§ 2. Виды аргументации: универсальная аргументация
В качестве основания для классификации способов аргументации выбирается характер аудитории, на которую рассчитана аргументация. В зависимости от этого выделяется универсальная и контекстуальная аргументация.
Универсальная аргументация – это аргументация, рассчитанная на любую аудиторию, или, точнее, строящаяся вообще без учета характера, особенностей какой-либо конкретной аудитории или конкретной личности. Это аргументация, адресованная любому человеку как разумному существу. Понятно, что такие черты характерны прежде всего для научной аргументации. Такого рода аргументация свойственна, например, классической университетской модели образования – в этом смысле мы говорим об «академической манере» преподавания, когда профессор, полностью погруженный в свои размышлении и следящий исключительно за ходом своей мысли (что на самом-то деле очень важно – например, для математика при построении доказательства) подчас совершенно не обращает внимания на сидящих перед ним слушателей, или же сознательно демонстрирует свое безразличие.
Примером такого рода преподавателя для меня служит замечательный ученый, гениальный логик, опередивший свое время, Готлоб Фреге (1848-1925). Другой выдающийся логик и философ, Рудольф Карнап, слушавший в 1910-1914 г.г. курс лекций Фреге в Иенском университете, вспоминал впоследствии: «Он (Фреге) редко смотрел на аудиторию. Обычно мы видели только спину, так как он рисовал странные диаграммы своей символики на классной доске и объяснял их. Никто никогда не задавал вопросов и не делал замечаний, как во время лекции, так и после нее. О дискуссии не могло быть и речи». Отсюда и соответствующая аудитория: курс слушали всего три человека: сам Карнап, один друг Фреге и отставной майор. От себя же я добавлю – ну и что? Ведь среди этих троих был все-таки один, ставший, возможно, не без помощи этих лекций, философом первой величины, основателем нового направления, одного из ведущих в философии ХХ века – я имею в виду автора этих воспоминаний. Так что не будем строго судить такую манеру. Но вот, допустим, в средней школе она вряд ли приемлема.
Контекстуальная аргументация – это аргументация, которая строится с учетом характера аудитории, ее специфических особенностей (таковыми могут быть возрастные, национальные, образовательные и иные характеристики), степени подготовленности, психологической настроенности и т.п. Такая аргументация может быть эффективной только в определенной аудитории, на которую она рассчитана. Впрочем, сказанное не означает, что аргументатор всегда заранее просчитывает характер аудитории: это может произойти интуитивно, когда оратор, докладчик или лектор находит верный тон, или психологически «совпадает» с аудиторией. Но лучше все-таки быть ориентированным на аудиторию заранее.
Редко встречается та или иная аргументация «в чистом виде». Гораздо чаще в одном и том же аргументативном процессе используются различные виды аргументаций и, соответственно, обоснований. И в научной дискуссии могут иметь место апелляции к здравому смыслу, вкусу, аргументы к авторитету, личностные атаки. А в детективном романе – строиться сложные дедуктивные ходы. Речь адвоката может содержать как выверенные силлогизмы, так и аргументы «к публике», «к жалости» и ряд других, которые мы рассматриваем как уловки. Наша задача: рассмотреть данные виды аргументации как модели, с тем, чтобы потом быть в состоянии применить их на практике, оценить правомерность использования тех или иных аргументов противником, уметь анализировать основания своей профессиональной деятельности.
Универсальная аргументация.
Универсальная аргументация делится на два основных вида: эмпирическую и теоретическую аргументацию.
Эмпирическая аргументация (эмпирическое обоснование) – совокупность методов обоснования знания путем ссылки на эмпирические данные (данные, полученные наблюдением и экспериментом). Наиболее распространенными в научном исследовании являются методы верификации (подтверждения). Подтверждение может быть прямым и косвенным. Слабыми формами эмпирического подтверждения являются примеры и иллюстрации. Эмпирические данные могут также использоваться в качестве метода фальсификации (опровержения) научных теорий и утверждений.
Таким образом, к методам эмпирической аргументации относятся:
Прямое эмпирическое подтверждение;
Косвенное эмпирическое подтверждение;
Эмпирическое опровержение;
Примеры;
Иллюстрации.
Рассмотрим примеры данных методов эмпирической аргументации. Поскольку само название «эмпирическая» отсылает нас к эмпирическим наукам, то из этой области мы и возьмем примеры.
Прямое эмпирическое подтверждение – это непосредственное наблюдение тех явлений, существование которых утверждается в обосновываемом тезисе. Общепризнанной в современной физике является теория относительности А. Эйнштейна. В то же время, как пишет другой выдающийся физик современности С. Хокинг в 2001 году: «Я до сих пор два-три раза в неделю получаю письма, в которых мне сообщают, что Эйнштейн был неправ». Но предсказания теории относительности были проверены в бесчисленном множестве экспериментов.
Так, согласно теории относительности, сила, о которой со времен Ньютона думали как о гравитации, на самом деле – лишь проявление того, что пространство-время искривлено. Эта мысль получила эффектное подтверждение в 1919 году, когда британская экспедиция наблюдала в западной Африке незначительное изгибание света звезды, проходящего вблизи Солнца во время затмения. Это было прямым доказательством того, что пространство и время искривляются, и стимулировало самый глубокий пересмотр представлений о Вселенной, в которой мы живем. Но этот пример говорит и о другом – о теоретической нагруженности фактов: для того, чтобы что-то увидеть, надо знать, куда нужно смотреть, что именно нужно наблюдать. В данном случае направление наблюдений было определено уже возникшей теорией (идеи общей теории относительности были выдвинуты в 1913 г. и математически обоснованы в 1915 г.).
Пример косвенного эмпирического подтверждения: из постулата Эйнштейна о том, что скорость света должна быть одинакова для всех, вытекает невозможность двигаться быстрее, чем свет. Если использовать энергию для ускорения некоторого объекта, будь это элементарная частица или космический корабль, его масса станет возрастать, делая дальнейшее ускорение более трудным. Разогнать частицу до скорости света будет невозможно, поскольку на это потребуется бесконечное количество энергии. Масса и энергия эквивалентны, что и выражает знаменитая формула Эйнштейна: E = mc 2. Это, вероятно, единственная физическая формула, которую знают даже неспециалисты. Одним из следствий формулы Эйнштейна стало понимание того, что если ядро атома урана распадется на два ядра с немного меньшей суммарной массой, то при этом должно выделяться огромное количество энергии. В 1939 г., когда стала очевидна перспектива новой мировой войны, группа ученых, которые понимали ее последствия, убедили Эйнштейна преодолеть пацифистские сомнения и поддержать своим авторитетом обращение к президенту Рузвельту с призывом к США начать программу ядерных исследований. Это привело к появлению Манхэттенского проекта и, в конечном счете, бомб, которые взорвались над Хиросимой и Нагасаки в 1945 г.
