Российская правовая система и правовые семьи народов мира Классификация правовых систем

Строки, выбранные в качестве эпиграфа к данной главе, на писанные знаменитым русским консерватором за десятилетие до наступления ХХ века, характеризуют восприятие русского права не только западниками и либералами, но, прежде всего, консерваторами и славянофилами. Юридизм русского мира, славянской цивилизации — важнейший вопрос их культурной идентификации и прогресса. Тогда, во второй половине ХIХ в., в разгар либеральных реформ в России очень трудно было разглядеть не только в праве, но и в других частях общественного и духовного уклада русских «русскость», столь необходимую для выживания и адаптации в России мировых культурных ценностей.

Критичная обеспокоенность за способность русских в короткое историческое время создать свое и тем самым сохраниться как величина в мировом соревновании народов — глубочайшая по исторической прозорливости постановка проблемы в дискуссиях русских интеллектуалов ХIХ в. «Мы сами, — писал К. Н. Леонтьев, — люди русские, действительно весьма оригинальны психическим темпераментом нашим, но никогда ничего действительно оригинального, поразительно примерного вне себя создать до сих пор не могли. Правда, мы создали великое государство, но в этом царстве почти нет своей государственности; нет таких своеобразных и на других влияющих своим примером внутренних политических отношений, какие были в языческом Риме, в Византии, в старой монархической (и даже наполеоновской) Франции и в Великобритании». Очень много замечаний об «антиюридическом» характере русской культуры можно найти у славянофилов, западников, евразийцев, сочинения которых с удовольствием цитируют современные историки, политологи и компаративисты. Реальное положение русской цивилизации конца ХIХ в., сложно выходящей из периода насильственного встраивания в Европу, когда стали возможными национальные формы в экономическом, социальном укладе, литературе, искусстве, музыке, театре, самом государственном и правовом мышлении, не могли дать достаточного исторического материала для подтверждения догадок о самостоятельности русского правокультурного типа.

Такой опыт дал ХХ в. в блестящем и одновременно драматическом для России эмпирическом изобилии. За это столетие в стране были созданы колоссальные и уникальные культурные ценности, в том числе в сфере государства и права. Важно и то, что жизнь России поставила многочисленные эксперименты в различных режимах существования ее общества — либеральном и социалистическом; окрашенной византизмом духовности и отсутствия всякой национальной идеологии; православной религии и полного общественного атеизма; отчужденного индивидуализма и грубого коллективизма. Все эксперименты истории с русской идеей вообще и русской правовой культурой в частности удивительным образом проверили первоначальные гипотезы русских интеллектуалов и на деле, но весьма причудливым и даже парадоксальным образом реализовали их историческую ностальгию. И в режиме всемирной империи, и в почти полностью наконец «собранной» социалистической «славянской» конфедерации восточноевропейских народно-демократических республик, и без них уже, давно без Финляндии, теперь вот в разъединении с Прибалтикой, Галицией, Волынью, Киеным культурным европейским опытом и багажом Россия опять не вписывается в западный контекст.

