Сванидзе А.А. (ред.) - Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Т. 3. - 2000

Lamberti annales // Scriptorum rerum Germanicarum in usum scholarum ex M GH / Hrsg. von Pertzt. Hannoverae, 1884.

Ле Гофф Ж. Ц ивилизация ср едн евек ового Зап ада. М ., 1992.

СолодковаЛ.И. Ранний Кёльн: соц и ал ьно-эк оном и ческ ое развитие и осво ­

бодительная борьба горож ан XI—XIII вв. С аратов, 1990.

Ennen Е. Erzbischop und Stadtgem einde in Coin bis zur Schlacht von W orringen

(1288) // B ischopsund Kathedralstadte des M ittelalters und der fruhen N euzeit / Hrsg. von F. Petri. Koln; W ien, 1976.

G eschichte des Erzbistums K oln / Hrsg. von W . Neus. K oln, 1964. В. I.

ПОПОЛАНЫ И ГРАНДЫ ВО ФЛОРЕНЦИИ

Взаимоотношения флорентийских пополанов, занятых торговлей и предпринимательством, с грандами внутри городских стен в XIV и XV вв. являют очень противоречивую и запутанную картину, не подда­ ющуюся однозначному толкованию.

Данные таких видных исследователей, как Н. Оттокар и Г. Сальвемини, убедительно свидетельствуют о том, что переселенные внутрь городских стен феодальные сеньоры длительное время сохраняли свою природу. Джованни Виллани указывал на то, как многочисленна и представительна была флорентийская знать в третьем крестовом по­ ходе - их церемонии, праздники, ритуалы посвящения во Флоренции отличались пышностью. Оба историка, характеризуя фамилии грандов во Флоренции во второй половине XIII в. (до “Установлений справед­ ливости”), используют термин “процветание”. Но в то же время хро­ нист Оттон Фрейзингерский отмечал, что флорентийской знати не присущ основной отличительный признак германской знати - благо­ родство от рождения, а весьма почитаемый во Флоренции проповедник Ремиджо Джиролами предлагал в своей классификации флорентийско­ го рыцарства отличать “рыцарей от природы”, т.е. выходцев из знат­ ных родов старого феодального дворянства (Гаэтано Сальвемини от­ носил к таковым фамилии Гвиди, Ламберти, Уберти, Убертини, Галли, Галигаи, Пульчи, Пацци, Скали и др.), от “рыцарей удачи”, т.е. тех, кто купил дворянское звание за деньги, приобрел его по дружбе, протекции или за особые заслуги перед коммуной (по мнению того же историка, к “новым дворянам” в XIII в. относились купеческие по своему корню семьи Росси, Фрескобальди, Барди, Моцци, Черки, Торнаквинчи, Ка­ вальканти). Среди указанных фамилий встречались как гибеллины, так и гвельфы. В XIII в. часто производили в рыцари за верность гвельфской партии, за содействие коммуне во внешней политике, за военные подвиги.

С 1293 г. в городе на Арно начинает развиваться антимагнатское законодательство, пытающееся сломить силу “сообществ башен”. Во Флоренции составляют каталог магнатских родов из 140 фамилий го­

100

рода и контадо, причем уже тогда составители этого реестра испыты­ вали затруднения в том, по каким критериям относить человека или семью к сословию грандов. В таких случаях придерживались двух ос­ новных принципов, из них лишь один не вызывал сомнений: принад­ лежность к сословию рыцарей. Второй отличался крайней неопреде­ ленностью и произвольностью: общественное мнение, “молва” о лич­ ности или семье. Антимагнатские постановления с 1293 г. до 30-х го­ дов XV в. лишали грандов их важнейших привилегий: они должны бы­ ли платить налоги, был аннулирован специальный судебный трибу­ нал, для грандов ограничивалось право ношения оружия и отнималось право занимать, высшие должности в приорате, коллегиях, в Совете Коммуны, в Консулате цехов; сохранялись лишь незначительные льготы и права.