Некоторые люди винят за атомную бомбу Эйнштейна, поскольку он открыл соотношение между массой и энергией, но с тем же успехом можно обвинять Ньютона в крушении самолетов, поскольку он открыл гравитацию. Сам Эйнштейн не принимал участия в Манхэттенском проекте и пришел в ужас от бомбардировки.
Примеры эмпирических подтверждений можно взять и из гуманитарной сферы. Мы уже ссылались на рассказ А. Конан Дойла «Серебряный». Продолжим его разбор с точки зрения поиска оснований выдвигаемых версий. Как мы помним, исчезновение Серебряного сопровождалось зловещим убийством его тренера Стрэкера. Вот описание картины преступления: «Примерно в четверти мили от конюшни на куст дрока был брошен плащ Стрэкера… Подбежав к кусту, женщины увидели за ним небольшой овражек и на дне его труп несчастного тренера. Голова его была разможжена каким-то тяжелым предметом, на бедре рана – длинный тонким порез, нанесенный, без сомнения, чем-то острым… Что касается пропавшего Серебряного, то многочисленные следы в грязи, покрывавшей дно роковой впадины, указывали на то, что он был тут во время борьбы. Но затем он исчез. И хотя за сведения о нем полковник Росс (хозяин – наше прим.) предлагает огромное вознаграждение, и все кочующие по Дартмуту цыгане допрошены, до сих пор о Серебряном нет ни слуху ни духу. И наконец вот еще что: анализ остатков ужина Хантера (дежурного конюха) показал, что в еду была подсыпана большая доза опиума, между тем все остальные обитатели Кингс-Пайленда ели в тот вечер то же самое блюдо, и ничего дурного с ними не произошло. Вот основные факты, очищенные от наслоения домыслов и догадок, которыми обросло дело».
Но Шерлок Холмс, неудовлетворенный результатами осмотра, предпринимает свои изыскания: «Несколько минут ходьбы по тропинке среди кустов привели нас к оврагу, в котором нашли труп. У края его рос куст дрока, на котором в то утро миссис Стрэкер и служанка заметили плащ убитого.
Ветра в понедельник ночью как будто не было, - сказал Холмс.
Ветра – нет, но шел сильный дождь.
В таком случае плащ не был заброшен ветром на куст, его кто-то положил туда.
Да, он был аккуратно сложен…
Холмс взял сумку, спустился в яму и принялся внимательно изучать истоптанную глину.
Ага! – вдруг воскликнул он. – Это что?
Холмс держал в руке восковую спичку, покрытую таким слоем грязи, что с первого взгляда ее можно было принять за сучок.
Не представляю, как я проглядел ее, - с досадой сказал инспектор.
Ничего удивительного! Спичка была втоптана в землю. Я заметил ее только потому, что искал».
Закончим на этом цитирование. Главное уже сказано – найти можно только то, что ищешь, а для этого нужна предварительная гипотеза, т.е. то, что в науке называется теоретической нагруженностью фактов.
Вывод: широко распространенное мнение, что в обосновании и опровержении аргументации решающую роль играют факты, нуждается в уточнении. Использование верных и неоспоримых фактов – надежный способ обоснования, также как противопоставление таких фактов ложным или недостоверным суждениям – хороший способ опровержения. Но тем не менее, это верно лишь для ограниченного круга явлений (или для единичных ситуаций). Мы должны помнить, что в целом факты во многом зависят от общих теоретических соображений. Как говорится, «теория без фактов пуста, но факты без теории слепы».
Эмпирическое опровержение (фальсификация) – это установление ложности утверждения, гипотезы или теории путем эмпирической проверки.
Приведем еще один пример из физики. К концу XIX века ученые считали, что вплотную подошли к исчерпывающему описанию Вселенной. По их представлениям, пространство было заполнено непрерывной средой – эфиром. Лучи света и радиосигналы рассматривались как волны эфира, подобно тому, как звук представляет собой волны плотности воздуха. Все, что требовалось для завершения теории – это тщательно измерить упругие свойства эфира.
Имея в виду эту задачу, в частности, Джефферсоновскую лабораторию в Гарвардском университете построили без единого железного гвоздя, чтобы избежать возможных помех в тончайших магнитных измерениях. Как говорят, здание служит и по сей день, но в Гарварде так и не знают, какой вес смогут выдержать перекрытия библиотеки, не содержащие железных гвоздей.
Ожидалось, что свет должен распространяться по эфиру с фиксированной скоростью, но если вы сами движетесь сквозь эфир в том же направлении, что и свет, то скорость света вам должна казаться меньше, а если вы движетесь в противоположном направлении, скорость света окажется больше. Однако в ряде экспериментов эти представления не удалось подтвердить. Наиболее точный и корректный из них осуществили в 1887 г. Альберт Майкельсон и Эдвард Морли. Они сравнили скорость света в двух лучах, идущих под прямым углом друг к другу. Поскольку земля вращается вокруг своей оси и обращается вокруг Солнца, скорость и направление движения аппаратуры сквозь эфир меняется. Но Майкельсон и Морли не обнаружили ни суточных, ни годичных различий в скорости света в двух лучах. Получалось, будто свет всегда движется относительно вас с одной и той же скоростью, независимо от того, в каком направлении движетесь вы сами. В статье, написанной в июне 1905 г. Эйнштейн отметил, что если никто не может определить, движется ли он сквозь эфир или нет, то само понятие эфира становится лишним. Вместо этого он начал с постулата, что законы физики должны быть одинаковы для всех свободно движущихся наблюдателей. В частности, все они, измеряя скорость света, должны получать одну и ту же величину, с какой бы скоростью не двигались сами. Скорость света независима от их движений, и одинакова во всех направлениях.