По почти единодушному мнению западных политиков, вхождение России в структуры Европы, например ЕС, НАТО, если такое вообще когда-либо станет возможно, потребует «полной реорганизации социально-экономических и правовых структур этой страны» (З. Бжезинский). Однако «тщеславноунизительное желание втереться в члены древней и славной европейской семьи» без предсказанного Н. Я. Данилевским «жалкого самообольщения, будто нас в нее приняли» в качестве важнейшей предпосылки имеет «завершение» дезинтеграции России и утрату культурной идентичности ее частей. Западный геополитический выбор создает для России, по мнению З. Бжезинского, «предпосылки для прогрессирующей геополитической экспансии западного сообщества все дальше и дальше в глубь Евразии. Расширение уз между Западом и Россией открыло для проникновения Запада, и в первую очередь Америки, в некогда заповедную зону российского “ближнего зарубежья”». По мнению автора, одного из ведущих американских политологов, у России просто не остается альтернативы, если она хочет сберечь суверенитет над ценнейшими из своих территориальных владений, в частности Сибирью. «Для европейцев, — продолжает З. Бжезинский, — Сибирь могла бы обернуться тем, чем Аляска и Калифорния, вместе взятые, стали в свое время для американцев: источником огромных богатств, полем выгодного приложения капиталов, своего рода “эльдорадо” для самых предприимчивых поселенцев. Чтобы удержать Сибирь, России понадобится помощь; ей не под силу одолеть эту задачу самостоятельно ... Благодаря масштабному европейскому присутствию Сибирь могла бы со временем превратиться в общеевразийское достояние, использование которого происходило бы на многосторонней основе... и открывало бы перед пресыщенным европейским обществом увлекательную пер сия могла бы обеспечить себе «включение со временем в евроатлантическую систему в качестве нормального европейского государства среднего ранга (которое уже не является имперским Третьим Римом)...». Уже сейчас явственно проступают признаки такого статуса, о котором Н. Я. Данилевский пророчески написал в 1871 г.: сохранять внешнюю государственную независимость, быть даже великою политическою силою, хотя и лишенной внутреннего смысла и содержания, представляя миру «жалкий образец политического недоросля в громадных размерах».

Между тем логика мирового развития на рубеже ХХ—ХХI вв. иная. Процесс глобализации, в рамках которого страны-аутсайдеры или даже бывшие колонии получили возможность беспрецедентного развития и процветания (Япония, Индия, Китай, Сингапур, Малайзия, Бразилия и др.), с очевидностью показывает, что их экономические успехи достигнуты на прочной основе культурной идентичности, политической и правовой самостоятельности. Именно эти фундаментальные условия сделали возможным восприятие зарубежного, в том числе англо-американского, опыта рыночных отношений; но в каждом случае принципы этих отношений получали наибольшую эффективность в рамках национальной правовой культуры и государственности. Самая существенная проблема России, значительно отличающая ее от новых экономических лидеров, состоит как раз в том, что России в течение ХХ в. далеко не всегда и не во всем удавалось сохранять и развивать свою культурную самостоятельность, в том числе и в ключевой области правового сознания, создавать защитные механизмы от размывания своего человеческого уклада.

Теперь, в критической ситуации угрозы культурного растворения и ассимиляции, возникает реальная опасность того, что России, «потерявшей причину своего бытия, свою жизненную сущность, свою идею, — ничего не останется, как бесславно доживать свой жалкий век, перегнивать как исторический хлам, лишенный смысла и значения, или образовать безжизненную массу, так сказать, неодухотворенное тело, и в лучшем случае также распуститься в этнографический материал для новых неведомых исторических комбинаций, даже не оставив после себя живого следа».

Поэтому после распада СССР задача приоритетного развития национальной правовой культуры для России становится жизненно необходимой. Мир, претерпев за последние сто и более лет глубокие изменения, с новыми глобальными игроками — США, новой объединенной Европой, новыми экономическими и политическим центрами в Азии, сделал во многом устаревшей постановку вопроса об «европейскости» России, ее государства и права. Стать действительно частью Европы и войти в глобальную экономическую и правовую систему можно лишь имея современное демократическое правовое сознание, правовые ценности, создание которых немыслимо вне национального контекста. Это единственный путь к плодотворному сотрудничеству, гарантия от экономической и политической деградации и порабощения.

Право — явление мировой цивилизации, в рамках которой сформировалось и действует множество правовых систем. ХХ век существенно уточнил постановку проблемы политико-правового развития России. Не поиск самоцельного «своеобразия», а построение действенной национальной демократии, дающей устойчивую государственность, которую признают и уважают в мире; не абстрактная «принадлежность» к Европе, а способность к самоидентификации и полноценному обмену со всеми культурами; не изоляция или экспансия, а способность к созданию новых ценностей в правовом поведении, открытых для восприятия другими народами. Все эти черты содержит мировой правокультурный процесс, прежде всего в его национально-культурном аспекте. Для того чтобы понять правовое развитие как составную часть прогресса мировой культуры, необходим такой угол зрения на право, который позволил бы соотнести правовую систему с конкретным историческим временем и регионом, национальной, религиозной спецификой той или иной цивилизации. Именно для обозначения связи этих и иных факторов развития общества с правовым регулированием в его исторической перспективе необходим раздел правоведения, занимающийся изучением не только и не столько внутренней структуры (системы) права, сколько выяснением закония человечества на основе анализа общего и особенного в социальных, политических, структурных, специальных юридических характеристиках национального права.