Результатом введения законодательства против грандов стало их стремление превратиться в пополанов, вступить в цехи и даже занять­ ся торгово-предпринимательской или банковской деятельностью, хотя и при этом складывались весьма противоречивые ситуации. Род Пацци, изначально благородного происхождения, становится пополанским в конце XIII в.; в XIV в. эта фамилия или ее часть снова входит в сосло­ вие грандов, затем они опять вписываются в пополанство1: Козимо Ме­ дичи, желая подчеркнуть свою скромность, выбирал для дочерей жени­ хов исключительно из пополанских семей - Пацци и Ручеллаи. По све­ дениям хрониста Кавальканти, представители его рода в начале XV в. начисто забывают о своем купеческом прошлом, считая себя “дворяна­ ми крови”.

Но, пожалуй, самый яркий образец представляет семейство Фиридольфи да Панцано. Эти гранды в XIII в. перешли в пополанство, но продолжали при этом вести образ жизни феодального дворянства, пользоваться иммунитетами и собственной клановой юрисдикцией, что приводило к постоянным конфликтам с коммунальными властями. В 70-е годы XIV в. эту консортерию возглавлял Лука да Панцано, кото­ рый в 1362 г. настоял на том, чтобы этот род снова перешел в сословие грандов и заказал по этому случаю специальный герб с серебряной звездой. Во время восстания чомпи этот Лука перешел на сторону вос­

1 В 1293 г. члены 147 магнатских фамилий были исключены из списков на должно сти и подвергались карательным мерам. В XV в. один за другим следовали эдикты, лиша­ ющие магнатские дома привилегий, иммунитетов, замков и прав на собственную юрис­ дикцию, но даже и при этом некоторые кланы сохраняли политические прерогативы вплоть до XVI в. Эти постановления дополнялись законами против концентрации долж­ ностей в руках одной и той же семьи. То один, то другой знатный дом подвергался штра­ фам или политическому остракизму. Тех, кто проявлял своеволие, переселяли в особые кварталы пригорода. Однако знатные фамилии города так или иначе участвовали в по­ литической жизни города. Дино Компаньи в своей хронике писал: “Горожане, попадаю­ щие на должности, не стремились соблюдать законы, но защищали грандов, а жирные пополаны, находящиеся при должностях, роднились с грандами, из которых многие отку­ пались за вину перед коммуной. Добрые граждане из пополанов были не удовлетворены этим и осуждали приоров, занимающих должности, потому что гвельфы-гранды заседа­ ли в синьории”.

101

ставшего народа из-за ненависти, которую питал к “жирным пополанам”, и записал свою семью в списки popolo minuto, но вскоре “тощий народ” вновь произвел Луку в рыцари. Жизнь этого авантюриста была наполнена рискованными и преступными предприятиями, в которых он утверждал свои амбиции насилием и отвагой, был несколько раз судим и приговорен к смертной казни, в том числе за поджог колокольни цер­ кви Санта Мария Монтичи, где прятался его враг, и изнасилование соб­ ственной невестки. Все это дало основания Гаэтано Сальвемини харак­ теризовать этого отпрыска знатного рода, как “истинный тип дегенери­ рующей морали рыцарства”. Внук этого беспокойного искателя при­ ключений, тоже Лука, завершив в молодости самым кровавым образом две вендетты, унаследованные от деда, и отдав тем самым дань тради­ циям семейной чести, совершенно отрешился от прошлого, чтобы до конца жизни пребывать образцовым деловым человеком, хорошо уст­ роившим будущее своих детей, а Грегорио Дати являлся его лучшим другом.

Аристократ до мозга костей, Лапо ди Кастильонкио гордился тем, что представители его рода не замарали себя занятиями ремеслом и торговлей, но при этом яростно завидовал своим бывшим крепостным, разбогатевшим во Флоренции на сукноделии и коммерции, сетуя в пись­ ме к сыну на то, что в этом городе, в отличие от других, “даже те, кто служит в войсках, остаются пополанами”. При этом Лапо оставался од­ ним из лидеров партии гвельфов и играл видную роль в политической жизни города.