Но это требует отбросить представление о том, что существует единая для всех величина, называемая временем, которую измеряют любые часы. Вместо этого у каждого должно быть свое персональное время. Время двух человек будет совпадать, только если они находятся в покое друг относительно друга. Постулат Эйнштейна стал основой теории относительности, получившей такое название потому, что значение имеют только относительные движения. Эйнштейн отбросил два абсолюта науки XIX века: абсолютный покой (эфир) и абсолютное универсальное время, которое измеряют все часы.
Важно помнить об особенностях эмпирического опровержения. В его основе лежит известное правило дедуктивной логики modus tollens:
А → В
¬ В
¬ А
Но в случае эмпирического познания многие моменты не являются жестко определенными, а потому ход опровержения будет отличаться от простого применения modus tollens. Во-первых, если данные опыта (В) не подтверждают некоторую гипотезу (А), то можно подвергнуть сомнению именно данные опыта (а не само утверждение). Во-вторых, к выдвигаемой гипотезе явно или неявно присоединяются положения теории – таким образом, данные наблюдения могут опровергать не гипотезу, а некоторую совокупность теоретических положений, указывая, например, на их неточность, недостаточность.
Вот примеры таких ситуаций (примеры взяты из книги В.А. Бочарова и В.И. Маркина «Основы логики»).
1) При создании своей знаменитой таблицы химических элементов Д.И. Менделеев оставил некоторые клетки незаполненными, так как в то время соответствующие химические элементы не были известны. Одно из таких мест отводилось элементу, который он назвал экаалюминием. Используя гипотезу, которая легла в основу построенной им таблицы, он теоретически вычислил атомный вес акаалюминия и предсказал его свойства. Через некоторое время французский исследователь П. Лекок экспериментально выделил новый химический элемент, названный им галлием, который совпадал по химическим свойствам с гипотетическим акаалюминием, но опытная проверка его атомного веса показала расхождение с теоретически предсказанным Менделеевым. На этом основании Лекок заявил о неверности гипотезы Менделеева. Однако Менделеев не согласился с этим выводом и настоял на перепроверке результатов опыта. При более тщательной проверке результаты экспериментов совпали с предсказанными Менделеевым, а источником первоначального расхождения оказалось наличие в образцах галлия, по которым эмпирически устанавливался атомный вес, примесей других химических элементов.
2) В результате теоретических расчетов, выполненных на основе небесной механики Ньютона, было выявлено расхождение между теоретически вычисленным движением планеты Уран и наблюдаемым ее движением на небесной сфере. При этом были учтены возмущающие воздействия других небесных тел на движение Урана. Таким образом, возникла ситуация, суть которой состояла в следующем: из имеющихся на тот момент знаний о небесных телах и на основании законов механики Ньютона выводима определенная траектория движения Урана, которая, однако, опровергается реальным фактом. Однако уверенность ученых в правильности механики Ньютона и правильности результатов наблюдений была столь высока, что причину расхождения стали искать в совокупности имеющихся сведений. Было предположено, что имеющаяся теория неполна и не учитывает наличия еще одной, неизвестной планеты, орбита которой более удалена от Солнца, чем орбита Урана, и возмущающее действие которой как раз и является причиной указанного расхождения. Французский астроном Леверье и англичанин Адамс вычислили орбиту предполагаемой планеты и указали место ее нахождения на небосводе. Позднее планета действительно было открыта в указанном месте и получила название Нептун.
Автор теории фальсификационизма К. Поппер ввел различие между позитивным обоснованием (верификацией) и критическим обоснованием (фальсификацией). Он утверждал, что «мы не можем дать нашим теориям и верованиям какое-либо позитивное обоснование». Но при этом он указывал на возможность выбора одной из теорий как более предпочтительной. Это – проблема сравнительных обоснований, т.е. обоснование того, что теория (или утверждение) А более предпочтительна, чем теория (утверждение) В. Основанием такого выбора является то, что до сих пор теория А лучше противостояла критике, чем теория В. Такие сравнительные обоснования называются им критическими. «Критические основания, - пишет он, - не обосновывают теорию, ибо факт, что одна теория до сих пор противостояла критицизму лучше, чем другая, не дает какого-либо основания предполагать, что она в действительности истинна». Но критические основания могут быть использованы, чтобы защитить предпочтение, наше решение использовать именно эту теорию, а не другую. Следует помнить, что такое предпочтение носит относительный характер – оно верно лишь для нынешнего состояния проблемы.
Несмотря на явный скептицизм в отношении истины, в такой программе есть свое положительное ядро: в любой деятельности мы сталкиваемся с проблемами выбора оптимального решения, правильного объяснения, более правдоподобной гипотезы, и в этом случае можно рекомендовать пользоваться предложенной методологией: подвергнуть каждый вариант решения, объяснения, гипотезы критической проверке (т.е. попытаться фальсифицировать, опровергнуть с помощью фактов, практических результатов). То решение, объяснение, гипотеза, которые не удается опровергнуть на сегодняшний момент, являются оптимальными.
Роль примера и иллюстрации в аргументации.
Как отмечают Х. Перельман и Л. Олбрехт-Тытека, пример и иллюстрацию можно рассматривать в качестве приема обоснования посредством апелляции к частному случаю. В качестве примера, частный случай делает возможным обобщение; в качестве иллюстрации – подкрепляет уже установленное правило.
В естественных науках частные случаи используются либо как примеры, которые должны привести к формулировке некоего закона или к определению некоего явления, либо как своего рода иллюстрация к уже известному закону, явлению.
В юриспруденции в роли примера выступают прецеденты. Прецедент – это пример, обосновывающий новое правило, новое, по крайней мере, в некоторых аспектах.
Не всякий приводимый, например, в публичной речи, факт является примером. Если это случайные, разрозненные факты (например, случаи из жизни, не подкрепленные моралью) – это не примеры. Если оратор (шире - аргументатор) не делает никакого заключения из приводимых им фактов, то мы можем ошибиться, приняв их за примеры, подтверждающие его позицию.
Пример – это факт или частный случай, используемый как основание для последующего обобщения или для подкрепления сделанного обобщения. Цель примера – подвести к формулировке некоего утверждения или правила, на основании которого делается утверждение. Традиционная схема, основанная на приведении ряда примеров и их обобщении, показывает, что в основе этого метода обоснования лежит классическая индукция, следовательно, выводы, сделанные на основе примеров можно рассматривать лишь как вероятностные, правдоподобные.
