§ 2. Существует ли европейское притяжение?

311. Не может ли сама Россия быть принятой в семью систем романо-германского права? Это большой вопрос, на который, кажет­ся, следует дать ответ, содержащий множество нюансов. Вступление в Совет Европы является неоспоримым признаком европейского притя­жения. Но есть и другие данные, интерпретация которых представляет­ся более сложной.

I. Значение вступления в Совет Европы

311. Россия присоединилась к Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод, которая применяется в ней с 5 мая 1998 г. Это присоединение и в самом деле имеет огромные последствия.

Правовые системы государств — членов СНГ обладают схожей структурой.Не только потому, что Россия, переживая период повторной коди­фикации, смогла отразить ее содержание и принципы в большей части ключевых нормативных актов.

Но также и потому, что стрелы Страсбургского Суда, бьющие по России, быстро следуют друг за другом.

311. Уже можно насчитать семь постановлений, осуждающих Рос­сию с точки зрения самых различных аспектов. Это может быть неза­конный состав суда¹ или неразумная длительность процесса-. Это может касаться необоснованных решений, пробелов в законодательстве в отно­шении защиты прав, отсутствия полезного эффекта судебного решения³. Эти постановления привлекли внимание практиков, и особенно судей, к изучению Конвенции и судебной практики Страсбургского Суда и к при­нятию их во внимание.

312. Из других государств, ранее составлявших бывшие республики СССР и пока не вошедших в состав единой Европы, только Украина вы­разила согласие на присоединение к Конвенции, распространив на себя юрисдикцию Европейского Суда по правам человека. Дата этого присо­единения (1 июля 2003 г.) является слишком свежей для появления ре­шений, касающихся этой страны непосредственно. Тем не менее общая судебная практика уже оказывает свое влияние. Но последуют ли за ней другие государства?

II. Нерешенные политические и экономические проблемы: необходимо продолжать наблюдение (памятуя о случае с Мэном в Соединенных Штатах)

311. Россия еще находится на начальном этапе движения к рыноч­ной экономике, она должна еще будет столкнуться со сложными пробле­мами, которые могут только затормозить ее движение к правовому госу­дарству и демократии. В середине XIX в. Мэн видел Соединенные Шта­ты присоединившимися к семье систем романо-германского права, и он ошибся. Можно предположить, что право России в течение долгого вре­мени будет сохранять свою самобытность, которая будет препятствовать ее вступлению в семью романо-германских систем. Но сможет ли право России сохранить свою мощь, чтобы удерживать другие правовые систе­мы в своем кильватере?

Посохов против России (жалоба № 63486/00). Кормачева против России (жалоба № 53084/99). Бурдов против России (жалоба № 59498/00).

Copyrighted material

Континентально-европейский подход – можно в частности посмотреть у Марченко.

Международное и внутригосударственное право современной России

Вопрос в характере взаимосвязи и взаимодействия международного и внутригосударственного права фактически всегда находился в поле зрения отечественных исследователей. Об этом свидетельствуют как многочисленные публикации по данной тематике, так и проводившиеся научные дискуссии.

В особенности интерес к проблеме взаимоотношения международного и внутреннего права России сильно возрос после принятия Конституции 1993 г. Статья 15 Конституции Российской Федерации впервые за всю историю развития конституционного права в нашей стране закрепила положения, которые вызвали неоднозначную реакцию среди специалистов в области международного и внутригосударственного права России и послужили причиной многочисленных научных дискуссий.

Данная статья Конституции дословно звучит так: «Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора».

Принятие данной статьи свидетельствовало о том, что Россия прошла огромный эволюционный путь в осознании сути международного права и в решении вопроса о характере его отношений с внутренним правом России.

Отправной точкой на этом пути было безусловное признание приоритета отечественного права над международным. Широко распространенными были суждения о том, что международное право «должно быть включено в систему советского права как его отрасль», а также размышления на тему, касающуюся «советского международного права» и приоритета советского права над международным правом.

Промежуточной станцией на данном пути было признание в 1960-е гг. приоритета норм международного «договорного» права и появление в 1970-е гг. под влиянием прозападных настроений сначала весьма робких, а позднее и более открытых суждений о необходимости признания примата международного права как такового над национальным правом. При этом подспудно, самой логикой рассуждений некоторыми авторами методически проводилась мысль о том, что поскольку международное право не отделено от национального права «китайской стеной», постольку и нет смысла говорить об относительной самостоятельности и независимости этих двух правовых систем. Примат должен быть у международного права.