Магнатский дом Адимари претендовал во второй половине XIII в. на ведущее положение в политической структуре Флоренции, пользуясь тем, что коммуна нуждалась в его услугах: у Адимари имелись давние связи с папским престолом, и члены этой фамилии долгое время пред­ ставляли флорентийское государство при папах. Но в 1343 г. ориента­ ция этой фамилии резко меняется: по законам, принятым в это время, все гранды, до этого принимавшие участие в управлении, были изгнаны из Палаццо синьории и вычеркнуты из списков на должности. “И вслед­ ствие этого бесчестия, видя усиление народа, Антонио Бальдиначчи Адимари, все его родственники и консорты, равно как и многие другие знатные дома грандов, сделались в ту пору (т.е. в 1349 г. - И.К.) попола­ нами”. Описывающий эти события Донато Веллути был избран тогда гонфалоньером компании, и поэтому ему пришлось принять и рассмот­ реть петицию Адимари о вступлении в пополанство. Между домами Веллути и Адимари издавна существовала вражда, но теперь "... они за­ явили, что желают стать моими братьями, и я принял это и признал их как братьев, и мы сделали их пополанами, и обедали вместе с ними, и они оказывали мне почет и уважение, и мы всегда оставались братьями без всякой ненависти”. Здесь следует отметить, что хотя этот род и стал пополанским, однако привычек своих не изменил, и уже в 1351 г. ком­ муне пришлось судить консортов из этого дома за убийство и пригово­ рить весь род к выселению в контадо, а ставший чуть позже гонфалонь­ ером справедливости Донато Веллути много хлопотал о возвращении своих побратимов.

102

Сам Донато принадлежал к знатному роду “кавалеров с золотыми шпорами”, выходцев из контадо, однако он гордился своей привержен­ ностью республиканским и демократическим принципам. Он писал: “Одни только пополаны” (popolani soli) пришли к власти в 1343 г., и они в полной мере восстановили против грандов “Установления справедли­ вости”, согласно которым знатные могли подвергаться divieti - запре­ там участвовать в политической жизни города. Сам Донато был озабо­ чен тем, что гранды пытались обосноваться в партии гвельфов, и вел упорную борьбу за принятие закона, ограничивающего их функциони­ рование в партии, однако в 1367 г. были приняты новые установления, исключающие проведение подобной реформы, по поводу чего Донато пребывал в удрученном состоянии духа, обвиняя во всем Угуччоне Рич­ чи. Его приводило в ярость, что теперь гранды добились права занимать одну из наиболее значительных должностей коммуны - пост “викария в четырех местах контадо”.

Гранды Флоренции были очень тесно связаны с миром коммуны, участвовали в тех или иных формах в политике города-государства, переходили в пополанство, искали связи с купеческими домами через родство и политические союзы. Нередко случалось, что знатные фа­ милии втягивались в текстильное предпринимательство, торговлю и ростовщичество, как, например, Веллути и Валори, причем послед­ ние “ухитрялись стать самыми разумными компаньонами Барди, ка­ ких только мог породить флорентийский народ”, и очень богатыми людьми, ибо, как свидетельствуют их счетные книги, они могли ссу­ дить 30 000 флоринов английскому королю на войну с французскими Валуа2.

С другой стороны, многие купеческие семьи выходцев из контадо, обогатившись, склонялись к дворянским амбициям: покупали рыцар­ ское звание, гербы и шпоры, строили роскошные дворцы, принимали коронованных особ, занимались меценатством. В перипетиях комму­ нальной истории неоднократно случалось так, что грандов переводили в пополанское сословие, а пополанов объявляли грандами3.

2 Скорее всего надо говорить о наличии двух взаимонаправленных процессов: ноби­ ли теряли могущество и впадали в долги, продавали замки, опускались в низшие слои - влоть до того, что “пахали землю своими руками”. Незнатные становились их кредито­ рами, скупали их владения; “дворянство удачи” формировалось из купцов, имеющих флорины. Сержо Бертелли считал, что происходит смешение грандов с пополанами, но при этом недопустимо отождествлять термины “гранды” и “магнаты”, поскольку, по его мнению, под магнатами имелись в виду не столько феодальные сеньоры, сколько любые асоциальные силы, выступавшие против коммунальных установлений.

