
909
.pdfкоторыми столкнулся СССР, были преодолимыми. Взвешенный анализ свидетельствует о том, что катастрофа не была неизбежной, хотя реформы были необходимы. Так, прогнозы в начале 80-х годов экспертов ЦРУ США о развитии СССР указывали на замедление темпов экономического роста страны в 90-х годах и возможность стагнации, однако экономические условия сами по себе не давали оснований делать предположение о распаде СССР и крахе советской экономики.
Горбачевский этап реформ был весьма противоречив. С одной стороны, реализованная модель ослабления роли административнокомандных рычагов в управлении советского общества привела к развалу СССР, с другой – реформы М.С.Горбачева способствовали расширению хозяйственной самостоятельности, трансформации директивной экономики в рыночную, формированию многопартийной системы, переходу от партийно-номенклатурной модели к представительной демократии. Ни М.С.Горбачёв, ни его окружение не имели в достаточной мере проработанной стратегии реформирования советского общества, плохо представляя последствия принимаемых решений. Власть, осознавая углубление кризисных процессов, стремилась прежде всего усилить свои позиции. В условиях, когда экономические реформы не дают ожидаемых и желаемых результатов, предпринимаются попытки обеспечить легитимность власти на основе проведения альтернативных выборов в законодательные органы. Однако уже на съезде народных депутатов СССР возникает парламентская оппозиция. Вторая волна выборов в Советы республиканского и местного уровней приводит к тому, что ситуация уходит из-под контроля КПСС, рычаги власти переходят к оппозиционным силам.
4.5. Постсоветская элита и либеральное реформирование российского общества
Преобразования российского общества, осуществленные в 90-е годы, были связаны со стремлением изменить социальную систему, трансформировать все прежние институты власти в целях формирования рыночной экономики и демократического общества. Учитывая мировой опыт перехода авторитарных стран к рыночной экономике, можно было ожидать, что Россия будет испытывать
103
кратковременные трудности и достаточно успешно осуществит переход к современной рыночной экономике, имея в виду более благоприятные условия в России, чем в ряде других стран, особенно богатый природный и научно-технический потенциал. Однако на практике сложилась иная ситуация.
Крушение коммунистических режимов и их посткоммунистическая трансформация сопровождались множеством противоречивых процессов. Важнейшей их отличительной особенностью, как было отмечено многими исследователями, являлось то обстоятельство, что масштабность перемен, которые преобразили социально-политический облик планеты и, по некоторым оценкам, даже подвели итог функционированию целой эпохи, начатой Великой французской революцией, не принесли кардинально новых идей, а лишь воспроизводили те, которые были выдвинуты еще два столетия назад.
Либеральные преобразования в России осуществлялись, исходя из представления о западной цивилизации как о том «образце», по которому должна ориентироваться страна, выпавшая из русла общемирового процесса. Обсуждение проблем об альтернативных путях развития происходило лишь на периферии спектра отечественных идеологических течений. Сторонники радикальнолиберального подхода долгое время не подвергали критическому анализу представления об универсальности западноевропейского пути цивилизационного развития, считая, что из-за большевизма Россия «ушла с основной дороги» [11, с.6]. В рамках отечественной либерально-демократической идеологии концепции модернизации России стали разрабатываться только в последние годы.
Идеология классического либерализма успешно использовалась для крушения коммунистических режимов, однако она является устаревшей и не отвечает реалиям современности. Задача формирования неодемократических режимов в конце XX века стала общей как для западного мира, так и для посткоммунистических стран. Но мифологические представления об универсальности западного пути, о жесткой связи демократии, рынка и уровня технико-экономического развития страны приводили к созданию утопических схем трансформационных процессов, смысл которых виделся лишь в разрушении тоталитаризма и заимствовании рыночных и демократических институтов Запада, что обусловливало ретрократический и имитаторский характер реформ. Подобным
104
представлениям стали противостоять другие мифы, связанные с абсолютизацией особенностей русского характера. Уникальность русской культуры и загадочность русской души выступали основанием для утверждения о наличии огромной пропасти между национальными традициями и рыночно-демократическими ценностями, об отсталости национальной культуры как главной причины неудач либеральных реформ, об отсутствии социокультурных предпосылок, позволяющих, по крайней мере в обозримом будущем, адекватно воплощать в российской практике современные нормы организации социальной жизни и управления обществом, используемые Западом. В связи с этим снималась проблема переосмысления сложившихся традиций и ценностных установок, осуществления глубоких изменений в национальной культуре в соответствии с вызовами времени.
