Заключительные положения

41. Приговор должен излагаться в ясных и понятных выражениях. Недопустимо использование в приговоре непринятых сокращений и слов, неприемлемых в официальных документах, а также загромождение приговора описанием обстоятельств, не имеющих отношения к существу рассматриваемого дела.

Следует избегать не вызываемых необходимостью подробных описаний способов совершения преступлений, связанных с изготовлением наркотических средств, взрывных устройств и взрывчатых веществ и т.п., а также преступлений, посягающих на половую неприкосновенность и половую свободу личности или нравственность несовершеннолетних.

42. Согласно части 3 статьи 303 УПК РФ внесенные в приговор исправления должны быть оговорены и удостоверены подписями судьи (судей) в совещательной комнате до его провозглашения. Не оговоренные и не удостоверенные исправления, касающиеся существенных обстоятельств (например, квалификации преступления, вида и размера наказания, размера удовлетворенного гражданского иска, вида исправительной колонии), являются основанием для отмены вышестоящей судебной инстанцией приговора полностью либо в соответствующей части.

43. Датой постановления приговора следует считать день подписания приговора составом суда независимо от даты его провозглашения.

44. В связи с принятием настоящего постановления признать утратившим силу постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 29 апреля 1996 года N 1 «О судебном приговоре» (с изменениями, внесенными постановлениями Пленума от 6 февраля 2007 года N 7, от 16 апреля 2013 года N 11).

Решение Конституционного суда оказывающее регулятивное воздействие на судебную или следственную практику

Роль следственной и судебной практики в достижении назначения уголовного судопроизводства

В правовом государстве уголовное судопроизводство представляет собой действенный механизм реализации уголовной политики, обеспечивающий принятие обоснованных и справедливых правоприменительных решений по уголовным делам.

Уголовный процесс (уголовное судопроизводство) как и любой вид деятельности, должен иметь целеполагание, четко определенное законом, в котором бы раскрывалось его важное социальное предназначение. В психологии отмечается, что «специфическая особенность человеческой деятельности заключается в том, что она сознательна и целенаправленна. В ней и через нее человек реализует свои цели, объективирует свои замыслы и идеи в преобразуемой им действительности».

В философии цель определяется как «то, что представляется в сознании и ожидается в результате определенным образом направленных действий».

Цель выступает способом интеграции различных действий человека в некоторую последовательность - систему, и является непосредственным мотивом, направляющим и регулирующим различные действия3.

По мнению ряда авторов, цель уголовного судопроизводства соответствует его типологии; как один из базовых, структурных элементов уголовного процесса, она является «тем центральным звеном системы, которое позволяет связать воедино остальные элементы и говорить об их совокупности как об объективной методологической основе разграничения типов уголовного процесса». Представляется, такой подход вполне обоснован, т. к. цель, фактически, отражает уголовно-процессуальную политику государства, показывая, чему должно служить уголовное судопроизводство. Исходя из цели данного вида деятельности, определяется соотношение частных и публичных начал при ее осуществлении, и закрепляется система ее принципов2 – идейных основ, на которых зиждется уголовное судопроизводство. Все эти элементы в целом и определяют исторический тип процесса.

Полагаем справедливым замечание И. А. Чердынцевой, что в розыскном типе процесса целью является изобличение виновных и назначение им справедливого наказания. При этом на первое место выдвигается удовлетворение публичных (государственных) интересов, что обусловлено именно целевой направленностью уголовного процесса3. По мнению этого автора, целью состязательного уголовного процесса является урегулирование социального конфликта между потерпевшим и виновным, а целью розыскного типа судопроизводства - изобличение и наказание виновного в совершении преступления, а также установление справедливости.

Несомненно, необходимо учитывать специфическую условность приведенных конструкций, которые представляют собой некую научную абстракцию, позволяющую с долей определенных допущений выделять особые сущностные черты той или иной исторической формы процесса. При буквальном толковании установлений ст. 6 УПК РФ видно, что законодатель в построении назначения уголовного судопроизводства отдает приоритет защите интересов личности – как пострадавшей1 от преступных посягательств, так и привлеченной в качестве обвиняемого (подозреваемого) по уголовному делу. Тем самым «рельефно», как выразился С. С. Безруков3, подчеркивается правозащитный характер отечественного уголовного судопроизводства.

Верно отмечает В. Л. Кудрявцев, что законодатель раскрывает пункты 1 и 2 ч. 1 ст. 6 через такую категорию, как «защита», которую нужно в данной ситуации толковать в широком смысле как конституционно-правовую категорию4, означающую «деятельность, которая состоит в охране личности от незаконных нарушений, ограничений прав, свобод, интересов, в предупреждении этих нарушений и ограничений, а также в возмещении причиненного вреда»5 - независимо от процессуального положения данной личности.

Представляется весьма точным комментарий В. Л. Кудрявцева части 2 ст. 6 УПК РФ – «для законодателя и, соответственно, для правоприменителя назначению уголовного судопроизводства отвечает не только уголовное преследование и назначение виновным справедливого наказания, но в той же мере и отказ от уголовного преследования невиновных, освобождение их от наказания, реабилитация каждого, кто необоснованно подвергся уголовному преследованию».

Исходя из приоритетных целей, определенных И. А. Чердынцевой для розыскного и состязательного типа процесса, можно с уверенностью констатировать, что система целей уголовного судопроизводства, нашедшая отражение в ст. 6 УПК РФ, указывает на смешанный тип российского уголовного процесса, где в досудебном и судебном производстве в различных «пропорциях» сочетаются публичные и диспозитивные начала, предопределяя розыскной характер досудебных стадий и состязательное построение судебного производства.