Описание отдельного явления – это, скорее, информация, а не пример. Мы говорим о примере, имея в виду перечисление, один за другим, сходных фактов, подобных явлений, позволяющим выявить то общее, благодаря чему они уподобляются друг другу.
Можно привести следующие ситуации использования примеров:
1) Ситуация, в которой точка зрения автора, выражающая правило, поясняется посредством разнородных примеров, как в следующем примере из Дж. Беркли: «Я говорю, что грех или моральная испорченность состоят не во внешнем физическом действии или движении, но во внутреннем отклонении воли от законов разума и религии. Ведь убиение врага в сражении или приведение в исполнение смертного приговора над преступником, согласно закону, не считаются греховными, хотя внешнее действие здесь то же, что в случае убийства».
2) «Иерархизированный пример» - когда аргументация усиливается за счет перечисления аргументов (примеров) с «двойной иерархией»: «Все почитают мудрецов: паросцы почитали Архилоха, хотя он был клеветник, хиосцы – Гомера, хотя он не был их согражданином, митиленцы – Сафо, хотя она была женщина, лакедемоняне избрали Хилона в число геронтов, хотя чрезвычайно мало любили науки…» (Аристотель. Риторика. Кн. 2).
3) Особую роль играет противоречащий пример. Во-первых, согласно принципу фальсификации, он может служить средством опровержения эмпирически установленного правила или, по крайней мере, уточнения (ограничения) сферы его применимости. Во-вторых, он может препятствовать неправомерному обобщению (как в примере Беркли) и указывать то единственное направление, в котором может идти обобщение. В-третьих, он может быть сознательно приведен автором, для того, чтобы подвести аудиторию (или слушателя) к осознанию правила. К этому роду примеров могут быть отнесены и правовые прецеденты, когда исключение является основанием для нового правила, которое еще нигде не было сформулировано.
Требования к примерам.
1. Пример должен быть обоснованным фактом.
2. Примеры должны быть репрезентативными, отчетливо выражать тенденцию к обобщению, «бить в цель».
Так не являются примерами выводы «от частного к частному», как в следующем отрывке: «Нужно готовиться к войне против персидского царя и не позволять ему захватить Египет, ибо прежде Дарий перешел в Грецию не раньше, чем захватил Египет… Точно так же и Ксеркс двинулся на Грецию не прежде, чем взял Египет…, так что и этот [то есть царствующий ныне], переправится в Грецию, если захватит Египет, поэтому нельзя ему этого позволять». Здесь последовательность примеров служит для перехода от одного частного случая к другому, не формулируя какого-либо правила.
Примеры должны подтверждать (прояснять) точку зрения автора.
Примеры должны удовлетворять критериям уместности, типичности, достаточности.
Пример не должен быть «размазанным», излишне детализированным, многословным, так как в этом случае он отвлекает от мысли автора. Не следует навязывать смысл примера.
Примеры следует модифицировать по мере приведения новых примеров, уточнения условий применения, налагаемых ограничений, языкового и прагматического контекста.
В то время как пример призван обосновать правило, задача иллюстрации – укрепить убежденность слушающего (адресата) в правильности уже известного и принятого правила путем приведения частных случаев, которые проясняют общее изложение, демонстрируют его значение с помощью целого ряда возможных применений, усиливают его эффект в сознании слушающего.
Выбор иллюстрации подчиняется иным критериям:
иллюстрация может не быть неоспоримым фактом, ее задача другая – воздействовать на воображение, эмоциональное состояние слушателя;
в иллюстрации допустимо использование конкретных деталей, задерживающих внимание, так как ее цель – создать (усилить) эффект присутствия, конкретизируя с помощью частного случая абстрактное правило;
В качестве иллюстрации может выступать неоспоримый случай, призванный облегчить понимание правила, сравнение, умышленно неадекватная иллюстрация выступает как ирония, в художественной литературе отдельные произведения небольшой формы (например, рассказ) могут служить иллюстрацией сформулированного в начале тезиса автора. Хорошим примером иллюстрации является к месту подобранная притча.
Неудачная иллюстрация, в отличие от противоречащего примера, не может опровергнуть правила, но существенно портит впечатление – особенно в устном выступлении.
В целом, используя примеры и иллюстрации можно руководствоваться правилом Аристотеля: в начале (аргументации) необходимо привести много примеров, а в конце достаточно и одного (это уже будет иллюстрация).
Теоретическая аргументация – аргументация, опирающаяся в качестве обоснования на рассуждение и не пользующаяся непосредственно ссылками на опыт.
К методам теоретической аргументации относятся:
Дедуктивное обоснование (выведение обосновываемого утверждения из других, ранее принятых утверждений);
Системная аргументация (обоснование утверждения путем включения его в хорошо проверенную систему утверждений, или теорию);
Принципиальная проверяемость и принципиальная опровержимость (демонстрация принципиальной возможности эмпирического подтверждения и эмпирического опровержения обосновываемого утверждения);
Условие совместимости (демонстрация согласованности обосновываемого положения с принятыми в данной области принципами, законами, теориями);
Методологическая аргументация (обоснование утверждения ссылкой на надежность метода, с помощью которого оно получено).
Эмпирическое и теоретическое исследования в науке выделяются как две основные направленности, установки научно-познавательной деятельности. Эмпирическое исследование направлено непосредственно на объект науки, каким он дается благодаря наблюдению и эксперименту.
Теоретическое же исследование предполагает деятельность по совершенствованию и развитию понятийного аппарата науки, работу с различного рода концептуальными схемами и моделями.
Оба эти вида исследования органически взаимосвязаны и предполагают друг друга в целостной структуре научного познания. Эмпирическое исследование, выявляя новые данные наблюдения и эксперимента, стимулирует развитие теоретических исследований, ставит перед ними новые задачи. Теоретическое исследование, совершенствуя и развивая понятийный аппарат науки, открывает новые перспективы объяснения и предвидения фактов, ориентирует и направляет эмпирическое исследование.
