История Всемирной Литературы / Коллектив авторов - История всемирной литературы Т.5 - 1988

на небольшую группу смелых людей. Массовых движений в Швейцарии XVIII в. не было

— сказывалась разобщенность угнетенных, парализующая роль церковной проповеди, провинциализм местной буржуазии. Заговор был раскрыт, Генци казнен, а власти пытались представить заговорщиков как людей корыстных, якобы замышлявших поджоги и убийства. Но мужественное выступление Генци нашло широкий отклик далеко за пределами Швейцарии. В 1753 г. Лессинг напечатал драматический отрывок «Самуэль Генци», вызвавший бурную реакцию в Берне. А в журнале «Геттингенские ученые записки», выходившем под редакцией А. Галлера, была опубликована весьма резкая рецензия. Это был еще один из парадоксов в судьбе Галлера, ибо, как установлено, на формирование политических взглядов Генци оказали влияние именно сатирические стихи Галлера, в которых поэт, порицая современные нравы, ссылался, как на образец для подражания, на героев прошлого, мужественно отстаивавших свои убеждения и шедших во имя их на любые жертвы.

В середине XVIII в. выросло значение Цюриха как крупного литературного центра. В 1744—1763 гг. здесь издавался журнал «Доверительные известия о новых книгах и других ученых вещах». В 1760 г. на торжествах по случаю 300-летия Базельского университета было создано «Гельветическое общество в Шинцнахе», а в 1761 г. в Цюрихе по инициативе Бодмера — «Гельветическое общество у скорняков». Просветительская пропаганда в этих обществах и журналах носила мирный характер, ставила целью воспитание добропорядочных граждан. В середине века активно продолжали свою деятельность Бодмер и Брейтингер. Бодмер восторженно приветствовал первые песни «Мессиады» — он увидел в Клопштоке наследника Мильтона. В 1750 г. состоялась встреча Бодмера с Клопштоком, приехавшим в Цюрих. Бодмер сначала говорил об этой встрече как о «величайшем событии в своей жизни», а потом был разочарован, не обнаружив в авторе «Мессиады» признаков того пиетизма и благочестия, которые он связывал со своим представлением о религиозном поэте.

Иллюстрация: А. Галлер

Портрет Ж. Р. Юбера. 1736 г. Швейцария. Частное собрание

Крупной заслугой Бодмера было обращение к сокровищам средневековой немецкой поэзии, находившейся до того в пренебрежении, а частично и неизвестной. На основе так называемой Большой гейдельбергской рукописи, хранившейся в Париже, Бодмер опубликовал (1747—1759) собрание песен миннезингеров. Ему же принадлежит публикация (1757) фрагмента из «Песни о Нибелунгах» — «Месть Кримхильды и Плач». Позднее, на склоне лет, он подготовил сборник «Старинные английские баллады» (1780).

С Цюрихом связана деятельность Иоганна Каспара Лафатера (1741—1801). В 1762 г. он смело выступил в печати против ландфогта и тем снискал себе поздне́е уважение в среде немецких писателей «Бури и натиска», которые видели в нем своего соратника. Гете вспоминал в автобиографии «Поэзия и правда» в связи с этим фактом биографии Лафатера: «Эстетическое чувство, объединившись с юношеской отвагой, рванулось вперед, и если совсем еще

248

недавно молодые люди учились, чтобы добиться должностей, то теперь они стали своего рода надзирателями над должностными лицами». Но широкая популярность Лафатера связана с его занятиями по физиогномике. Он утверждал, что внешний облик человека — это зеркало его души и по лицу можно безошибочно определить характер. «Фрагменты по физиогномике в целях наилучшего познания человека и распространения человеколюбия» (4 тома, 1775—1778) заинтересовали Гете, который даже принял участие в этом издании. В среде штюрмеров поиски примет неповторимости внешности каждого человека воспринимались как проявление интереса к человеческой индивидуальности. Снисходительно-доброжелательное отношение со стороны Гете и Гердера вскоре сменилось критическими оценками по поводу физиогномических опытов. А у немецкого сатирика Г. К. Лихтенберга идеи Лафатера вызвали резкое осуждение (1778).

Н. М. Карамзин встречался с Лафатером в Цюрихе в 1789 г. В «Письмах русского путешественника» он изображает его почтительно, но иногда с доброжелательной иронией.