Справедливости ради необходимо подчеркнуть, что в науке уголовно-процессуального права вопрос об историческом типе современного российского уголовного судопроизводства является дискуссионным1, что во многом обусловлено правовыми позициями Конституционного Суда РФ, который в п. 5 Постановления № 2-П от 14 февраля 2000 г. подчеркнул, что «Принципы состязательности и равноправия сторон распространяются на все стадии уголовного судопроизводства»2, тем самым констатировав состязательный характер отечественного уголовного процесса.

Именно правовые позиции Конституционного Суда РФ, по мнению В. П. Божьева, послужили «тихой революцией», постепенно и последовательно обозначавшей тенденцию к расширению действия принципа состязательности в уголовном процессе3, что нашло непосредственное отражение в системе принципов, закрепленной в главе 2 УПК РФ, и в концентрированном выражении было сформулировано в ст. 6 УПК РФ как назначение (цели) уголовного судопроизводства.

Причем, по мнению А. П. Попова, это «терминологическое нововведение законодателя далеко не полностью проведено в более частных нормах, регламентирующих процессуальные статусы, формы и обряды».

Данный термин был встречен критически рядом представителей уголовно-процессуальной науки. Тем не менее, многие ученые обоснованно ассоциируют «назначение» со словом «цель»3.

Как верно отмечает Ю. К. Орлов, «к сожалению, эти цели (по новой терминологии – «назначение») определены в УПК РФ крайне ограниченно – только как защита прав и интересов сторон – потерпевшего и обвиняемого (ст. 6). Исключены все социальные цели - защита интересов государства…, воспитательное значение уголовного процесса, предупреждение преступлений и др. В этом отношении действующий УПК не выдерживает никакого сравнения с прежним, в котором эти цели были определены гораздо более полно и в целом (если отвлечься от социалистической терминологии) грамотно (ст. 2 УПК РСФСР)».

Почти сходную оценку нововведению УПК РФ в части закрепления вместо задач - назначения уголовного судопроизводства - дает и Б. Т. Безлепкин: «Содержащаяся в статье 6 УПК формулировка назначения уголовного судопроизводства, конечно, не охватывает и не может охватить всех аспектов «того, ради чего» оно, судопроизводство, осуществляется. За рамками этой формулировки остаются, например, следующие очевидные задачи:

- раскрытие преступления, т.е. установление всех его обстоятельств и лица, совершившего деяние;

- обеспечение прав и законных интересов всех, кто ими наделен в данном уголовном деле (а не только потерпевшего).

Не отражен в ней и воспитательно-профилактический аспект уголовного судопроизводства, его роль в формировании гражданского правосознания».

З. Д. Еникеев подчеркивал, что, хотя в ст. 6 УПК РФ и обозначена первой защита прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений, но не предусмотрен механизм ее осуществления в виде задач и требования всесторонности, полного и объективного исследования обстоятельств дела2. По мнению профессора, в уголовном процессе эффективно защищать личность, ее права и свободы, публичные интересы можно лишь путем должного законодательного формулирования и практического выполнения этих задач.

Озабоченность этих уважаемых ученых таким состоянием дел в указанной сфере вполне объяснима: отсутствие четко очерченных целей и задач уголовного судопроизводства, невнятность позиции законодателя в данном вопросе в целом отрицательно сказывается на эффективности уголовно-процессуальной деятельности. Полагаем, правильное уяснение назначения уголовного судопроизводства имеет не только чисто научное, методологическое значение, но и очень важно для правоприменительной практики на современном этапе реформирования уголовного судопроизводства, о чем пишет Ю. А. Фролов.

Слово «назначение» является синонимом слова «цель». По мнению С. А. Тумашова, понятия «назначения» и «цели» соотносятся со значением слова «задача», определяемого как «то, что нужно осуществить». Поэтому назначение уголовного судопроизводства связано с традиционно устоявшимися задачами уголовного судопроизводства, такими как:

1) быстрое и полное раскрытие преступлений;

2) изобличение виновных;

3) обеспечение правильного применения закона, чтобы каждый совершивший преступление был подвергнут справедливому наказанию, и ни один невиновный не был привлечен к уголовной ответственности и осужден;

4) укрепление законности и правопорядка;

5) предупреждение преступлений;

6) охрана интересов общества, прав и свобод граждан; 7) воспитание граждан в духе соблюдения законов.

Близка к позиции С. А. Тумашова точка зрения Б. Я. Гаврилова, который также полагает, что задачи уголовного процесса сформулированы в ст. 6 УПК РФ как назначение уголовного судопроизводства.

Не согласна с такой трактовкой содержания ст. 6 УПК РФ (как закрепляющей задачи уголовного судопроизводства) О. С. Ерохина.

При анализе перечня задач уголовного процесса, приведенного С. А. Тумашовым, следует помнить, что, несмотря на то, что термины «задачи» и «назначение» по своему смыслу в определенной мере совпадают, полностью их отождествлять нельзя1.

Например, В. А. Смирнов и К. Б. Калиновский разграничивают данные термины по признаку желательности достижения цели и безусловности исполнения задач.

Ю. А. Фролов так соотносит эти категории: цель конкретизируется в отдельных задачах в зависимости от условий ее достижения. По отношению к цели задачи имеют более частный характер: каждая из них связана с целью, формируется в рамках поставленной цели, конкретизируя последнюю.

Однако в ряде работ можно найти отождествление данных терминов.