Теоретичность науки пропорциональна развитости ее понятийного аппарата и развивается по мере ее истории. Первая стадия развития науки – эмпирическая – ее классическим примером является опытное естествознание XVII – XVIII вв., а отчасти и XIX века. На этой стадии решающим средством формирования и развития научного знания являются эмпирическое исследование с последующей логической обработкой его результатов в эмпирических закономерностях, определениях, классификациях. Однако уже на этих ранних этапах осуществляется формирование исходной сетки научных абстракций, служащих основой для упорядочения и классификации эмпирического материала.
Затем развитие концептуального аппарата приводит к появлению таких логических форм как типологии, модели и т.д. Переход науки на теоретическую стадию связан с появлением целостных, но при этом внутренне дифференцированных теоретических систем. Он (переход) предполагает формирование особых теоретических моделей реальности, в рамках которых возможны мысленные эксперименты по отношению к теоретическому идеализированному объекту, установление теоретических законов. На теоретической стадии усложняется проблема эмпирического обоснования научного знания, которая предстает в виде гипотетико-дедуктивного метода и метода фальсификации.
Таким образом, органическое единство эмпирического и теоретического и взаимосвязь эмпирической и теоретической аргументации составляют основу и необходимое условие нормального функционирования науки.
Остановимся подробнее на методах теоретической аргументации.
Дедуктивное обоснование.
Дедуктивное рассуждение всегда в какой-то степени принудительно, так как оно с необходимостью выводит заключение из данных посылок. Но это не значит, что такого рода заключение является абсолютно достоверным и неопровержимым, а значит лишь то, что на заключение переносится степень достоверности, присущая посылкам. Если посылки – истинные суждения, то и заключение будет истинным суждением.
Принято считать, что дедуктивное умозаключение не дает новой информации, но лишь делает явным то, что уже содержится в посылках. Не вдаваясь в дискуссию по этому поводу, отмечу, что именно это свойство дедукции позволяет ее эффективно использовать в качестве средства верификации, скажем, в гипотетико-дедуктивном методе. При использовании этого метода из выдвигаемой гипотезы (правдоподобного суждения) дедуктивно выводятся эмпирические следствия – предсказания возможных фактов (фактуальные утверждения). Чем их больше, тем выше эвристическая сила гипотезы. Затем эти предсказания проверяются эмпирически, в ходе научной практики. Если они подтверждаются, гипотеза считается обоснованной. В последствии она может быть введена в корпус теории в качестве уже доказанного закона науки или общепризнанного теоретического положения.
Дедукция также может использоваться и для фальсификации гипотез. При этом используется известное правило дедуктивной логики modus tollens:
(A → B, ¬B) → ( ¬A) – «Если А, то В и не-В, следовательно не-А».
Опровержение следствия во многом свидетельствует против выдвигаемого положения (хотя не исключено, что при опровержении мы использовали не вполне точные факты).
Вот как, например американский астроном Фрэд Хойл опровергает гипотезу о вечности вселенной и тем самым подтверждает собственную гипотезу методом «от противного»: «Если бы вселенная существовала всегда, то в ней бы не осталось водорода, так как водород во вселенной постоянно превращается в гелий; и это превращение – односторонний процесс. Но в действительности вселенная состоит почти сплошь из водорода. Поэтому вселенная должна была когда-нибудь возникнуть». Точнее, вывод, конечно, следовало бы сформулировать так: «Не верно, что вселенная существовала всегда». А уже следующий шаг – это вывод, который делает Ф. Хойл: «Вселенная должна была когда-нибудь возникнуть».
Дедукция служит и для систематизации научных теорий, с ее помощью прослеживаются логические связи, обосновываются теоретические положения и устанавливаются теоретические законы. (Это опровергает сформулированное ранее принятое мнение, что дедукция не дает нового знания: разве расширение теоретического знания не является приращением новой информации?).
Дедуктивная аргументация применяется во всех областях рассуждения и в любой аудитории. Это – наиболее убедительный прием универсальной аргументации. Конечно, в реальной жизни мы не всегда можем быть уверены в наших посылках, поэтому выводы дедуктивной аргументации здесь должны приниматься также с большой долей сомнения (именно в силу неясности посылок). Тем не менее, когда можно найти сильные посылки, дедуктивные формы вывода бывают очень полезны и, в целом, являются эффективным средством организации аргументации. Особенно это верно для письменных форм аргументации.
Наиболее типичными формами дедуктивных рассуждений, используемых в качестве обоснования аргументации служат:
Формы условно-категорического умозаключения (modus ponens и modus tollens); о modus tollens мы уже писали, примером же modus ponens может служить следующее рассуждение: «Если в нашей галактике действительно миллионы пригодных для жизни планет, то вполне вероятно, что жизнь могла возникнуть не только на нашей планете. В нашей галактике действительно миллионы пригодных для жизни планет. Поэтому вполне вероятно, что жизнь могла возникнуть не только на нашей планете» (логическая форма: (A → B, А) → В – «Если А, то В, и А, следовательно В»).
Формы чисто-условного умозаключения (иногда это называют гипотетическим силлогизмом): «Если А, то В и если В, то С, следовательно, если А, то С», что символически можно записать как ((А → В) & (B → C)) → (A → C).
Условно-дизъюнктивное умозаключение;
Дилемма;
Reductio ad absurdum («сведение к абсурду» - иначе – к противоречию).
Мы привели наиболее распространенные в обычном рассуждении формы дедуктивного вывода. Чаще они используются не изолированно, а в комбинации друг с другом.
В научном познании в различных областях удельный вес дедуктивной аргументации различен: широко используясь в математике и логике, в теоретической (математической) физике, она играет значительно меньшую роль в гуманитарных науках, в философии. Хотя история средневековой философии свидетельствует об обратном – это время можно назвать торжеством аристотелевской логики. В целом, можно сказать, что в ряде наук возможности дедукции переоценивались до тех пор, пока они носили умозрительный характер; с другой стороны – и эмпирические науки начинают шире использовать дедуктивное обоснование, когда переходят на стадию теоретического исследования. Выше мы уже отмечали, что использование только дедуктивных средств сводит понятие аргументации к доказательству, но реально аргументация шире, чем доказательство, а следовательно, требует и иных средств обоснования.
Системная аргументация.
Системная аргументация – это обоснование утверждения путем включения его в качестве составного элемента в кажущуюся хорошо обоснованной систему утверждений, или теорию.