Выступая против такого рода суждений, известный ученый-международник Е. Т. Усенко вполне резонно писал, что «возражения против самостоятельности двух правовых систем научно необоснованны. Они строятся на аргументах, которые в науке логики именуются аргументами ad hominem, т. е. на таких доводах, которые адресованы к чувствам и впечатлениям человека, не исходят из анализа существа дела, не являются аргументами ad rem.

Наконец, последним этапом на пути выработки представления о международном праве и характере его отношения с российским правом стало усиленное формирование во второй половине 1980-х — начале 1990-х гг. мнения о необходимости и важности признания безусловного примата международного права не только в сфере договорных отношений Российского государства, но и в других сферах взаимодействия международного и внутригосударственного права

Апофеозом этой своеобразной «кампании» по установлению приоритета международного права перед внутригосударственным правом России стало принятие положения о включении значительной части международного права во внутригосударственное и его законодательное закрепление сначала в Конституции, а затем и в других нормативных правовых актах.

В частности, со ссылкой на Конституцию Российской Федерации Гражданский кодекс РФ почти текстуально повторил основное положение п. 4 ст. 15 Конституции. В п. 1 ст. 7 ГК РФ говорится, что «общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются в соответствии с Конституцией Российской Федерации составной частью правовой системы Российской Федерацию».

В ГК РФ за Конституцией повторилось положение, в соответствии с которым составными частями правовой системы России объявляются не только «международные договоры Российской Федерации», но и «общепризнанные принципы», а также «нормы международного права». Правда, в данном нормативном правовом акте ничего не говорится о юридической силе международных договоров России по отношению к внутренним законам, как это делается в Конституции РФ, устанавливающей безусловный приоритет международных «договорных» норм перед нормами, содержащимися в законах. И это вполне понятно, если иметь в виду конституционное закрепление данного, общего для всех отраслей права поло-жения.

Однако гражданское законодательство в решении вопроса о характере соотношения международного договорного права и внутригосударственного российского права пошло дальше конституционного права. В развитие конституционных положений, закрепляющих примат международных договорных норм, ГК РФ установил также, что международные договоры Российской Федерации к ряду отношений, указанных в самом кодексе (п. 1—2 ст. 2), применяютсянепосредственно, «кроме случаев, когда из международного договора следует, что для его применения требуется издание внутригосударственного акта».

Речь при этом идет об отношениях, возникающих при определении правового положения участников гражданского оборота, оснований возникновения и порядка осуществления права собственности и других вещных прав, отношений, касающихся исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности (интеллектуальной собственности), защиты неотчуждаемых прав и свобод человека и других нематериальных благ гражданским законодательством, «если иное не вытекает из существа этих нематериальных благ», и др. Конституционное закрепление положений, в соответствии с которыми общепризнанные принципы и нормы международного права, а также международные договоры Российской Федерации объявляются составной частью ее правовой системы, равно как и положения о безусловном признании примата международных договоров России перед ее внутренними законами, вызвали неоднозначную реакцию и оценку со стороны различных авторов — исследователей проблем соотношения международного и национального права. Спектр мнений был и остается вплоть до настоящего времени весьма широким и неоднозначным. Им охватываются суждения как традиционного плана, безусловно поддерживающие и защищающие официальную точку зрения на характер отношений международного и национального права, закрепленную в Конституции РФ, так и мнения некритического плана.

Представители первой позиции, отмечая, что, объявив общепризнанные принципы, нормы международного права и международные договоры Российской Федерации составной частью внутреннего права, «Конституция отдала должное международному праву», одновременно высказывают поддержку данному, официально закрепленному положению и подвергают критике несогласных с этим авторов, своих явных или потенциальных оппонентов.

В литературе «встречаются критические замечания относительно включения в правовую систему страны общепризнанных принципов и норм международного права на том основании, что они предназначены для регулирования только межгосударственных отношений. С подобной позицией согласиться трудно, прежде всего потому, что все без исключения нормы международного права, включая договорные, предназначены для регулирования только межгосударственных отношений. Другое дело, что одни нормы реализуются только в международных отношениях, а другие подлежат реализации во внутренней сфере государств, пройдя соответствующую процедуру»

Позитивной оценки конституционного положения, допускающего включение общепризнанных принципов, норм международного права, а также международных договоров во внутреннее право России, придерживаются многие отечественные авторы. Некоторые из них считают даже, что появление такого положения, как и сам факт включения Конституцией РФ общепризнанных принципов, норм международного права и международных договоров Российской Федерации во внутреннее право страны, «является историческим шагом огромной важности».

