е. в период относительного упадка сук­ ноделия, в производстве сукна было занято не менее половины профес­ сий.

Беднота портовых городов (матросы, работники верфей, грузчики и др.), была менее органично, чем беднота текстильных городов, пере­ мешана с местным населением. Среди моряков было много пришлого люда, вызывавшего подозрение и недоверие. В некоторых городах зна­ чительную и, как правило, небогатую и не пользующуюся особым ува­

26

жением часть населения составляли лица, занятые в пригородном садо­ водстве, огородничестве и разведении технических культур.

Но в большинстве случаев масса бедняков была весьма неоднород­ ной и в профессиональном и в социальном отношениях. Сюда входили столь разные категории, как мелкие торговцы и ремесленники, находя­ щиеся в приниженном положении по отношению к цеховой верхушке, представители “младших цехов”, “вечные подмастерья”, люди занятые в непрестижных профессиях, наемные работники, поденщики, слуги, не говоря уже о нищих и различного рода маргиналах, о которых речь шла во втором томе нашего издания. Различия между ними вполне очевид­ ны - одни входили в корпоративную систему в том или ином качестве, другие находились вне ее, одни владели средствами производства, дру­ гие были их лишены, одни владели недвижимостью и даже фигурирова­ ли в налоговых списках, выполняли городские повинности, другие бы­ ли неимущими. Но в неблагоприятные и в кризисные периоды эти раз­ личия могли отступать на второй план - от состоятельных горожан их отличала большая уязвимость положения. Ухудшение конъюнктуры в крупных центрах экспортного ремесла могло наполнить город и всю округу толпами нищих, лишенных средств к существованию, как это не­ редко происходило с “синими ногтями” - так во Фландрии презритель­ но называли бедных текстильщиков, зависимых от работодателей. У “тощего народа” часто не хватало ресурсов, которые давали бы им воз­ можность перебиться до лучших времен, или освоить иную сферу дея­ тельности. Понятно, что положение неимущих в трудные времена бы­ ло критическим. Губительны для них были и неурожаи, перебои в снаб­ жении. Богатые и средние горожане владели загородными землями, в их погребах хранились солидные запасы своего вина, пива, зерна, соло­ нины, доставленных беспошлинно, поскольку продукты, выращенные бюргерами на своих землях обложению не подлежали. Они даже могли приторговывать своими запасами, также не платя налоги. Бедняки же (за исключением, возможно, тех, кто еще не до конца оторвался от сво­ ей сельской родни) покупали продукты на рынке, именно на них падала тяжесть косвенных сборов. Причем, у них не было возможности делать запасы в период, когда цены были относительно низки, да и хранить их, как правило, было негде.

Город не только сам генерировал бедность, но и привлекал все большее число мигрантов, ищущих лучшей доли, поэтому общей тен­ денцией было увеличение доли бедняков в городах позднего средневе­ ковья.

Наличие этого многочисленного и небезопасного слоя беспокоило власти. От них порой пытались отгородиться в прямом смысле слова. Так, в 1320 г. “добрые горожане” Ипра требовали от графа укрепления стены, отделявшей Старый город от Нового, опасаясь быть вырезанны­ ми и ограбленными ночью беднотой. Такова же была роль стен ревельской цитадели - Вышгорода, да и многих подобных внутригородских укреплений. Но единственно действенным способом был социальный контроль над городскими низами, о чем речь пойдет в следующем раз­ деле данного тома. Помимо различного рода насильственных форм

27

контроля (вплоть до шпионажа и доносительства) важную роль играло поощрение их контролируемого участия в различных формах муници­ пальной жизни, главным образом на уровне приходов и соседских объ­ единений. Иногда подобная политика городских властей накладывалась на стремление самих бедняков к интеграции в политическую жизнь и к самоорганизации. Но порой подобные тенденции вызывали опасения. Неоднократно предпринимались попытки запретить союзы и братства подмастерьев. Страх перед тайной организацией маргинальных элемен­ тов (зачастую не имевший под собой оснований) приобретал к концу средневековья для состоятельных бюргеров характер навязчивой идеи.

Как бы то ни было, реальная или мнимая угроза, которую несло в себе существование все более разрастающегося слоя бедняков, побуди­ ла муниципалитеты постепенно разрабатывать своеобразную социаль­ ную политику. Города, прежде всего - итальянские, уже в XIII в. пере­ ходят к продовольственной политике - централизованным закупкам зерна, контролем за хлебными ценами.