Так, Н. В. Витрук пишет: «…можно признать, что в полном соответствии с установлениями Конституции РФ российское законодательство о судопроизводстве в качестве основной общесоциальной цели (задачи) называет защиту личности, ее прав и свобод, личных благ и ценностей в различных сферах жизнедеятельности судебными средствами»4.

Представляется, такой подход ведет к подмене понятий. По сути, цель – это стратегическое, магистральное направление деятельности. А задачи – это тактические моменты этой деятельности. Выполняя задачи, достигают цель. Так, Ю. А. Фролов видит практическую необходимость конкретизации цели в задачах уголовного процесса: определение направлений практической деятельности. При этом автор подчеркивает, что каждая из конкретных задач, решаемых в рамках отдельного направления целостной уголовно-процессуальной деятельности, не является единственной и уже по этой причине не может считаться тождественной общей цели уголовного процесса в целом.

Поэтому, полагаем, идея С.А. Тумашова о косвенном закреплении задач уголовного судопроизводства через его назначение не совсем верна. Логически правильным было бы в законе сформулировать норму о назначении уголовного судопроизводства и закрепить задачи, с помощью решения которых добиваются реализации данного назначения. Так, например, С. М. Прокофьева справедливо утверждает, что всякая деятельность, в том числе уголовно-процессуальная, имеет определенную цель, которая достигается путем решения конкретных задач.

Интересными с точки зрения тематики данного параграфа настоящей диссертации являются результаты межотраслевого сравнения. Так, в ГПК РФ закреплена отдельная статья 2 «Задачи гражданского судопроизводства», которая фиксирует важные для этого вида деятельности положения: «Задачами гражданского судопроизводства являются правильное и своевременное рассмотрение и разрешение гражданских дел в целях защиты нарушенных или оспариваемых прав, свобод и законных интересов граждан, организаций, прав и интересов Российской Федерации, субъектов Российской Федерации, муниципальных образований, других лиц, являющихся субъектами гражданских, трудовых или иных правоотношений. Гражданское судопроизводство должно способствовать укреплению законности и правопорядка, предупреждению правонарушений, формированию уважительного отношения к закону и суду».

Анализ этих установлений показывает, что, несмотря на почти близкое по времени принятие двух процессуальных законов (ГПК РФ и УПК РФ) – в пределах одного календарного года – подход законодателя к формулированию базовых положений, определяющих целеполагание и задачи процессуальной деятельности в сфере уголовного и гражданского судопроизводства, был различным.

ГПК РФ наряду с социальной задачей по защите нарушенных или оспариваемых прав, свобод и законных интересов участников гражданских отношений закрепляет и важные общегосударственные, профилактические и воспитательные задачи: укрепление законности и правопорядка, предупреждение правонарушений, формирование уважительного отношения к закону и суду.

Еще более детально структурировал законодатель задачи судопроизводства в арбитражных судах, отнеся к ним:

1) защиту нарушенных или оспариваемых прав и законных интересов лиц, осуществляющих предпринимательскую и иную экономическую деятельность, а также прав и законных интересов Российской Федерации, субъектов Российской Федерации, муниципальных образований в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности, органов государственной власти Российской Федерации, органов государственной власти субъектов Российской Федерации, органов местного самоуправления, иных органов, должностных лиц в указанной сфере;

2) обеспечение доступности правосудия в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности;

3) справедливое публичное судебное разбирательство в разумный срок независимым и беспристрастным судом;

4) укрепление законности и предупреждение правонарушений в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности;

5) формирование уважительного отношения к закону и суду;

6) содействие становлению и развитию партнерских деловых отношений, формированию обычаев и этики делового оборота (ст. 2 АПК РФ).

Если проанализировать административное законодательство в контексте рассматриваемой тематики, то можно выявить еще более детализированный подход разработчиков КоАП РФ к формулированию законоположений о задачах: кодекс содержит две группы задач – задачи законодательства об административных правонарушениях (ст. 1.2. КоАП РФ) и задачи производства по делам об административных правонарушениях (ст. 24.1. КоАП РФ).

Причем в этих установлениях обнаруживаются не только общесоциальные задачи, но и профилактические задачи2. Разработанный новый Кодекс административного судопроизводства Российской Федерации также включает ст.3 «Задачи административного судопроизводства».

Возникает вполне закономерный вопрос: почему в законодательстве, посвященном регулированию такого значимого вида государственной деятельности, как уголовное судопроизводство, которое должно способствовать защите интересов общества, государства от преступлений, укреплению правопорядка и законности, предотвращению совершения новых преступлений, воспитанию граждан, повышению их правовой культуры, вообще не сформулированы задачи4 соответствующего содержания?

Полагаем – это результат системной методологической ошибки разработчиков УПК РФ, которые отказались от традиционного подхода, применяемого при структурировании норм общей части большинства отечетантственных кодифицированных законодательных актов. Пытаясь придать УПК РФ правозащитный и правоохранительный характер (такой вывод вытекает из анализа содержания гл. 2 УПК РФ, закрепившей принципы уголовного судопроизводства), разработчики настолько были «увлечены» этой идеей, что отказались от формулирования важных общегосударственных, профилактических и воспитательных задач уголовного судопроизводства.

Безусловно, никто не отрицает значимости в правовом государстве установления системы гарантий прав личности при производстве по уголовным делам, создания действенного механизма реализации прав участников уголовного судопроизводства, однако, считаем, это не должно быть главной целью данного вида государственной деятельности.

К примеру, И. А. Дубина, утверждает, что уголовное судопроизводство имеет своим назначением защиту прав и свобод личности, вовлеченной в сферу уголовного судопроизводства. Это достигается путем выполнения задач уголовного судопроизводства, которыми являются:

1) защита прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений;

2) защита личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод;

3) уголовное преследование;

4) назначение виновным справедливого наказания.