Через сопоставление одноименных государственно-правовых институтов, принципов, норм выявляются общие закономерности правового развития, его направление, этапы, перспективы. Кроме того, такое сопоставление, основываясь на сравнительно-историческом методе познания, позволяет выявить общее и специфичное в правовых явлениях, встречающихся в мире, ступени и тенденции их формирования и функционирования. Это дает возможность свести все многообразие конкретно-национального регулирования в своего рода «периодическую систему» мирового права, где элементарной, исходной частицей выступает уже не норма права, а целостная национальная правовая система и даже их группа (тип, семья). Все это необходимо в конечном счете для углубления наших представлений о природе права вообще и национального в частности, его закономерностях, генезисе, свойствах.

Такие аспекты изучения права выступают предметом сравнительного правоведения. Результатом применения сравнительного метода является группировка (классификация) правовых систем мира по различным признакам. Классификация означает распределение тех или иных национальных систем права по классам (типам) в зависимости от тех или иных критериев. В этом смысле типология — важный способ научного познания, позволяющий под определенным углом зрения раскрыть как внутренние (структурные) взаимосвязи права, так и его отношения с более широким социальным контекстом, что предоставляет новые возможности в изучении юридических явлений.

Если система права — своеобразная «внутренняя карта национального права», то типология права создает своеобразную «правовую карту мира», раскрывающую специфику институтов, используемых для юридического регулирования в тех или иных странах, и показывающую, к каким правовым семьям принадлежат правовые системы народов (государств) земного шара. Всякая реформа законодательства, не говоря уже о его теории, должна базироваться на знании исторической, культурной, идеологической и иной специфики национальной правовой системы. В противном случае трудно увидеть не только перспективы преобразований, но и воспользоваться опытом — как собственным, так и иностранным. Подобные реформы можно сравнить с лечением «вообще», «заочно», без представления о пациенте и его диагнозе. Не случайно у нас при самых ошеломляющих по широте заимствованиях зарубежного правового материала применение сравнительного метода дает обычно минимальные, а зачастую и сугубо формальные результаты. Само по себе привлечение зарубежных государственно-правовых институтов, вопреки распространенному мнению, отнюдь не добавляет реципиенту цивилизованности и уж тем более не решает проблем его правовой культуры.

Эффективность сравнительного метода зависит прежде всего от обеспечения сравнимости правовых систем, которая в свою очередь достижима лишь при уяснении природы различий основ национального права — исторических, социальных, духовных. Это — необходимое условие научного сопоставления и проверяемости выводов, ибо иначе все изучение опыта будет основываться на чисто внешнем сходстве подчас вообще «непереводимых» правовых институтов с соответствующими механическими, плоскими выводами.

В вопросе типологии правовых систем существуют различные подходы. За основу классификации могут приниматься различные критерии — идеологические, технико-юридические, этические, экономические, религиозные, географические и т. д., и соответственно формироваться различные типологические группы правовых систем. Критерии и типологии могут сочетаться в определенных комбинациях. Обзор современных подходов к критериям классификации правовых систем дан в обстоятельной работе М. Н. Марченко «Правовые системы современного мира».

В настоящее время используются критерии классификации правовых систем, опирающиеся главным образом на категории правовой культуры, правовой традиции и правового стиля. Правовая культура — это совокупность ценностей, накопленных людьми, народами в правовой сфере. Основу мировой правовой культуры составляют правовые культуры мировых цивилизаций, когда-либо существовавших и существующих доныне. Каждую из таких цивилизаций скрепляет правовая историческая традиция. Традиция права — это исторический способ формирования народного правового сознания в контексте широкого круга специфических для данной цивилизации фундаментальных явлений — государственности, религиозности, социальности. «Была однажды такая цивилизация, — пишет Г. Дж. Берман, — и называлась она “западная”; она создала “законные” институты, ценности и понятия; эти западные законные, правовые институты, ценности и понятия веками сознательно передавались из поколения в поколение, и так из них получилась “традиция” ... Традиция — это нечто большее, чем историческая преемственность. Она представляет собой смешение осознанных и неосознанных элементов».