Такое включение «коренным образом меняет понятие правовой системы России, ее структуру, ставит по-новому вопрос о соотношении, иерархии правовых актов по их юридической силе и содержащихся в них правовых нормах». Конституционное признание данных принципов, норм и международных договорив составной частью правовой системы России «это не просто отсылка Конституции к международному праву, это нечто большее, что качественно изменяет нормативное содержание нашей правовой системы».

Иного мнения по вопросу конституционного рассмотрения общепризнанных принципов, норм международного права и международных договоров России как составной части ее правовой системы придерживаются другие ученые.

Е. Т. Усенко, например, считает, что «достаточно однозначным выглядит утверждение, что весь этот конгломерат принципов, норм и договоров является составной частью правовой системы России».

Подобное, резко критическое отношение автора к рассматриваемой конституционной новелле вызвано, во-первых, тем, что «далеко не все нормы международного права по своему существу — как регуляторы межгосударственных отношений — могут найти место во внутригосударственном праве», которое в основном направлено на регулирование не межгосударственных отношений, а отношений иного рода. А во-вторых, тем, что «не каждый международный договор может стать источником внутригосударственного права вопреки его национальному закону».

Не касаясь анализа приводимых и иных точек зрения относительно допустимости включения общепризнанных принципов, норм международного права и международных договоров России в ее правовую систему, следует, однако, констатировать, что речь, по сути, идет не столько о включении или невключении как таковом, сколько о последствиях этого процесса. А именно — о признании или непризнании безусловного примата международного права по отношению к национальному российскому праву.

Это следует из логики рассуждений авторов, а также из их выводов и отдельно сделанных замечаний о том, что своим нововведением «Конституция России заложила основы для утверждения в правовой системе страны приоритета норм международного права, включая договорные»; что Конституция закрепила положение о «принципиальном решении в ней вопроса о соотношении международного права и внутригосударственного права, признании приоритета международных договоров Российской Федерации над ее внутренними законами»; что «сегодня перед Россией возникает проблема выбора между прежней дуалистической доктриной и монистической концепцией, исходящей из признания приоритета международного права над внутригосударственным российским правом».

Если в подобных суждениях звучат по преимуществу позитивные или по крайней мере «нейтральные» оценки самой идеи примата международного права над российским внутригосударственным правом, то в других — просматриваются иные, резко критические, негативные оценки.

Пора откровенно признать, пишет по этому поводу Е. Т. Усенко, что «обнаружившиеся еще в 1970-е гг. попытки внедрить в нашу международно-правовую доктрину концепцию примата международного права под флагом якобы нового слова в науке были одним из симптомов и проявлений начала разложения советской государственности». Субъективно они представляли собой реакцию на «идеологизированную выхолощенность» нашего законодательства в области политических прав человека, трудовых отношений, многих гражданских прав. Объективно же «они были направлены против государственного суверенитета страны».

Международное право может весьма позитивно воздействовать на развитие национального права и национальную государственность, «если это воздействие осуществляется через и при посредстве самого национального права». Но международное право (его «стандарты») может использоваться и «как идеологическое средство расшатывания, и даже разрушения государственно-правовой системы страны, чему новейшая история, в том числе история нашей страны, дает убедительные примеры».

Указывая на теоретическую несостоятельность и научную бесплодность доктрины примата международного права, Е. Т. Усенко в то же время акцентирует внимание на том, что в практическом плане она может сыграть и в действительности играет негативную роль по отношению к национальному праву. Она ограничивает активность национального права «во всех тех многочисленных областях внутригосударственной жизни, куда проникает международное право», низводит его, по образному выражению Я. Броунли, «до положения пенсионера международного права».

Решая вопрос о характере отношений современного международного права и внутригосударственного права России вообще и о примате международного права в частности, необходимо исходить из двух взаимосвязанных между собой, взаимодействующих и в определенной мере дополняющих друг друга факторов-посылок: а) из факта все более глубокой и разносторонней включенности Российского государства и его правовой системы в мировое государственно-правовое сообщество и б) из фактора его неотчуждаемой суверенности, с учетом которой международное право, «закрепив право государства определять свою правовую систему», вместе с тем установило, что «при осуществлении суверенных прав, включая право устанавливать законы, государства сообразуются со своими обязательствами по международному праву».

При решении данного вопроса с учетом этих факторов-посылок не следует отходить от реальной, далеко не всегда согласующейся с теоретическими построениями действительности. Это означает прежде всего необходимость избежания какой бы то ни было идеализации международно-правовой жизни и международно-правовых отношений, участником которых является Российская Федерация, а также — преувеличения, а тем более абсолютизации фактора включенности и реальной роли современной России в мировом сообществе.