Защита интересов только личности – это узкий подход к пониманию социального назначения уголовного судопроизводства. И хотя некоторые авторы пытаются толковать формулировку назначения уголовного судопроизводства, выстраивая логическую цепочку «личность член общества См.: Дубина И. А. Задачи досудебного уголовного судопроизводства и роль прокурора в их достижении общество государство», полагаем, в тексте закона должна найти графическое закрепление цель защиты интересов и общества, и государства, а не только личности и организаций, что наблюдается в ст. 6 УПК РФ.

Представляется интересной позиция Ю.К. Орлова, который утверждает, что в уголовном процессе должна быть иерархия целей.

О многоуровневом характере целей уголовного судопроизводства писал и В. Т. Томин: цель уголовного процесса, как желаемый результат деятельности участников уголовного процесса, ведущих процесс, концентрируется в изобличении лиц, виновных в совершении общественно опасных деяний (на следственном и оперативно-розыскном уровнях), определении степени вины этих лиц в содеянном и применении к ним справедливых наказаний или иных предусмотренных законом мер воздействия (на следственносудебном уровне), а также во внесении изменений в качественные и количественные характеристики принудительных мер воздействия (на судебном уровне) с тем, чтобы достичь целей наказания, установленных уголовным законодательством. Как видно, в данной системе доминирует публичное начало, отражающее чаяния субъектов правоприменения – без учета частного интереса лиц, имеющих в деле правовой интерес, и их представителей.

И. Б. Михайловская также выделяет несколько целей уголовного судопроизводства, классифицируя их для характеристики его социального назначения: цели-задания (воля законодателя), цели-ориентации (мотивация участников уголовного судопроизводства) и цели системы (борьба за «живучесть»)

Так, О. И. Андреева утверждает, что «уголовный процесс должен быть ориентирован на участников уголовного судопроизводства не просто как на личность - индивида, но и как на личность - члена общества. Такой способ разрешения проблемы позволит учесть цели и законные интересы не только личности, но и личности как члена общества, самого общества, а в конечном итоге - и государства»

А по мнению А. А. Козявина, также системно рассматривающего цели уголовного судопроизводства, социальное назначение уголовного судопроизводства складывается из назначений по отношению к личности, обществу и государству, чем выполняется гносеологическая, целевая, политическая и ценностная социальные функции данного производства. Такой подход позволил этому автору охарактеризовать функции уголовного судопроизводства следующим образом: гносеологическая функция уголовного процесса – это особая разновидность социального познания, заданная социальным назначением уголовного процесса, его процессуальной формой и уголовно-правовой моделью состава преступления; целевая социальная функция уголовного процесса позволяет реализовать основную (разрешение социального конфликта в предусмотренных законом формах), институциональные и субъектные цели уголовно-процессуальной деятельности; политическая функция уголовного процесса проявляется в принятии правоприменителем тех управленческих решений, где действует принцип оценки доказательств по внутреннему убеждению и возможно принятие решения по усмотрению, когда закон предоставляет ему свободу выбора из альтернативных вариантов; ценностная функция уголовного процесса - это отражение в закрепленных в законе принципах уголовного процесса нравственных ценностей общества3.

Такой «полицелевой» подход позволяет выявить различные аспекты ценности уголовного судопроизводства в современном обществе, он рационален для анализа данного правового явления в определенных системах координат. Однако очень сложно свести результаты вышеизложенного подхода к «удобоваримой» (с точки зрения законодательной техники) формуле, которую можно было бы использовать для построения соответствующей юридической конструкции, способной конкурировать по полноте и четкости с современной редакцией ст. 6 УПК РФ.

Возможно, по этим причинам Ю. К. Орлов, развивая идею иерархии целей уголовного судопроизводства, приходит к заключению, что основной целью является именно борьба с преступностью1 (раскрытие преступлений, изобличение виновных …). Именно для этого он и существует в первую очередь. Все остальное, в том числе и соблюдение прав личности, - лишь условия осуществления этой цели, чтобы она достигалась соразмерными средствами, и принуждение при этом было оправданным.

Для дореформенного периода развития уголовного процессуальной науки был характерен моноцелевой подход. Так, борьбу с преступностью также признавали целью уголовного процесса многие ученые процессуалисты советского периода.

Высказывалось также мнение, что целью уголовного процесса является осуществление правосудия и реализация норм уголовно-процессуального права.

При анализе этих позиций возникает закономерный вопрос: а для чего, собственно, нужно вести борьбу с преступностью, устанавливать истину по уголовному делу, осуществлять правосудие и реализовывать нормы уголовно-процессуального права? Эти приоритеты способны быть самостоятельной целью уголовного судопроизводства, его важнейшим предназначением, тем, ради чего он функционирует? Пожалуй, нет. Должно существовать нечто более значимое, ради чего государство ведет борьбу с преступностью, его органы устанавливают истину по уголовным делам для обеспечения осуществления правосудия и правильной реализации норм уголовно-процессуального права.

Это «нечто», на наш взгляд – стабильность, целостность и нормальное существование социума, где гарантирована защита интересов личности, организаций, общества, государства. Только обеспечивая защиту личности, организаций, общества, государства от преступных посягательств и последствий, запрещенных уголовным законом деяний, уголовное судопроизводство выступает действенным механизмом борьбы с преступностью. Однако эффективность этого механизма во многом зависит от своевременности и правильности принимаемых при этом решений и осуществляемых процессуальных действий. Соблюдение разумных сроков судопроизводства – один из принципов, гарантирующих выполнение важного социального назначения уголовного судопроизводства.