Историческая традиция — основа культурной идентификации права. Развитие и кристаллизация самобытной традиции — процесс огромной социальной значимости, позволяющий структурировать вокруг правовой традиции все иные, теснейшим образом связанные с правом социальные явления — политическую культуру, трудовую этику, обыденное правосознание, юридические учреждения. Правовая традиция — предельно емкий концепт, простирающийся на весьма своеобразные юридические явления. Скажем, европейская традиция права охватывает весьма разные и оригинальные правовые общности западного, восточно-европейского и даже евроазиатского права — общее, континентальное, скандинавское и славянское право, характеризующееся особым сочетанием и морфологией социальных и непосредственно юридических элементов национальной культуры.

Совокупность этих элементов, создающих особое сочетание юридических и смежных регулятивных средств — юридической техники, правовых конструкций, фикций, обыденного и религиозного правосознания, правового быта (фольклора), правовой институциональной системы, образует понятие правового стиля. Правовой стиль — это форма юридической культуры, творческая и одновременно консервативная его часть. Творческая потому, что через правовой стиль создаются новые инновационные элементы права, происходит постоянное движение структур, понятий, создаются прообразы современных регулятивных методов. В этом смысле правовой стиль есть своеобраз ное преломление иных творческих выражений народного духа, таких как живописный, архитектурный, литературный стили.

По мнению К. Цвайгерта и Х. Кётца, «факторами, определяющими стиль в рамках теории правовых семей, являются: 1) историческое происхождение и развитие правовой системы; 2) господствующая доктрина юридической мысли и ее специфика; 3) выделяющиеся своим своеобразием правовые институты; 4) правовые источники и методы их толкования; 5) идеологические факторы». Аналогичного понимания правового стиля придерживается и К. Осакве, включая в это понятие такие факторы, как историческое наследие и развитие, структура права, форма правового мышления, форма и иерархия источников права, юридические фикции, юридическая техника, которая охватывает, по его мнению, юридическую терминологию, структуру судебного решения и отношение к кодификации, отношение к правовому формализму, технику толкования юридических норм.

Консерватизм правового стиля заключается в том, что стиль формирует канон, позволяющий национальной юриспруденции «уходить в себя», создавать свой образ правового осознания окружающего мира, правового бытия людей определенной исторической и этноконфессиональной принадлежности. Консервативные элементы правового стиля образуют юридические архетипы и символы правосознания, сочетание которых защищает самобытный юридический дух от всего несвойственного ему, сохраняет специфику правовой исторической традиции, выступает в конечном счете системой преемственности и одновременно инновации в рамках правовой цивилизации.

Поэтому понимание правового стиля не должно быть исключительно юридически-формалистично. Традиционные юридические формы и инструменты (структура источников права, юридическая техника, процессуальные институты и т. д.) и даже исторические и идеологические факторы не могут исчерпать природу юридического стиля по двум причинам. Во-первых, стиль образуется явлениями, лежащими гораздо глубже не только внешних юридических форм, но и историко-политического процесса развития права, а именно — ментальными закономерностями поведения людей на протяжении значительных периодов правовой культуры; во-вторых, стиль права объективно включает элементы общего стиля данной культуры и поэтому содержит артефакты как юридического обихода (например, правовую дипломатику), так и обихода внешне не юридического, но создающего канву правового поведения человека в данной культуре (социальные обряды и инсценировки, типические формы поведения в трудовых, семейных, половых отношениях, манеру одеваться, питаться, употреблять алкоголь, поддерживать чистоту и т. д.). Поэтому правовой стиль наряду с отмечаемыми зарубежными авторами юридическими явлениями включает, на мой взгляд, и такие «пограничные» факты, которые создают глубинную консервативную основу правовой культуры, ее постоянную и одновременно пластическую часть — религиозное и обыденное правосознание, объективно правовые архетипы и символы социального поведения, социально-правовой фольклор, характер формирования юридического пространства человеческих общин: трудовая этика, тип дошкольного воспитания и внутрисемейных отношений, присущие конкретному времени и конкретному обществу.