Наряду с религиозно-дидактическими сочинениями, переложениями библейских и евангельских сюжетов, Лафатер был известен стихами и песнями на швейцарские исторические и современные темы. Среди исторических песен — героическая песня о Вильгельме Телле.

Учеником Бодмера и Брейтингера по Цюрихскому университету был выдающийся швейцарский педагог Иоганн Генрих Песталоцци (1746—1827). Под влиянием Бодмера он

вмолодые годы заинтересовался Руссо, книга которого «Эмиль, или О воспитании» сыграла в жизни Песталоцци решающую роль, определив его интересы и призвание. Под влиянием Руссо была написана его ранняя книга афоризмов «Пожелания» (1766).

Педагогическая система Песталоцци тесно связана с кругом социально-этических проблем эпохи Просвещения. Она отвечала стремлению утвердить права человеческой личности в обществе. «Обстоятельства делают человека, но я также скоро увидел: человек делает обстоятельства. Он имеет в себе силу направлять их по своей воле», — писал Песталоцци

вработе «Мои исследования путей природы в развитии человеческого рода» (1794—

1797).

Многогранная деятельность Песталоцци оставила свой след и в литературе. Некоторые его педагогические сочинения написаны в форме диалогов, бесед, в свободной разговорной манере.

Песталоцци принадлежит и дидактический роман «Лингард и Гертруда» (1781—1787), которому он придавал особое значение, полагая, что в беллетризованной форме он сможет лучше донести свои педагогические идеи до широкого круга читателей.

Роман написан в наивно-безыскусной манере. Главные персонажи даны прямолинейнодидактически (преступный староста Гуммель; благородный помещик Арнер; трудолюбивая, отзывчивая Гертруда и т. д.). По сути своей это просветительская утопия, которая могла возникнуть именно на швейцарской почве. Песталоцци не ограничивался проблемами воспитания и образования детей, он говорил и о социальных проблемах. Изобразив в романе деревню Бонналь, поместье и мануфактурное производство, Песталоцци представил в миниатюре тогдашнюю швейцарскую провинцию.

Самый популярный швейцарский писатель второй половины XVIII в., умноживший славу Цюриха, — Саломон Геснер (1730—1788). Он выступал в разных жанрах, но шумное признание приобрел у современников своими «Идиллиями» (5 томов, 1772).

В известной мере неожиданно, что эпоха острых идейных конфликтов отмечена расцветом самого бесконфликтного жанра — идиллии. На эту парадоксальность указывал К. Маркс: «...Во времена сильного, страстного отрицания и отречения, как, например, в XVIII веке, появляются честные и благомыслящие мужи, хорошо воспитанные и добропорядочные сатиры, вроде Геснера, которые исторической испорченности

противопоставляют идиллиюнеподвижного состояния» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е

изд., т. 4, с. 297).

Мир идиллии условен. Герои ее — идеализированные пастухи и пастушки — ничего общего не имеют с реальными персонажами ни настоящего, ни прошлого. Галлер рисовал свой идеал патриархального состояния, возвышая реальных обитателей альпийских деревень, исходя из их действительных достоинств — трудолюбия, умеренности, честности. Геснер полностью абстрагируется от реалий быта, как это было в пасторальной лирике рококо. И все же это новая идиллия, рожденная веком Просвещения. Обращаясь к читателю (1762), Геснер своеобразно обосновывает свое право не изображать современного крестьянства: его невозможно идеализировать, ибо, по мнению поэта, «притеснение и нищета сделали его и безнравственным, и хитрым, и подлым».

Этический и эстетический идеал конструируется в совершенно выдуманном мире пасторали именно потому, что поэт убежден в бесплодности поисков его в реальной

действительности.

249

Хотя обращение к Феокриту традиционно для всех авторов идиллий, но существенно, что Геснер ссылается на античного поэта, минуя французские образцы. Ему ближе Брокес, Гагедорн, он сочувственно пересказывает идеи Бодмера о роли воображения в искусстве.

Идиллии Геснера написаны ритмической прозой. Ф. Шиллер замечает в связи с этим: «Он в нерешительности колеблется между прозой и поэзией, как если б боялся, что условность стихотворной речи слишком отдалит его от подлинной природы, а отказ от этой условности лишит его поэзию полета». Некоторые идиллии написаны в форме диалога, но они не перерастают в драму, ибо не содержат острого конфликта. Поэт Геснер известен, кроме того, как художник-график и художник по фарфору. И герои его идиллий подобны раскрашенным фарфоровым статуэткам. Характеры их однородны, чувства однообразны. Поэт фиксирует состояние, а не действие.