Социальное назначение уголовного судопроизводства – это и есть высшая (приоритетная) цель данного вида государственной деятельности. По сути - это ожидания общества в данной сфере. Ее надо отличать от цели уголовного процесса по конкретному уголовному делу (цель деятельности отдельных участников реальных правоотношений - прежде всего – правоприменителей – следователя, дознавателя, органа дознания, прокурора, суда).

Возможно, именно поэтому законодатель и применил термин «назначение»1 для наименования цели «более высокого порядка», выстраивая определенную иерархию. Однако в этой закрепленной в ст. 6 УПК РФ иерархии наблюдается некоторый дисбаланс в пользу интересов отдельной личности, что представляется несколько нелогичным с точки зрения общих интересов социума.

Такую картину мы наблюдаем и при анализе позиции Ю. А.Фролова, который полагает, что «содержание целевого назначения системы уголовного судопроизводства обнаруживается в виде иерархической системы взаимосвязанных и согласованных целей:

- защита прав и свободных интересов лиц и организаций (главная цель);

- защита прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений и защита личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод (цели второго уровня);

- уголовное преследование и назначение виновным справедливого наказания; защита невиновных от уголовного преследования, освобождение от наказания и реабилитация каждого, кто необоснованно подвергся уголовному преследованию (цели третьего уровня)»3.

Хотя в науке можно встретить и еще одно сочетание, применяемое для обозначения целеполагания в уголовном судопроизводстве. Например, Е. Б. Мизулина пишет: «Поскольку уголовный процесс есть вид человеческой деятельности, предполагающей цель и средства ее осуществления, вполне обоснованно построение его модели на базе целевого назначения»

Не случайно А. Д. Бойков подчеркивал, что дело законодателя - не выпячивать одно назначение за счет другого, а найти между ними разумный баланс. Полагаем, что приоритетными в ранжировании целей уголовного судопроизводства должны быть не только интересы отдельной личности и интересы организаций, но и общества и государства в целом, на что указывал Ю. К. Орлов: «часть никогда не может быть больше и ценнее целого. Поэтому интересы отдельной личности не могут быть более ценными, чем интересы общества в целом. …Когда речь заходит о более высоких социальных ценностях, интересы отдельной личности отходят на задний план либо вообще не принимаются в расчет»1. Поэтому справедливо высказывание А. С. Барабаша, что «формулировка социального заказа, а назначение уголовного судопроизводства можно рассматривать и таким образом, - это выражение в процессе публичного, а не частного начала»2. Справедливо в этом смысле и замечание С. П. Ефимичева, что «вряд ли можно обеспечить защиту прав и законных интересов обвиняемого и других лиц, если не будут защищены интересы государства, поскольку именно оно выполняет эту функцию». Сходную позицию в этом вопросе занимают В. А. Семенцов, О. В. Гладышева4.

Однако при этом должен все-таки соблюдаться разумный баланс: «личность, вопреки ее интересу, ограничивается в интересах государства, стоящего на защите интересов других личностей и общества в целом, а государство (его органы и чиновники) ограничивается в интересах человека и гражданина».

Таким образом, констатируя вышеизложенное, можно прийти к следующим выводам:

1) Способ изложения цели уголовного судопроизводства, равно как и содержание этой цели, закрепленное в ст. 6 УПК РФ, не соответствует реальному назначению уголовного судопроизводства в системе государственной деятельности.

2) Исходя из соотношения системы «задачи цель», полагаем, что назначение (цель) уголовного судопроизводства следует раскрывать через его задачи, направленные на достижение этой цели, что диктует необходимость изложения задач уголовного судопроизводства в тексте закона. С учетом вышеизложенного потребуется формулирование новой редакции статьи 6 УПК РФ – «Назначение и задачи уголовного судопроизводства»:

«1. Задачами уголовного судопроизводства являются быстрое и полное раскрытие преступлений, изобличение виновных и обеспечение правильного и своевременного применения уголовного закона с целью защиты физических и юридических лиц, общества, государства от преступных посягательств и последствий, запрещенных уголовным законом деяний.

2. Уголовное судопроизводство должно способствовать укреплению законности, предупреждению преступлений, охране интересов общества, прав и свобод физических и юридических лиц, воспитанию граждан в духе неуклонного соблюдения Конституции Российской Федерации и действующего законодательства, предотвращению привлечения к уголовной ответственности и наказания невиновных и реабилитации каждого, кто необоснованно подвергся уголовному преследованию.».

Представляется, что именно такая формулировка ст. 6 УПК РФ содержит все необходимые компоненты, позволяющие раскрыть и назначение, и задачи уголовного судопроизводства.

В системе действующего нормативного регулирования, по мнению Т. В. Шушановой, ст. 6 УПК РФ с полным правом можно именовать нормойдоминантой. Содержание этой нормы определяет смысл существования такого правового явления как уголовное судопроизводство, цель и социальную ценность всей осуществляемой в его рамках правоприменительной деятельности.

Только в результате адекватного правоприменения, соответствующего «духу и букве закона» возможна надлежащая реализация назначения уголовного судопроизводства. С учетом этого в настоящей работе и выявляется влияние следственной и судебной практики на законный режим правоприменения в досудебном и судебном производстве по уголовным делам.