3 Джованни Виллани писал, что из 51 древней фамилии 15 занимались торговлей, а другой хронист, Малиспини, заявлял, что из 114 фамилий - 52. Этот автор отмечал, что предки да Панцано торговали шелком, а предки Кастильонкио - сукнами и шер­ стью. Спор о том, можно ли различать грандов и пополанов и как это сделать, продол­ жается и по сей день. Г. Сальвемини утвреждал, что пополаны - жители коммуны, под­ лежащие коммунальной юрисдикции, не входящие в сословие магнатов, принадле­ жащие к ремесленным ассоциациям. Магнаты не обладают вышеуказанными приз­ наками.

103

Все это обусловило особенности, которыми отличалось рыцарское сословие во Флоренции4. Эти особенности проявлялись в бесконечных диспутах, начавшихся во второй половине XIII в. среди юристов фло­ рентийского государства по поводу того, как определять принадлеж­ ность к знатному сословию и по каким признакам считать род грандами и магнатами, поскольку коммунальная действительность разворачива­ ла перед ними великое многообразие вариантов. С одной стороны, маг­ натские фамилии бесспорно благородного происхождения, члены кото­ рых активно втягивались в процессы предпринимательства и станови­ лись оплотом флорентийской демократии (Веллути и Валори, причем о последних Лука делла Роббиа писал: “Они всегда желали показать, ра­ венство с народом в государстве... управляли так, чтобы не опасаться народа, хотя такая манера и не нравилась многим грандам, состоявшим в теснейшем родстве и союзе с ними, с Барди, с другими”). С другой сто­ роны, появлялись “новые дворяне”, среди которых было немало выход­ цев из плебейских слоев: чомпи только за один день произвели в рыца­ ри 67 человек, в их составе рядом с Фиридольфи да Панцано находилось два мельника, чесальщик шерсти, мелкий виноторговец, булочник.

Все это давало основания исследователям говорить о значительном симбиозе в пределах города между народом и выходцами из феодальной знати. Д. Пампалони писал, что “не было никаких особых различий ме­ жду грандами и пополанами, кроме тех, которые мы сами придумали...

обе группы составляли единый комплекс, а говорить о постоянной борьбе и антагонизме между ними - явное противоречие, далеко от ис­ тины. Н. Оттокар, хотя и признавал различия между грандами и попо­ ланами, всячески возвышал первых над вторыми и отрицал политиче­ скую борьбу между ними, утверждая, что это - “спорная концепция, не подтверждаемая действительностью” С ним полемизировал Г. Сальвемини, утверждавший, что в XIV-XV вв. между двумя сословиями шла острая политическая борьба, в которой победили пополаны, и это ста­ ло причиной расцвета коммуны Флоренции, в противном случае скатив­ шейся бы на положение мелкого бурга под абсолютной властью зе­ мельных собственников. С ним солидарен другой итальянский историк Франко Каталано.

Точка зрения Пампалони и Оттокара подтверждается и обратными тенденциями, характерными для Флоренции, - стремлением граждан

4 Флорентийское рыцарство отличало отсутствие обрядов посвящения и возрас тных пределов вступления в рыцарское сословие. Можно отметить производство в рыца­ ри в 1388 г. четырехлетнего мальчика из рода Панчиатики и старика Симоне Перуцци, который получил это звание, будучи на смертном одре.

Сальвемини писал о том, что во Флоренции за особые заслуги жаловали гербом и шпорами, а в XV в. в рыцари производили всех, кого направляли в качестве подеста или капитана в зависимые от Флоренции крепости и города.

Саккетти издевался над “пристрастием грубых людей к гербам, которые заказыва­ ют самому Джотто ... ведь каждый ничтожный человек хочет иметь гербы и быть родо­ витым, а среди подобных людей есть такие, что отцы их были подобраны и помещены в приют для брошенных детей” (Саккетти Ф. Новеллы. Нов. 63).