Для современного читателя самое поразительное — огромный успех цюрихского писателя у современников. Его переводили на все европейские языки: в России, во Франции, в Италии были изданы полные собрания сочинений. Наивные и слащавые сцены, в которых амуры воздвигают паруса из роз и жасминов, а героини произносят приторные нежности, доставляли радость новому, сентиментальному читателю. Но Геснера ценили и такие взыскательные современники, как Дидро. Тонкий анализ «прекрасной, возвышенной фикции», созданной Геснером, дан в статье Ф. Шиллера «О наивной и сентиментальной поэзии». «Пастух Геснера... — пишет он, — не может нас восхитить истинностью своего изображения, как природа, ибо для этого он слишком идеальное существо; так же мало может он нас удовлетворить как идеал, бесконечностью мысли, ибо для этого он слишком уж незначительное создание». Но Шиллер признает, что он может нравиться именно тем, что «стремится соединить в себе наивное с сентиментальным, и, следовательно, в определенной мере ответить сразу обоим противоположным требованиям, которые предъявлены поэзии».

В стороне от всяких литературных споров современности стоял Ульрих Брекер (1735— 1798). Он не претендовал на славу писателя. И неожиданно для себя приобрел известность, когда один из доброжелателей опубликовал рукопись его автобиографической книги «История жизни и достоверных приключений бедного малого из Токенбурга» (1788—1789). Бесхитростный рассказ о собственной судьбе раскрывал существенные черты социального уклада и образа жизни в патриархальном захолустье тогдашней Швейцарии. В литературе всего европейского Просвещения немного книг, в которых была бы так запечатлена изнурительная борьба человека с нищетой, голодом, борьба за элементарное человеческое существование. В книгу включено письмо, написанное И. К. Лафатеру — крик отчаяния, призыв о помощи, просьба об «отеческом совете», как избежать гибели. Письмо не было отправлено, ибо автору было ясно, что и этот «лучший друг человека» ничем, конечно, помочь не может.

Но биография героя — не только история борьбы за существование. Это одновременно и повествование об усилиях вырваться из тесных, сковывающих рамок провинциального образа жизни, преодолеть узость суждений, рабской религиозной психологии. Некоторое время Брекер провел в наемных прусских войсках. Годы солдатчины обернулись для него нелегким опытом, сделали более проницательным и непримиримым к средневековым формам гнета на своей родине. И потому герой книги не просто жалуется, он размышляет над всем виденным, жизненные невзгоды — свои и окружающих людей — дают ему основание критически оценить «благость божью». Брекер переживает серьезную эволюцию в своих религиозных взглядах, усваивая многие аргументы просветителей. Пассивно-пиетистские мироощущения сменяются призывом к активному действию в жизни, причем если сначала речь идет о личной борьбе за счастье, то в годы Великой французской революции Брекер приходит к пониманию и признанию общественной активности, действий народа.

Примечательна в наследии Брекера книга «Нечто о драме Вильяма Шекспира» (1780). Себя он называет на титульном листе «бедным необразованным гражданином мира, которому посчастливилось прочесть» Шекспира. Само обращение к Шекспиру примечательно в годы, когда в Германии усилиями Гердера и Гете было привлечено внимание к наследию великого английского драматурга. Брекер ценит Шекспира за его правдивость, и решительная защита реализма была весьма плодотворной в тогдашней Швейцарии. Однако само понимание реализма наивно и узко и сочетается с попытками оценивать драмы Шекспира с позиций моралиста.

Опыт личного участия в качестве наемника в Семилетней войне позволяет ему остро ощутить несправедливость той борьбы, которую вели в 1792 г. войска прусскоавстрийской коалиции против революционной Франции. «Достойно удивления, — пишет Брекер, — что сотни тысяч довольно скудно оплачиваемых наемников позволяют своим деспотам так слепо себя вести, кровь и самую жизнь ставить на карту,

250

чтобы сражаться против свободы и человеческих прав, и это солдаты, чьи родители и родственники сами стонут под игом рабства». Брекеру представляется более логичным, если бы наемники повернули штыки против деспотов и тиранов.