В осуществлении трансформационных процессов важная роль принадлежит реформам. Целесообразно рассматривать реформы как более локальные преобразования, связанные либо с изменением отдельных сторон социального бытия, либо с решением отдельного комплекса проблем некоторого этапа трансформации общества. Реформы являются составными частями целостного системного процесса переустройства общества, затрагивающего весь спектр социальной жизни, политику, экономику и культуру. Системная трансформация общества выступает как переходный процесс становления нового социального порядка и характеризует взаимодействие двух тенденций в социальном развитии, вызванных одновременным снижением роли старых социальных связей и утверждением новых. При этом изменения проявляются в латентном и открытом сосуществовании старых и новых форм социального бытия.
Революции как экстремальный способ лечения застаревших социальных болезней могут быть эффективными, но могут и привести в конце концов к превращению в прах идеалов, которые ее вызвали к жизни, так как преследовали ошибочные цели. Традиционная трактовка современного этапа преобразований в России как периода реформирования нуждается в уточнении, так как те социальноэкономические процессы, которые начались в России с 1991 г., в короткий период привели к тому, что все основы прежнего общества были подвергнуты кардинальным изменениям. Это не в полной мере соответствует понятию «реформа». В связи с этим, например,
105
Дж.А.Дорн указывает на то, что события в СССР являются проявлением новой мировой рыночно-либеральной революции. «Крах социализма и подъем рыночного либерализма в Восточной, Центральной Европе и в Советском Союзе (сегодня СНГ) есть проявление рыночно-либеральной революции, которая набирает силу по всему миру» [35, с.13].
Нельзя не учитывать, что трансформация различных сфер жизни общества может осуществляться на основе различных видов взаимодействий в зависимости от культурно-исторической ситуации, характера связей элиты и общества и распределения власти в социальном пространстве. Выдвигаемые этические, экономические и политические аргументы в пользу однозначного выбора модели форсированных реформ не выдерживают критики в теоретическом контексте и опровергаются практикой. Реальный ход преобразований в посткоммунистических странах показал преимущества выбора стратегии, стимулирующей органические изменения в экономике, политике и культуре (Венгрия, Польша, Китай), выбор стратегии форсированного перехода на основе ускоренной приватизации в лучшем случае был менее эффективным (Чехия), а в худшем приводил к огромным социальным издержкам (многие страны бывшего СССР). Данные издержки связаны не только с затратой жизненных сил общества и снижением эффективности производства, но и развитием криминализированной, несправедливой модели развития общества, выступающей формой олигархического капитализма, которая весьма трудно поддается трансформации. Скорость преобразований сама по себе не может являться главной мерой их успеха. Акценты важно делать не на скорости изменения отдельных инструментальных структур общества, а на таких темпах изменения различных составляющих трансформационного процесса, которые обеспечивают системность изменений и укрепление демокра-тических устоев во всех сферах жизни.
Возникшая после августа 1991г. ситуация в стране в течение двух с небольшим лет характеризовалась сочетанием нескольких типов переходных процессов: 1) навязанный тип – форсированная либерализация преимущественно насаждалась сверху без согласования с народом; 2) демократический тип – каналы влияния масс на эту элиту имели место, но со временем они теряли свое значение; 3) революционный тип – старые институты государственной власти стремительно заменялись новыми; 4)
106
консенсуальный тип – новая правящая элита смогла добиться доверия у основной массы населения и привлечь на свою сторону часть старой номенклатурной элиты; 5) асоциальный тип – преобразования в стране, в конечном счете, приводили к концентрации власти у правящей элиты и были ориентированы преимущественно на реализацию ее интересов и отчуждение власти от общества; 6) кризисный тип – был дан толчок к переводу социальной динамики в кризисную, деградационную фазу.