Теория сама по себе, в целом, дает включаемому в нее положению эмпирическую и теоретическую поддержку: мы в этом случае имеем дело не с изолированным положением, а с широким кругом явлений, объясняемых данной теорией и служащих ее эмпирическим обоснованием, с логическими связями внутри данной теории, с ее связями с другими теориями. В этом – преимущество системного знания. И – заметим – и системного образования, так как человек, получивший систематическое образование, гораздо лучше ориентируется в своей профессии и может значительно эффективнее обосновывать свои суждения.
Системная поддержка существенна для теоретических утверждений: не отдельно взятая теорема или аксиома представляется нам убедительной, но целая система, в которой посылки и следствия взаимно поддерживают друг друга. То же самое можно сказать об эмпирическом обосновании: факт, включенный в систему опыта, как множества взаимозависимых предложений, является обосновываемым всей системой этого опыта, и мы скорее усомнимся в чем-то, противоречащим нашему жизненному опыту, нежели в опыте в целом.
В связи с системным обоснованием следует сказать о принципе ограниченности сомнения. Есть эмпирические утверждения, которые могут проверяться в опыте и которые не проверяются, а включаются как обоснование для проверки других утверждений. Например, большинство из нас в типичных ситуациях не сомневаются в своем имени, местожительстве и ряде других фактов. Поэтому сами такие факты (или, точнее, эмпирические предложения) сами используются для проверки других предложений (проверяя почтовый ящик, мы не сомневаемся в своем имени, но проверяем корреспонденцию, опираясь уже на это знание). С другой стороны, в другом контексте, будучи включенными в другую систему, мы можем и эти «непроверяемые» факты подвергнуть сомнению (например, попав в больницу с черепно-мозговой травмой человек может усомниться в правильности своего имени; или вспомним Алису в стране чудес, когда она, попав в необычные обстоятельства, задается вопросом «Я это или не я?» и, в конце концов, приходит к выводу, что она - Мэри Эн, и уже в этом у нее «нет никаких сомнений»).
Таким образом, проверяем ли мы некоторое эмпирическое предложение или рассматриваем его как несомненное – это зависит от того контекста, в котором мы его рассматриваем, от системы утверждений, элементом которой данное предложение является.
Кроме того, существуют еще так называемые методологические предложения, которые не являются проверяемыми ни в каком контексте (например, «Существуют физические объекты» - мы не можем представить ситуацию, в которой могли бы проверить это предложение).
В целом, можно принять следующую классификацию утверждений с точки зрения их системного характера:
Утверждения, относительно которых сомнение возможно и разумно в рамках конкретной практики;
Утверждения, в отношении которых сомнение возможно, но неразумно в данном контексте (результаты надежных измерений; информация, полученная из надежных источников);
Утверждения, не подлежащие сомнению и проверке в данной практики под угрозой разрушения самой практики;
Утверждения, ставшие, в рамках соответствующей системы, стандартами оценки других утверждений и потому не проверяемые в рамках данной практики (но допускающие проверку в других контекстах);
Методологические предложения, не проверяемые в рамках любой практики.
Системный характер нашего знания не означает необходимости системного же обоснования каждого утверждения, и что мы не можем обосновывать отдельно взятые суждения («Наполеон родился на Корсике», «Атомный вес натрия – 23»). Контекстный характер обоснования не означает, что в рамках другого контекста, иной теории любое утверждение может стать ложным. То же самое можно сказать об опровержении – если данное отдельное суждение опровергается в рамках данной теории (системы), то это не значит, что мы можем путем модификации теории добиться того, чтобы данное утверждение было в ней верным. Таким образом, системное обоснование также имеет свои пределы.
Теория дает составляющим ее утверждениям дополнительную поддержку. Чем ясней и надежней сама теория, тем большей является такая поддержка. Поэтому совершенствование самой теории, прояснение ее общих, в том числе философских и методологических, предпосылок являются одновременно способом усиления обоснования входящих в нее утверждений.
Среди способов прояснения теории выделяют:
Выявление логических связей ее утверждений;
Минимизация ее исходных допущений;
Построение ее в форме аксиоматической системы;
Формализация теории, если это возможно.
Принципиальная опровержимость и принципиальная проверяемость.
Данные требования к научным теориям, сформулированные К.Поппером, вызваны тем, что положения, в принципе не допускающие опровержения и подтверждения, оказываются вне конструктивной критики, не намечают путей дальнейшего исследования.
Свои основные идеи Поппер формулирует так:
Легко получить подтверждения , или верификации, почти для каждой теории, если мы ищем подтверждений.
Подтверждения должны приниматься во внимание только в том случае, если они являются результатом рискованных предсказаний, то есть когда мы, не будучи осведомленными о некоторой теории, ожидали бы события, несовместимого с этой теорией, - события, опровергающего данную теорию
Каждая «хорошая» научная теория является некоторым запрещением: она запрещает появление определенных событий. Чем больше теория запрещает, тем она лучше.
Теория, не опровержимая никаким мыслимым событием, является ненаучной. Неопровержимость представляет собой не достоинство теории (как часто думают), а ее порок.
Каждая настоящая проверка теории является попыткой ее фальсифицировать, то есть опровергнуть. Проверяемость есть фальсифицируемость.
Таким образом, по Попперу, критерием научного статуса теории является ее фальсифицируемость, опровержимость, или проверямость.
Он критически относится к верифицируемости как критерию научности: полное подтверждение теории невозможно (из-за ограниченности принципа индукции), достижимо лишь частичное подтверждение. Но такое подтверждение имеют и явно ненаучные концепции – например, астрологические предсказания. Непрерывный поток подтверждений и наблюдений, «верифицирующих» теорию, является выражением не силы, а слабости теории.
Критерий фальсифицируемости также имеет свои ограничения: трудно представить, как его можно применять в математике или логике, в гуманитарных науках. Но и с эмпирическими науками все не так просто, так как мы помним, что «факты нагружены теорией».
Условие совместимости.
Условие совместимости выражает требование того, чтобы обосновываемое утверждение соответствовало имеющимся в рассматриваемой области законам, принципам, теориям и т.п.
Примерами нарушения данного требования являются проекты создания вечного двигателя, идея которого, как известно, противоречит фундаментальным законам природы.
Но и это требование нельзя абсолютизировать – иначе наука обречена на стагнацию. Эта идея хорошо выражена в соотношении периодов «нормального» и революционного развития науки Т. Куна.