В этом сказалось социальное чутье человека, много выстрадавшего в жизни; вместе с тем общественный опыт швейцарского мелкого собственника был недостаточен, чтобы исторически осмыслить опыт революции. Дело не в том, что он, как и многие просветители других стран, не принял якобинской диктатуры, но он и самую революцию понимал как акт проявления самозащиты народа, а не как переворот во имя установления нового общественного порядка. «Морально-религиозная критика, — отмечает известный литературовед ГДР Г.-Г. Тальгейм, — классовых битв в революционной Франции объективно была реакционной, но субъективно она выражала незрелость мировоззрения и политическую беспомощность».

Немецкоязычная литература Швейцарии XVIII в. отражает многие общие тенденции, характерные для литературы германских государств. Некоторые швейцарские писатели принимают участие в общегерманском литературном процессе (Бодмер, Брейтингер, Лафатер). Но практически ни одному швейцарскому писателю не удалось превозмочь давления консервативных традиций, преодолеть многовековую инерцию патриархального уклада. Более того, слава Геснера как раз свидетельствует о том, что поэтизированная и идеализированная патриархальность, будучи поднята до искусства, могла даже обрести мировую славу, хотя и кратковременную.

ГЛАВА 7. ЛИТЕРАТУРЫ СКАНДИНАВСКИХ СТРАН И ФИНЛЯНДИИ.

250

ОСОБЕННОСТИ ЛИТЕРАТУРНОГО ПРОЦЕССА

(Мелетинский Е.М., Григорьева Л.Г.)

Судьбы скандинавских народов по-разному складывались в XVIII в. Дания и Швеция играли весьма заметную роль на европейской политической арене. Между ними, как и в XVII в., продолжалось противоборство. В Северной войне между Швецией и Россией Дания была на стороне России. Дании удалось вытеснить Швецию с южного побережья Северного моря и с острова Борнгольм. Международный престиж Швеции был особенно поколеблен после поражения в войне с Россией.

Вместе с тем Дания и Швеция выступали в роли метрополии: Норвегия и Исландия входили в состав Датского королевства, Финляндия принадлежала шведской короне. При

этом социальная структура и социальные отношения складывались в разных Скандинавских странах неодинаково. Например, крепостное право в Дании и Швеции было отменено только в последние десятилетия XVIII в., в то время как Норвегия вообще не знала крепостной зависимости.

Кризис феодального строя, в разной форме проявлявшийся в Скандинавских странах, создавал почву для формирования и распространения просветительских идей. В зависимых странах этот процесс имел свою специфику, отражая стремление к децентрализации, культурной автономии, а в перспективе и к самоопределению.

Неравномерно было размещение культурных центров. В Дании таким центром стал Копенгагенский университет. В Швеции существовало два университета — в Лунде и Упсале (последний основан еще в XV в.), в Финляндии — в Турку. В 1739 г. была открыта Шведская академия наук, ее первым президентом стал Линней, ученый с мировым именем. В 1786 г. создана другая Шведская академия, специально по гуманитарным наукам и искусству. В 1722 г. открылся театр в Копенгагене, в 1737 г. — Шведская королевская сцена в Стокгольме, и хотя оба театра временами прекращали свою деятельность, роль их трудно переоценить. Именно в театром в Копенгагене связана слава одного из блестящих мастеров европейской комедиографии классицизма, сатирика и моралиста, идеолога раннего Просвещения Людвига Хольберга (1684—1754).

В Дании начиналась деятельность и первых норвежских просветителей. Хотя различные норвежские общества создавались и в некоторых городах Норвегии, наиболее представительным и влиятельным явилось Норвежское общество, основанное в 1772 г. в Копенгагене. Во главе его стоял известный драматург Ю. Х. Вессель, туда входили также видные норвежские поэты. Деятельность их была умеренной, ибо участники общества не ставили перед собой политических

251

целей. Более радикальными, особенно к концу века, были народные движения в Норвегии, направленные главным образом против произвола датских чиновников. Огромный резонанс имело дело норвежского крестьянина Лофтуса (1786—1787), который был осужден датским судом за подачу датскому кронпринцу жалобы от имени крестьян (ибо по данному делу жаловаться не полагалось) и умер в тюрьме. Дело Лофтуса в немалой степени способствовало формированию национального сознания норвежцев.