Методологическая цель категории правового стиля — создать дополнительное измерение в предмете правоведения, в частности выявить глубокие и долгосрочные структуры российского права, не зависящие от формальных институциональных напластований официального правопорядка. Выявление такого предмета — центральная проблема теории правовых семей, которая запуталась в критериях классификации, будучи дезориентирована гигантскими объемами политической и экономической рецепции позитивного правового материала. Рецепция, ставшая ведущим методом формального правообразования в ХХ в., часто просто не позволяет дифференцировать собственную правовую культуру, выявить ее рельеф, всячески заравнивая и грунтуя уникальные и идентичные ей стилевые и эффективные в данном обществе правовые явления.

Ярким примером такой раздвоенности может служить право Японии, где заимствованный у Европы слой юридических регуляторов не смог устранить традиционной японской правовой культуры, во многом благодаря которой страна и совершила послевоенное «экономическое чудо». Эта раздвоенность формального правопорядка и неформальной правовой культуры ставит в методологический тупик компаративистов. В целом такого рода трудности с отнесением той или иной страны к конкретному правовому сообществу, бесконечные и рационально недоказуемые варианты объединения правовых систем в юридические биоценозы свидетельствуют о недостаточности применяемых для такого разграничения позитивистских методов. Возможно,

наступает время иного взгляда на юридический мир, где «разверстка» его по юридическим границам, которые, как правило, очень напоминают границы государственные и политические, дополнится представлением о череде глобальных юридических эпох, в рамках которых зарождаются, расцветают и затухают универсальные юридические традиции и стили, которые не только олицетворяют национальное юридическое творчество, не смешиваясь с государственной насильственной интервенцией внешних институтов, но и создают инновационные предпосылки для прогресса всеобщей юридической формы.

Правовая культура, правовая традиция и правовой стиль как предельно емкие, научные концепты задают исследователям широкое предметное поле для анализа наиболее сущностных аспектов генезиса юридизма: политических, экономических, этногеографических, технико-юридических и религиозно-этических признаков права, его исторических, идеологических, традиционно-ментальных корней. Далеко не случайно, что углубление наших представлений о природе правовых систем, причинах многообразия юридического мира обусловлено прогрессом новых направлений юридической науки, связанных с изучением человека, в частности правовой антропологией. Глубинные основания различий в праве обусловлены общностью и различием антропогенеза, путями развития человеческих укладов, фактически — значительной культурно-антропологической дифференциаций мира как фундаментальной его закономерности. Право есть составная часть цивилизации как культурно-исторического типа, право есть продукт определенной культуры и определенной цивилизации, утверждает А. И. Ковлер. Поэтому, по мнению А. Х. Саидова, «традиционная проблема тика юридической антропологии расширяется в аспекте изучения антропологии современного позитивного права, а также человека в системе национального права».

Интегральным основанием типологии современного права выступает культура. «Элементы общей и правовой культуры, несомненно, лежат в основе не только романо-германской и англосаксонской, но и других правовых семей. И как таковые взятые сами по себе или вместе с другими факторами, они могут выступать в качестве критериев классификации правовых систем», — отмечает М. Н. Марченко. Особенности правовой культуры народов позволяют исследователям выявить значительное многообразие современных правовых семей, в частности, романо-германского и общего права, социалистического права, мусульманского, индусского, иудейского права, скандинавскую, африканскую, славянскую, дальневосточную правовые семьи, а также правовых систем иранского, китайского, корейского, японского права. Различные основания культурной идентификации позволяют авторам группировать эти иные правовые культуры в своеобразные правовые общности. Так, Р. Давид, руководствуясь двумя главными, по его мнению, критериями — технико-юридическим и идеологическим, выделяет романо-германскую (континентальную), англосаксонскую (общего права), социалистическую, исламскую правовые семьи, а также индусское, иудейское право, правовые семьи стран Дальнего Востока и стран Африки. К. Цвайгерт и Х. Кётц сгруппировали все национальные правовые системы в восемь правовых семей: романскую, германскую, скандинавскую, общего права, социалистического права, права стран Дальнего Востока, исламского права, индусского права.

