Возможна ли нравственная политика?

«...В политике не место поэтическим симпатиям», — говорил Энгельс. Писатель Евгений Замятин вспоминает, как Горький, частень­ко вступавшийся в первые послереволюционные годы за деятелей культуры, попавших в ЧК, получил от Ленина реприманд: «Пора бы вам знать, что политика — вообще дело грязное, и лучше вам в эти истории не путаться».

Так как же на самом деле? Может политика быть «чистой», нрав­ственной, или она принципиально несовместима с моралью?

Бытует мнение, что главное в политике — достижение постав­ленной цели, а каким путем — несущественно, ибо «победителей не судят». Пожалуй, наиболее последовательно и четко эта позиция бы­ла сформулирована в XV—XVI веках Никколо Макиавелли, видным итальянским мыслителем и писателем. Все средства, утверждал он, хороши для завоевания политической власти: обман, убийство, пре­дательство, разрушения, все. Вот некоторые из его советов госуда­рям. Чтобы упрочить власть над новыми подданными, «достаточно искоренить род прежнего государя...». «...Людей следует либо лас­кать, либо изничтожать, ибо за малое зло человек может отомстить, а за большое не может...». «...Нет способа надежно овладеть горо­дом, иначе как подвергнув его разрушению» и т. п.

Заступники Макиавелли утверждают, что в своих сочинениях он не столько излагал собственную позицию, сколько обобщал полити­ческие нравы и опыт эпохи. Пусть так. Для нас в данном случае су­щественно другое: Макиавелли оценивал возможные политические ходы исключительно с точки зрения их эффективности и совершен­но не подвергал их нравственному суду. Так поступают многие дея­тели и в наши дни. Ленин, хотя и говорил не раз о необходимости проведения «честной», «принципиальной» политики (эти высказыва­ния относятся главным образом к дореволюционному периоду), не исключал использования в политической борьбе любых средств. «...Неразумно или даже преступно, — писал он в 1920 году, — пове­дение той армии, которая не готовится овладеть всеми видами ору­жия, всеми средствами и приемами борьбы, которые есть или могут быть у неприятеля. Но к политике это еще более (!) относится, чем к военному делу». При таком подходе о нравственных барьерах в политике не может быть в речи. Так, собственно, и поступали Ста­лин и Гитлер, Берия и Гиммлер и тысячи их подручных.

Всегда были, разумеется, и политики, убежденные в необходи­мости следования нравственным принципам, твердо знавшие, что су­ществует спасительная для души самого политика и руководимого им народа грань, преступать которую недопустимо ни при каких усло­виях. Как пишет в своей книге-исповеди современный французский политический деятель Мишель Рокар, «у руководителей государства нет другого пути, кроме как заставить самих себя придерживаться морально-этических норм, которые должны быть достаточно строгими, чтобы вызывать уважение».

В теоретическом плане вопрос о нравственности в политике вы­ступает в форме давней дискуссии о соотношении цели и средства. «В политике ради известной цели, — утверждал Ленин, — можно заключать союз даже с самим чертом, — нужно только быть уве­ренным, что ты проведешь черта, а не черт тебя». Многовековой опыт убеждает в ином. Союз с чертом, конечно, возможен, но он небезо­пасен, ибо хорош для достижения дьявольских целей и вовсе не го­дится для достижений целей «божеских», благих, гуманных. Нет, цель не оправдывает средства как принято считать. Цель их определяет. Она очерчивает круг, в пределах которого политик может вести отбор средств, но границы которого он не вправе преступить. «Секрет», этой зависимости вывел еще великий немецкий философ Гегель. «Цель, — отмечал он, — связывает себя через средство с объективностью, а в объективности — с самой собой». Проще говоря, средство должно иметь нечто общее как с поставленной целью, ток и с объектом деятельности, иначе вы придете совсем не туда, куда стремились. Допустим, мы хотим установить демократический режим в стране. Тогда нам придется отказаться от использования дик­таторских методов при осуществлении своего замысла, в сколь бы трудную ситуацию мы ни попали и сколь бы ни был велик соблазн опереться во имя благой цели на «железную руку». И второе не­пременное условие: при поиске средств, способных привести к же­ланной цели, необходимо учитывать особенности страны, ее полити­ческую историю и культуру. Возможно, что национальные традиции будут предостерегать нас от чересчур поспешного введения совре­менных демократических институтов или, напротив, подталкивать к более радикальным шагам. В общем, средство и цель должны согла­совываться как друг с другом, так и со спецификой преобразуемого общества или какого-то иного объекта.

А вот другая нравственная проблема: правда и ложь в политике. Известный дипломат утверждал, что язык дан политику для того, чтобы скрывать свои мысли. Так думали и думают (хотя и не гово­рят об этом открыто) многие. Но ложь вовсе не есть непременный ат­рибут политического искусства. «В политике, — записывает Антонио Грамши в «Тюремных тетрадях», — речь может идти о том, что­бы какая-то информация не предавалась гласности, а не о лжи в мелочно-обывательском смысле этого слова, как многие полагают. В массовой политике как раз является политической необходимостью говорить правду». В противном случае политический деятель рискует потерять доверие (а вместе с ним, возможно, и власть) и прийти сов­сем не туда, куда намеревался.

Одним словом, политика — это совсем не обязательно ложь, ко­варство, неограниченное насилие, кровь. Всегда остается место для нравственной альтернативы. Другое дело, что проводить нравствен­ную политику, искать ненасильственные средства решения пробле­мы — нелегкое дело. Оно требует не только знаний, искусности, но и большого душевного напряжения. Так что, похоже, правы те, кто, решительно отрицая аморализм в политике, соглашаются вместе с тем, что политика остается пока еще жесткой вещью. Бывает, что политика убивает и самих политиков. Как пишет в своей книге «Хож­дение во власть» Анатолий Собчак, «в политической жизни происхо­дит стирание индивидуальности, превращение живого человека в некую государственную функцию, в придаток к государственной ма­шине, пусть самой современной и демократичной»/'Такова плата за власть. Поэтому так важно для профессионального политика вовре­мя остановиться или даже уйти из политики, чтобы потом, может быть, на какое-то время вернуться снова, как это принято в демок­ратических странах.

В последние годы в нашем обществе идут противоречивые про­цессы. Возрождается после длительной исторической паузы публич­ная политическая жизнь. Огромное число людей, почувствовав воз­можность хоть как-то повлиять на ход событий в стране, ринулись в политику. Так, впрочем, бывает почти всегда в эпохи крутых пере­мен. Когда сложатся новые политические и экономические структу­ры, нормализуется обстановка, а политический процесс превратится в рутину, пройдет отлив людей из политики, и в ней останутся лишь профессионалы и энтузиасты. Но для этого нужно время.

Одновременно с этим происходит другой — на первый взгляд противоположный — процесс сужения сферы политических отноше­ний за счет ограничения контрольно-надзирательских функций го­сударства, департизации и деполитизации ряда государственных и общественных институтов. На самом деле оба процесса дополняют и обусловливают друг друга. При благоприятном стечении обстоя­тельств они могут привести к формированию гражданского общества и хорошо функционирующего, но ограниченного в своих задачах и целях правового демократического государства.