В Финляндии, входившей в XVIII в. в состав Швеции, развивается течение «феннофильства», ставившее своей задачей пропаганду национальной культуры и финского языка в противоположность официальному — шведскому. Предпринимаются первые попытки создания истории финского народа (Д. Юслениус), появляются первые стихотворения на родном языке (Г. Гундерус).

Исландия к началу XVIII в. была полностью подчинена Дании. Немногочисленные ученые-исландцы получали образование в Копенгагене и, возвратясь на родину, становились преимущественно духовными лицами. Однако и здесь культурная жизнь понемногу развивается в «светском» направлении: изучением природы занимается естествоиспытатель и поэт Эггерт Оулафсон (1726—1768). Его дневник (изданный в 1772 г. на датском языке) был знаменательным для своего времени произведением — он как бы открывал Исландию для скандинавов. Восхищаясь древнескандинавским прошлым, Оулафсон возлагал большие надежды на крестьянство, как на основную силу нации. На исландском языке в XVIII в. писали многие самобытные авторы (Гуннар Паульсон, Йоун Стейнгримсон, Йоун Торлаукссон, Сигурд Пьетурсон и др.).

Культурный процесс в Дании и Швеции развивался в одном направлении — от преобладания церковной идеологии к Просвещению. Хотя к началу XVIII в. в этих странах имелась довольно значительная литература на национальных языках, представленная в основном религиозной (частично светской) поэзией, а также историческими, философскими и естественнонаучными сочинениями, все же ей не хватало как прочных связей с литературами других европейских стран, так и внимания к

подлинным народным традициям и своей национальной культуре. Задачу преодоления традиций барокко, господствовавшего в литературе XVII в., размежевания светской и духовной литературы, утверждения не только новых жанров, но и новых взглядов на деятельность писателя как на служение обществу решали Людвиг Хольберг в Дании и Олаф Далин в Швеции.

Хольберг и Далин, а также их окружение — поэты-классицисты выдержали нелегкую борьбу за литературные права родного языка: к началу века в науке господствовала латынь, а на сцене — французский и немецкий. Писателям первой половины XVIII в. предстояло заново создать на национальных языках почти все основные жанры художественной литературы: в поэзии — оду, сатирическую поэму; в драматургии — комедию и трагедию; в прозе — роман, повесть, эпистолярный жанр, путевые заметки. В эти десятилетия возникает и получает развитие периодическая печать, играющая, по мнению скандинавских исследователей, немаловажную роль в становлении шведского и датского языков.

Иллюстрация: Датский театр

Гравюра. 1750 г.

Большую роль в формировании новых скандинавских литератур сыграли созданные по образцу английского «Зрителя» журналы «Датский зритель» и «Шведский Аргус» Далина, которые затрагивали актуальные вопросы общественной жизни и политики, знакомили с событиями культурной жизни европейских стран.

Значительно оживляются филологические исследования в области языка, собираются и критически издаются средневековые тексты (Х. Грам и Я. Лангебек в Дании), создается датское «Общество отечественной истории и языка» (1745).

Первые успехи делает также и национальная историография: появляются первые исторические труды (Хольберга на датском и Далина

252

на шведском), доступные широкому читателю, написанные с новых, рационалистических позиций.

Философская мысль получила наибольшее развитие в Швеции. С одной стороны, здесь оставалась живой и развивалась традиция рационализма, получившего признание еще в XVII в. (в Стокгольме провел последний год своей жизни Декарт). С другой, крупнейшей фигурой шведской философии в XVIII в. являлся Э. Сведенборг, мистические взгляды которого полемически противостояли мировоззрению просветителей.

Внутрискандинавские литературные связи в первой половине века были ограничены несколькими наиболее известными именами: творчество Хольберга, норвежца по происхождению и датчанина по языку и по литературной традиции, имело общескандинавское значение, его «Размышления о морали» и «Письма» способствовали развитию этих жанров в Швеции. Важным фактором шведской литературы стала его переписка с поэтессой фру Нурденфлюкт. Произведения Хольберга знали и ценили Бельман, Валленберг и Чельгрен. В свою очередь, в Дании знали Далина как журналиста и как поэта.