Следует отметить, что практически во всех зарубежных классификациях правовых систем право России (СССР) выделяется в отдельную типологическую группу либо по правокультурным признакам (славянская правовая семья), либо по идеологическим (социалистическая правовая семья). По мнению К. Цвайгерта и Х. Кётца, российское право, «которое претерпело существенные изменения в результате более поздних исторических влияний, несмотря на ряд заимствований из западных правовых систем, следует классифицировать отдельно». Не объединяют в одну типологическую группу данные авторы немецкое и французское право, относя эти национальные правовые системы по юридическому стилю к различным правовым семьям романского и германского права, что еще раз доказывает внутреннюю сложность права Европы, наличие в европейской культуре разных правовых традиций — западно- и восточноевропейской; нордической, деистической, славянской, финно-угорской, тюркской. Решающим в данном разграничении, по мнению указанных авторов, является понятие стиля, ибо определенный стиль имеют как семьи, так и отдельные правовые системы, и необходимо научиться распознавать правовые стили и определять правовые семьи и входящие в них отдельные правопорядки в соответствии с индивидуализирующими элементами стиля, другими факторами, отражающими стилевые особенности правовой семьи или правопорядка.

Сложность классификации правовых систем, обусловленная многогранностью ее критериев, ставит вопрос об элементах (формах) дифференциации правового мира. В современной правовой науке обычно различают следующие правовые массивы: 1) национальные правовые системы; 2) правовые семьи; 3) группы правовых систем.

Национальная правовая система — это конкретно-историческая совокупность права (законодательства), юридической практики и господствующей правовой идеологии отдельной страны (государства). Национальная правовая система — элемент того или иного конкретного общества, она отражает его социально-экономические, политические, культурные особенности. По отношению к группам правовых систем и правовым семьям национальные правовые системы выступают в качестве явления особенного, единичного. В настоящее время в мире насчитывается около двухсот национальных правовых систем.

Вопрос об элементном, структурном понимании правовой системы в литературе вызывает дискуссии. С. С. Алексеев включает в понятие правовой системы право и его источники, акты применения норм права и правоотношения, права и свободы граждан. По мнению Н. И. Матузова, правовую систему общества образуют: 1) право как совокупность создаваемых и охраняемых государством норм; 2) законодательство как форма выражения этих норм (нормативные акты); 3) правовые учреждения, осуществляющие правовую политику государства; 4) судебная и иная юридическая практика; 5) механизм правового регулирования; 6) правореализационный процесс (включая акты применения и толкования); 7) права, свободы и обязанности граждан (право в субъективном смысле); 8) правоотношения; 9) законность и правопорядок; 10) правовая идеология; 11) субъекты права; 12) систематизирующие связи, обеспечивающие единство, целостность и стабильность системы; 13) иные правовые явления, образующие «инфраструктуру» правовой системы (юридическая ответственность, правосубъектность, правовой статус и т. д.).

Ю. А. Тихомиров считает, что понятие правовой системы охватывает законодательство и иные источники права, цели и принципы регулирования, системообразующие связи. Имеются и иные точки зрения.

Судя по приведенным позициям теоретиков отечественного права, все они с теми или иными особенностями понимают под правовой системой совокупность фундаментальных правовых явлений конкретного общества, прежде всего — право и законодательство, правовую доктрину (идеологию) и юридическую практику в ее широком смысле (правоотношения, учреждения, акты реализации и т. д.). Эти структурные элементы правовой системы позволяют совместить нормативный (законодательный), идеологический (духовный) и «фактический» (конкретно-практический) аспекты правовой действительности в их главных, конститутивных для данной правовой общности измерениях. Остальные правовые явления, которые, несомненно, все в той или иной мере относятся к характеристике правовой системы, конкретизируют ее составляющие блоки, внося в ту или иную трактовку специфичность авторского подхода.