Начальный этап радикально-либеральной трансформации (с августа 1991г. по октябрь 1993г.) характеризуется одновременным сосуществованием возможностей разных типов перехода к новому обществу, сильной неустойчивостью социально-экономической динамики. Данный период сменился периодом навязанного типа перехода, но контролируемым правящей элитой и определенными механизмами институционализации и легитимизации власти.
Население страны в большей своей части было согласно с тем, что необходимо демократическое устройство общества (против этого обычно выступает менее четверти населения). Вместе с тем люди не были удовлетворены результатами социально-экономических преобразований и развитием демократических процессов. Характерны в связи с этим данные опроса, проведенного в 1995г. фондом «Общественное мнение»: россияне в своем большинстве (60– 73%) отметили, что новое устройство России не может рассматриваться как демократическое, новая демократия не является демократией для обычного человека, правящая элита ее компрометирует. Около 60% населения считали, что демократический режим в России терпит поражение, более половины российских граждан отказали элите в праве называться демократической.
Однако имитационно-западная модель реформирования институтов, значительно недооценивающая технологические и социокультурные особенности общества, не приводит к радикальному улучшению ситуации и остается ориентированной на интересы узкого слоя населения. Через некоторый период времени происходит под влиянием множества внутренних и внешних факторов очередное обострение социально-экономической и политической ситуации. Временная консолидация элит, связанная с необходимостью выхода из чрезвычайных обстоятельств, перерастает в конфронтационную борьбу элитных групп. При этом усиливается соперничество между
107
элитами по поводу передела власти и собственности, предлагаются различные версии правил таких изменений и разные варианты институциональных преобразований, для этого пытаются привлечь общественность, идет борьба за доверие населения между разными группами элит.
Ограниченность процессов демократизации, неразвитость гражданского общества и отсутствие удовлетворительных механизмов его взаимодействия с социально-экономическими институтами во многом определяются конституционным устройством. В российской модели президентской республики парламент не представлял собой серьезный противовес исполнительной власти во главе с президентом и не мог выступить эффективным механизмом связи элиты и общества, а выполнял роль имитатора демократических соглашений элитных и неэлитных слоев населения. В 90-е годы в стране сложилась ретрократическая модель координации социально-экономических изменений, институтов и интересов масс, которая являлась крайне дисфункциональной.
За 90-е годы в России ВВП снизился почти в 2 раза. Это больше, чем за годы первой мировой войны (25%), гражданской войны (23%), второй мировой войны (21%). Затяжной и глубокий кризис экономики сопровождался ухудшением ее структуры, значительным снижением инновационной, инвестиционной и трудовой активности, падением уровня эффективности производства, сырьевой специализацией в международном разделении труда, снижением уровня благосостояния большей части населения. По индексу развития человеческого потенциала (ИРЧП) страна сместилась с 33 места в 1990 году на 62 место в 2000 году. По уровню производства ВВП на душу населения по сравнению с ведущими странами мира возник 4–6-кратный разрыв. Резко усилилась социальная дифференциация, с учетом оценки экспертов Всемирного банка превышение доходов 10% самого богатого слоя населения России над доходами 10% самого бедного слоя увеличилось за эти годы в 5 раз (с 4,4 до 22,7), возник высокий уровень реальной безработицы. Существенно снизились расходы на образование и науку, здравоохранение, пенсии и пособия, значительно возросли угрозы экономической, технологической, экологической и социально-политической безопасности.