Столкнувшись в XIV в. с конъюнктурными кризисами, города по­ степенно осознают масштабность новой проблемы “здоровых бед­ ных”, порожденных безработицей. Ситуация осложнилась острыми демографическими кризисами. Общеизвестны изменения, которые претерпела в связи с этим городская политика: с одной стороны - пе­ реход “от милосердия к благотворительности”, с другой - “кровавое законодательство”, законы против бедных, фиксирующие заработную плату и принуждающие “здоровых бедных” к труду. Такие законы на­ чиная с середины XIV в. публиковались во многих странах, но они бы­ ли эффективны лишь там, где их исполнение напрямую зависело от городских властей. В английских городах, например, значительная часть штрафов, налагаемых за нарушение этих законов, шла или не­ посредственно в городскую казну или засчитывалась королевской ад­ министрацией в общий счет королевских налогов, собираемых с горо­ жан. Но постепенно помимо запретительных и ограничительных мер по отношению к так называемым “новым бедным”, осознается необ­ ходимость создания новых рабочих мест как решения целого компле­ кса проблем.

Но сколь уязвимыми ни были бедняки, надо учитывать, что между ними и настоящими маргиналами существовала дистанция, возможно, не меньшая чем между патрициатом и остальным бюргерством. “То­ щий люд”, “бедные” в массе своей все-таки были членами общины. Они фигурировали в налоговых описях, пусть и в особой категории. В Пари­ же, например, в “книгах тальи” - налоговых описях рубежа XIII— XIV вв., лица, обложенные сумой менее пяти су, указывались в списках отдельно, в разделе “menu”. В Реймсе, где фискальные документы не знают аналогичного термина, пропорция тех, кто платил налог в преде­ лах от одного до четырех су, колеблется в разные годы от 40 до 60% от общего числа плательщиков. Даже те из “тощих” или “малых”, кто не в силах был платить налоги, некоторое время упоминаются в документах с пометкой “nichil”. В зависимости от конъюнктуры плательщики час­ то переходили из одной категории в другую. В том, чтобы некогда со­

28

стоятельному бюргеру оказаться в рядах “бедных”, а бедному платель­ щику в рядах “nichil” или “habniz”, не было ничего бесчестного. Он про­ должал считаться бюргером, мог рассчитывать на помощь сограждан. В пользу таких “честных бедных” выделялись определенные суммы в завещаниях богатых горожан. Дочери таких обедневших бюргеров мог­ ли дождаться частной или муниципальной помощи в сборе приданого, их вдовы могли надеяться на вспомоществование или на место в особых “вдовьих домах”. Но тот, кто слишком долго оставался вне налоговых списков, кто хронически не мог выполнять своих обязанностей бюрге­ ра, рисковал окончательно войти в мир “настоящих” нищих и отвержен­ ных, тех, кого уже никому не приходило в голову пересчитывать.

“Бедные”, “тощие” не сомневались в том, что они полноправные или почти полноправные члены городской общины. У них было чувст­ во собственного достоинства, и они пытались его защитить, когда —с оружием в руках, не давая спуску обидчику, когда - юридическим пу­ тем, пытаясь судиться, хотя это было для них весьма обременительно. В нотариальных актах, составляемых бедняками, сплошь и рядом чув­ ствуется забота об их доброй репутации и о чести - у каждого человека есть свой собственный статус, и он вправе требовать соответствующе­ го обращения. И даже если речь шла об отдаче приходским советом в ученицы вышивальщику (maitre-brodeur) пятилетней девочки-сироты, от­ цом которой был парижский крючник (crocheteur), а кем была ее мать - никто и не помнил, то в контракте все равно оговаривалось, что девоч­ ку должны содержать и одевать достойно, с честью, сообразно ее поло­ жению. Конечно, мы имеем дело лишь с формой, но форма эта необы­ чайно важна для понимания духа городской общины.

“Бедные” были не только объектом сострадания, опеки, контроля или репрессий. Они были субъектами политики. И отцы города особо наглядно убедились в этом в ходе конфликтов XIV-XV вв. Во всех го­ родах коммунальные власти старательно запрещали “незаконные” со­ юзы, заговоры - “conjuratio” эксплуатируемых ремесленников, наемных рабочих, подмастерьев. “Сговор”, “союз”, “монополия”, “стачка” (“trie”, “takehanz”) с целью навязать работодателям свои цены, осуждались ста­ тутами и решениями судов с тем постоянством, которое лишь свиде­ тельствовало о неискоренимости подобных явлений. Действительно, многим “вечным подмастерьям” удается к концу средневековья легали­ зовать свои союзы - компаньонажи, а многим “младшим ремеслам” - создать свои корпорации и интегрироваться в городскую политическую систему.

Трудно сказать, чем “тощий люд” был более опасен - трудовыми конфликтами, голодными бунтами или способностью если не к само­ стоятельному политическому выступлению, то к поддержке той силы, которая сумеет канализовать их гнев к своей выгоде. Все “цеховые ре­ волюции”, как и все акты антисеньориальной борьбы сопровождались властным “давлением улицы”, толп восставших. Случалось, что, обру­ шив свой гнев первоначально на тех, против кого их поднимали (“ста­ рый” патрициат, сеньор, “люди короля”, арманьяки или гибеллины, конкуренты из монастырских бургов, иноземцы и проч.), “тощие” не

29