Всередине XVIII в. в датской и шведской литературах заметно расширяются контакты с европейским Просвещением. Европейские писатели также начинают проявлять интерес к романтическому содержанию скандинавского эпоса и мифа. С переездом Клопштока в Копенгаген значительно оживляются датско-немецкие культурные связи.

В50-е годы развивается описательная поэзия, изображающая ландшафты родной страны в разные времена года (Крейц и Гилленборг в Швеции, Туллин в Дании), образцами для которой послужили английские поэты Ал. Поп и Дж. Томсон, отчасти «Альпы» швейцарца Альбрехта Галлера. К этой же теме обращаются и поэты 70-х годов.

«Свобода печати» (правда, весьма относительная), провозглашенная в Дании и Швеции в 70-е годы, благоприятно сказалась на развитии литератур этих стран. В Исландии монополия церкви в издательском деле также была несколько ограничена.

Однако самое значительное завоевание трех последних десятилетий — это пробуждение

но со специфичным тяготением к ученой и религиозной проблематике. В начале периода собственно просветительские тенденции воплощаются в характерные для XVII в. формы псалмов, но усиливающаяся светская ориентация в литературе приводит к появлению разного рода сатирических произведений — от сатир прозаических и стихотворных до сатирических комедий и пародийных романов. Стремление сбросить оковы с человеческой личности проявляется — особенно во второй половине века — в развивающемся свободомыслии, которое не может ужиться с пиетизмом, превратившимся в Дании в форму подчинения личности абсолютистскому государству. Предреволюционные и революционные события во Франции, с которой у Дании были тесные культурные связи на протяжении ряда веков, будоражат мысль датчан, порождая свободолюбивые выступления. В литературе это приводит к отходу от традиций классицизма, апелляции к человеческому чувству — развитию сентименталистских тенденций, к желанию передать потребность человека в свободе — к появлению политической лирики и драматургии, обрабатывающей материалы национального героического прошлого. В литературе Дании конца века отчетливо проступают те же тенденции, что и у немецких штюрмеров. Одним из истоков нового направления становится поэзия Клопштока, жившего

254

в Копенгагене с 1751 по 1770 г. и оказавшего огромное воздействие на литературу страны. Вместе с тем на развитие литературы и — шире — культуры Дании оказывают влияние «Памела» Ричардсона и особенно «Робинзон Крузо» Дефо и «Путешествия Гулливера» Свифта. Перевод «Дон Кихота» Сервантеса, осуществленный в 1776—1777 гг. Шарлоттой Доротеей Биль, стал событием культурной жизни страны, как и знакомство с трудами Руссо, Гете, Шиллера, Стерна и Макферсона. Особое место занимают переводы Шекспира. К концу века в Дании возникли предпосылки романтизма.

Главной фигурой датского и норвежского Просвещения является Л. Хольберг: он воплощает в себе основные его особенности — стремление исправить общество путем критики отдельных проявлений безнравственности, безрассудства и неразумия, противопоставив этим недостаткам патриархальный идеал существования честного городского ремесленника-труженика. Роль его столь велика, что вся литература Дании и Норвегии на этом этапе может быть представлена или как предшествующая Хольбергу, или одновременно с ним развивающаяся, или наследующая его традиции.

Кристиан Фальстер (1690—1752) наиболее значителен из современников Хольберга. Образованный филолог (ему принадлежит написанный на латыни сборник статей «Приятная филология»), Фальстер был убежден, что древние литературы способны воспитать человека в духе мудрости и нравственности. Фальстер переводил сатиры Ювенала и «Элегии» Овидия. Его сатиры на современность часто совпадают по темам с комедиями Хольберга: «Скверное заграничное путешествие» (1721) напоминает «Жана де Франса». В «Скверном браке» (1722) главной героиней становится пустая светская дама, которая считает себя утонченной, ибо все время проводит перед зеркалами, у чайного столика, а в полночь отправляется делать визиты; «Безответственная рекомендация» (1722) представляет лесть и лицемерие как единственный путь к карьере. Весь мир порой кажется Фальстеру домом умалишенных, где каждый наделен либо причудой, либо явным пороком (сатира «Мир как дом сумасшедших», 1730). Противоположная тенденция проявляется в творчестве Ханса Адольфа Брурсона (1694—1764) — выходца из семьи бедного священника. Псалмы, религиозные стихи Брурсона типичны для пиетистской лирики XVIII в. Его стихи отличаются истинным чувством, но при этом пронизаны мистическими настроениями, в них продолжены традиции псалмов Кинго («Некоторые праздничные псалмы», 1732 г.).