Реформаторы декларировали отказ от революции как способа социально-экономических преобразований. Но темпы приватизации, осуществленные с 1992 г., были сопоставимы с темпами
108
национализации после революции 1917 г., и это является важнейшим свидетельством революционного характера социально-экономической трансформации. Революционный характер институциональных изменений способствовал формированию институционального вакуума в обществе и искажению мотивов поведения людей, которые создавали предпосылки для введения режима элитократии и распространения власти олигархии. Революционный подход правящей элиты, ориентированный на форсированную приватизацию и насильственный переход общества в сжатые сроки к рынку, стал зеркальным отражением политики первых пятилеток, связанной со стремлением власти железной рукой загнать общество в социализм.
В1996–2000 гг. революционная фаза навязанной модели трансформации заменяется эволюционной, происходит некоторая стабилизация явных и латентных форм социальных связей на основе стагнации социального развития и застоя реформ. В экономике складывается депрессивная стабилизация, остановлено катастрофическое падение производства, хотя и возникают в отдельные периоды те или иные экономические и финансовые потрясения, медленно меняется производственно-технологическая структура и структура занятости населения. Завершился раздел рынков товаров, ресурсов и капиталов, все большие свободные «ниши» заняты. Использование административного ресурса в конкурентной борьбе для достаточно крупных предприятий становится необходимым условием их хозяйственной деятельности. Это значительно ограничивает конкуренцию, деформирует рыночное пространство, вызывая неэффективное использование национальных ресурсов.
Вопределенном смысле можно говорить о том, что результатом развития страны в 1996–2000 гг. стало завершение перехода к рыночным условиям. В ХХI век Россия вступает с экономикой рыночного типа, но возникшая модель не является современной. Это рыночно-бюрократическая модель, использующая отсталые индустриальные технологии. За десять лет реализации стратегии рыночного фундаментализма не удалось ликвидировать отставание от других стран мира за счет используемых в экономике интеллектуальных и производственных ресурсов, которыми обладала Россия. Огромные барьеры между реальными и финансовыми секторами экономики и масштабные потоки вывоза капитала за границу лишают страну возможности ее модернизации, а избыточная
109
либерализация внутренних и внешних экономических связей снижает трудовую, предпринимательскую, инновационную и инвестиционную активность.
Формирование общественно-политической системы современной России определяется деятельностью реальных социальных групп на основе их взаимодействия и взаимовлияния. К ведущим движущим силам можно отнести следующие: правящую элиту, новую бюрократию, предпринимательский слой, региональные группы, остатки прежней хозяйственной и партийной номенклатуры, профессиональную элиту. Эти силы имеют свои общественные организации, фонды, свои лоббистские группы. Их консолидация или противостояние во многом определяет развитие российского общества.
Итоги десятилетней трансформации социального пространства остаются неутешительными, не удалось сформировать мощный средний класс с современным стереотипом социокультурного массового поведения и значительными ресурсами влияния на власть и макросоциальные процессы. Причины этого во многом связаны с характером приватизации и осуществления институциональных изменений. Процесс образования крупных собственников был весьма противоречивым. Хотя частично изменения осуществлялись в интересах наиболее активной и образованной части населения, но это происходило часто в искаженной форме. Серьезно ухудшалось положение работников бюджетной сферы, прежде всего работников науки, культуры, образования, медицины, труд которых был направлен на реализацию не частных интересов, как у представителей бизнеса, а на удовлетворение потребностей общества. Известно сравнение модели социальной структуры развитых обществ с «лимоном», где его большая часть – середина – представлена многочисленным средним классом и двумя небольшими полюсами: верхний – представителями высшего класса, низший – беднейшие слои населения. Постсоветская Россия представляется в виде пирамиды, нижняя часть которой – это большая часть населения (по некоторым оценкам, 80%) – беднейшие слои общества, а верхушка – несколько процентов населения (до 5%) – правящий класс, доля среднего класса крайне небольшая.