Уголовное судопроизводство является разновидностью правоприменительного процесса (юрисдикционного процесса): после поступления сообщения о преступлении следователь, дознаватель, орган дознания, прокурор и суд в пределах, предоставленных им уголовно-процессуальным законом полномочий принимают ряд решений, связанных с реализацией норм уголовно-процессуального и уголовного права. Систематическое толкование положений ч. 1, ч. 2 ст. 6 УПК РФ и ч. 1, ч. 4 ст. 7 УПК РФ привело В. Л. Кудрявцева к справедливому выводу о том, что «полномочиями для достижения назначения уголовного судопроизводства обладают только компетентные государственные органы, их должностные лица, а также суд».

Сходное утверждение находим и у М. Т. Аширбековой: «Правоприменение, осуществляемое через юридические процедуры, не может не иметь публично-правового характера, поскольку является властно-организующей деятельностью субъектов, ведущих процесс».

П. А. Лупинская, известнейший специалист в теории уголовно-процессуальных решений, отмечала, что в уголовном процессе только суд, прокурор, следователь, орган дознания, дознаватель наделены правомочиями применять нормы уголовно-процессуального права4. В современных услових некоторые авторы пытаются подвергнуть ревизии данные постулаты1. Так, Т. В. Шушанова утверждает, что «Те действия, которые вправе осуществлять защитник по сбору доказательств … представляют собой разновидности урегулированной УПК РФ правоприменительной деятельности, обеспеченной к тому же возложением на адресатов обязанности предоставить защитнику запрашиваемые документы или их копии».

С подобным утверждением трудно согласиться по следующим соображениям. Во-первых, идентификация деятельности защитника по сбору доказательственной информации должна проводиться с соблюдением общих установлений теории права. По всем внешним признакам данная деятельность в большей степени соотносится с такой формой реализации права, как использование права, которое, как известно, осуществляется в трех формах:

1) беспрепятственное осуществление действий в соответствии с субъективными правами, непосредственно входящими в правовой статус гражданина;

2) совершение юридически значимых действий на основе правоспособности субъектами частного права, а также - в соответствии с компетенцией - субъектами публичного права;

3) осуществление участником правоотношения его возможностей: определенного (правовой нормой или договором) поведения; его требования соответствующих этому поведению действий других лиц; в случае необходимости - обращения к правоохранительным органам государства с требованием защиты нарушаемого или восстановления нарушенного права.

Кроме того, если исходить из правил адвокатской этики и обязанностей адвоката (п. 1 ч. 1 ст. 7 федерального закона «Об адвокатской деятельности и Возможно, поводом к этому служат разработки в области общей теории права. Например, О. В. Кораблина утверждает, что «применение права - это особый вид юридической деятельности, осуществляемой компетентными субъектами (государственными и негосударственными), наделенными властными полномочиями, в рамках которых осуществляется индивидуально-правовое регулирование» (Кораблина О. В. Усмотрение в правоприменительной деятельности (общетеоретический и нравственно-правовой аспекты) адвокатуре в Российской Федерации»), защитник должен принимать все предусмотренные законом меры для выполнения возложенной на него функции – «честно, разумно и добросовестно отстаивать права и законные интересы доверителя всеми не запрещенными законодательством Российской Федерации средствами»1. Данные обстоятельства указывают и на наличие в рассматриваемой деятельности защитника элементов такой формы реализации права, как его исполнение, которое обладает рядом черт: распространяется в основном на обязывающие нормы; предполагает активные действия субъекта; отличается известной императивностью; правоисполнительные действия находят определенное оформление.

Во-вторых, вопрос об отнесении деятельности защитника по сбору доказательственной информации к правоприменению нельзя рассматривать изолированно от вопроса об участии в доказывании иных субъектов уголовно-процессуальных отношений. Весьма сомнительно говорить о том, что, предоставляя следователю документы, предметы – т. е. участвуя в доказывании, потерпевший, гражданский истец, гражданский ответчик, обвиняемый, подозреваемый также осуществляют правоприменительную деятельность.

И, наконец, в-третьих, в теории права общим местом стало понимание правоприменения как такого способа реализации права, который связан с властными действиями юрисдикционных органов и должностных лиц, выступающих от имени государства и выполняющих возложенные на них специальные функции и полномочия3. С. С.

Алексеев отмечает, что применение права имеет следующие признаки:

1) осуществляется органами или должностными лицами, наделенными функциями государственной власти;

2) имеет индивидуальный характер;

3) направлено на установление конкретных правовых последствий субъективных прав, обязанностей, ответственности;

4) реализуется в специально предусмотренных процессуальных формах;

5) завершается вынесением индивидуального юридического решения1.

«Синтетический», комплексный характер правоприменения не исключает, а предполагает его публичный характер. Справедливо подчеркивает Н. Н. Вопленко, что «даже аккумулируя в себе соблюдение, исполнение и использование, правоприменение сохраняет свою властную специфику, оставаясь организационно оформленной и ведущей за собой все остальные формы правореализации государственной деятельностью»2.

Таким образом, доказательственную деятельность защитника весьма сомнительно относить к разновидности уголовно-процессуального правоприменения, как это пытается утверждать Т. В. Шушанова.

Особенностью правореализационной деятельности в уголовном судопроизводстве является то, что собственно применение норм уголовного закона обеспечивается всеми видами реализации норм уголовно-процессуального закона. При этом в тех решениях, где применяются нормы уголовного закона, нормы уголовно-процессуального закона, например ст. 73 УПК РФ, также реализуются в форме правоприменения, что отражается в значимых процессуальных решениях (постановление о возбуждении уголовного дела, постановление о привлечении в качестве обвиняемого, обвинительное заключение, постановление о возвращении уголовного дела прокурору в порядке соответствующих частей ст. 237 УПК РФ, приговор). Именно это обеспечивает движение уголовного дела от стадии к стадии, придает цикличность правоприменительному процессу.