104

этого города к анноблированию и подражанию в образе жизни и мане­ рах поведения знатным сеньорам. К таким тенденциям следует отнести страсть к родословным и гордость за древность рода. Эти черты были одинаково свойственны убежденным пополанам и демократам Веллути в середине XIV в., подчеркивающим, что они происходят “из великих и родовитых фамилий почитаемых кавалеров с золотыми шпорами, ко­ торые вели большую войну с городом Флоренцией”, и сохраняющим дворянские амбиции Кавальканти, корень которых, скорее всего, купе­ ческого происхождения. Можно утверждать, что представитель этого рода Джованни Кавальканти в начале XV в. счел бы такие заявления инсинуациями, оскорбляющими память его великих предков, ведущих, как он полагал, свою родословную от завоевавших когда-то Италию го­ тов и ставших первыми консулами коммунального правительства. Это не помешало администрации Козимо Медичи посадить его на 10 лет в долговую тюрьму Стинке, бывшую ранее родовым замком клана Ка­ вальканти. Постановление коммунального суда гласило, что главная причина тюремного заключения - недоимки по налогам, сам же Джо­ ванни был убежден в том, что причина наказания - его принадлежность к роду “очень знатных, но очень бедных”.

То же самое наблюдается и в семье Буондельмонте, “древнейшей и знатной во флорентийском государстве, персоны которых обладали прекрасной репутацией за пределами отечества, подвизаясь среди пер­ вых в свите королей Франции, Сицилии и Испании”. Отпрыск же одной из ветвей этой фамилии - Филиппо Сколари “родился на вилле Антелла, поскольку его отец и мать были очень бедны”

Но и безродные потомки портного Риккарди фальсифицировали архивы ради доказательств, что их родоначальником был знаменитый немецкий рыцарь и кондотьер.

Итак, ясно, что купеческая среда Флоренции отличалась мобильно­ стью, при которой часто имел место разрыв традиционных рамок, и то­ гда жизненный удел сыновей мог в корне отличаться от поприща их от­ ца. Среди подобных метаморфоз могла возникнуть ситуация, способст­ вующая развитию склонности к аристократизации и восприятию образа жизни, нравов и представлений дворянства. Один из представителей пополанского рода Аччайуоли уехал в 1331 г. в Неаполь, чтобы возгла­ вить там филиал компании своего отца. Он пребывал при дворе короля Роберто 10 лет, по истечении которых Анжуйский суверен отправил его в качестве посла во Флоренцию. Никколо при королевском дворе приобрел привычки придворного и искателя приключений, не напрасно Джованни Боккаччо уподоблял его Улиссу и Энею за успешное прове­ дение экспедиции в Морею. Никколо Аччайуоли всю жизнь томило же­ лание показаться соотечественникам рука об руку с неаполитанским королем. При возвращении в отечество в качестве посла он просто по­ тряс воображение флорентийцев “свитой, насчитывающей 150 всадни­ ков и 10 кавалеров, которая постоянно сопровождала его и восседала с ним за одним столом; кроме того, на свои обеды он приглашал еще мно­ жество мужчин и женщин, так что они обходились ему в 150 флоринов ежедневно”.

105

Несколько десятилетий спустя другой представитель купечества, Пьеро де’Пацци, вернувшись от французского короля Людовика XI, снова изумлял Флоренцию аристократическими амбициями, ведя бле­ стящий образ жизни и ежедневно приглашая на обед и ужин по 8-10 че­ ловек из числа лучших юношей города. Он несколько раз в день менял богатейшие одежды, и так же поступала вся его семья и вся свита.

Такое поведение оказывалось притягательным не только для ди­ пломатов, но и для обычных горожан. Донато Веллути описывал своего родственника Томмазо ди Липаччо, сына купца, “высокого, красивого, гордого, как лев”, который избрал военную карьеру и поступил на службу к французскому королю, получив в вознаграждение за руковод­ ство войсками бенефиций во Франции. Все манеры Томмазо соответст­ вовали тем, которые имели высокородные и благородные французские бароны: он любил играть в мяч и пировать.