Типичным для поэзии XVIII в. является создание стихов «на случай» — по поводу свадьбы, погребения, свидания с друзьями и т. п. Одним из наиболее значительных создателей этого жанра был Амброзиус Стуб (1705—1758). Он родился в семье портного в

Фюне, окончить университет не сумел: жизнь копенгагенской богемы затянула его. Стихи Стуба впервые были опубликованы только в 1771 г. Темы их различны: это и анакреонтическая лирика, отличающаяся живым юмором и жизнерадостностью, и религиозные стихи. Поэт тонко чувствовал природу, умел соотносить ее жизнь с движением человеческой души. В стихотворении «Докучная зима идет своим путем» он изображает пробуждение леса, птиц, зверей, которые водят хороводы с музыкой и танцами, как и уставшие от зимы люди. Стихи Стуба отличает музыкальность, короткие фразы с обилием глаголов придают образам динамичность.

Самыми крупными датскими поэтами были И. Эвальд и Е. Баггесен. Иоханнес Эвальд (1743—1781) родился в семье священника-пиетиста в Копенгагене, учился в латинской школе в Шлезвиге, где его живое воображение и поэтический темперамент вступали в разительное противоречие со всей системой педантичного воспитания. В 13 лет, прочитав «Робинзона Крузо», он решил бежать на необитаемый остров, чтобы повторить подвиги увлекшего его героя. Будущий поэт побывал, однако, только в Центральной Европе. Пребывание в Австрии, в Праге, в Гамбурге и Дрездене научило его видеть мир вокруг. Но привлекали его не города. Он писал: «Я видел горы и простирающиеся поля и в густых лесах одиноко стоящие монастыри; я созерцал огромную и волнующую сцену, воспоминания о которой насыщают и возвышают мою душу, не опьяняя ее; я научился чувствовать удивительное, великое и доставляющее наслаждение в природе». Созерцание природы помогало ему забывать страдания и утраты. Жизнь его — первого профессионального поэта Дании — была очень тяжела. В первом опубликованном аллегорическом рассказе — «Замок счастья» (1764) — он утверждает, что счастье возможно лишь на горных вершинах. Созерцательность сменяется у Эвальда стремлением передавать сильные чувства. Его «Соната Скорби» (1766) — стихи на смерть Фредерика V, исполненные в сопровождении музыки Скалабрини, потрясали слушателей глубиной страдания, своим гражданским содержанием. Не менее сильное волнение вызывала «Оратория страстной недели». Под влиянием Клопштока, с которым он познакомился в 1769 г., Эвальд обратился к национально-исторической и библейской тематике. Сначала в лирической драме «Адамиада», а позднее в пятиактной

255

трагедии «Адам и Ева» (1769) он стремился передать крушение первых иллюзий человечества. Основное внимание автор уделяет изображению растущей в душе Евы неудовлетворенности, которая ведет ее от спокойных грез к страстному желанию познать неизведанное. Стремление написать трагедию, полную активного действия, основанную на столкновении сильных характеров и на противоборстве благородства и честолюбия, возникает у Эвальда в период его знакомства с трагедиями Шекспира. Сюжет трагедии «Рольф Краге» (1770) Эвальд берет из сказаний Сакса (Саксона) Грамматика. В трагедии изображена борьба за власть, которая кончается гибелью благородного и доверчивого Рольфа; терпит поражение и его противник, использовавший хитрость, предательство и вероломство, побеждает благородный Отер, который становится королем Дании и Норвегии. Это произведение перегружено рассуждениями персонажей: их монологи патетичны, а порой сентиментальны. Автор пытается отстоять идею единства Дании и Норвегии. Эта первая датская трагедия, созданная на материале национальной истории, выгодно отличалась от «Адама и Евы», но на сцене все же не была поставлена.

В 1773 г. Эвальд пишет трагедию в стихах «Смерть Бальдера», снова на один из сюжетов Сакса Грамматика. В основе произведения, построенного на борьбе долга и страсти, — любовь к земной женщине полубога Бальдера, натуры бурной, страдающей и рефлектирующей, воплощающей в себе черты современников поэта. Это первая датская трагедия, написанная пятистопным ямбом. Произведение музыкально и лирично. Лирические и трагические мотивы в интимной человеческой жизни были ближе всего Эвальду.