В досудебном производстве осуществляется преимущественно применение норм уголовно-процессуального права, регулирующего юридически значимую деятельность органов предварительного расследования, прокурора, суда. Применение норм уголовного права носит чаще всего «усеченный характер», когда должностные лица органов предварительного следствия и дознания, как лидирующие субъекты досудебного производства, квалифицируют деяние, фактически применяя диспозицию статьи Особенной части УК РФ к конкретному случаю. По сути, правоприменительная деятельность органов предварительного следствия и дознания выступает способом достижения назначения уголовного судопроизводства на этом его этапе.

В судебном производстве осуществляется применение не только норм уголовно-процессуального права, но и санкций статей Особенной части УК РФ, когда суд реализует функцию правосудия и выносит приговор по уголовному делу, обеспечивая выполнение назначения уголовного судопроизводства.

Таким образом, и в судебном, и в досудебном производстве осуществляются правоприменительные циклы, направленные на реализацию назначения уголовного судопроизводства. Каждый цикл выстраивается по законам правоприменительного процесса, в котором теоретики права выделяют этапы (стадии).

Существует несколько подходов к определению стадий правоприменения, которые с различной степенью детализации структурируют рассматриваемую деятельность. Так, Н. Н. Вопленко выделяет три стадии:

1) установление фактических обстоятельств дела;

2) выбор правовой нормы и ее анализ;

3) принятие правоприменительного решения и его документальное оформление.

Аналогичную точку зрения можно найти в работах: Алексеев С. С. Право: азбука теория Большее количество стадий в правоприменительном процессе выделяли Ю. Г. Ткаченко и Я. С. Михаляк. По мнению Ю. Г. Ткаченко, их пять:

1) анализ фактических обстоятельств дела;

2) выбор нормы и удостоверение правильности ее текста;

3) уяснение смысла и содержания юридической нормы;

4) разъяснение юридической нормы компетентными органами, если после уяснения данной нормы ее смысл требует специального раскрытия;

5) принятие решения1.

В данной системе правоприменительных стадий пункты 2-4 связаны с выбором нормы и ее толкованием, что, как представляется, отражает чрезмерную детализацию правоприменительного процесса.

С точки зрения Я. С. Михаляк, необходимо выделять шесть стадий:

1) анализ фактических обстоятельств рассматриваемого случая, к которому следует применить норму права;

2) выбор правовой нормы, подлежащей применению к рассматриваемому случаю;

3) уяснение смысла избранной номы права (ее толкование);

4) издание акта применения избранной нормы права к рассматриваемому случаю;

5) совершение фактических действий по обеспечению реализации изданного акта применения;

6) проверка и контроль за фактическим исполнением акта применения2.

В вышеприведенном подходе также пункты 2-3 можно было объединить в одну стадию: «выбор правовой нормы и ее толкование», а 5-6 стадии могли бы образовать стадию «контрольно-исполнительную», как это предусмотрено в системе, предложенной Н. И. Матузовым и А. В. Малько:

1) установление фактических обстоятельств дела (стадия доказывания);

2) выбор нормы права и юридическая квалификация дела;

3) проверка и толкование нормы права;

4) вынесение правоприменительного акта (документально-оформительская стадия);

5) контрольно-исполнительная стадия1.

Полагаем, что четырехстадийное построение правоприменительного процесса представляется нам более верным, чем предложение Т. В. Шушановой рассматривать в данной деятельности только три стадии: «а) установления обстоятельств уголовного дела, вызывающих необходимость применения тех или иных уголовно-процессуальных норм (их групп); б) выбора основанных на правильном уяснении содержания применительно к установленным обстоятельствам уголовного дела уголовно-процессуальных норм (их групп) и в) принятия процессуальных решений с их процессуальным оформлением и доведением их содержания до конкретных адресатов-участников соответствующих уголовно-процессуальных отношений».

Такой подход к структурированию уголовно-процессуального правоприменения исключает важный этап, связанный с непосредственной реализацией принятых решений и контролем за ходом их реализации, что, как представляется, в корне не верно. Применение уголовно-процессуальных норм предполагает в конечном итоге воплощение в жизнь правовых предписаний, что находит свою материализацию в возникновении новых уголовно-процессуальных отношений, либо в корректировке или прекращении уже имеющихся правоотношений. Исключение из правоприменительного процесса контрольно-исполнительной стадии превращает правоприменение в абсурд, ибо «сводит на нет» все усилия правоприменителей.

Не случайно последнее время вопросам исполнения решений (в особенности судебных) уделяется значительное внимание не только в работах ученых-процессуалистов, но и в деятельности законодателя. Так в недавнем прошлом (2009 г.) Европейский Суд по правам человека наложил мораторий на рассмотрение жалоб российских граждан на нарушение положений ст. 6 Европейской конвенции на срок до приведения законодательства Российской Федерации в соответствие с требованиями положений Конвенции.

Толчком к тому послужили многочисленные обращения россиян по поводу неисполнения судебных решений, в связи с чем Европейский Суд по правам человека в постановлении по делу Бурдова № 2 констатировал существование структурных проблем российского законодательства, лежащих в основе нарушений Конвенции, и указал конкретные меры или действия, которые должны быть предприняты государством-ответчиком для их исправления.