В целом опыт трансформации советского общества свидетельствует о том, что модернизация и демократизация общества не может быть лишь результатом спонтанных действий элитной
110
группы, не подкрепленных достаточно взвешенной программой институциональных преобразований, даже если «демократические элиты» декларируют благие цели, а на деле ориентируются на устаревшую модель классического либерализма. Переосмысление упрощенных подходов к реформированию российского общества требует отказа от идеалистических положений проектов социалистической и либеральной демократии, смены конфликтологической модели модернизации, изменения характера властных отношений и способов реализации власти в соответствии с реалиями ХХI века, создания открытого общества и консолидированной плюралистической демократии. Важно, чтобы властные структуры, осуществляя руководство по созданию демократического устройства России, осознавали, что этот процесс длительный, требующий изменения облика самой власти, модели ее мышления и поведения и огромных усилий для реализации конструктивной стратегии реформирования общества, культурного и институционального порядка.
4.6. Правящая элита России и выбор стратегии преобразования общества
Постсоветская система власти, основанная на переходе от коммунистического мировоззрения к либеральному, утратила свою дееспособность и привела к углублению системного кризиса. Крах радикально-либеральной модели трансформации российского общества, в рамках которой были исчерпаны все свойственные ей ресурсы, заставляет спустя десятилетие избрать другую модель социально-экономических преобразований. Драматичность нынешней ситуации во многом заключается и в том, что в результате дефицита «горизонта» миропонимания не удается удовлетворительно осмыслить глубинный, системный характер изменений, которые следует осуществлять для достойного ответа на вызовы времени. Именно от фундаментальных перемен в мировоззрении и культурноценностных ориентирах, в конечном счете, зависит характер трансформации системы власти и общества.
Формирование на протяжении последних веков в России импульсно-автократической модели цивилизационного развития во многом происходило из-за того, что недостаточно внимания правящие круги уделяли разработке адекватных мировоззренческих
111
программ, способных удовлетворительно выполнять практическую функцию. В связи с этим Н.А.Бердяев писал: «Одним из самых печальных фактов нужно признать равнодушие к идеям и идейному творчеству, идейную отсталость широких слоев русской интеллигенции. В этом обнаруживается вялость и инертность мысли, нелюбовь к мысли, неверие в мысль. Моралистический склад русской души порождает подозрительное отношение к мысли. Жизнь идей признается у нас роскошью, и в роскоши этой не видят существенного отношения к жизни» [6, с.82].
Вопрос о потенциале и перспективах развития России в начале XXI века требуется рассматривать в контексте тех изменений, которые происходят в современном мире. Разнонаправленность траектории динамики нашей страны и ведущих стран мира в технологическом, экономическом и социально-политическом измерениях определяет возможности изменения сложившейся дистанции между ними.
Возникшее с начала 1970-х годов ослабление позиций СССР как одного из технологических лидеров в ряде стратегически важных отраслей привело к постепенному увеличению его отставания в технологической области. Ситуация стала еще более стремительно ухудшаться в 1990-х годах. В условиях ускоряющегося научнотехнического прогресса на Западе Россия за годы рыночных реформ резко снизила финансирование расходов на НИОКР, их доля в ВВП уменьшилась до 0,32% ВВП, а в СССР она составляла 4% ВВП. Неудовлетворительным является в настоящее время качество трудовых ресурсов, доля неквалифицированных работников достигает не менее 25% рабочей силы, в то время как в США она в 10 раз меньше. Отсутствие должного внимания и поддержки технологического развития приводит к консервации в стране отсталых технологических укладов. В то время как западные страны продают на мировом рынке высокотехнологическую продукцию и информационную технику, в нашей стране доля такой продукции в экспорте составляет 7–8% (что примерно в 10 раз меньше, чем во многих ведущих странах мира); вместе с тем Россия экспортирует 90% производимого ею алюминия, 80% меди, 70% минеральных удобрений, 45% сырой нефти и 35% газа. В связи с этим наша страна утрачивает способность создавать современные технологии, и у нее возникают шансы лишь заимствовать технологии и знания у развитых стран, однако существуют значительные барьеры, затрудняющие
112