Томас Кун – американский историк и философ, один из лидеров историко-эволюционистского направления в философии науки. Его книга «Структура научных революций», впервые опубликованная в США в 1962 г., стала значительным событием, породившим множество дискуссий и интерпретаций. Наиболее существенное, что выделяется в этой книге – доказательство наличия в развитии науки нормальных и революционных периодов. Центральным понятием, служащим основанием для выделения таких периодов, является понятие «парадигма». «Под парадигмами, - пишет Кун, - я подразумеваю признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают научному сообществу модель постановки проблем и их решений». В качестве парадигмы чаще всего выступает фундаментальная теория и совокупность соответствующих ей методов исследования. Историко-научный прогресс – это чередование эпизодов конкурентной борьбы между научными сообществами. Наиболее важными типами таких эпизодов являются «нормальная наука» (период безраздельного господства парадигмы) и «научная революция» (распад парадигмы, конкуренция между альтернативными образцами и, наконец, победа новой парадигмы, т.е. переход к новому периоду «нормальной науки»). Примерами парадигм в истории науки являются «астрономия Птолемея (или Коперника)», «аристотелевская (или ньютоновская) динамика», «корпускулярная (или волновая) оптика».
Как пишет Кун, изучение парадигм является тем, что, главным образом, и подготавливает студента к тому, чтобы «войти в науку», стать членом того или иного научного сообщества. Поскольку он присоединяется таким образом к людям, которые изучали основы их научной области на тех же самых конкретных моделях, его последующая практика в научном исследовании не часто будет обнаруживать расхождение с фундаментальными принципами. Ученые, научная деятельность которых строится на основе одинаковых парадигм, опираются на одни и те же правила и стандарты научной практики. Эта общность установок и видимая согласованность, которую они обеспечивают, представляют собой предпосылки для нормальной науки. Цель нормальной науки не в том, чтобы внести какие-либо значительные новшества в парадигму, но напротив, используя парадигму, опираясь на ее правила и методы решать технические задачи различной степени сложности – «головоломки» - которые служат пробным камнем для проверки таланта и мастерства исследователя. Тем не менее, в процессе научного исследования накапливаются факты, не находящие объяснения в рамках старой парадигмы. Происходит их осмысление, ведущее к созданию новых теорий и новой парадигмы. Переход к новой парадигме является процессом реконструкции области на новых основаниях. К тому времени, когда переход заканчивается, ученый-профессионал уже изменит свою точку зрения на область исследования, ее методы и цели. Сам переход называется научной революцией.
Научная революция, по своим основаниям и ходу развития, может быть уподоблена политической революции. Подобно выбору между конкурирующими политическими институтами, выбор между конкурирующими парадигмами оказывается выбором между несовместимыми моделями жизни сообщества. Вследствие того, что выбор носит такой характер, он не детерминирован ценностями (нормами, принципами, идеалами научной рациональности) нормальной науки, так как они как раз детерминированы парадигмой, а именно парадигма и является объектом разногласия. Когда парадигмы попадают в русло споров о выборе парадигмы, вопрос об их значении попадает в замкнутый круг: каждая группа использует свою собственную парадигму для аргументации в защиту этой же парадигмы. Но ни с помощью логики, ни с помощью научных фактов (потому что факты «нагружены теорией») невозможно убедить тех, кто отказывается войти в этот круг. Потому при научных революциях, как и при политических, для достижения согласия решающую роль играет эффективность техники убеждения со стороны того или иного лагеря.
Что позитивного мы должны вынести из требования совместимости? Это, прежде всего – требования к выдвигаемым научным гипотезам: они должны учитывать весь относящийся к делу теоретический и научный материал и соответствовать ему. В случае же конфликта с опытом или теорией, гипотеза должна доказать свои возможности по-новому обосновать имеющиеся факты, или несостоятельность имеющихся фактов, а также проявить свою эвристическую силу.
Соответствие общим принципам.
В качестве такового рассматривается соответствие новых научных положений ряду принципов, сложившихся в практике научных исследований (такое соответствие желательно, но не обязательно). Это требование может рассматриваться как соответствие некой, действующей на сегодняшний день, в данной конкретной науке парадигме (о чем мы писали выше). При этом соответствие парадигмальным принципам дополняется следующими общепринятыми и широко распространенными познавательными принципами:
Принцип простоты: при объяснении изучаемых явлений не должно быть много независимых допущений, а те, что используются, должны быть возможно более простыми.
Принцип привычности (консерватизма): рекомендуется избегать неоправданных новаций и стараться, насколько это возможно, объяснять новые явления с помощью известных законов.
Правда, иногда следование этому принципу может сыграть дурную шутку даже с великим ученым: из общей теории относительности, которая превратила пространство и время из пассивного фона в активных участников событий динамических процессов во Вселенной, выросла великая задача, которая остается на переднем плане физики XXI века – о происхождении и судьбах Вселенной. А. Эйнштейн обнаружил, что его уравнения не имеют решения, которое описывало бы статическую, неизменную во времени Вселенную. Вместо того, чтобы отказаться от такой вечной Вселенной, в которую он верил наряду с большинством других людей, Эйнштейн подправил свои уравнения, добавив в них член, названный космологической постоянной. При искривлении материей пространства-времени, согласно теории относительности, тела должны были бы падать друг на друга. Отталкивающий эффект космологической постоянной сбалансировал эффект притяжения материи, тем самым позволяя получить статическое решение для Вселенной. Это была одна из величайших упущенных возможностей в теоретической физике. Если бы Эйнштейн сохранил первоначальные уравнения, он мог бы предсказать, что Вселенная должна либо расширяться, либо сжиматься. На деле же возможность меняющейся во времени Вселенной не рассматривалась всерьез вплоть до наблюдений 1920-х гг., когда было обнаружено, что чем дальше находится другая галактика, тем быстрее она от нас удаляется. Это открытие сделало ненужной космологическую постоянную. Позднее Эйнштейн назвал космологическую постоянную величайшей ошибкой своей жизни.
Принцип универсальности: означает требование проверять выдвинутое положение на приложимость его к классу явлений, более широкому, чем тот, на основе которого оно первоначально было сформулировано. А если это приложимо не только к исходной, но и к смежным областям, то объективная значимость такого положения еще более возрастает.