Одна из вершин творчества Эвальда — драматическая поэма в трех частях «Рыбаки»

(1778). Герои ее — простые люди, жизнь их и страдания передаются без стилизации под пастораль, контрасты радости и отчаяния, напряженное развитие сюжета позволяют видеть в нем предшественника романтизма. Эвальд задумал написать трагедию «Гамлет»; его герой должен был стать мужественным, активным борцом.

Стихи Эвальда постепенно освобождаются от риторики, напыщенных образов, свойственных его предшественникам, и проникаются подлинным лиризмом, обретают непосредственность в передаче чувства. Этот новый этап начинается со стихотворения «Когда я был болен» (1771). Эвальд пробовал писать и романы. В отдельных фрагментах сохранился его сатирический роман «История г. Пантакака» (1771), написанный под влиянием «Кандида» Вольтера. «Жизнь и мнения Иоханнеса Эвальда» — лучшее прозаическое произведение Эвальда, это его автобиография, парадоксально сочетающая идеи Руссо и художественную манеру Стерна. Произведение было опубликовано посмертно.

Иллюстрация: И. Эвальд

Портрет Э. Паульсена. Ок. 1780 г.

Енс (Иммануэль) Баггесен (1764—1826) родился в Корсѐре в семье чиновника. Это был человек, сотканный из противоречий. В нем соединялся тонкий лирик с сатириком; с позиций классицизма он критиковал молодого романтика Эленшлегера, но и сам тяготел к романтизму; более всего он любил родную Данию, но постоянно путешествовал; изящество его стихов привлекало к нему представителей правящих кругов, а он сам высказывал вольнолюбивые идеи, приветствовал разрушение Бастилии.

Во время путешествий по Европе Баггесен познакомился с Фоссом, Виландом, Шиллером, Гердером, Якоби, особенно увлекался философией Канта и даже сменил свое имя Енс на Иммануэль. Его первой публикацией были «Комические рассказы» (1785), работа над которыми продолжалась до 1814 г. В сборнике «Происхождение поэзии» Баггесен дает ироническое переложение скандинавских мифов. «Хроника Каллунбурга» (1786) — самое сильное сатирическое произведение Баггесена, где он резко

256

выступает против датских феодалов. Название города заставляет вспомнить Л. Хольберга, который выдавал мнимого автора «Педера Порса» за уроженца Каллунбурга. Первый блестящий перевод (1789) с латинского на датский «Нильса Клима» Хольберга принадлежит Баггесену. О своих бесконечных странствиях он повествует в «Лабиринте, или Путешествии по Германии, Швейцарии и Франции» (1792—1793). Следуя манере Стерна, Баггесен отражает бунтарские настроения конца XVIII в., зреющие во Франции.

Одна из важнейших проблем времени для Баггесена — развитие искусства. В «Лабиринте» в главе о Маннгейме он выступает с критикой классицизма, утверждая, что красота не в симметрии, рационализме и следовании правилам, а в передаче движения, особое место поэт отводит чувству, противопоставляя его разуму. Однако и новое искусство Баггесен не принимает: в стихотворных письмах из Италии он высказывает сомнение в значительности произведений Гете, Тика и Эленшлегера. То же неприятие современной романтической поэзии звучит в стихотворном послании «Нуреддин к Аладдину» (1806) и в сатирическом стихотворении «Привидение и он сам, или Баггесен против Баггесена» (1807). У Гете и романтиков он не видит тесной связи с современностью, которая отличала его собственные произведения и произведения его учителей — Хольберга и Весселя. В стихах 90-х годов отражается политический радикализм поэта: смерть Мирабо он оплакивает как утрату в борьбе за свободу. В «Оде Наполеону» звучит упрек завоевателю и узурпатору, который посеял хаос, в идеях Руссо и Канта поэт видит утверждение свободы личности. Немалый интерес представляет интимная лирика Баггесена-сентименталиста, где он выступает как большой мастер формы, умеющий передавать движение живого чувства. Лирическое начало в его стихах свободно от риторики и рационализма.

Близки к Баггесену, но более радикальны по своим политическим убеждениям П. А. Хейберг и М. К. Бруун. Оба они выражали стремление датчан к политическим