Каждое из структурных определений правовой системы функционально. Все они выполняют в правовом познании и юридической практике свою роль — научно-исследовательскую, практически-юрисдикционную, учебно-дидактическую и т. д.

Можно предложить еще одно видение структуры правовой системы, в известном смысле интегрирующее существующие точки зрения, но в большей степени подчеркивающее специфичность некоторых стилевых характеристик современного российского культурно-правового уклада. С учетом этого структура отечественной правовой системы образуется следующими элементами:

— система законодательства: отраслевое, вертикальное и федеральное ее измерения;

— структура юридических, в том числе правоохранительных, ведомств и организаций;

— региональная и местная правовая инфраструктура;

— надзорная и контрольная подсистема;

— система профилактики правонарушений и социальный контроль;

— система правового информирования и правовых коммуникаций;

— организация юридической реабилитации правонарушителей;

— инфраструктура обеспечения прав человека;

— альтернативные формы разрешения споров;

— система юридического образования, переподготовки и повышения квалификации кадров;

— «мозговые центры» генезиса, воспроизводства и хранения правовой идеологии (НИИ, центры, фонды, культурные сообщества юристов и т. д.);

— принципы господствующего правосознания;

— система канонического правового регулирования;

— способы юридической легализации социальных фактов.

Такой взгляд на организацию правовых систем в принципе не противоречит имеющимся подходам в литературе, но отличается, возможно, большей степенью учета строения и функционирования российских правовых институтов и в целом специфики отечественной правовой традиции в ее институциональном выражении. Однако, по мнению М. И. Байтина, такое структурное видение правовой системы «создает гипертрофически расширенное представление о ней, ведет к смешению собственно правовых явлений с историко-политическими, социально-культурными, национально-духовными и иными, к стиранию границ между юридическим и неюридическим в жизни общества и государства»1. Надо признать, что именно такое «смешение» и позволяет выйти за пределы позитивистского подхода в трактовке такой сложной категории, как правовая система и, по сути, уточнить ее понимание в качестве предмета правоведения. Правовая система как предмет правоведения — не абстрактный набор «чисто» юридических явлений — права, законодательства, юридических учреждений и т. д. Понять правовую систему конкретной страны, а тем более цивилизации невозможно вне контекста этой страны, не имея представления о закономерностях общего культурного организма. Для такого понимания необходимо расширение предмета правовой науки, введение в ее понятийный аппарат новых юридических элементов, каковыми, в частности, выступают категории правовой традиции и правового стиля. Вообще говорить о правовой культуре вне анализа социальных, религиозных и иных человеческих источников права невозможно, и такой анализ контекста вовсе не «смешение» юридических и неюридических явлений (где вообще такая граница в научном исследовании?), а, наоборот, движение к наиболее всестороннему пониманию природы юридического. Какие функции выполняет категория правовой системы в правовом познании? Во-первых, это функция систематизации, упорядочения правовых явлений, используемых в национальном правовом регулировании. Системный подход позволяет представить правовую жизнь не как механический конгломерат норм, принципов, правоотношений, правоохранительных структур и т. д., а как закономерное единое целое, каждый элемент которого выполняет строго определенную роль, занимая свое место в правовом пространстве. «Целостная правовая система, взятая в единстве всех ее компонентов, — пишет Н. И. Матузов, — представляет собой уже не механическую сумму слагаемых, а новое важное социально-политическое, идеологическое и юридическое качество, не свойственное отдельным ее частям в разрозненном виде». Категория правовой системы служит основой для специфического как юридического, так и культурно-исторического анализа правовых явлений. Сравнительный анализ национального права, законодательства, правоохранительных структур осуществляется, как правило, через категорию правовой системы; с ее же помощью проводятся многочисленные типологические группировки правовых феноменов, существующих в мире.