Принцип красоты: хорошая теория должна отличаться особым эстетическим впечатлением, элегантностью, ясностью, стройностью и даже романтичностью. В большей степени этот принцип играет роль в математике, меньшую – в естествознании, еще меньшую – в гуманитарных науках.
Контекстуальный характер этих требований выражается в зависимости их применения от типа науки и даже от периода ее развития.
Стандарты адекватности: это конвенциональные правила, установленные научным сообществом. Такие стандарты касаются общей природы объектов, которые предстоит исследовать и объяснить, той количественной точности, с которой это объяснение должно быть сделано, строгости рассуждений, широты данных и т.п.
Методологическая аргументация.
Методологическая аргументация – это обоснование отдельного утверждения или целостной концепции путем ссылки на тот несомненно надежный метод, с помощью которого получено обосновываемое утверждение или отстаиваемая концепция.
Под методом мы понимаем систему приемов, способов и подходов познания и преобразования исследуемых предметов. Прием – это методологическое средство, направленное на исследование и познание отдельных сторон явлений; способ – это система приемов; подход – система приемов и способов. В научном методе интегрированы возможности всех этих методологических средств – приемов, способов и подходов.
Метод как средство познания есть способ воспроизведения в мышлении изучаемого предмета. Сознательное применение научно обоснованных методов является существенным условием получения новых знаний. В процессе развития познания выработались такие общие методы научного исследования как индукция, дедукция, анализ и синтез, аналогия, сравнение, эксперимент, наблюдение и ряд других. В своей основе все методы познания обусловлены природой изучаемого предмета. Поэтому метод неразрывно с теорией. Существуют специальные методы конкретных наук, поскольку последние изучают свои специфические предметы (например, сравнительный и исторический методы, эксперимент, моделирование). Системы методов конкретных наук имеют свои исторически изменяющиеся закономерности.
Проблема метода состоит в следующем: может ли строгое следование методу само по себе обеспечить истину и тем более служить ее обоснованием? Методологизм в философии был свойственен Новому времени: наиболее яркими примерами являются рационалистическая методология Р. Декарта и эмпирическая методология Ф. Бэкона.
Вот что пишет в своем «Рассуждении о методе» Рене Декарт: «Подобно тому как обилие законов нередко дает повод к оправданию пороков, и государство лучше управляется, если законов немного, но они строго соблюдаются, так и вместо большого числа правил, составляющих логику, я заключил, что было бы достаточно четырех следующих, лишь бы только я принял твердое решение постоянно соблюдать их без единого отступления.
Первое – никогда не принимать за истинное ничего, что я не признал бы таковым с очевидностью, т.е. тщательно избегать поспешности и предубеждения и включать в свои суждения только то, что представляется моему уму столь ясно и отчетливо, что никоим образом не сможет дать повод к сомнению.
Второе – делить каждую из рассматриваемых мною трудностей на столько частей, сколько потребуется, чтобы лучше их разрешить.
Третье – располагать свои мысли в определенном порядке, начиная с предметов простейших и легкопознаваемых, и восходить мало-помалу, как по ступеням, до познания наиболее сложных, допуская существование порядка даже среди тех, которые в естественном ходе вещей не предшествуют друг другу.
И последнее делать всюду перечни настолько полные и обзоры столь всеохватывающие, чтобы быть уверенным, что ничего не пропущено».
Ссылки на метод более характерны для естественных наук (например, химия: ссылки на различные способы получения веществ и т.п.).
Научные методы сами должны оцениваться и оправдываться с прагматической точки зрения. Только ли методы и концептуальные каркасы составляют «реальность» научной теории? Все-таки, науки должны стоять на почве объективности, и истина в них, прежде всего, трактуется как соответствие объективности, а не правилам и критериям (последнее составляет конвенциональную концепцию истины).
Правила научного метода – это некодифицируемое мастерство – умение проводить конкретное исследование и делать вытекающие из него обобщения, которое вырабатывается только в самой практике исследования. Методологические принципы ограничены историческим промежутком времени, господствующими на тот период научными парадигмами, разделяемыми научным сообществом ценностями, наконец, личными верованиями и убеждениями самого ученого.
Примером критического отношения к методологической аргументации является позиция известного методолога и философа науки П. Фейерабенда. В своих работах он выступает против «методологического принуждения», а свою методологию называет анархистской. С его точки зрения, мысль, что наука может и должна развиваться согласно фиксированным и универсальным правилам, является и нереальной, и вредной, так как она возникает из упрощенного представления о способностях человека. Вдобавок эта мысль способна причинить вред самой науке, так как пренебрегает сложностью физических и исторических условий, влияющих на научное изменение. Она делает науку менее гибкой и догматичной: каждое правило ассоциируется с некоторыми космологическими (онтологическими) допущениями, поэтому, используя это правило, мы считаем, что и соответствующие допущения правильны. «Все методологические предписания, - пишет Фейерабенд, - имеют свои пределы, и единственным «правилом», которое сохраняется, является правило «все дозволено».
Фейерабенд сравнивает науку, с одной стороны, с идеологией, которая навязывает окружающим свои воззрения, с другой стороны, с мифом, который, как и наука, надстраивает над здравым смыслом некую теоретическую суперструктуру. Научный метод он сравнивает с волшебной палочкой, с помощью которой ученые, как они верят, могут совершать всевозможные чудеса. Обвиняя современную науку в догматизме, готовом отрицать все, что в ее рамках не поддается объяснению, он провозглашает, что необходимо пересмотреть наше отношение к мифу, религии, магии, колдовству и ко всем тем идеям, которые рационалисты хотели бы навсегда стереть с лица земли. «Примитивные» мыслители, отмечает он, обнаруживают гораздо более глубокое проникновение в природу познания, нежели их просвещенные философские соперники. Подобного рода стирание границ между научными и вненаучными формами познания, конечно же, является крайностью, возможно, обусловленной той широкой научной дискуссией, которую вызвали работы Фейерабенда. Но его выступления против жесткого, догматичного понимания научного метода, несомненно, заслуживают внимания и подтверждаются, в частности его примерами из истории науки, свидетельствующими, что сознательное или несознательное нарушение правил привело ко многим достижениям в естествознании (теории дисперсии, квантовой теории, стереохимии, волновой теории света), т.е. способствовало прогрессу науки.