Поэтому 26 сентября 2008 г. Пленум Верховного Суда Российской Федерации принял Постановление № 16 «О внесении в Государственную Думу Федерального Собрания Российской Федерации конституционного закона "О возмещении государством вреда, причиненного нарушением права на судопроизводство в разумные сроки и права на исполнение в разумные сроки вступивших в законную силу судебных актов" и федерального закона "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с принятием Федерального закона "О возмещении государством вреда, причиненного нарушением права на судопроизводство в разумные сроки и права на исполнение в разумные сроки вступивших в законную силу судебных актов"». В результате во всех процессуальных кодексах появились Постановление Европейского Суда по правам человека от 15 января 2009 г. по делу «Бурдов против России (№ 2)» (Жалоба № 33509/04) [Электронный ресурс]. статьи (в том числе и в УПК РФ – ст. 6.11), регулирующие разумные сроки судопроизводства.

Что касается выделяемых нами четырех стадий правоприменительного процесса в уголовном судопроизводстве (установление фактических обстоятельств дела; выбор правовой нормы и ее толкование; вынесение правоприменительного акта; контрольно-исполнительная стадия) то, в зависимости от субъекта правоприменения и стоящих перед ним задач, эти стадии имеют свою специфику, находящую отражение в определенных процессуальных формах, установленных законодателем для данного вида отношений.

Применение права как процессуально оформленная деятельность – это многоступенчатый, длящийся во времени и развивающийся в соответствии с нормами юридической процедуры процесс организационно-властной реализации права, в котором отдельные стадии могут потребовать большей детализации деятельности, что отражает несколько условный характер выделения данных этапов. Тем не менее, для теоретико-правового анализа правоприменения структурирование правоприменительного процесса в уголовном судопроизводстве играет исключительно важную методологическую роль.

Исследовавшая данный феномен Т. В. Шушанова определяла применение уголовно-процессуальных норм как «законодательно урегулированную процессуальную деятельность судей, прокуроров, следователей и руководителей следственных органов, дознавателей и начальников органов и подразделений дознания, а также уполномоченных государством лиц негосударственных образований, являющихся участниками уголовного судопроизводства по реализации содержания таких норм через формирующиеся при этом уголовно-процессуальные отношения, осуществляемую в установленной законом уголовно-процессуальной форме с соблюдением законности, обоснованности, мотивированности и справедливости принимаемых процессуальных решений и направленную на обеспечение безопасности государства, защиту прав, свобод и законных интересов его сограждан, выполнение назначения уголовного судопроизводства».

Для уяснения сути правоприменительного процесса в уголовном судопроизводстве необходимо определить, деятельность каких субъектов можно признавать правоприменением. Ранее мы уже указывали на публичный характер этой являющейся особым видом государственной деятельности специально уполномоченных должностных лиц и органов. Перечень властных субъектов правоприменения, предложенный Т. В. Шушановой, представляется нам недостаточно полным.

В уголовном судопроизводстве полномочиями по реализации норм уголовно-процессуального права в форме их применения наделены, наряду с указанными ею судьями, прокурорами, следователями, руководителями следственных органов, дознавателями, начальниками органов и подразделений дознания, также следующие властные субъекты:

- руководитель следственной группы (его соответствующие полномочия закреплены в ч.ч. 3-5 ст. 163 УПК РФ);

- руководитель группы дознавателей (ч.ч. 3-5 ст. 223.2 УПК РФ);

- следователь-криминалист (п. 40.1 ст. 5 УПК РФ);

- орган дознания (ст. 144-146, 148, 149 УПК РФ).

Кроме того, применение уголовно-процессуальных норм определяется Т. В. Шушановой как деятельность по реализации содержания таких норм через формирующиеся при этом уголовно-процессуальные отношения. Однако, как мы отмечали ранее, правоприменение не только вызывает к жизни и формирует новые уголовно-процессуальные отношения, оно нередко ведет к корректировке уже имеющихся отношений или к их прекращению.

Данная специфика правоприменения также должна найти отражение в дефиниции указанной деятельности. Помимо этого, полагаем, уместным было бы отразить в формулируемом определении стадийность процесса применения норм уголовно-процессуального права, о которой мы писали выше.

Обращает на себя внимание введенная в текст дефиниции Т. В. Шушановой направленность деятельности «на обеспечение безопасности государства, защиту прав, свобод и законных интересов его граждан, выполнение назначения уголовного судопроизводства». Не умаляя значимости выделенной целевой направленности уголовно-процессуального правоприменения, тем не менее, отметим, что, с учетом предложенной нами новой редакции ст.

6 УПК РФ «Назначение и задачи уголовного судопроизводства», в формулируемом определении вполне достаточно было бы указать на выполнение задач и назначения уголовного судопроизводства – без их детализации, как это наблюдается в дефиниции Т. В. Шушановой, что ведет к «перегрузке» ее определения.

Итак, с учетом результатов проведенного анализа понятиеобразующих элементов дефиниции применения норм уголовно-процессуального права предлагаем следующее определение: Применение норм уголовно-процессуального права – это разновидность властно-организующей деятельности специально уполномоченных государственных органов и должностных лиц (судей, прокуроров, следователей, руководителей следственных органов, руководителей следственной группы, следователей-криминалистов, дознавателей, органов дознания, начальников органов и подразделений дознания, руководителей группы дознавателей), которая урегулирована действующим законодательством, протекает в определенных процессуальных формах, регламентирующих процедуры установления фактических обстоятельств дела, выбора уголовно-процессуальной нормы и ее толкования, вынесения правоприменительного акта, его исполнения и контроля его реализации, и влечет формирование новых уголовно-процессуальных отношений, корректировку или прекращение уже имеющихся отношений с целью выполнения задач и назначения уголовного судопроизводства.

Сформулированное нами определение в дальнейшем послужит отправным моментом для исследования следственной и судебной практики как компонентов правоприменительного процесса в уголовном судопроизводстве.