Методологический потенциал предмета правовой системы позволяет решать важные учебно-познавательные и юрисдикционные задачи. Только комплексное видение институтов объективного и субъективного права, структуры законодательства, правовой идеологии и психологии, менталитета общества, юридической практики формирует квалификацию юриста, его способность и возможность работать в рамках правовой культуры конкретной страны. Само наличие правовых явлений в их системной, концептуальной организации свидетельствует об определенном уровне правовой жизни общества, высоте его правосознания, юридической образованности и т. д. Поэтому далеко не все государства имеют развитые и особенно правокультурно-самобытные и целостные правовые системы, выступающие источниками накопления юридических ценностей для всей мировой цивилизации.

Правовая семья — это совокупность национальных правовых систем, выделенная на основе общности источников, в первую очередь ментальных, стилевых структур права и исторической специфики его формирования. В соответствии с этими критериями юридический мир можно представить в виде следующих правовых семей, характеризующихся выраженной исторической традицией и самостоятельным правовым стилем: общего права, романо-германскую, славянскую, обычно-традиционную, мусульманскую, индусскую (индусское право). Ни одна из классификаций правовых семей не является исчерпывающей для правовых систем мира, поэтому, как было показано, в литературе можно встретить самые различные типологические подразделения семей национального права.

В приведенной классификации своеобразие правовой семьи определяется характером ее исторической традиции, стиля, выраженного в специфике юридических, духовных (религия, этика и т. д.) и культурно-исторических источников. Какой-то из этих признаков может преобладать в разграничении тех или дических источников права (форм права) традиционно рассматривается в качестве основного различия между семьей общего права и семьей романо-германской. В частности, для романо-германской правовой семьи право выступает в виде норм, имеющих законодательное выражение (как правило, в виде закона или кодекса), а правоприменитель лишь сравнивает конкретную ситуацию с общей нормой и находит решение дела. Основным источником англо-саксонского (общего) права является судебный прецедент, т. е. судебное решение судов определенного уровня по конкретному случаю, способ обоснования которых для других (нижестоящих) судов является образцом решения аналогичных дел. В рамках той или иной правовой семьи возможны более дробные элементы, представленные определенной группой правовых систем. Так, внутри романо-германской правовой семьи выделяют две группы: 1) группу романского права, в зону которой входят такие страны, как Франция, Италия, Бельгия, Испания, Швейцария, Португалия, латиноамериканские страны; к ней относится и каноническое (церковно-католическое) право; 2) группу германского права, в которую входят правовые системы ФРГ, Австрии, скандинавских стран и др. Внутри англосаксонской правовой семьи различают английскую правовую систему, правовую систему США и право бывших англоязычных колоний Великобритании.

Славянская правовая семья включает группу российского права (Россия и ее субъекты), группу западно- и восточнославянского права (Украина, Беларусь, Болгария, Чехия, Словакия, Сербия, Черногория, Босния и Герцеговина, Хорватия, Македония, Румыния, Молдова, Греция, Венгрия) и, возможно, группу евразийского (Казахстан, Узбекистан, Таджикистан, Туркменистан) и закавказского права (Грузия, Армения, Азербайджан, Южная Осетия, Абхазия). Такая структуризация славянской правовой семьи исходит из очевидной культурологической принадлежности ряда современных государств с преимущественно неславянским населением (Греция, Узбекистан, Азербайджан, Армения, Грузия, Абхазия, Южная Осетия и др.) и республик в самой России (Татарстан, Башкортостан и др.) к правовой традиции греко-византийско-славянского типа. На их интеграцию в восточноевропейскую цивилизацию дополнительно наложил отпечаток факт длительного пребывания некоторых из этих народов в правовом поле Российской империи и СССР. Как и западная часть Европы, характеризующаяся мультиэтничностью и мультикультурализмом, охватившая своей традицией права Новый Свет, восточная часть Европы, Северный Кавказ и Евразия в правовой культуре имеют общие стилевые греко-византийские черты, которые успешно ассимилировали в своем праве народы, живущие в евро-азиатском пространстве.