Сын ремесленника, член одного из младших цехов, Франческо Датини выстроил палаццо и украсил его фресками, картинами и коврами специально для того, чтобы принимать в нем знатных гостей, которым рекомендовали его дом, будучи уверенными в том, что он “сумеет при­ нять как нельзя лучше и удовлетворить так, как были удовлетворены все высокие гости, которым его рекомендовали ранее”. На его госте­ приимство очень рассчитывал кардинал Бонифаций Амманнати, обра­ щаясь в письмах к Франческо Датини с великим почтением и начиная каждый абзац со слов “сеньор мой”.

Бонаккорсо ди Нери Питти, сын преуспевающего суконщика, по­ стоянно проживающего во Флоренции, обладал отвагой и гордостью древнего магнатского рода, связанного с Буондельмонте и Фрескобальди. Странствуя по Европе, он гордился своими приключениями, почес­ тями и отличиями, получаемыми от королей, императора и герцогов, предавался страсти к игре и риску, в чем-то уподобляясь полумифиче­ скому предку Буонсиньоре-крестоносцу, сгинувшему в Святой Земле.

Пристрастия флорентийцев - “мещан во дворянстве” к гербам, шпорам, турнирам и прочим атрибутам рыцарского быта высмеивал Франко Саккетти во многих новеллах. Саккетти сокрушался по поводу девальвации рыцарского звания во Флоренции, где оно низводилось “до конюшни и свинарника”: «Немного времени тому назад возводили в дворянство мастеров, ремесленников, даже булочников, и еще того ху­ же - чесальщиков шерсти, ростовщиков и жуликов-барышников. Из-за таких отвратительных дел дворянство можно назвать не “cavalleria”, а “cacaleria”... Бывает и хуже, когда нотарии становятся дворянами и да­ же кое-чем повыше, и пенал превращается в золотые ножны... О несча­ стное дворянство, ты пошло ко дну! Если такое рыцарское звание име­ ет силу, то почему бы не сделать рыцарями быка, осла или какое-ни­ будь животное, которое обладает чувствами, хотя бы и неразумными».

В первые десятилетия XV в., когда разница между грандами и пополанами еще более стерлась, возникла тенденция предоставлять грандам особые права при избрании их на должности в коммуне и гвельфской партии, хотя их получали только кавалеры, имевшие рыцарское звание от коммуны. В 1429 г. коммуна произвела в рыцари представителей 150

106

новых фамилий: Альбицци, Гвиччардини, Ридольфи, Пацци (в очеред­ ной раз), Строцци, Питти и др. Среди лиц, пожалованных званием, бы­ ли Джаноццо Маннетти, Аньоло Аччайуоли, Лоренцо Ридольфи, Палла Строцци, Пьеро де’Пацци, Веспасиано Бистиччи и др. (Г. Сальвенути). Ряд исследователей отмечали, что с середины XV в. имело место “наличие симбиоза между буржуазным и феодальным сословием”, а также “оживление процесса рефеодализации”, когда “старый феодаль­ ный мир представлял притягательность и ориентировал поведение бо­ гатых купцов” (А. Тененти). Встречаются и такие характеристики, как “сцепление торговой буржуазии с феодальной знатью” или “интеграция между этими двумя социальными группами, которая в Италии была сильнее, чем где бы то ни было” (Р. Романо, А. Тененти, Ж. Ле Гофф).

Тем не менее невозможно отрицать наряду со стремлением к анноблированию очень сильную тенденцию неприятия в этом обществе об­ раза жизни и ценностей, свойственных миру феодальных сеньоров. Об­ ращаясь к материалам флорентийских хроник, нельзя согласиться с мнением Н. Оттокара о том, что в городе отсутствовала политическая борьба между грандами и пополанами. В “Домашней хронике” Донато Веллути, осознающего свое единство с popolo, несмотря на рыцарское происхождение, “мы” - это флорентийское пополанство в совокупно­ сти, не исключая и членов младших цехов, за права которых активно боролся автор хроники, а “они” - это гранды и феодальные сеньоры, политические противники, угрожающие пополанской демократии внут­ ри городских стен или извне. В 20-е годы XV в. в ожесточенных поли­ тических дебатах, сотрясающих флорентийские советы, когда стало ощутимым влияние на государственные структуры соперничающих за власть фамильных кланов, можно встретить такие же настроения.