Современная Россия, как это ни прискорбно констатировать,

— далеко не та экономически, политически и в других отношениях мирового уровня держава, которая могла бы на равных с другими мировыми державами, и прежде всего с США, вести свои международно-правовые дела, как это было до распада Советского государства. В силу этого она фактически, а не формально-юридически не может оказывать на процесс формирования и реализации норм международного права такое же влияние, как, например, Соединенные Штаты или другие экономически и финансово независимые государства. Элементарная логика подсказывает, а современная международно-правовая практика подтверждает (например, расширение в Европе «зоны ответственности» НАТО, попытки подмены миротворческих функций ООН, «гуманитарные» бомбардировки Югославии и т.

д.), что в реальной жизни процесс формирования и реализации международного права — это не всегда процесс согласования действий и воль всех суверенных государств, к тому же — равноправных партнеров.

Теоретически и формально-юридически все государства— участники данного процесса выступают как равные партнеры и как носители одинаково равноценных государственных воль. Фактически же воля каждого государства, ее реальное содержание, стоящие перед ней цели и задачи, ее назначение, наконец, ее реальные возможности и ее нереализованный потенциал напрямую соотносятся и предопределяются реальными возможностями и нереализованным потенциалом ее носителя — конкретного государства. Вполне понятно, что чем сильнее государство, тем тверже, масштабнее и в плане реализации своих устремлений реальнее его воля.

Исходя из этого не будет преувеличением сказать, что процесс согласования в формально-юридическом отношении равноправных и равноценных государственных воль, лежащий в основе международного права, — это лишь некая теоретическая схема, своего рода международно-правовой идеал, который не всегда согласуется с реальной действительностью.

А действительность эта такова, что нередко в процессе формирования и реализации международного права более точным было бы говорить не о согласовании, а о прямом или косвенном (с использованием финансово-кредитных и иных рычагов при заключении стратегически важных международных договоров) давлении более сильных в финансово-экономическом и других отношениях государств на более слабые. Примеры подобного «согласования» воль государств — творцов международного права далеко не единичны. Они встречаются практически в каждой сфере жизни мирового сообщества и соответственно в каждой области межгосударственных отношений.

С учетом всего этого, а именно не только теоретических конструкций, повествующих о сути международного права как о результате согласования государственных воль, но и реальной жизни, повседневной международно-правовой действительности в современной весьма ослабленной в финансово-экономическом и других отношениях России, следует решать вопрос о характере взаимоотношений ее внутреннего права с международным правом вообще и вопрос о примате международного права в частности.

Весьма важно при этом прислушаться к мнению тех специалистов в области международного права, которые совершенно справедливо утверждают, что все существующие концепции соотношения международного и внутригосударственного права «возникли неслучайно». Каждая из них несет определенную социальную нагрузку. Все они «отражают не только личные позиции тех или иных авторов, но и вполне реальные интересы тех или иных государств».

Можно даже проследить сложившуюся в рассматриваемой сфере общую тенденцию, суть которой заключается в том, что «сторонники климата международного права чаще всего представляли интересы сильных держав, которые в течение длительного времени оказывали значительное влияние на развитие международного права и в силу этого в определенном смысле являлись международными законодателями».

Данная тенденция в определенной степени сохраняется и в современном международном праве в период существования однополюсного мира и неизбежного при этом финансово-экономического и иного давления одних «ведущих мировых держав» на все другие, включая Россию. Как показывает современная международно-правовая, политическая и финансово-экономическая практика взаимоотношений различных государств, в том числе и России, это отнюдь не аномалии в мировом сообществе, как бы последнее ни характеризовалось теми или иными политологами и идеологами как целостное, отражающее прежде всего общечеловеческие интересы или же, наоборот, как раздробленное, отражающее в основном внутригосударственные, эгоистические интересы, а не повседневные жизненные реалии.

Конечно, это не означает, что Россия как активный участник процесса международно-правового нормотворчества и как субъект международного права должна стремиться к самоизоляции от мирового сообщества и не признавать в каких бы то ни было формах

2

.

5

.

1 Шафеев Д.Р. Современная правовая система Российской Федерации // Автореферат дисс. на соискание ученой степени к. юр. н. Казань, 2002. 25 с. С. 56.

2 Шафеев Д.Р. Современная правовая система Российской Федерации // Автореферат дисс. на соискание ученой степени к. юр. н. Казань, 2002. 25 с. С. 12.