Мариотто Бальдовинетти, выходец из очень знатной фамилии, при­ зывал должностных лиц города придерживаться мудрых установлений Мазо дельи Альбицци и других отцов города, которые не допускали грандов в списки на государственные должности, ослабляли их, разделя­ ли их ряды, провоцировали между ними ссоры и скандалы. “Если пред­ ставителей Каттани, Торнаквинчи, Кавальканти вы не могли терпеть в прошлом, то как теперь будете переносить тех, кто ниже их?” Он пока­ зывал, как часто они потрясали коммуну своими убийственными раздо­ рами, главная вина за которые ложится на кланы Барди и Фрескобальди, что в конечном счете привело к тирании герцога Афинского; какие величайшие несправедливости творил Росси и другие знатные люди. “Гранды унаследовали не отцовские добродетели, а отцовские пороки, достойные суровых наказаний. Они и в древности имели постыдную славу, и в настоящем горды и завистливы. Я говорю это потому, что я - один из них. Не соглашайтесь идти на союз с грандами, потому, что он приведет к умножению величайшей несправедливости”. Бальдовинет­ ти, как и многие пополаны Флоренции, был убежден в том, что пороч­ ность изначально присуща представителям этого сословия, коренится в самом их происхождении, и это всегда находило отклик в советах. Оп­ ределения “враг знатных людей” и “противник грандов” - беспроиг­ рышные характеристики для политика флорентийской коммуны, не на­

107

прасно Козимо Медичи не без сарказма обращался публично к своему главному политическому противнику Ринальдо ди Мазо дельи Альбицци не иначе как “кавалер”, а в своем поведении всячески старался ничем не выделяться из пополанской среды.

Очевидно, что в таком динамичном обществе, как флорентийское, где уже с XII в. границы между грандами и пополанами начинали сти­ раться, становиться аморфными и неопределенными, неоднократно од­ ни и те же фамилии переходили из одного состояния в другое, происхо­ ждение уже не могло служить критерием принадлежности к тому или другому сословию, если флорентийское общество вообще можно счи­ тать сословным. Скорее, таким критерием к концу XIV и в XV в. слу­ жит определенный образ жизни и манера поведения, именно по этим показателям стремятся деловые люди Флоренции отделить своих от чу­ жих. Здесь уместно вспомнить отношение Донато Веллути к “прокля­ той куртуазии”. “Красивый, храбрый и гордый, как лев”, Томмазо ди Липаччо, подражая образу жизни французской феодальной знати, кон­ чил плохо: он изменил коммуне, перейдя на сторону Каструччо Кастракани, бежал, скитался и был убит солдатами в пьяной потасовке. По мнению Донато, бесславная, внезапная и насильственная смерть - все­ гда показатель греховности и аморального образа жизни. Он убежден в том, что Господь карает дурной смертью негодяев, а достойные дело­ вые люди умирают благочестиво, успев завершить все земные дела, со­ ставив по форме завещание, дав наставление детям и получив благосло­ вение церкви.

Другой побочный родственник автора “Домашней хроники” - Джо­ ванни ди Ламбертуччо, “сочинитель сонетов и трубадур, который вели­ колепно играл на флейте и виоле, страстно любил лошадей” и вообще из-за своих излишеств не соблюдал золотых правил купеческой эконо­ мии - “тратил много, а возмещение было малым”, по каковой причине не оставил наследства своему большому семейству. Сын его тоже выну­ жден был пойти в наемники (“кавалер по нужде”, по язвительному за­ мечанию Донато), и, несмотря на то, что этот юноша отличался учтиво­ стью и любезностью по отношению к родственникам, он “делал очень большие расходы ради собственных почестей у солдат и из-за всей этой куртуазии и прочей путаницы и чепухи много задолжал”, был заключен по требованию кредиторов в долговую тюрьму, где и умер в 30 лет, не оставив детей и завещания. Похоронен был не в фамильном склепе, а на кладбище для бедных. Отличающаяся респектабельностью деловая среда не принимала подобных ему ренегатов даже мертвыми.

Продолжатель “Домашней хроники” в XVI в. Паоло Веллути по та­ ким же критериям судил о делах Антонио Веллути, который “был пре­ краснейшим кавалером, держал конюшню, гончих собак и птиц, а ему следовало бы быть более склонным к торговле, ведь именно из-за это­ го и упустил он большую часть своего богатства”. Скептическое резо­ нерство в адрес знати и тех флорентийцев, которые претендовали на титулы и подражали в быту грандам, демонстрировал Джованни Морелли. Он был просто взбешен, что в издевку над флорентийцами сень­ ор Лукки уполномочил вести переговоры с республикой на Арно ее же

108

бывшего гражданина, политического изгнанника Андреа дель Инчиза, высланного за бретерство и агрессивность поведения. Джованни не без яда именует его не иначе как “этот воспеватель подвигов палладинов”. Необходимость с почетом принимать этого кавалера доводит автора воспоминаний почти до исступления. “Они [жители Лукки] могли поз­ волить себе такое, чего не позволял даже Герцог [Джан Галеаццо Вис­ конти]”. Джованни Морелли сетовал на небесного сеньора: “Господу, как мне кажется, приятно было, что эти черви осмеливаются так изде­ ваться над нами”.

В XV в. негативное отношение к представителям деловой среды, ус­ ваивающим манеры и образ жизни знати, продолжало сохраняться. Монна Алессандра Строцци описывала в письмах к сыновьям блестя­ щее возвращение из Франции Пьеро де’Пацци, о котором уже упомина­ лось. Ее рассказ исполнен не столько восхищения роскошью и претен­ зиями мессера Пацци, сколько насмешливым сарказмом в его адрес. В отношении одного представителя семьи Питти, который сопровождал Пьеро де’Пацци в этом посольстве, вдова с осуждением замечает, что он “раздувался, как пузырь”, когда его за участие в этом посольстве синьория решила посвятить в рыцари. Джованни Кавальканти, невзи­ рая на то, что в XV в. права грандов были значительно расширены, жа­ ловался, что “их превратили в вилланов” и не дают возможности про­ живать в городе, оказывая политическое и фискальное давление, вплоть до тюремного заключения. Он уверял, что подобных ему “от­ страняют от должностей не столько из-за бедности, сколько из-за пред­ ков, и только те, кто, съежившись, подбирает крошки под их столами (Кавальканти здесь имеет в виду жирных пополанов. - И.К.), могут рас­ считывать на престижные политические места”. Он с прискорбием кон­ статировал факт, что гранды Флоренции вынуждены завидовать нуво­ ришам, недавним выходцам из деревни и крестьянам, сумевшим быстро разбогатеть в городе. Козимо де Медичи, как и его отец, всегда подчер­ кивал всем своим поведением, что гранды и кавалеры для него “чужие”, не хотел родниться с ними и выдал своих дочерей в дома, по мнению Джованни Кавальканти, “людей незнатных”.

Представления членов флорентийского общества о сословности от­ личались своеобразием. Об этом свидетельствует письмо Сальвестро Веллути, в котором речь идет о женихе для племянницы автора. Саль­ вестро Веллути идеальным претендентом на роль жениха считал купца, который может хорошо наживать богатство, правильно помещать его и разумно тратить, а благородство происхождения, по его мнению, дело второстепенное (сам Сальвестро происходил из знатного феодального рода). Франческо Датини укорял кардинала Амманнати за то, что тот обращался к нему, сыну бедного ремесленника, “сеньор мой”, а себя именовал “слугой”. Но он не принижал себя перед лицом, занимающим гораздо более высокое место в системе социальной иерархии, отмечая, что им, выходцам из Пистойи (кардинал Амманнати был уроженцем этого города) и Прато, лучше совсем не прибегать к выражениям “сень­ ор мой” и “твой покорный слуга”, которые “более в обычае француз­ ской куртуазии”. Один из служащих Франческо Датини, описывая об­

109